Карета все дальше и дальше удалялась от поместья Долгоруких. Тихо шли лошади, погоняемые неторопливым кучером. Нежно ласкал свежий зимний ветерок ветки деревьев. Княжна Наталья Репнина молча смотрела из окна кареты на открывающийся зимний пейзаж. На земли того, кто так и не станет ее мужем, на земли, которые не станут ее. Смотрела и улыбалась. Только улыбка получалась какой–то вымученной, грустной, ненастоящей. А в глазах, изумрудно — зеленных колдовских глазах, стояли слезы. Как–то все неправильно получилось. Поддалась своим чувствам, эмоциям, бросила о расторжении помолвки, поссорилась с княгиней. Да еще этот ужасный разговор с бывшим женихом. Бывший жених. Как сладко звучат эти слова. Как радостно становится в душе оттого, что он не станет ее мужем, не будет она княгиней Долгорукой. Еще какое–то время останется свободной, независимой. Будет дышать воздухом и не думать о кольце. Все случилось так, как должно было случиться. Сожалеть?! Ни за что! Она не хотела становиться княгиней Долгорукой, но не могла отказать без видимых на то причин. Еще тогда, получая ответ родителей на свое письмо, понимала, что все это — фарс, игра, но никак не реальность. Не может в жизни быть так просто — без искры. Размеренно, предопределено. Это же… скучно. Скучно понимать, что вся светская жизнь превратится в размеренную, медленную, никчемную жизнь в родовом поместье, рядом с заботливым, но нелюбимым мужем.
А с другой стороны, Андрей был действительно не прав. Почему он с таким усердием держится за свои слова? Почему отрицает мнение других, если оно расходится с его собственным. Что он ставил выше всего? Честь. Честь своей сестры, которую выдал замуж за старика, понимая, на что обрекает молодую, красивую девушку. Согласился, хоть и видел слезы на ее глазах. Хоть и презирал, ненавидел Забалуева. Согласился. Что послужило тому решению? Думал, что она станет счастлива от этого брака со стариком, когда сердце ее было отдано молодому, красивому, пусть и разжалованному офицеру, Владимиру Корфу? Ведь это же полнейшая глупость. Мимолетное счастье так же было бредом. Счастье с нелюбимым мерзким мужем? Да разве оно такое существует?
Нелюбимым мужем. Как горьки эти слова. А ведь еще вчера вечером она была готова выйти замуж за нелюбимого. За Андрея Долгорукого, которого лишь уважала. Да и уважение куда–то улетучилось, пропало. Честь семьи превыше всего. Честь. Кто видел эту честь? Кто имел возможность наблюдать за тем, что она действительно есть? Ответ прост — никто. Так есть ли она вообще, или же ее придумали, что в лишний раз стреляться на дуэлях, убивать, но убийство его прикрывать великими словами? Великими словами, которые так и останутся словами и ничем больше.
Самым смешным и обидным было то, что Андрей, так громко пропагандирующий о чести дворянства, поддался на уговоры Наташи и быстро уехал в поместье от жандармов и тюрьмы, в то время как его друзья мило были приговорены к смертной казни через расстрел. Почему–то это сильно врезалось в память тяжелым грузом. Да, Наташу сначала порадовало то, что он прислушался. Но только сначала. Странно это все выглядело. И слова о чести и побег. Ушел, спрятался, прикрылся отговорками. Андрей Долгорукий при близком рассмотрении отказался не совсем порядочным и честным человеком. Он что–то скрывал. И это что–то сильно его беспокоило. Но что же это было? Ответ был спрятан в сердце князя. Какая же теперь радость гадать? Ведь скоро покажется Петербург, и все станет на свои места. Скорей всего станет. Как хотелось верить в это.
— Значит врал старый барон. — С вздохом ответил Карл Модестович княгине, прищуриваясь и решая, какую участь выберет княгиня за подлый обман. Картины представали разные, для Анны ни одна не была хорошей. Порка? Жалко девку–то, шибко красивая она для розг. Или же грязная работа? Тоже не очень, вон она какая — нежная, чистая. — И поет, и манеры знает, актриса хорошая, вот только дворовая, крепостная. — Продолжал расхваливать крепостную управляющий, пристально следя за реакцией княгини. Все-таки какое-то доброе и светлое чувство копошилось в душе. Что эта девка сделала плохое управляющему? Да ничего. Вон, Полька, и того больше гадостей учудила. Упрямица, она содрала с немца столько денег, сколько хватило бы на половину поместья в любимой Курляндии. А Анна? Да, гордячка и все такое, не поддавалась на угрозы, просьбы, хитрость. И кусалась. И не больно-то нравилась она ему. Больно хрупкая, нежная. Полька девка фигуристая. А эта… Вот только не нравилась ее несговорчивость, да и все. А так… А чего гадать, все сейчас от княгини зависит.
— За хорошие деньги ее продать можно. — Растягивая гласные и с оттенком удовлетворения в хищном голосе, княгиня еще раз осмотрела замершую девушку. — Таких только за большие деньги продавать. А деньги лишние нам нужны. И лишними не будут. — Красивая крепостная — только плюс. Дела в поместье Долгоруких идут не слишком хорошо… Но не одна эта причина повлияла на решение княгини.
«Врала нам, вот поплатись за ложь свою, дрянь. И барону не сильно хорошо будет. Продам тебя какому — нибудь извращенцу, да за деньги хорошие. Убью двух зайцев одним ударом. Жизнь тебе сладкой не покажется, милочка. Будешь в следующий раз знать, как выдавать себя за благородную. Я–то поверила, обманулась сладким речам барона Корфа. И у него не все благородно и чинно было. Иначе, зачем девку в высшие круга вытаскивать, да в платья дорогие одевать? Еще один развратник в уезде. А ведь не скажешь — таким ангелом казался. Бренди пил, да с девкой развлекался. В каждом шкафу скелетов найти можно… А уж у сына его, дворянина, и того больше тайн. Яблоко от яблони, как известно, не далеко падает. А я еще удивлялась, в кого молодой барон такой. Ясное дело, в кого…»
— Андрей Платонович мне подскажет, кому ее продать выгоднее, у него друзей полно, подскажет. Так что душечка, вещи свои пакуй, собирайся. Найдем тебе нового хозяина. — Анна еще больше побледнела, кусая губу. Княгиня, заметив этот жест, усмехнулась. Пусть, пусть хоть до крови кусает. Мне-то какое дело. Еще одна возможность старому барону отомстить.
— Как никак, товар–то добротный, хороший, но надо ли его сейчас продавать? — вступился Карл Модестович. Понимал немец, какие друзья могут быть у милейшего Забалуева. Жалко было Аннушку. Ей и тут не скучно будет. С самим Андреем Платоновичем…
— Нет, я ее продам… — покачала головой княгиня, уже подсчитывая сумму.
— Могу предложить сделку. — Послышался голос со стороны двери.