Aniluta — Когда нам трудно

Лбом я ударился обо что-то деревянное, от неожиданности, кажется, даже вскрикнул. Что это? Стена или что? Открыл глаза, но не смог разглядеть ничего, кроме чего-то светло-коричневого. Дверь, кажется, у неё в квартире была как раз такая, только тут должен ещё быть глазок… А, вот он, серое пятно. Неужели доплёлся? Теперь бы ещё звонок найти, того, что я ударился головой об дверь, она может и не услышать. Я стал слепо шарить рукой по стене. Стена была когда-то выкрашена зелёной краской, но от времени и стараний подростков она местами облезла, и я ощущал шершавую штукатурку и кое-где даже холод кирпичей. Но вот звонка никак не находилось. Упираясь руками в стену, я попытался немного отодвинуться, так, чтобы в поле зрения попала стена, и можно было увидеть звонок, но голова закружилась ещё сильнее, я бы упал, если бы не схватился за ручку. Ручка с трудом подалась вниз (её всегда заедало) и дверь…открылась, протащив меня на негнущихся ногах где-то пару десятков сантиметров. Потом руки тоже отказались работать, и я рухнул прямо на бетонную лестницу. Тело заныло ещё сильнее в нескольких местах — там, где меня встретили ступеньки. Я застонал. Теперь сам уже не встану… Хотя, если дверь открыта, значит, она дома…

Я почувствовал, что меня кто-то поднимает. Сначала даже решил, что это какие-нибудь гопники решили развлечься, но хватка была слишком слабой для мужчины. Открыл глаза и с большим трудом сумел понять, что это девушка со светлыми волосами — волосы сливались с лицом, я видел всё это как одно большое расплывчатое пятно… О, всё-таки она вышла, ну неужели…

— Идти можешь? — донёсся до меня её голос. Я помотал головой. — На руках я тебя донести не смогу. Попробуй хотя бы немного.

Путь в её квартиру занял минут десять, но для меня они растянулись в вечность. Она всё-таки практически тянула меня на себе, сам я не мог ничего. Только по тому, что волочащимися по полу ногами я ощущал то порог, то паркет, то ковёр, можно было понять, в какой же комнате мы находимся. Ей было тяжело, прямо над ухом раздавалось её тяжёлое дыхание, и к сильному чувству вины, которое безмерно терзало меня сейчас, примешивался ещё и стыд за неё. Тем более, ей уже не в первый раз… Всегда в таком состоянии я приходил к ней. Просто только она не выгоняла меня, а пускала в дом и могла помочь. Тем более — она медик…

Она аккуратно уложила меня на диван, поправила свесившуюся руку.

— Я понимаю, что тебе сейчас трудно говорить, но ты же знаешь, я не смогу тебе помочь, если ты ничего мне не расскажешь… Что ты делал?

— Пил, — выдохнул я.

— Что именно?

— Коктейль где-то две банки, пиво, немного водки…

— Так, всё понятно. Подожди немного.

Она быстро вышла. Я слышал стук двери гостиной, её лёгкие шаги в коридоре, потом какой-то звон на кухне. Но до чего же плохо… Я ведь ещё не сказал ей, что курил. А у меня организм никотин почему-то вообще не принимает, от одной сигареты сразу же рвать тянет. А уж если ещё и с алкоголем — то вообще хоть подыхай прямо на месте. И ведь оно сейчас тоже…

Я и сам бы рад не пить и не курить, раз мне всё время так плохо, но… Наверно, вам это хорошо известно: если все вокруг тебя что-то делают, всегда трудно удержаться. Особенно когда видишь, как плющит от коктейлей всех остальных. В итоге, практически каждый выходной и в любой праздник это происходит — я пью до невменяемого состояния (которое наступает у меня почти мгновенно), а потом она отпаивает меня всем, чем может, и выслушивает мои пьяные истерики. Ничего обычно при этом не говорит, но всё же этого достаточно, чтобы полегчало. И где-то через сутки я ухожу от неё, сильно смущаясь из-за того, что отнял у неё ещё один день жизни из-за собственного слабоволия… Но что поделать, никак я не могу иначе, а больше у меня никого нет, кому бы я мог довериться без страха. Родители к таким долгим отлучкам уже привыкли. Пожалуй, им всё равно, они всегда были больше заняты работой и собственными непонятными взаимоотношениями.

