Homoscribens — Экспериментатор

Летит Серый по трассе, мощь нового движка проверяет. Давно о таком мечтал — чтоб ногой только топнуть и вмиг с места рвануть! Не боится Серый в аварию какую попасть. Уж чего-чего, а этого теперь бояться нечего — вывернется Серый. Не зря он курсы экстремального вождения заканчивал. Научили его из любой гадостной ситуации выкручиваться. До этого Серый водил хорошо, без аварий, а теперь уж сам черт ему не страшен: сканирует Серый дорожную ситуацию, все вокруг на 360 градусов видит. Научили его чужие маневры прогнозировать, конфликтные ситуации пресекать. Доволен Серый, что на новый уровень вышел. Ездить ему много приходится. Теперь еще машину новую купил — одно удовольствие от вождения!

Летел Серый да уперся в колонну — видать, где-то впереди «небесный тихоход» тащится, всех за собой держит. Понырял Серый в потоке, обогнал колонну. Опять все чисто. Вдруг какой-то умник вздумал дальнобойщика по его, Серого, полосе обгонять. Видно уж, что не успеет. Тормознул слегка Серый, в сторону сдвинулся: проезжай, придурок, да задумайся в следующий раз. Тут мобильный у Серого затренькал. По мелодии — Светка. Договаривались сегодня вечерком у нее на квартире встретиться. На долю секунды Серый отвлекся, колесом обочину песчаную чуток цепанул и ушел с трассы… Вот тебе курсы вождения экстремального. Несовершенен человек. Как есть несовершенен.

2

У Сабуровых сегодня дурдом настоящий. Грохот, топот, крики… Убивают, что ли кого? Да Боже упаси…

Дочурке любимой да единственной сегодня шесть лет исполнилось: целая армия малышей по дому носится, день рождения празднует. Завалил Сабуров наследницу свою подарками всякими, забаловал до невозможности. Комната детская — что магазин игрушечный: дня нет, чтобы папа доченьку свою сюрпризом каким не удивил. Что-то из Миланы вырастет?

Зря, товарищи, боитесь–злорадствуете, зря прогнозы страшные рисуете. У Миланы воспитание правильное. Мама у нее — не в пример отцу — строгая, требовательная. Не даст ребенку своему с верного пути-дорожки свернуть. Прививает Анастасия дочери этикет взрослый, обучает языкам иностранным, водит ее на кружки развивающие. Даны Милане с детства установки правильные, да и сама она от природы умница. Долгожданный она ребенок, выстраданный, и будто понимает это умишком своим детским. Иногда такие вещи взрослые выдает — диву даешься.

Носится ребятня по дому: все им разрешено сегодня, все дозволено. А завтра опять потечет жизнь размеренная, спокойная. В обычное русло войдет.

Смотрит Сабуров на малышню, за любимицей своей наблюдает. Сердце отцовское радуется. Мальчишки друг у друга игрушку понравившуюся тянут, еще секунда — и разодрались бы. Смотри-ка: встряла Милана, ситуацию разрулила! Одному парнишке гоночный автомобиль дала, другому трактор притащила. Довольны оба. Усмехнулся Сабуров — руководитель растет!

К жене направился. Надо к самому ответственному моменту подготовиться — торт подать. Все волшебно должно быть. С выключением света, со свечами, в темноте горящими, путь торт несущему освещающими. По традиции доверяется эта миссия ответственная самому Игорю Сергеичу. Внесет он торт, поставит перед именинницей, поцелует в темечко, пока Милана желание загадывает да свечи задувает. Ах, узнать бы, что задумала-загадала… Так ведь не скажет. Научили ее, что желание не сбудется, если рассказать о нем, вот и молчит теперь Милана, секретность соблюдая.

А потом уж, как растащит малышня весь торт по кусочкам, конфетками сладкими заест, начнутся конкурсы разные с призами да подарками.

Завершится день, стемнеет на дворе. У Сабурова фейерверк заготовлен. Выстрелит в небо салют, тысячами брызг разноцветных разлетится! Восторженные детские глаза еще ярче огней тех горят, за каждой новой вспышкой наблюдая. Запомнится ли им детство счастливое-беззаботное? Будут ли потом, лет через пятьдесят, внукам о днях тех прекрасных рассказывать?

Один мальчуган чуть в сторонке от остальных держится. Заметил Сабуров, подошел.

— Ты чего, Васятка, грустный такой?

— Просто подумал, что сейчас закончится все, и домой поеду.

— А что — дома плохо, что ли, тебе?

— Нет, дома хорошо. Только там салютов таких нету. И игрушек тоже.

Вздохнул Сабуров, задумался. Ходит Васятка в один детский сад с Миланой. У Васятки отец один, нет матери. Работает он у Сабурова мастером дорожным. Хоть и высокие зарплаты у Сабурова, да где уж до шефа дотянуть. Не до салютов-фейерверков.

— Хочешь, Васятка, покажу тебе кое-что интересное? Лучше салютов всяких и игрушек?

Заблестели глазки у мальчишки, заискрили!

— Ну, пойдем тогда.

