sadovnik — Покинутый город

Отара короткошерстных овец насторожилась, и суетливо семеня, бросилась прочь с зелёного нагорья, в сторону долины у Адриатического побережья.

Большая, чугунная тренога с амфорой, пошатнулась.

Равновесие нарушилось и наполненный маслом сосуд, выскользнув из кованного обода, глухо разбился о мраморный пол балкона.

Тягучая, ароматная речка, накрывая узор витиеватой мозаики, потекла вдоль широких, желтоватых перил увитых дикой розой.

Ещё через мгновение, толстый, оливковый язык подобострастно лизнул подошвы тесненых золотом сандалий и замер в рабском смятении..

Сандалии, обували загорелые ступни знатного горожанина по имени Терций.

Казалось, он врос в мозайчатый пол и стал единым ансамблем роскошной виллы, раскинутой на сластолюбивых холмах «Афродиты»

Терций, был явно встревожен. Его точёный подбородок и крючковатый нос с хищным вырезом ноздрей, словно врезались в странное, свинцовое свечение этого позднего утра.

— Отчего, я не слышу пение птиц в моем саду? Ливия, куда подевались птицы? — нервно бросил он, в сторону овального бассейна во дворе.

В плетёной корзине размером с кровать, в раскидистой тени виноградника, лежала обнажённая Ливия.

По сторонам, на коленях стояла пара молодых, крепких рабов.

Ливия купила их по случаю, у старого Финикийца в Неапольском порту, не больше месяца тому назад.

Она была горда своим приобретением и было заметно, что удачная покупка, всё ещё её развлекала...

По сложившемуся обыкновению, Ливия наслаждалась благовонием втираемых в её загорелую кожу масел и похотливо щурила свои изумрудные глаза, то и дело поглядывая на откровенную скульптуру бога Приапуса, расположенного в центре бассейна.

Её ненасытная фантазия, подсвеченная ритуальными факелами, воспроизводила целые сцены вчерашней ночной оргии и ей было, явно не до Терция и не до птиц...

Не дождавшись ответа, Терций отвёл взгляд в сторону заброшенной дороги, тянущейся от стен города. Часть её, огибала виллу и просматривалась с его балкона, как на ладони.

Чуть погодя, дорога ныряла в рощу и уже еле заметной серебряной нитью, вскарабкивалась на дальние холмы и терялась там за белым облаком.

Зачастую, после трапезы, охмелев от чаши молодого, красного вина и поглаживая бархатные бёдра Ливии, Терций смотрел в даль ускользающей нити и задумчиво повторял:

— Ведёт в никуда...Только нищий-глупец, станет идти по ней...

Ливия одобрительно кивала и расплывалась в благосклонной улыбке.

Горожане действительно предпочитали портовый путь, и старой горной тропой давно ни кто не пользовался.

Надо сказать, что портовая агора была очень оживлённым местом.

Она притягивала вальяжные вереницы неторопливой знати, а так же, бойких торговцев, актёров и музыкантов.

Величественный храм Митры соседствовал с довольно внушительным амфитеатром, в котором дни напролет играли трагедии Эсхила и Софокла.

Учитывая разгульный нрав отдыхающих, торговцы делали особое ударение на свежий, живой товар. Здесь, как ни где в империи, взвинчивали цены на юношей и девственниц.

Со всяким очередным прибытием заморской посудины, к агоре сбегались придирчивые содержатели борделей и прибрежных бань.

Именно они, с пеной у рта и жирной испариной на шее, часами бились на аукционе перепуганных и совсем ещё детских тел...

Помимо торгов, местную знать забавляла гладиаторская бойня.

Стравив мускулистых Нубийцев в смертельном поединке, отдыхающие уютно располагались в тени шатров и уже оттуда, вкушая свежие фрукты, громко комментировали происходящее.

Особые ценители сего действа, всякий раз, после очередной кровавой развязки начинали прилюдно сетовать на провинциальный оттенок зрелища.

При этом, они непременно восхваляли вкус великого императора,Веспасиана, и его замечательную арену...