А вот и она. Что-то несёт. Кажется, тазик и какие-то лекарства. Ну вот, опять… Хотя меня и так давно тянет, даже странно, как не выполоскало прямо на лестнице. Она помогает мне сесть и наклониться. Я сам лезу в горло пальцами (не люблю, когда это делает кто-то другой, хотя пару раз был в таком невменяемом состоянии, что это делала она), результат не заставляет себя ждать. Она зажимает мне нос, ах да, забыл про него, иначе ведь и задохнуться недолго… Рвота заканчивается через несколько секунд, её противный вкус наполняет рот полностью, а запах — комнату. Состояние просто отвратительное, мне в какой-то момент кажется, что я так и умру в чужой квартире перед тазиком… Она даёт мне выпить воды, что-то говорит, но я не вслушиваюсь, набираюсь сил, и снова лезу пальцами… Так повторяется до той поры, пока ощущение переполненности не исчезает и я не чувствую себя немного легче. Она вытирает мне лицо влажным холодным полотенцем, убегает на минуту и, когда возвращается, начинает отпаивать меня чем-то. Ни разу не интересовался, что это такое, да и так ли важно. Просто через минут десять это начинает действовать, и я отрубаюсь прямо на диване. Последнее, что ощущаю — это её руки, накрывающие меня мягким тёплым пледом…

Обычно мне не снится ничего, но сегодня сон был. Я снова гулял по городу с моей бывшей девушкой. Она мило улыбалась мне, я любовался её лицом, не замечая вокруг себя ничего. Мы шли по пустынной набережной, солнце садилось, окрашивая море в необычные цвета, а единственными звуками были лишь еле слышный прибой и какие-то птичьи крики — то ли чайки, то ли ещё кто-то… В общем, было тихо и необычайно спокойно. Она ничего не говорила, и я молчал. А зачем? Разве здесь нужны были слова? Ведь и так всё было замечательно.

Мы подошли к самому краю набережной, я облокотился на ограждение из белого камня, она присела и поправила короткую джинсовую юбку. Снова улыбнулась, взяла меня за руку, провела пальцами по венам. У неё очень красивые руки, изящные, ногти приятного розового оттенка — она никогда не красила их. Я улыбнулся, поднёс её руку к лицу и попытался поцеловать. Но она неожиданно вырвала пальцы и отвернулась от меня.

— Что случилось? — удивился я. Она не отвечала. — Я обидел тебя? Прости.

Я попытался приобнять её за плечи, но она снова вырвалась, одним прыжком оказалась на ограждении и затравленно посмотрела на меня:

— Так просто, правда? — дрожащим голосом спросила она. — Поматросил и бросил? Интересно было да?

Я хотел сказать хоть что-то, закричать, что это неправда, хоть как-то успокоить её, но слова застревали в горле и не желали выходить наружу. Не получалось даже пошевелиться, чтобы остановить её. В её глазах стояли слёзы, губы еле заметно дрожали, как это всегда бывает при плаче. Она развернулась и прыгнула в море… Медленно, даже изящно, вытянув руки вперёд к солнцу, как будто бы хотела взлететь. Ветер задрал юбку, мелькнула белая полоска белья, но меня сейчас это не волновало. Воздух не стал держать мою любимую, и вот её тёмная коса уже всё уменьшается и уменьшается, как и она сама, момент — и волны скрывают её… Даже пузырей не видно. Я наклоняюсь вперёд, я беззвучно кричу её имя, умоляю её вернуться ко мне. Но только волны безразлично бьются о камень набережной…

Я резко открыл глаза. Кусок белого потолка, лампа… Нет, это был всего лишь сон, я, кажется, не у себя дома… Но у кого же тогда? В голове замелькали обрывки прошлого вечера: празднование первого мая на даче у друга, восемь парней и три девушки, все, разумеется, вдрызг пьяные, три парочки разбрелись по дальним комнатам, если заглянуть туда, то увидишь, что они просто валяются на диване или в кровати, не будучи в силах сделать что-то ещё, кто-то побежал за пивом, оставшиеся курят во дворе, а я чуть ли не валяюсь в прихожей и дрожащими руками вожу тупым ножом по венам. Я в таком состоянии всегда вспоминаю о ней... Её-то и моей девушкой можно назвать только с очень большой натяжкой, ведь я её никогда не видел.

Мы с ней в Интернете познакомились. Просто она постучалась в какой-то осенний день мне в аську, ну вот и стали болтать регулярно. И я сам не заметил, как привязался к ней. Нет, у меня так-то были девушки и до неё (ну у кого никогда не бывало девушки в восемнадцать лет?), но всё это было скорее чтобы не расспрашивали, так-то я никого никогда не любил… А вот ей в первый раз в жизни признался в любви. И полгода мы были счастливы… Но потом я стал терзаться, думать, что встретиться мы с ней ещё сможем совсем нескоро, тем более, расстояние было приличное, да и она была из мусульманской семьи, так что проблем куча. Ведь я практически лишал её нормальной жизни, вместо того, чтобы встречаться с кем-то, гулять, она просто сидела перед компом и питала себя иллюзиями. Да и сам начинал понимать, что этого общения было недостаточно, мне хотелось объятий, поцелуев, чего-то большего… В итоге я стал реже заходить в аську, холоднее разговаривать. Мы стали часто ссориться из-за этого, она даже стала говорить о смерти, но я всегда обрывал её в таких случаях. А потом я случайно узнал, что у неё была попытка самоубийства из-за меня… Вот тогда-то я и начал пить с друзьями, хотя раньше сдерживаться как-то удавалось. Наши разговоры превратились практически в отговоры от самоубийства с моей стороны и угрозы — с её. Несколько раз я возвращался, на пару дней казалось, что всё теперь будет хорошо, но потом всё начиналось сначала. И, в конце концов, я бросил её.