Поднялись они на чердак дома Сабуровского. Там телескоп стоит. На кой черт Сабурову телескоп, спрашивается? Отродясь звездами не интересовался, а тут — нате. А достался он ему от Петровича, который в империи за строительство домов элитных отвечает. Руководил Петрович реконструкцией дома одного старинного, а в доме том до новых хозяев профессор один интересный жил. Обнаружили у него телескоп этот, не знали, куда деть его, а тут Петрович вцепился. Приволок к Сабурову, на чердаке пристроил. Придет, бывает, к Игорю в гости, поднимутся они на чердак, и давай Петрович про звезды рассказывать — показывать. Откуда он знает это все? Прошел год, Игорь начал в этом деле потихоньку разбираться. Если раньше медведицу большую с трудом на небе находил, то теперь уж и перед Петровичем не стыдно иной раз.

Стал Сабуров Васятке звезды показывать, сказки рассказывать. Непривычно ему, когда рядом мальчуган любопытный-вертлявый, по сто вопросов в минуту задающий. Нет сына у Сабурова, а с девочками по-другому все. Защемило чувство отцовское, непонятное: захотелось вдруг Игорю, чтобы стоял тут рядом с ним его сынок, чтобы он отцовские байки слушал да удивленно ресницами хлопал. Защемило и прошло тут же. Не тот возраст у тебя, Сабуров. С Миланой-то ты уже припоздал, а с сыном и вовсе…

Тут Васяткин отец по ступенькам поднимается — Настасья сказала, где искать.

— Здравствуйте, Игорь Сергеич.

— Здравствуй, Валера. Как жись молодая?

— Да ничего, нормально.

— А мы тут с Васькой небо в телескоп разглядываем.

— Ничего себе — настоящий телескоп, что ли?

Подумает, небось, Валера, что совсем Сабуров зажрался. Еще только личного самолета не имеет.

— Да это Петрович приволок. Дорохов.

— А… Здорово! Можно посмотреть?

— Смотри, конечно. Ну что, Васятка, понравилось тебе на звезды любоваться? Еще придешь?

И слов не надо — блестят Васькины глаза!

… Разъехались гости. Время к десяти вечера. Пошли вдвоем с Настасьей Миланку укладывать. С папой у Миланы секреты всякие да хихиканья. Свет выключать — и то традиция заведена: «Пять, четыре, три, два, один — Гагарин полетел!»— и выключателем «щёлк»!

Спустились на второй этаж, у окна панорамного, на озера выходящего, Сабуров незаметно для Настасьи стол накрыл, пока она с детьми возилась-бегала. Стоит бутылка вина белого долины Эльзаса, до 12 градусов охлажденная, закуски легкие на тарелочках разложены.

— Что удумал опять?

— Ничего, Настя, ничего. Целый день ты бегала, присесть за стол не успела. Поешь хоть чуть-чуть.

Видит Анастасия, что смеются глаза у Сабурова, хитринка в уголках. Точно: задумал что-то!

Подняли бокалы, зазвенел хрусталь счастливым звоном. Пусть у Миланы Игоревны все в жизни хорошо складывается!

Тихонько музыка заиграла. Отложил Сабуров лентяйку, к жене приблизился.

— Потанцуем, что ли?

— Придумал тоже! Времени-то сколько!

— Да детское время. Чего ты?

Обвил руками талию женщины своей любимой, в музыке растворились. Давно поводов танцевать не было. Не до того. Тяжелый год был. Когда к столу вернулись — глядь: около Настасьиного бокала ключики лежат. Когда положить успел?

— Фокусник! — Настя удивляется.— Что это?

— В окошко глянь.

Стоит под окном Cadillac Escalade цвета бриллиант, элегантностью своей взоры привлекая.

— С ума сошел совсем! Зачем?

— Так жена одна у меня. И дочка тоже. Спокойней мне, когда на танке ездите по кружкам своим.

— Лапа моя, балуешь ты меня невозможно.

— Ладно, пока могу — балую.

— И не начинай даже. Иди сюда. У меня для тебя тоже подарок есть. Не хотела сейчас говорить, но что уж... Даст Бог — скоро снова отцом станешь. Ребенка жду.

— Радость ты моя! Счастье мое! — бросился, на руки подхватил, закружил, чуть стол не снес.

— Тише ты, тише, Игорь! — смеется.

— Ай, Настасьюшка, ты не представляешь даже, что творишь со мной! Может, сын будет?

— Не загадывай. Вдруг, сестричка Милане?

— Ай, да без разницы мне! И так, и эдак круто! Одно плохо — староват уже для папаши-то. Полтинник почти.

— Сабуров, ты опять?

— Молчу, дурак, молчу.

— Ну.

Опять у Сабурова крышу сносит, как в первый раз, с Миланкой. Еще не разобрать ничего, а он уж живот Настасьин поглаживает, рядом улегшись. Счастливый Сабуров. Выпало ему в этой жизни понимать радость отцовства. Не каждому мужчине дано это. Большинство период от нуля до трех и вовсе из жизни своей выпускают, не замечают, игнорируют. Мол, женщине вынашивать да с ребенком заниматься положено. Это уж потом, когда соображать начнет, тогда и отец к воспитанию присоединится. Сабурова Бог наградил за что-то пониманием особым. Не надо ему объяснять ничего, уже все ответы заложены. Повезло Настасье.

