Макс Артур — Легенда о звездочёте

Башня звездочётов стояла на вершине высокого холма, вдали от огней городов. И там, поколения за поколениями, жили и несли свою таинственную службу представители древней и весьма почетной профессии смотрителей звёзд.

Звёздочет был уже весьма пожилым человеком. Детей у него не было, ибо красавица-жена умерла совсем молодой, так и не успев родить наследника. И ныне, в зимние годы человеческой жизни, старик был очень одинок. Единственной отрадой была для звездочёта работа.

Каждое изменение на звёздном полотне неба старик отмечал в толстой книге. Таких томов за века накопилось более двухсот, и хранились они в подвальном помещении в основании башни, где мыши, сырость и время грызли их одними и теми же неумолимыми зубами. Барону, на содержании которого находилась башня звездочётов, не было дела до прошлого, как впрочем, и многим другим сильным мира сего.

За свою долгую жизнь, включая и то время, когда главным в башне был отец, звездочёт наблюдал пришествие трёх комет, четыре полных солнечных и множество лунных затмений. К старости глаза стали подводить звездочёта, однако не было сына, который мог бы прийти на выручку. И хотя башня возносилась на огромную высоту, являясь наивысшим творением человеческих рук в мире, небесный свод от этого ближе не становился.

Звёзд на небе было ровно три тысячи двадцать. Каждую ночь звездочёт пересчитывал их, и в последние годы, случалось, подолгу высматривал слабую звёздочку, пока не убеждался в её существовании. Однако звёзды никогда не умирали, не гасли. Эти вечные создания, родившись, жили своей неведомой жизнью в глубинах космоса, точно бессмертные души, которых всё больше в незримом мире с каждым новым поколением людей.

Рождение новой звезды было явлением чрезвычайно редким, а по красоте и вовсе ни с чем не сравнимым. На тёмном доселе клочке небосвода появлялась вдруг слабая искорка. Семь дней новая звезда была едва заметна, но затем разгоралась с невиданной силой, затмевая светом даже желтоликую луну. Иногда молодую звезду видели даже днём. В этот период, длившийся до полугода, необходимо было дать звезде имя.

Эта на первый взгляд простая задача требовала соблюдения древнего правила — звезду необходимо было окрестить именем человека, чистого душой и помыслами, и при этом находящегося в большой опасности. Являлось это страшной хворью или тяжким ранением, не имело значения. Ритуал должен был быть соблюдён, и в этом случае новая звезда, скромно сияя, занимала своё вечное место среди других небесных красавиц, украшая собой узор созвездия, или же в гордом одиночестве, дабы во все времена развеивать ночную тьму живущим на земле. Но если человек, в честь которого называли новую звезду, был недостаточно добр и чист мыслями, или не выполнялись иные условия ритуала, новорождённая звезда бесследно гасла.

Всю свою жизнь звездочёт мечтал увидеть подобное чудо. В последний раз рождение звезды случилось ещё при его деде. Тогда небесной красавице дали имя славного рыцаря, что ценой собственной свободы спас мир от тёмной участи, и в минуту опасности душа рыцаря была спасена.

Сто семь лет прошло с той поры. Судя по записям, в древние времена звёзды рождались гораздо чаще. Не значило ли это, что благих людей тоже было всё меньше?

Однако чудеса случались и поныне. В одну великую ночь старый звездочёт углядел на небе новую звезду, ещё такую слабенькую и неясную. Но спустя неделю она засверкала несравненным бриллиантом в бархате неба, и только слепой не желал любоваться вечерами её дивным сиянием.

А спустя несколько дней в башню наведался сам барон. Вместе с ним из далёкой страны приехал и другой человек, старец с окладистой белой бородой.

С того дня, как новая звезда засияла во всей красе, все мысли звездочёта были о её будущем имени. Сколько не напрягал старик свою память, так и не смог вспомнить ни одного ныне живущего, достойного дать звезде своё имя. А ведь требовалось ещё и спасти такую личность, дабы наречение светила обернулось добром для этого человека.

Поэтому когда звездочёт из окна своей башни увидел выходящего из кареты вслед за бароном незнакомца, в душе старика шевельнулась надежда.

Барон приветствовал звездочёта.