Я возненавидел себя за это. Я практически воспользовался ею и бросил, как я могу считаться человеком после такого? О её судьбе мне не было ничего известно, жива ли она вообще — не знаю. Хотя в нашем последнем разговоре она говорила, что передумала. Возможно, это был просто блеф, я слышал, многие так делают, чтобы отвлечь внимание и успеть сделать то, что нужно… Тем не менее, покоя больше не было.

А эта девушка, которая меня откачивала…глупо, но я даже не знаю, как её зовут. Просто один раз она подобрала меня на улице, когда я еле плёлся после очередной пьянки, привела к себе, кое-как подлечила, ну и с тех пор я всё время хожу к ней. Мы с ней даже ни разу не разговаривали, она только выслушивала меня и расспрашивала, что я съел-выпил. Про профессию я вообще узнал случайно, просто как-то раз спросил её как бы между прочим, почему она привела к себе в дом незнакомого парня, она тогда раздражённо ответила: «Я медик». Что за медик — терапевт, стоматолог или, может быть, даже патологоанатом (хотя это вряд ли) — я не знал. Не знал и ни имени, обращался к ней в крайнем случае на «эй ты» (невежливо, но что поделаешь), не был в курсе её возраста (хотя она была такой маленькой и тонкой, что казалась моей ровесницей), в общем, я практически просто пользовался её помощью даже без малейшей благодарности. Иногда, конечно, хотелось поблагодарить (кто знает, может быть, если бы не она, то я бы давно сдох в какой-нибудь канаве), но всегда было слишком стыдно.

Я понял, что ощущаю себя намного лучше. Бывало даже, что в таком состоянии я уже уходил домой. Посмотрел на часы — три ночи. Она, скорее всего, сейчас спит, ну, не удивится, я часто так незаметно ухожу, она привыкла… Я сел. Голова неприятно гудела, в животе было какое-то неприятное ощущение, но в целом состояние было сносным. Но вот этот сон… Что он может означать? Я не верю во все эти сонники, но всё же… Встал, подошёл к окну. Дом стоял у набережной, так что я даже увидел плескавшееся вдалеке море. Стало невыносимо больно и стыдно. Бедная моя любимая, как же она должна была страдать из-за моего чёртового эгоизма, ненавижу себя… А уж если она не выдержала и что-то с собой сделала… Что тогда? Кому я нужен? У друзей своя огромная компания, родителям до меня дела нет, и никогда не было. Зачем тогда я ещё тут, раз я…я такой подонок…я ненавижу себя.

Я глубоко вдохнул, потом подошёл к письменному столу и стал выдвигать ящики один за другим. В одном из них нашёлся маникюрный набор в виде маленькой чёрно-розовой сумочки. В слабом неуверенном свете луны и звёзд заблестели серебром предметы оттуда: ножнички, щипчики, пилочка, ещё какие-то железки, предназначения которым я не знал. Я достал ножницы и рассмотрел их. Острые, не то что тот нож, которым я когда-то пытался хоть что-то сделать со своими запястьями. Закрыл глаза и представил себе, как по руке течёт густая тёплая кровь, в полумраке кажущаяся чёрной, кажется, даже улыбнулся. Скоро всё закончится… Ну а боль, что ж, я заслужил её… Я откинул наборчик в сторону, заворожено провёл пальцем по лезвию ножниц. В запястьях появилось напряжение, как раз там, где пролегали вены, как будто бы они чувствовали, что сейчас будет. Я облизнулся, зажал ножницы в одной из рук…

— Эй, что это ты тут делаешь?

Ещё секунда — и ножницы были в руках уже не у меня. Потом включился свет, больно резанувший по глазам, я зажмурился и инстинктивно стал протирать их кулаками. Затем всё-таки нашёл в себе силы посмотреть. Она стояла, крепко сжав в руке ножницы, и пристально, даже злобно смотрела на меня. Я только сейчас понял, что у неё синие круглые глаза. Я раньше никогда не всматривался в её лицо, и это открытие напугало меня.

— И что ты намеревался себе порезать? — грозно спросила она. — Где? Покажи!

Я ткнул наугад в какое-то место на руке. Она захохотала:

— Ну, если ты сможешь найти у себя вены в этом месте, то тебя потом надо будет заспиртовать и отнести в музей. Авось и приплатят за уникальный экспонат… А теперь скажи честно: ты чокнулся?