3

У Саши, первого зама Сабуровского, период в жизни тяжелый. Кризис у него среднего возраста. Все не так да все не эдак. Уж лет восемь как в первых замах Сабуровских ходит. Пожалуй, реально-то и нет ни у кого такой же полноты власти, таких возможностей. Лет семь назад Сабуров вообще на него империю оставил, пока с судом разбирался. Не смог Саша один ее тащить. Старался, изо всех сил бился, и на взгляд сторонний все выходило у него, да себя-то не обманешь — нет хватки у него Сабуровской. Пришел он тогда к шефу бывшему, в ноги упал: давай, Игорь Сергеич, возвращайся. Много раз Сабуров отказывал, но сдался.

За последние годы разрослась империя. Новых подразделений насоздавали! Появился у Сабурова отдел диагностики дорожной. Не такой, какая сразу всем представляется. Перетащил Сабуров из Северных стран технологии новейшие, обучил людей, как полагается. Специалиста иностранного на работу взял. Видит теперь Сабуров на экране всю дорогу в трехмерном изображении в технологии «Облако точек»: хочешь — нырни вглубь конструкции да перебирай ее всю по камешку да по песчинке, хочешь на поверхность вынырни — изучай окружение дорожное, ландшафт заценивай. Надо тебе — укажи две точки, программа тебе чертежи разные выдаст: и план, и профиль, и все, что ни попросишь — проектируй в свое удовольствие.

Приобрели лабораторию дорожную, на автомобиле смонтированную, разными инструментами увешанную. Знает теперь Сабуров с точностью до сантиметра, где какая толщина асфальтобетона да других слоев — на то георадары установлены. Знает, где несущая способность дороги снижена — реально теперь понимает, когда беды ждать да где соломки подложить. А еще есть технология — сканирует она дорогу, и видит Сабуров, где вода у дороги застаивается да в тело насыпи проникает. Раньше думали да гадали, причины проблем дорожных выясняя, теперь знают точно — где и что. Не надо теперь весь километр ремонтировать, вот тебе участок проблемный, вот причина — ей и занимайся, ее и устраняй. Произошла в дорожной отрасли революция маленькая, особыми последствиями опасная. Ведь раньше-то все больше наугад, а теперь — любой косяк строителей-содержателей виден. Опасная эта технология для воришек разных, сразу все обнаруживается — и качество материалов, и количество их.

Куда ж ты влез, Сабуров? И-эх!

А еще открыли автошколу особую — с двухступенчатой системой, вождению в экстремальных условиях обучающую. Это Сашина идея. Сначала основной курс идет, а потом обучают профессионалы так автомобилем управлять, чтобы из любой ситуации живым да невредимым выйти, а еще лучше — вообще от таких ситуаций подальше держаться. Прогнозировать да предупреждать конфликтные ситуации учат. Оказалось, — много таких, которые мастерство свое усовершенствовать хотят. Из разных отраслей отправляют начальники водителей своих на обучение в Сабуровскую автошколу. Для владельцев транспортных компаний любая авария — потери огромные. Везешь ты грузы ценные, маршруты логистически продумываешь, Заказчику в сроки уложиться обещаешь, перед ним головой и репутацией отвечаешь. Один раз где напортачишь — уйдет клиент к другому перевозчику: благо рынок транспортных услуг хорошо сформирован, конкуренция жесткая. Оттого нет отбою от клиентов: один курс обучения заканчивается — другой начинается.

Однако с течением времени видит Сабуров: увеличилось количество ДТП с участием бывших учеников. Незначительно. Можно и на другие факторы списать. Но Сабурова мысли нехорошие изнутри точат, терзают. Запросил он в ГАИ ежемесячно статистику по обучавшимся своим сообщать.

Интересные дела выяснились — бьются ученики, колотятся. Что ж такое? Что неверно-то? Мировой опыт одно говорит, наш — другое показывает.

Собрал Сабуров совещание. Мозговой штурм применил. Обсуждает с ответственными лицами: что происходит вообще? Почему, черт побери, происходит?

— Саш, вот скажи мне, мы с тобой такое же обучение проходили. И еще вон сколько людей из коллектива нашего. У них в порядке все. А со сторонними-то что?

— Культура, может, у них на предприятии другая? У нас-то сколько по мозгам работников с безопасностью этой ездили? А там, кроме курсов этих, — ничего!

— Не знаю… Не нравится мне все это. Не мы первые до школы такой додумались. Запрошу я у Андерса Ульссона статистику по его автошколе. Не говорил он мне, что проблемы у него есть, подобные нашим. Сколько его школе лет? Двадцать уже? Давно бы уже шведы просекли, если бы аварийность возросла.

4

— Еще один, Игорь Сергеич, из автошколы нашей. С дороги вылетел. Живой. Благо — в полосе отвода все деревья да столбы поубрали.

