Ветальь — Бычок

       Трое их. Да я.

       Граждан с Новым годом

       телек поздравлял.

       Счастлив в Новогоде

       всякий человек,

       если на свободе,

       если ты — не зек.

       Мы же — к лесу ходу,

       разномастные,

       те, кто с новым годом

       несогласные.

       Стужу, шли, глотая,

       пО снегу, след в след;

       крались волчьей стаей,

       чуя запах бед.

       Снег вчера подтаял,

       нынче коркой — наст.

       Вертолёт летает,

       покурить не даст.

       Сел у лесосеки,

       выплюнул отряд.

       Задыхаясь, зеки

       тубиком хрипят

       в высь проклятья злые,

       зная — бог их слил.

       Но бегут блатные

       из последних сил.

       Вот уж балалайка —

       сидор давит в бок.

       Жидкая фуфайка,

       клифт под нею взмок.

       Что уж? Не до лоска.

       Жив — и то ништяк.

       В каждом отголоске

       мнился лай собак.

Я жабры посадил от полубега.

И "Отче наш" талдычу, как в бреду.

Судьба у беглеца — конструктор лего,

всё сложится путём, когда дойду.

       Снег хрустел противно,

       бил мороз кнутом.

       Я бежал спортивно,

       даже бодрячком.

       Пахана решенье —

       взять меня в скачок.

       Злость и уваженье

       источал зрачок,

       не прикрытый шторой

       мутного бельма,

       тот, из двух, который

       не взяла тюрьма.

       А другие двое

       нервно шкерят взгляд;

       зыркнут исподлобья

       дерзко на меня

       и отводят снова

       в сторону глаза.

       На уме есть слово,

       да нельзя сказать.

       Я в побег вписался,

       зная, что по чём, —

       сразу догадался

       в лагере ещё.

       Коренным в упряжке

       сквозь тайгу мой путь,

       чтобы сидор тяжкий

       на горбу тянуть,

       с банками консервов,

       давящих в бока, —

       далеко не первый

       случай у ЗК.

       Словно вошь, тревога

       спряталась в карман.

       Не боятся бога

       души каторжан.

Всё ноет от мороза и от снега.

И в переносном я иду по льду.

Свербевшие мыслишки до побега,

слились в монументальную: "Дойду!"

       Чтобы в парме выжить,

       выжжен след добра.

       Глаз пристрелян — ниже

       третьего ребра.

       Ночью ткнёте спицей,

       без прощальных слов.

       Паровоз агицын

       и сюжет не нов.

       Стану сам консервой,

       если пуст мешок.

       Фарт под крепость нервов

       сдан судьбе в залог.

       Вы сорвали куш, но

       вам сюрприз, друзья —

       обломайтесь дружно,

       хрен вам, а не я!

       Знаю схроны, сидки,

       тропы кабана

       и ПИН-код кредитки,

       что у пахана.

       Я и в одиночку

       помню маяки.

       В сапоге заточка,

       фиксы, как клыки.

       Обнажим наколки.

       "Финка, где твой фин?!"

       Будет бой недолгим,

       выживет один.

       После не ищите.

       План — отвал башки.

       А пока тащите

       молча вещмешки.

       Так что по идее —

       вы уже жмуры.

       Всем шагать бойчее —

       правила игры.

Я жабрами хриплю от полубега

и "Отче наш" талдычу, как в бреду.

Почти ослеп от девственного снега,

но знаю — сто процентов — что дойду.

_ _ _