Олеся Коптева — Рядом с тобой

Он увидел её в метро. Чуть хмурясь, девушка читала толстую тетрадь в клетчатой обложке. “Cтудентка…”, — подумал Саша. Конспект закрывал пол — её лица, так что было видно лишь серые внимательные глаза с пушистыми ресницами и копну светлых волос. “Надо же, обычная вроде бы, а такая красивая… чистая очень…” Он любовался недолго. На «Студенческой» девушка вышла. “Угадал”, — он, улыбаясь, смотрел ей вслед.

Догорал теплый июньский день 79-го.

Через две недели она ему улыбнулась. На пути полез какой-то алкаш, вагон дернулся, и она, собираясь выходить, упала бы, не подай он ей руку. В этот день Саша готов был целовать от счастья всех пьяниц подземки.

Они начали вежливо раскланиваться. А один раз даже разговорились. Незнакомка рассекретилась, и за несколько минут до остановки успела сообщить о себе, что её зовут Лена, ей 20 лет и она уже почти дипломированный адвокат. Двери открылись, и людской поток вынес Лену из вагона. Он выбежал за ней, но сероглазая девушка в ситцевом платье уже затерялась в толпе.

Потом она пропала. Саша тысячу раз просто так ездил по этой ветке даже в то время, когда знал, что в принципе не может её встретить, и ругал себя, что лишь платонически вздыхал и ни разу не попросил разрешения проводить её хотя бы до университета.

Он встретил её снова только через полгода. Наверху, на земле, мела декабрьская метель, засыпая огромные советские очереди за дефицитом. Трогательно хлопая пушистыми в снежинках ресницами, она сказала:

— Я вышла замуж. За сокурсника. Мы живем в общежитии. Здесь, недалеко. Я к родителям еду. Вот, достала мандаринов. — Она радостно кивнула на авоську с ярко-оранжевыми фруктами. — Заходи к нам чай пить!

— С мандаринами? — усмехнулся он.

— Почему? — она искренне распахнула глаза. — С вареньем. Черничным. Любишь?

— Нет. Я вообще сладкое не ем. Извини. С новым годом. Мужу привет. — Он стряхнул не растаявшие до сих пор белые звездочки с её воротника и вышел.

“Странный…” — Лена пожала плечами. Потом посмотрела на авоську и гордо улыбнулась. Пять часов жизни бок о бок с галдящими соотечественниками за два кило ароматных солнышек марокканского производства.

“Никто никому ничего не должен. Никто никому не принадлежит. Она совсем не виновата, что вышла замуж не за тебя. И её муж совершенно необязательно нахал и бездарность. Напротив, может, милейший человек и толковый юрист”.

На заснеженной подмосковной даче весело провожали старый год. Гремела невероятно популярная “забугорная” музыка, кто-то танцевал с шампанским на столе, Саша много пил и рассуждал о превратностях судьбы, а из угла на него глядела девочка Галя. Тишайшее существо, в порыве невероятной смелости, она уже раза три приглашала танцевать этого молчаливого симпатичного юношу, едва транзистор начинал играть нечто менее эпатажное. Но он только отрицательно качал головой, по-прежнему глядя куда-то в камин. Вскоре даже самые развеселые покинули стол. Транзистор громыхал для них двоих. Всё получилось как-то само собой.

Через два месяца в однокомнатной квартире начинающего стоматолога Александра Соколова жил ещё один человек. Совершенно чужой ему человек. Его жена. Галя Рябинина.

Ещё через 10 лет он снова встретил Её. Лена оформляла документы в детсад, на младшего сына. Она совсем не изменилась, только руки стали чуть грубее и в глазах словно потух какой-то огонёк. Ей не хотелось разговаривать. Он видел это. И всё же не удержался. На вопрос: “Ты счастлива?” она передернула плечами и вызывающе вскинула голову: ”Да!” Потом затеребила рукав своего пальто, убирая несуществующие пылинки, скомкано попрощалась и ушла. Хорошее пальто. Польское. Галя три года назад отвезла такое матери в деревню, мотивировав тем, что весь цивилизованный мир уже грезит о шиншилловых шубах. Мечту цивилизованного мира она купила на деньги мужа.

