Иван — Багитра и Маугли

От твоего письма моему. Нет конца.

Тени зверей светлее света. Но почему

Они говорят со мной от твоего лица?

На твоем языке? Сквозь твои глаза?

Пробираясь сквозь чащу, Маугли,

Закрывая глаза прозрачными листьями

Ладоней, призрачной кистью, графити

Гранитных фотографий.

В груду сгребая страх бандерлогов

Перед глазами Каа.

В чаще причастий водой причащаться

Из лужи из следа быка.

Там, где лебедь уснул белый

Постелив под крыло свою голову —

Птаха на плаху,

Как дети кладут ладони

Под щеку, пытаясь услышать то,

Что по ту сторону ладони;

Обычно слышат тиканье часов

Или стиральной машинки

Дети — машинки,

Взрослые — мертвые машинки.

Страсти людей оставляют следы

В пространстве.

Вещь становится словом с оттенком вещего.

Слова превращаются в воду.

С возрастом требуется больше той пустоты,

В которой мертвое относится к Богу

Имея прямое отношение к слову «дорога»,

Путь или брод. Бред.

Пустота для того, чтоб вместить

Свободу Другого, другую свободу.

Скотома — дыра в Реальном,

Освобождение места Другому,

Во взгляде, в восприятии взгляда.

Нужно ослепнуть, чтобы проснуться.

Нужно заснуть, чтобы прозреть.

Стучаться в открытые двери.

Черной чернильной безд(он)ной,

Молчащим глагольным сказуемым

Как «отчаянием»

Во внутреннем уголке глаза Багиры

В созвездие зеркала.

У вселенной

Нет своего места,

Но она нескончаема.

И пусть никто не вспомнит уже

О том Лягушенке, который все ищет воду,

Гоняя по чаще тени зверей,

В неделю раз, или два — не чаще.

Маугли выудил храм из воды

Но в нем нет людей. Музыка

Металлического колеса или

Механического игрушечного

Пианино.

В блике луны на шерсти,

В чаше весов, ближе к шести,

В созвездии звезд из соцветия глаз

Гири Бога Ра —

Багира.

Балерина

В пелерине

На пианино.

Черные кости диеза.

Утро. Львы и шакалы, серны и лани — все жители прерий собрались смотреть как мы любим, мы, люди, в ветвях баобаба. Мох и пожухлые листья нам простынь.