Выругался Сабуров. Ничего понять не может. Позвонил Ульссону, переговорил. Тот в гости зазвал. В Швецию. Поедет Сабуров да Сашку с собой возьмет. Два разных взгляда, две разных оценки. Чем черт не шутит: может, найдут причину?

— Саша, собери-ка совещание, пригласи начальников предприятий тех, кто обучающихся к нам засылал. Поговорить с ними хочу.

— Что задумали, Игорь Сергеич?

— Люблю я Саша, каяться. Сам знаешь.

Злой Сабуров. Что-то делают они не так, а что? Оттого злится. От бессилия своего что-то предпринять. За два года пять человек ранения получили, один погиб. Связано это с автошколой? Нет? Сами, может, дураки? А если нет, тогда как?

— А если нет в том вины нашей, Игорь Сергеич? Узнавал я в ГАИ все подробности. Сами люди на рожон лезли, правила нарушали.

— Отчего ж они до курсов на рожон не ползли? А тут вдруг безнаказанность свою почувствовали? Пока не разберусь, закрывай школу к чертовой матери.

— Но Игорь Сергеич!

— Все. Я так решил.

5

Прилетели в Швецию. Ульссон сам встретил. Русские традиции знает: накормил-напоил, лишь потом автошколу показывать повез. Потом на полигон приехали.

— Сейчас, — говорит, — Игор, за руль садись, разгоняйся сколько можешь да вписаться в поворот постарайся.

Поглядел Сабуров на трек: трасса — сплошной гололед. За прямым участком — поворот на сто восемьдесят. Провокация? На мастерство Сабурова проверить хочешь, Андерс? Ну, что ж, поехали.

Сел Сабуров за руль, пристегнулся. Разогнался, к повороту подлетел. Все правильно, вроде, рассчитал — сколько таких поворотов в жизни проходил безошибочно. Давно техника отработана. Даже гололед не помеха.

Вылетел с трассы.

Автомобиль в сугроб воткнулся — видно по примятому снегу: не первый Сабуров тут и, кто знает, может, не последний. Вернулся обратно, на исходник. Еще раз попробовать решил. Смотрит на Ульссона, а тот — характер нордический, стойкий — ни одним мускулом эмоций своих не выдает. Наблюдает. Сашка стоит — лицо удивленное.

Снова в поворот стал Сабуров входить. В этот раз состорожничал. Хоть и просил его Ульссон на полную разогнаться. И все равно вылетел на повороте. Вернулся обратно. Недоуменный, злой. Понять ничего не может. Квалификацию, Сабуров, растерял? Стареешь?

— Иди-ка, Сашка, ты попробуй. Вдруг да у тебя чего выйдет?

Сел Сашка за руль. Та же картина, что у Сабурова. Стоят вдвоем напротив Ульссона, припозоренные.

Тут Андерс и говорит:

— Все нормально, друзья. Так и должно быть.

Как только взглядом его не испепелили?

— Не понял! — Сабуров говорит.

— Не понял!? — Саша возмущается.

— Это особый трек. Его никто никогда не пройдет. Пробовались из Формулы 1, и те вылетали. Есть один человек, которому удалось на ста километрах в час этот поворот пройти, да было это еще лет пять назад. Подправили потом кое-что. Теперь все вылетают.

— ???

— На то и рассчитано, чтобы нереалистичный оптимизм из обучаемого выбить. Несовершенен человек. Не дано ему безошибочно жизнь прожить. Разные ошибки бывают. Только тот, кто избежать их старается, только тот выживет. А кто в безнаказанность свою поверил, за того уж все решено давно. Не здесь, так там. Трек этот возвращает людей, считающих, что индульгенцию получили, на землю грешную.

— Так вот что за философия! Но ведь не только этому учите вы? Зачем вторая ступень обучения?

— Сначала, как и везде, на первой ступени, учим автомобиль чувствовать, на второй — экономичный стиль вождения преподаем. Меньше разгонов, торможений, маневров всяческих ненужных. Объясняем ошибки мотивации, про опасные состояния водителей рассказываем — от алкоголя и усталости до посттравматического синдрома. Уходит человек с желанием не гнать быстрее, а думая ездить. Осознавая, что делает и зачем.

Вернулись Сабуров с Сашей домой, философию обучения поменяли. Обратно учеников своих зазвали, об опыте шведском рассказали. На трек отправили, который по чертежам, Ульссоном данным, воспроизвели. Летали ребята — только в путь! В индульгенцию верить перестали.

Мониторили потом — по статистике отслеживали. Нет больше случаев, когда бы ученики Сабуровские на рожон ползли. Вот они секреты западные.

6

Пришел сегодня вечером Сабуров домой в состоянии полного отчаяния. Лайку Найду собаки дикие едва не задрали. Лежит она на коврике в холе, сидит около нее Настасья, Миланка слезы ручкой своей малюсенькой утирает. Не знали сначала, как ему сказать-позвонить. Набрались смелости. Примчался. Найде уже десятый год. Верная она Сабуровская подруга, все с ним прошла. И одиночество, и семейную жизнь зацепила. Лежит, умирает. Ушли девчонки на кухню, наедине Игоря с Найдой оставили. Опустился он перед ней на колени. И взять-то ее не за что — любое прикосновение — по ране. Смотрели ветеринары да приговор вынесли. Ничего сделать невозможно.