— Мой старый друг, — молвил ему владыка здешних земель. — Свершилось то, чего ты ждал столько лет. На небе зажглась новая звезда. И я пригласил издалека этого человека, надеясь, что его изобретение поможет тебе в твоих наблюдениях.

Он познакомил двоих стариков: учёного и звездочёта. Гость протянул смотрителю звёзд странное приспособление. Это была сдвоенная деревянная трубка длиной с локоть, охваченная бронзовыми кольцами. С обоих концов поблескивали стеклянные глазки, с одной стороны размещённые на расстоянии человеческих глаз.

— Это называется телескоп, — пояснил гость. — Он приближает предметы. С ним самые тусклые звёзды будут видеться яркими. Астрономы в моей стране пользуются телескопом уже несколько лет.

— Это мой подарок тебе, — добавил барон. — Изобретение стоит больших денег.

Звездочёт, весьма польщённый, низко поклонился, хоть это и отозвалось болью в спине. Старику уже не терпелось, чтобы настал вечер, когда он сможет взглянуть на своих небесных любимиц, а особенно на новую звезду сквозь это приближающее изобретение. Какой будет она? Не станет ли она светить ярче Солнца?

Однако барон приехал не только за тем, чтобы дарить подарки. Попрощавшись с изобретателем, он присел в удобное кресло, где звездочёт любил листать старинные манускрипты.

— Знаешь, у меня беда, — начал барон и замолчал.

— Какая же? — спросил звездочёт, когда учёный вышел.

— Заболела моя единственная дочь.

— Сожалею, — с участием произнёс старик. — Что говорят лекари?

— Это какая-то южная лихорадка, — тяжко вздохнул барон.

— Но чем же я могу вам помочь?

— О! Только ты мне и можешь помочь! Мне ведь известно: если назвать новую звезду именем человека, чья жизнь в опасности, то этому человеку становиться лучше.

— Не всегда «лучше» в нашем понимании этого слова, ваша светлость. У звёзд своё значение этого. Сто семь лет назад…

— Я знаю, знаю, — перебил барон. — Но тот рыцарь не мог остаться в живых после того, как упал и разбился. Пределы чудесного исцеления не безграничны, поэтому твой дед сумел спасти лишь душу рыцаря. И всё же в нашем случае девушка тяжело больна. Насколько я знаю, смертельные болезни подобный ритуал исцелял.

— Это верно, — не мог не согласиться звездочёт. — Но есть ведь и второе условие…

— Ты сомневаешься в доброте и чистоте моей дочери? — вскинул брови барон, готовясь разгневаться.

— Нисколько не сомневаюсь, ваша светлость, — солгал старик. — Но ведь человек должен быть не просто добросердечным; он должен быть святым. Это должен быть тот, кто оказал неоценимую услугу всем живущим. А таким сейчас и во всём мире не сыщешь?

— Хм! И всё же я считаю: если ты назовёшь звезду именем моей дочери, традиция не будет нарушена. Это прелестная девушка, любящая дочь, и когда-нибудь будет верной женой своему мужу. Что ещё надо?!

Звездочёт собрался снова возразить, но ему не дали сказать.

— А пока ты раздумываешь, подумай ещё вот над чем: сотни лет мой род обеспечивал золотом ваши наблюдения и кормил тебя и твоих предков. Мне бы не хотелось, чтобы ты оказался без средств к существованию, особенно в таком немощном возрасте.

— Я понял вас, ваша светлость, — тихо промолвил старик. — Я назову звезду именем вашей дочери. Но позвольте мне хотя бы узнать подробней о её болезни.

— Куда уж подробней! Несколько месяцев тому бедная девушка гостила далеко на юге, тогда и захворала. И без твоей помощи она не проживёт и месяца. Так говорят лекари.

— Хорошо, в полночь я исполню ритуал наречения. И если, вопреки моим опасениям, новая звезда согласится носить имя баронессы, девушка выздоровеет в тот же миг.

— А если нет, изволь покинуть эту башню, — хмуро добавил барон. — И я поселю здесь одного из этих астрономов с телескопами. От них будет не в пример больше пользы.

— Я сделаю всё, что смогу, — заверил звездочёт. — Но именно моему роду предначертано давать звёздам имена, а не этим новоявленным астрономам.