К полудню, из многочисленных харчевен выходили уважаемые поданные империи, окружённые

незатейливыми шутками, пьяным смехом с визгом.

Следуя, то ли инстинктам, то ли дани сложившейся традиции, сытая и самодовольная толпа направлялась в расположенные неподалеку бани, под обрывистые звуки лиры и темпанов.

Там, толпа придавалась многочасовым утехам, то и дело, тщательно от утех этих, обмываясь...

Ливия потребовала холодной воды.

Чашу с водой незамедлительно поднесли и облили разгоряченное её тело.

Терций вдруг вспомнил, как двумя часами раньше повелел своим рабам отогнать нищего путника, осмелившегося передохнуть вблизи его дома.

А его чашу с водой, вырвать из рук и разбить, дабы тому не взбрело более в голову, устраивать привал в тени высокого забора виллы.

Нищий просил не делать этого.

Просил простить его за дерзость и отпустить с миром.

Он даже назвал их добрыми людьми, и вспомнил, то ли о молодом Боге, то ли о своём наставнике, который учил всегда прощать...

Когда хозяин виллы вышел через ворота, слуги уже разбили чашу, а нищего бросили лицом в дорожную пыль, подальше от каменной кладки.

Увидев это, Терций довольно улыбнулся и произнес:

— Так, тебе будет проще узнавать свое место на этой земле, и Бога своего забери вон отсюда ,подальше от моих стен...Он ведь, как и ты, тоже в лохмотьях....

Слуги расхохотались, а Терций добавил:

— Не зря, я говорил Ливии, только нищий-глупец пойдет этой дорогой. Ты ведь глупец, ибо сгоришь под всемогущим ликом Митры, сгоришь без воды и без моей тени...

Рабы вновь громко рассмеялись.

Нищий поднялся на колени, тяжело вздохнул и не поднимая глаз, промолвил:

— Твои сандалии тесненные золотом, как ярко горят они под этим солнцем, в сытном масле из знатного урожая твоей рощи. Не станет так гореть нищий... Я — пыль, на твоей дороге, всего лишь пепел у твоих сандалий...А теперь прости, мне надо продолжить путь...

Странник встал, и не оглядываясь зашагал в сторону гор.

Еще пол часа назад, Терций планировал прогулку по площади в компании с уважаемым Крассом и его сенаторской свитой.

Но сейчас, стоя на балконе, в центре благовонной, масляной лужи, он чувствовал беспокойную дрожь в ногах и казалось, слышал какой-то странный гул.

Он отводил от себя дурное предчувствие, сбрасывая всё на терпкость здешнего вина и необычную жару...

Отводил до тех пор, пока не опустил глаза под ноги и не увидел отчётливые, бегущие круги на масляной поверхности.

Побелев от ужаса, он бросил взгляд в сторону опустевшей горы.

Не прошло и секунды, как страшный и разрушительный взрыв оглушил город...

Из бурлящего жерла горы, в небо, устремились клубы едкого, чёрного дыма, а по скалистым расщелинам, брызгая и огрызаясь, прямо по направлению к вилле, к его балкону, бежала бешеная стая пылающих псов. Они сжирали всё на своем пути, то и дело сливаясь в единую, беспощадную и голодную волну раскалённой лавы.

Скованный холодом стремительно надвигающейся смерти, Терций отрешённо повернул голову в сторону дороги.

Фигура нищего, уже превратилась в маленькую, серую точку и медленно, словно подхваченная раскалёнными потоками воздуха, поднималась к белому облаку.

В оплавленном пейзаже двора с запахом губительной гари, он вдруг увидел тысячи таких же мушек серого пепла, мирно порхающих над огнём пожарища.

Он отчетливо и с ужасом вспомнил последние слова странника:

— Я — пыль, на твоей дороге, всего лишь пепел у твоих сандалий...

Римлянин протянул к небу руки и охваченный оливковым факелом своего знатного урожая, закричал неистовым криком в пылающем ужасе.

Праведник покинул город.

Извержение Везувия началось....

P.S. Помпеи был погребен под вулканическим пеплом в 79 году нашей эры.

Он пролежал укрытый Временем 17 веков....

www.litprichal.ru/...