Сначала мысли: кто собаку без него выпустил? Как в лес убежала?

Потом: что уж теперь-то? Не вернешь.

Умирает Найда, на руках у хозяина своего. Смотрит на него глазами своими умными, текут слезы по лицу Сабуровскому. Нет больше собаки у него. И не будет, наверно.

7

Приехал утром Сабуров на работу. Статья на столе лежит, автошколе посвященная. Ругательная. Вылезло в прессу все. Обвиняет журналист Сабурова в том, что обучением своим столько людей на дороге угробил.

Прошло две недели, как из Швеции вернулись, перед клиентами разъяснения дали. Вот тебе реакция общественности. Читает Сабуров статью и не может от странного ощущения отделаться: стиль-то Настасьин. Но не пишет она статьи про него больше. Зареклась уж лет семь как. Кто тогда под нее косит-старается?

Домой приехал — статью перед Настей положил. Глянула, удивилась, обеспокоилась.

— Заказ чей-то? Не может быть, чтобы человек в моем стиле просто так писал.

— Не знаю, Настя, не знаю.

Созвонился с журналисткой этой — Анной Вельяминовой, о встрече договорился. По второму кругу идешь, Игорь Сергеич? Что делать? Репутацию школы спасать надо. Сашкино детище, не бросишь. Тем более, что теперь-то разобрались. Чиста совесть.

…Встретились. Оказалась вполне профессиональная девушка, лет тридцати. По образованию — журналист и инженер. Интересное сочетание. Спросил сразу в лоб:

— Знаком мне стиль статьи Вашей. Напоминает стиль жены моей. Один в один. Даже обороты те же. Объясните, может?

— Совпадение, Игорь Сергеич. Чистое совпадение.

Знает Сабуров: не бывает таких совпадений. Врет девица. Зачем? Но дальше расспрашивать не стал. Автошколу обсудили. Вроде, поняла все. Инженер, все ж таки.

На работу приехал, справки навел. Не замечена, не участвовала, не состояла. Статьи поизучал предыдущие. Стиль иной совсем. Интересный, профессиональный. Но другой. Зачем тебе, девонька, Сабуров сдался?

8

Приглашен Сабуров с женой на фуршет по случаю 265-летия дорожной отрасли российской. Красиво дорожники празднуют, богато. Число приглашенных опять же… Свой Сабуров в кругу этом. Знакомцы да коллеги, друзья да конкуренты. Там поздороваешься, тут разговоришься. А вот тут и рюмочку не грешно. Для женской прекрасной половины — возможность потанцевать в ходе вечера опять же, мужей своих в ином качестве увидеть. Редко выпадают дорожникам такие возможности. Все в основном на дорогах или в кабинетах среди планов-смет. На семью мало времени, особенно в периоды распутицы весенней да осенней. А зимой с содержанием — сколько проблем. Э-эх!

Вдруг видит Сабуров — Вельяминова, журналистка знакомая, здесь же. Прессу, что ли, пригласили? Странно. Не любят дорожники на такие мероприятия чужих приглашать. Для этого официальные мероприятия есть, днем проводимые. Значит, с кем-то она.

— Добрый вечер, Игорь Сергеич. — смотрит она на него по-особому, выговаривает с придыханием. Анастасия почувствовала, чуть взгляд на барышне этой дольше положенного задержала.

— Добрый, Анна Дмитриевна. Какими судьбами здесь?

— Широков пригласил.

Широков — это новый начальник ГАИ областной. Из дорожников в инспекцию работать пришел лет десять уж как. Знает его Сабуров очень хорошо. Разумный мужик, из нового поколения. Вот до начальника дорос— начал перестраивать все в пределах возможного. Нет, революций не делал — бюджет не тот, но базу данных новую внедрил, как у дорожников все теперь по полочкам. Курсы оказания первой медицинской помощи организовал для тех, кто в патруле. Снизился процент смертности в первые часы после аварий.

Только знает Сабуров, что у Широкова жена есть. Жену на это мероприятие не взял, а Вельяминову пригласил.

Не твое дело, Сабуров. Можешь что хочешь себе думать.

Танцевал Сабуров с женой, выходные обсуждали. А на следующий танец Анна его пригласила. Сверкнула глазами Анастасия: ревнивая у Сабурова жена, собственница та еще. Еле сдержал Игорь улыбку. Приятно, что вот сколько лет прошло, а любят они друг друга по-прежнему, ревнуют, личное охраняют. Но предложение принял. Любопытно стало: чего хочет девонька эта?

— Я не так просто танцевать с Вами пошла, Игорь Сергеич. Напросилась с Широковым на фуршет этот. Он дядька мой родной — чтоб не думали Вы о нем чего плохого.