— Мне очень жаль, мой старый друг, — без тени сочувствия заметил дворянин, — но род твой пресечётся на тебе. А астрономы всегда пригодятся. Тот изобретатель, что был здесь давеча, и сам великий астроном. Скромность не позволила ему поведать об этом, а ведь на его счету уже не одно грандиозное открытие… Впрочем, довольно. Я уверен, что моя дочь излечиться, а ты узнаешь много нового о небесах благодаря моему подарку.

Воцарилось недолгое молчание.

— Скажи мне, я могу присутствовать при исполнении ритуала.

— Сожалею, ваша светлость, но я должен быть один.

— Что ж, тогда я удаляюсь. И через неделю жди меня снова. С добром или с немилостью.

Рассмеявшись собственной шутке, барон покинул башню.

— Где астроном, — поинтересовался он, заглянув внутрь кареты.

— Уехал, ваша светлость, — был ответ кучера. — Сказал, что работа не ждёт, попросил свою лошадь у эскорта и умчался.

— Тоже мне мудрецы, — хмыкнул барон и велел ехать в своё имение.

Настала ночь. Новорождённая и ещё безымянная, как этот мир, звезда сияла так, что остальные звёзды казались совсем тусклыми, а у всех предметов появлялись неясные тени.

Звездочёт по длинной винтовой лестнице взошёл на дозорную площадку своей высокой башни. Несколько минут он переводил дух. А потом взглянул на звезду.

«Я знаю, чьим именем назову тебя. Того астронома, что совершил великие открытия. Скромность говорит о его честности, а разум — о доброте. Вот только как же быть с опасностью, что ему не угрожает…

Откуда мог знать старик в своём добровольном заточении, что пожилого изобретателя на узкой лесной тропе ждала засада. И что разбойники, уводя добытую лошадь, оставили несчастного умирать на земле. В последний раз вдохнул тяжёлый воздух великий астроном, но не слышал этого старый звездочёт, сжимавший в руке телескоп.

— Открытия, — задумчиво сказал он и поднёс к глазам инструмент.

Сердце старика внезапно сжало невидимой стальной дланью. Он едва мог сам дышать.

Что же это? За привычными звёздами, что виделись действительно чётче, открылись десятки и сотни других искорок. Этого просто не могло быть! К чему же тогда ежедневный подсчёт? Нет, он не будет произносить имени астронома, невольно причинившего ему такую боль.

Звездочёт пошатнулся, хватаясь за железный поручень. Его хватил удар, но он всё глядел на небо, обманувшее его. Простым глазом старик видел три тысячи двадцать одну звезду. Сколько же их всего? Десятки тысяч? Но ведь он не успеет пересчитать их все до рассвета…

Опустившись на высокий табурет, последний звездочёт считал звезды. В последний раз в жизни. Того требовал старинный ритуал. А затем немевшими губами прошептал в небо, обращаясь к родившейся звезде:

— Я называю тебя…

И вымолвил лишь одно слово. Своё имя.

Барон впал в дикую ярость. Дочь его скончалась в страшных мучениях, и теперь он ехал к башне во главе отряда рыцарей. Гнев затмил глаза дворянину — с собой он вёз флакон яда. Для звездочёта.

Однако старика в башне не было. Лишь на каменном полу дозорной площадки лежал телескоп. Красное дерево футляра обезобразили вмятины. Осколки стекла рассыпались рядом, искрясь светом, отражённым от новой звезды. Они сами напоминали крохотные новые звёзды.

Вдруг барон всё понял. Хищно оскалившись, он посмотрел на пронизывающее тяжёлые тучи светило.

— Я знаю, где ты, звездочёт, — прошипел дворянин. — И клянусь всеми Богами мира, я доберусь до тебя. Я отомщу тебе!

Сверкнула молния. Ослепительно ярким небесным деревом она выросла в рассветных сумерках, а через миг уже умерла, впившись изломанными лучами ветвей в вершину башни звездочётов. Рыцари, ожидавшие своего господина внизу, зажмурились.

Начинался дождь, и скоро вода унесла вниз горстку пепла, что дымилась до этого рядом со сверкающими осколками стекла. Боги не любят, когда их именами дают неисполнимые клятвы.

Башня словно радовалась косым копьям ливня, что впивались в неё. Звезда блистала сквозь буйство природы, озаряя белым светом вершину самой высокой башни в мире. До поры…

Звёзды больше не рождались.