Пожилая женщина сидела у больничной койки и гладила его руку. Все остальные части его тела, и голова были перебинтованы плотной марлей.
— Я как узнала, что ты в госпитале лежишь, сразу билет купила и прилетела. В военкомате мне до последнего не говорили, что с тобой... Я только когда сюда приехала, узнала от врача, что вы это самое, на фугасе... — но она не закончила, ее губы задрожали и она отвернулась. Через минуту вытерев слезы, она продолжила, — в военкомате читала на стенгазете, что если серьезное ранение то коммисуют... Поедем домой... Отец твой, скучает сильно, даже не разговаривает ни с кем, только с Вадимом... Настя, соседка наша, замуж вышла... Каждый раз, когда встречала, просила, чтобы я тебе привет передавала, когда письмо буду писать. А Вадим в школу пошел, в первый класс!.. На календарике каждый день крестиком зачеркивает, ждет, когда ты приедешь. Представляешь, ему костюм, который ты носил, как раз в пору пришел. Он с твоей фотографией, ну с той, где ты у танка стоишь, по всему двору носился и всем показывал, какой у него брат...
Она тяжело вздохнула, и молча, просидела около получаса.
— Что же я сижу то?! Вот кулема! Носков тебе привезла! Шерстяных. Две пары... — она расстегнула молнию дорожной сумки, и начала выкладывать ее содержимое на маленькую тумбочку. — Вот такие носочки, из мягкой шерсти, которая «не колется», чтоб на босу ногу можно было одеть, за две ночи связала. Бабушка варенья прислала, еще давно. Хотела тебе посылкой отправить, а на почте сказали, что не возьмут. Вишневое, без косточек... Как ты любишь! Футболка твоя вот... Апельсинов с яблоками привезла вот. Огурчики маринованные... А вот прянички, тоже как ты любишь, с кусочками ореха.
Маленькая тумбочка была заполнена, а сумка не опустела даже наполовину. Что-то она выложила у его ног, что-то оставила в сумке и положила под койку. Она посмотрела на часы, затем на дверь.
— Уже десять часов, а обхода все нет... Странно. Хотя больница военная, может у вас распорядок особый, ну да ладно...
В этот момент дверь больничной палаты открылась, и на пороге показался мужчина в белом халате. В коридоре остались медсестры, что-то бурно обсуждая.
— Здравствуйте, Тамара Андреевна, как ваши дела?
— Доброе утро, а мы вас все ждем, я уже подумала, что тут у вас распорядок другой, коли военный госпиталь, а оказывается как обычно, как и у нас... Скажите, а скоро с Сережки бинты снимут?
— Дорогая моя, Тамара Андреевна, хорошая моя... Мы же с вами об этом уже разговаривали. Это не Сережа... Вашего Сережу мы похоронили в прошлом месяце, помните??? Я тоже на похоронах был... Помните?
— Не Сережа?..
— Это Андрей. Андрей Полежаев. Он из Нижнего Новгорода, их колонна тоже попала под обстрел. Он ехал в первой машине, которая подорвалась на мине, — сказал врач, бережно взяв женщину под локоть, — пойдемте, попьем чаю. Андрею надо отдохнуть.
— Нет... Чая не буду. Я пойду... — сказала она, и, отстранившись от врача, вышла из госпиталя и села на лавочку, в тени тополей.
Ей все казалось, что ее маленький Сережка вот-вот подбежит к ней сзади, закроет ее глаза своими крохотными ладошками, и, пытаясь подделать папин басистый голос, потребует купить ему пряников с орехами.