— Заинтриговала, Анна! Выкладывай.

— Поаккуратней Вам надо быть. Из-за лаборатории Вашей дорожной. Поперек она одному человеку влиятельному, который на строительстве да на ремонте дорог ба-альшие деньги делает. Вы же работаете в соседней области? Тендер выиграли? Боится он, найдете Вы то, чего не следовало бы находить. Я специально статью в стиле Вашей жены написала, чтобы внимание Ваше привлечь да вблизи посмотреть на того, кто против течения плывет.

— Ах, вот оно как. Теперь понял. А какая Вам, Анна, польза от этого всего? Что за интерес ко мне? Ну, прибьют меня где-нибудь. Вам-то какая разница?

Молчит. Думай, Сабуров, что хочешь. Только прижалась она к нему, рука на плече его лежит, прожигает. Прочувствовал. Испугался даже: еще не хватало! Что за история у него с журналистками все время выходит? Дежа-вю. Закончился танец. Мысли мелькают. Запустился механизм нежелательный.

Вздохнул Сабуров. Переключился… Знает он кому дорогу переходит. Не знает, как поступить. Думать надо. А пока:

— Спасибо, Анна.

— Не за что, Игорь Сергеич. Вы уж извините, но слышала я, что собака у Вас… Не нужна Вам лаечка двухмесячная?

— Нет, не могу… Не надо.

Вечером домой вернулись. Миланка спит давно. Плюхнулся Сабуров на диван. Телевизор не включает. Думает. Анастасия рядом пристроилась.

— Что, клинья под тебя били сегодня? Согласился?

— Что, так заметно было, что бьют? Вроде, не о том говорили мы с журналисткой этой.

— Уж я за километр чувствую. За эти годы насмотрелась, как женщины на тебя глаз кладут. Удивляюсь только: как ты столько времени неженатым проходил?

— Ой, Настасья, не смотри на меня так… Куда я от тебя?

— Куда… Что у тебя, что у Сашки — кризис очередной. Тот с кем-то любовь помимо Натальи крутит…

— С чего ты взяла?

Знает Сабуров об этом, но молчит. А вот откуда Настасья прознала? Вот уж, действительно, следователь в ней не состоялся.

— Есть признаки-симптомы.

— Что — и у меня признаки какие увидала?

— Пока нет. Но ты смотри у меня! Первая табуретка летящая — твоя будет!

Рассмеялся, притянул к себе, поцеловал.

— Пойдем наверх?

Ночью ласкал, в любви признавался. Успокоилась.

9

Эх, Саша, Саша. Неосторожен ты. Когда не просто левачок временный — тогда ошибки одна за другой. Самоконтроль утерян. Тут не подумал, там спалился.

Прищучил его Сабуров с экономисткой новой. Рявкнул. Больше не лез — пусть сам думает. Да куда уж там — думать! От влюбленности у Саши крышу снесло, ничего вокруг не замечает. Двое детей у него, жена, дом — полная чаша. Не хватает приключений только. Перельешь через край — все потеряешь. Заболел Саша. Говорят медики, что болезнь это, когда взрослый мужик лет эдак в сорок — сорок пять в двадцатилетнюю влюбляется до умопомрачения. Если критичное отношение к себе и объекту своей влюбленности утерял, то однозначный диагноз выставляют. Сашка утерял, сомнений нет. Он счастлив просто. Оттого, что мужик. Оттого, что в рот смотрят. Крут ты Саша! Сколького в жизни добился! Не последний человек в городе, влиятельный. Оттого глаза подруги твоей еще ярче горят. Любит, любит. Не сомневайся. Наталью с детьми вот только куда? Мешают счастливым быть. Точит ежеминутно вина. Почему всегда так сложно все? Не удается человеку совмещать…

10

Прошло несколько месяцев. Подарили Сабурову собаку лайку — сосед принес. Не хотел Игорь брать — жива еще в памяти Найда, больно. Но Милана вцепилась:

— Папа, папочка! Хочу такую! Давай возьмем! Смотри, какая она!

Как откажешь? Должен ребенок с животными общаться. Должны быть и кошки, и собаки, и хомячки там всякие, и кто угодно. Иначе вырастет эгоист, не научится через животных людей любить.

Взяли. Ходит по утрам да вечерам Сабуров гулять со щенком. Воспитывает, баловать не дает. Тащит Милана собаку в дом, Сабуров жесток — обратно на улицу. Нечего из собаки подушку плюшевую делать.

11

Несется Сабуров на лыжах коньковым ходом по лесу. Вкруг озер трассу проложили ребята его. Теперь Игорь то один, то с Анастасией катается. Милану на лыжи уж давно поставили, но ее все больше горки-спуски интересуют, а по лесу скучно. Насыпали ей на берегу озера горку, там она сейчас с матерью резвится.

Несется Сабуров. Скорость приличная. Всегда спортсменом был, выносливый. Полтинник почти, а не скажешь. Максимум сорок пять дашь. А начнет баловаться с дружками своими, так и все десять дать можно.