Да и вообще, некогда тишайшее существо обнаружило голос, непроходимую тупость и нежелание работать. Не в пример другим домохозяйкам, ещё и отвратно готовящее сокровище потребовало нанять домработницу и кухарку. Баловень жизни, урожденная мадам Рябинина развлекалась тем, что устраивала зрелищные истерики мужу, по всем правилам: с битьем посуды, угрозами повеситься на болгарской люстре и обвинениями в интимных рандеву с молоденькими секретаршами из клиники. Подрастающие дочери и мать относились друг к другу равнодушно-терпимо (как новые обои: раздражают или радуют непривычным видом с неделю, потом их просто перестаёшь замечать). В этой семье такое положение дел всех устраивало.

Жизнь шла сама по себе, казалось, вне времени, меняющихся ценностей и каких-то посторонних волнений, а на самом деле шла…и проходила. Но если бы его спросили о знаменательных событиях, он бы назвал лишь какие-то даты из жизни дочерей и свои профессиональные достижения. Всё остальное промчалось как-то призрачно-прозрачно, и он завидовал себе, жившему в 1979-м, когда о стольком мечтал и представлял совсем по-другому. Однажды в «АиФ» сотрудники поздравляли Лену с днем рождения, потом была заметка о каком-то громком судебном процессе — она успешно представила защиту. Он вырезал оба материала. На одном Галя записала ТВ-рецепт крема от морщин, на другом поела гранат. Он ударил её. До этого случая жена словно не существовала для него. Она жила в его квартире, была матерью его двойняшек, даже её скандалы стали своеобразным фоном семейной жизни. Словно паразит, постоянно требующий подпитки, она просила денег, сорила ими как пылью, но он был успешен, и это не составляло проблему. Неделю она замазывала синяк на левой скуле новейшим французским средством, но согласия на развод так и не дала. Он больше никогда её не бил. И никогда не сказал ни слова, относился ещё более безразлично, чем прежде, если такое только возможно.

2003 год. Весенним утром к Александру Юрьевичу привели на прием кудрявого пухлощекого ребенка. Мальчик Даня хмурил брови и отчаянно отказывался показать дяде-доктору тот нехороший зуб, который болит. Через несколько минут серьёзного мужского разговора дитё согласилось на экзекуцию в обмен на обещание купить ему красного робота с четырьмя автоматами. Уходя, малыш радушно пригласил импозантного дядечку в белом халате:

— Плиходи в гости! Голького тли длобь один двацать девять. Я тебе колабль покажу, мы его с тобой в лучей запустим. Ещё у меня медведь есть и бальшаааая, — для достоверности он развёл руками, — машина.

Александр Юрьевич клятвенно обещал придти и даже принести что-нибудь для расширения флотилии или автомобильного парка. Даня вышел за дверь и ещё два раза возвращался попрощаться, сообщая новые подробности о своих богатствах.

Это был первый внук Лены.

Октябрь 2006 г. Солнце тянет лучики-щупальца в его кабинет и осторожно трогает пачки документов, карточки, книжный шкаф, тяжелый стол в старинном стиле и смешную собаку с неестественно выпученными глазами — подставку для ручек, подарок дочерей. Сегодня Александр Юрьевич идет к Ней на свидание. Он покупает белые розы с шипами в росинках. Так натуральнее. Лене должно понравиться. Он идет по аллее, в кленах шелестит ветер, и кажется, что они, прямо как в детской песенке, хлопают в пожелтевшие ладошки.

— Привет. Вчера был дождь, а сегодня листопад и солнце. — Он вытирает капельки с керамической черно-белой фотографии, кладет цветы на темно-синюю плиту памятника.— Правда, красиво?

Она улыбается.