В кабинете стопка непрочитанных писем. Тех самых писем, которые не успел прочитать отец. В столе много таких писем, датированных отцу. Он впитали его запах, запах его табака, бренди, которое он так любил. То самое бренди, которое он попробовал в последний раз. Будто подтверждая свою любовь к нему...
Опять эта жгучая боль в сердце. Она возрастает, комом подкатывает к горлу. Взгляд туманится от этой боли, не хватает воздуха. В глазах появляются непонятные черные точки. Мельтешат, как мухи… Боль отдается в висках. Молоточками шуршит, будто играя какую — то только ей известную мелодию. Силы покидают уставшее тело, руки безвольно опускаются. Мысли, словно стая вспугнутых птиц, носятся в голове, все так же подыгрывая неизвестному барабанщику. Слабость борется с болью, но побеждает боль. Нельзя уже ни о чем думать, нельзя сосредоточиться. Ведь тебя волной поглощает нещадная боль. Боль от потери.
Как много они не сказали друг другу. Отец и сын, самые родные люди, оказались совершенно чужими. Что послужило этому отдалению? Сейчас трудно найти этот момент — переломный момент в их жизнях. Просто он был. Может, совсем незаметный, который стал тем переломным. Глупо искать его в череде случаев, ссор, по любой причине. Как глупо искать виновных. Нет виноватых. Ни отец, ни сын не могут считаться виновными. Просто разные понятия, обиды… И тот самый переломный момент.
Когда уже стало ясно — совершенно разные люди. Когда отец уже не мог обнять сына, ожидая холодности. Когда сын не мог сказать все, что думает, и лишь дерзил, пряча чувства под маской холодности…
Хочется вспомнить что — то хорошее из их отношений… Но вспоминаются только ссоры. Глупые, никому не нужные ссоры. Зачем? Ответ искать тоже глупо. Его нельзя найти — ведь он спрятан в сердцах тех людей, которые стали вдруг чужими.
В детстве все было иначе. Отношения были другими. Непонятными. Его проделки очень злили отца, но это было выражено в другой форме. Потом появилась Анна… Вот он, наверное, переломный момент. Маленький ангелочек быстро занял место в сердце отца. Но чем? За какие такие заслуги. Она ведь еще была крепостной. А отец, как будто не замечал ничего.
«Ах, Аннушка, какой у тебя талант. Володя, ты послушай, какой волшебный голос у твоей сестры…»Сестра. Его и не спрашивали толком, хочет ли он себе сестру. Просто поставили перед фактом — это Анна, теперь ты должен относится к ней, как к сестре. Любить ее так, как люблю ее я. А как ты ее любишь?! Как ты можешь любить крепостную? Как дочь? Как воспитанницу? Сначала это не вызывало никаких вопросов. Относился к ней как отеотец. Но потом… Девочка выросла в девушку. Что можно было подумать? Как он любит ее? Если как отец, то почему она еще крепостная! Значит, он не отпускает ее… Крепостная… Она выполняет все его приказы. Но на людях отец никогда не приказывал ей. Просил, спрашивал ее мнение. Мнение крепостной. При ее воспитании, при ее одеждах, она оставалась крепостной. Обычной подделкой. Искусной фальшивкой, которую, пожалуй, не каждый сможет отличить от подлинной вещи.
Порой Владимиру казалось, что отец издевается. Над ним, своим сыном и над ней, своей воспитанницей, своей крепостной. Он приказывал, брал клятвы с него, что он никому не скажет правду. Зачем?! Зачем скрывать правду, когда ложь можно сделать правдой?! Просто отдать ей вольную, не боятся того, что Владимир в один, далеко не прекрасный день, откроет правду сам. Ранит Анну своей правдой. На Владимира она посмотрит с ненавистью, а на отца — с благодарностью. Не скоро поймет, как отец над ней насмехается, может, даже без осознания этой усмешки. Отец так не считал. Продолжал подчеркивать непонятное положение Анны. Продолжал быть ее хозяином.
Что может происходить между крепостной и хозяином, если он, так трепетно ее любит, но и не думает отпускать?! Ответ на этот замысловатый, но вполне бытовой вопрос приходил быстро. Во всяком случае, не только Владимиру. Полина тоже часто сплетничала по этому поводу, предавая свои незамысловатые предположения огласке. И опять отец не понимал важность этого вопроса. А Владимир, в свою очередь, не понимал отца, продолжая издеваться над Анной. Отец злился, кричал, выходил из себя, приказывал, умолял, но не улучшал положение своей воспитанницы. А что такое угроза для непокорного Владимира Корфа? Угроза отца, который не понимал ничего? Пустой звук, лишнее доказательство непонятного отношения к себе. Ведь отец тоже понимал, что просто не имеет власти над своим сыном.
Он так и не смог разглядеть причину столь быстрого изменения своего сына. Из обычного мальчика он превратился в офицера, настоящего дворянина. Но он стал другим. Холодный, гордый, насмешливый. Пытаясь проявить отцовские чувства, искренне выразить радость по поводу возвращения сына в родной дом, он видел настоящего мужчину. И понимал, что он уже не отец своего сына, что все не будет таким, как раньше, что то время навсегда потеряно… Время, когда можно было все прекратить, стать семьей… Не вернуть его больше, то время. Остается только сетовать на судьбу, на жизнь, так сильно отдалившую от себя отца и сына. Разорвавшую искренность в их отношении друг к другу…
Боль отступает. Медленно, тихо, но отступает. Опять можно спокойно дышать. Но мысли нельзя привести в порядок, они мечутся… Отрывки разговоров, звуки из прошлого, голос отца: «Володя, как ты смеешь перечить воле своего отца?!»… Нет, мой отец другой, любящий и внимательный. Тот, который не стал бы усугублять положение девушки, не давая ей свободу… Вопросы Анны: «Почему вы меня так ненавидите?»… А я не ненавижу вас, Анна, просто я запутался в собственных мыслях, погряз в собственных ошибках… Все это он так и не смог сказать. Что послужило тому виной? Гордость? Потерянный момент, время?! Но уже не узнает. Глупо размышлять на тему: «А что если бы?»
Опять темнеет в глазах… Опять боль в висках, опять молоточки. И опять эти воспоминания. Слабость в суставах, апатия ко всему происходящему… И спасительный сон… Сон, который хоть на некоторое время может спасти от мыслей, от боли, от реальности… Но, нет во сне он опять видит отца, Анну, себя…
Как проклятье реальность преследует его везде, догоняя даже во сне, который казался спасительным…