Входит Игорь в поворот на спуске, а за поворотом прямо посередине трассы лыжница какая-то стоит. Ах ты, мать твою так, идиотка! Тормознул Сабуров метра за три до нее, снегом с головы до ног обдал.

— С ума сошла? — орет.

Пригляделся — Анна. Спокойно так на него смотрит. Отряхнулась.

— Сошла, наверно, раз тебя тут караулю.

Обалдел Сабуров от наглости такой. Встал как вкопанный, что сказать не знает. Отдышался: все ж таки десятый километр намотал.

— Сегодня вечером жди гостей.

— Не понял?!

— Пойдешь собаку выгуливать — ты ж каждый вечер тут вокруг озера ходишь — встретят тебя. Не послушал ты меня тогда, перешел дорогу человеку тому. Ничего я больше сделать не могу, кроме как предупредить тебя. Прощай, Сабуров.

Вернулся в дом. Времени сколько? Три пополудни. Жену с дочкой выпроводил к теще. Настасья почуяла что-то, но заговорил— заболтал. Сам дома остался. Прятаться Сабуров не будет…

Как обычно вывел Айса, пошел вокруг озера. Сбрендил ты, Сабуров. Шлепнут ни за что.

Вернулся к дому. Нет никого. Вдруг щенок зарычал, шерсть дыбом. И тут же неслышно так, сзади мешок на голову, дуло в спину и — в дом. Веди Сабуров, к жене, к ребенку. Собака лаем изводится. Хлопок. Затихла. Ах, дурак ты, Игорь, про собаку-то не подумал. На твоей совести теперь.

В гостиной мешок скинули.

— Жена где? Зови.

— Нет ее. Зачем Вам? Я вам нужен — со мной и говорите.

— С ней разговорчивей будешь.

— Нет никого больше в доме. — сверху голос напарника.

— Ладно. Умный ты человек, Игорь Сергеич. А коль умный — отзовешь результаты испытаний. Скажешь, техника напутала. И все. Свободен как ветер.

— Что — все как в 90-е, что ли? Других способов нету?

Все. Фраза нужная сказана. Через пять минут здесь ребята в камуфляже будут. Окна разнесут, побьют кой-чего. Но это мелочи. Умный у Сабурова дом. На голос реагирует. На фразы определенные.

— Других способов ты не понимаешь, Игорь Сергеич. Что ж с тобой делать прикажешь? Ну так что— согласен?

— Мне по всем регионам результаты отзывать или по вашему только? У меня заказов много было. Вы с которого?

— Пал Палыча регион. Ну, так как?

— Хорошо. Отзовем, что делать.

— А ты и впрямь умный мужик, Сабуров. Чего зазря жизнь-то себе портить? Молодец. От Пал Палыча привет тебе тогда.

— И ему тоже.

Через минуту — звон, грохот, летят стекла панорамные, осколками ковры в гостиной осыпая. Влетают товарищи в черных комбезах, автоматами дорогу себе прокладывая. Лежат на полу все, включая самого Сабурова.

… У двери оборачивается тот, который Игоря уговаривал:

— И впрямь… Сабуров… тот ты еще гад! — и засмеялся. — Только этим ты проблему не решил. Хуже только сделал: и себе, и всем.

Стоит Сабуров посреди гостиной, не знает, с чего начать. Холодина в доме — без окон-то. Но уже бригада вызвана была, заранее. Через полчаса, глядишь, будет. Вышел во двор. Лежит на снегу Айс. Мертвый.

Зачерпнул Сабуров снега, по лицу растер. Милана вдруг вспомнилась: ей-то что он скажет? Выматерился. Вдруг — Настасья на Эскалэйде своем подруливает.

— Что здесь происходит вообще? — на окна выбитые показывает.

Невозмутим Игорь:

— Ты чего приехала-то?

— Совсем озверел? Что происходит, я тебя спрашиваю? За идиотку меня считаешь?

— Ну, похулиганили немного…

— Сабуров! — рявкнула.

Все. Тут не до шуток. Да еще собаку увидела.

— Айсушка! — бросилась к нему. Слезы текут. Гладит, гладит. Вдруг за живот схватилась, согнулась.

— Настя! Настя, ты чего? Где? Что? Ребенок? — испугался теперь Сабуров не на шутку. Наигрался тоже в войнушку.

— Ничего, прилечь бы только.

В дом зашли. Ледник-вытрезвитель. На второй этаж на руках отнес, а тут ремонтники явились. Как разорваться-то? Другу своему, врачу, позвонил. Едет. Тут недалеко ехать. Скорую, может? Нет, Настасья отказывается. Говорит, пройдет.

Идиот ты, Сабуров. Ничего предусмотреть не можешь. Не умеют мужики врать. На морде у них все написано: отвезла Настасья Милану к бабушке, а сама примчалась — сразу поняла, что не то что-то.

Внизу стук да грохот: окна меняют. Димка-врач приехал, к Насте поднялся. Успокоил. Страшного ничего нет. Переволновалась. Вопросами закидал. Рассказал Сабуров суть да дело. Настасья на него волком смотрит: не доверился мне?