— Нет, — я отвернулся.

— Смотри мне в глаза! (я вздрогнул и снова повернулся к ней, хотя смотреть на неё было сейчас просто невыносимо) Зачем ты хотел покончить с собой?

— Я не…

— Так, ну ты сказки мне тут не рассказывай. Хотел, не увиливай. Почему?

— Я…блин, да ты всё равно не поймёшь!

Она слегка наклонила голову набок и хитро посмотрела на меня. Выражение её лица заметно смягчилось.

— А вдруг пойму?

— Да что ты знаешь о самоубийстве???

— Немало, поверь.

— Не верю.

— Тебе рассказать?

— Ну, давай, — сказал я, стараясь голосом показать, что в её медицинские байки я всё равно никогда не поверю.

Она стала медленно закатывать рукав. Забыл сказать, она ведь всегда носила кофты с длинными облегающими рукавами и высокими воротниками, я никогда не задумывался, зачем. Ну, нравится ей так, и что тут, у всех разные вкусы. Закатав рукав до локтя и пряча внутреннюю сторону руки от меня, она подняла потом и второй и показала мне руки. Я охнул. Два длинных шрама проходили вдоль по молочной коже. Похоже, это были очень глубокие порезы…

— Мне было семнадцать, когда меня бросил парень, — сказала она. — Не хочу показаться одной из тех романтически настроенных созданий, но я его действительно любила и, собственно говоря, продолжаю любить вот уже десять лет (так ей двадцать семь, ничего себе!), я однолюбка… И это был первый раз. Как видишь, порезы глубокие. Заснула тогда от слабости. А утром уже оттирала кровь с паркета. Даже к врачу не обратилась — зажило.

Она потянула вниз воротник. Мне открылись ещё два шрама, на этот раз на шее.

— Два, — сказала она. — Попытка найти артерии. Впрочем, тогда я в медицине ещё ничего не смыслила. В общем, результат был тот же.

Я молчал.

— Три. Верёвка. Полчаса не могла завязать петлю. Потом всё-таки получилось. Очнулась от удара об пол — крючок для люстры разогнулся от моих сорока двух килограммов.

Я опустил голову.

— Четыре. Мы же не сдаёмся, верно? Снотворное в огромном количестве. Рвота, обмороки и весёлые глюки. Когда захотелось попить, до крана пришлось добираться пять часов. Кроме того, очень уж эстетично это было.

Я сжал пальцы в кулаки.

— Пять. Прыжок с крыши семиэтажки. Благополучно приземлилась в сугроб с несколькими синяками и вывихом. Да и сам полёт совсем не впечатлил.

Я закусил губу.

— Шесть. Спровоцировать кого-то из скинхэдов… Ну, что сказать, переломов много, а толку мало. Полгода в больничке было достаточно, чтобы передумать всё. Что скажешь?

Я молчал. Она присела на колени рядом со мной и взяла меня за руку.

— Успокойся. Я наводила справки о твоей девушке. С ней всё в порядке. В институт вот недавно поступила. И, кстати, обзавелась парнем. Вроде как даже пожениться собирались.

— Правда? — выдавил я из себя.

— Правда, — ответила она. — Могу даже показать, откуда я это узнала.

— Нет, спасибо, — я помотал головой. — Я…я не знаю…прости…скажи, как тебя зовут?

— Настя, — ответила она.

— Воскресшая… А я Игорь.

— Очень приятно, — она улыбнулась. — Ну что, Игорь, тебе легче?

— Вроде бы да, — я кивнул. — Ты извини, что я так…

— Да ладно, я всё понимаю, — она стала быстро собирать предметы из набора. — Ты ведь только из-за неё пытался?

Я кивнул.

— Всё понятно. Ну, тогда, думаю, ты и так всё понял… Если не веришь, я правда могу тебе, показать, я не вру.

— Я…я верю, — кажется, я улыбнулся. — Спасибо тебе.

Она тоже улыбнулась, закатывая рукава обратно.

— Но как тебе после такого количества попыток удалось стать врачом? — спросил я. — Разве тех, кто был на учёте у психиатра, пускают в медвузы?

— Обычно нет, — ответила Настя. — Но я была особым случаем… Мне поверили, что я действительно перестала думать о самоубийстве, ну и лечащий врач похлопотал, чтобы всё-таки приняли… Так что теперь я суицидолог. Трудная работа, конечно, но всё-таки…

— Ну ты и молодец, — ахнул я. — Не то, что я.

— Всё у тебя ещё будет, — улыбнулась она. — Если что, ну ты знаешь, я всегда помогу, если что.

Я тоже улыбнулся и кивнул. Давно у меня на душе не было так спокойно, как в тот момент.

(05.06.10)