Часа через три, когда разъехались все, да в доме успокоилось, пошел на улицу к Айсу. Взял лопату, лом. Отнес щенка к озеру, нашел место красивое, у сосны. Похоронил.

В дом вернулся. Настасья спит. Нервничает Сабуров. Не до сна. Пошел на кухню, достал из бара бутылку водки. Рюмку, другую. Отставил. Не идет водка-то, но надо же как-то заменить одно мерзкое другим чем-то. Вышел снова на улицу. На морозном воздухе походил.

Сашкин номер набрал.

— Привет, Саш, ты Лодыгина телефон не знаешь случаем?

— Нет, но если надо — достану. А что?

— Да нет, переговорить бы мне с ним надо. По личному вопросу.

— Подожди, Сергеич. Перезвоню я.

Через десять минут набирает Сабуров Пал Палыча.

— Привет, Лодыгин. Сабуров это.

Без малейшей задержки-удивления:

— Здорово, Сергеич. Какими судьбами?

— Да поговорить бы мне с тобой. Лично.

— Так я всегда открыт для разговоров-то! Приезжай, поговорим.

— Ну, так буду завтра.

Вот и поговорили. Осторожный Палыч. Ничем ты участия своего не выдашь. Но все равно чуток отпустило — есть теперь направление, куда двигаться. Завтра все решится.

Вдруг смотрит Сабуров — в лесу сверкнуло что-то. Фары? Оделся получше, на свет пошел. Стоит Land Cruiser, а в нем Анна.

— Слава Богу, живой. Садись в машину.

— Что, наблюдала, как убивать будут?

— Дурак ты. Сама чуть не спалилась. Палыч, наверно, уже знает все. Не отзвонились его орлы.

— Спишь, что ли, с ним?

— А хоть бы и сплю — тебе-то что?

— Мне-то ничего. Тебе вот теперь как?

— А ты за меня не беспокойся. Ты за себя беспокойся. Не сегодня-завтра доведут дело до конца и все. Палыч крут.

-Ну, ну.

— Ты не нукай, Сабуров. Если б не я — чего б ты делал-то сейчас? Рискуешь, а о семье не думаешь. Упертый как все. Да я, да я… Да ни фига ты…

Права, что говорить.

— Спасибо, Анна. Уж не знаю, как отплатить тебе.

— Поцелуя одного достаточно будет.

Смотрит Сабуров на нее. Серьезно так смотрит. Вид у Анны до чего соблазнительный — белая пуховая безрукавка поверх блузки с декольте глубоким, юбчонка коротюсенькая — что и прикрывает-то? Губы блеском сверкают, приглашают.

Посмотрел еще раз. Вышел из машины. Дверью тихонько хлопнул. Не надо ему приключений этих. Хватит на сегодня.

Ушел. Обидел — не то слово.

12

Работой основной заниматься некогда. Надо сначала ситуацию мерзкую разрулить. Едет Сабуров с Палычем говорить. Если по дороге его не шмякнут. Приехал, позвонил. Договорились в ресторане встретиться.

— Привет, Сабуров.

— Привет, Лодыгин.

— Ну, что, поссорились Иван Иваныч с Иваном Никифоровичем?

— Да не ссорился я с тобой, Палыч. Чего ты удумал?

— Ха! На попятную пошел? Вот те раз!

— Слушай, давай так: ну, не будет меня, есть Сашка — он продолжит. Не Сашка — Ромка. Он тоже упертый. Пока всех не перестреляешь — будешь по судам таскаться.

— Ой, да ладно? На хрена тебе, Сабуров, правда эта? Ну, прямо, будто всегда ты строил все по-честному, кубометра не украл?

— Чего зря воздух сотрясать? Меняется все кругом, а ты тормозишь. Давай так: я тебе выгоду твою объясняю в денежном эквиваленте — мне испытания эти от 30 до 50% экономить позволяют без утраты качества. Хочешь — давай научу как. Дорожник ты все-таки или где?

— Что за чудеса?

— Да нет чудес никаких. Точная причина проблем, адресность мер— всё. Весь секрет.

— Расскажи?

Просидели часа два, на салфетках рисовали что-то, спорили. Сабуров плюнул, телефон достал, на сайт вышел. Через пару минут Палычу уж ноутбук тащут. Разъяснил Сабуров, кажись, все тонкости нового подхода.

— Во, блин. — Лодыгину уж самому интересно, попробовать охота.Получает Заказчик все то же, при этом подрядчик экономит не меньше, чем упереть бы мог, да при этом еще и по башке за худое качество схлопотать не рискует. — Дороги только мульки все эти твои!

— Заказывай мне обследования. Я тебе — результаты с перечнем работ по улучшению. У меня оттого дешево получается, что заказов много. Ты единственный непонятливый оказался. Распределяю по регионам — быстрей окупается вся эта затея. Шведы тоже не дураки, стали бы они ввязываться.

— Хитрожопый ты, Сабуров.

— Ну. Какой уж есть… Ладно, бывай, Палыч. Мне еще обратно часов пять пилить.

— Должен я тебе что?

— Да нет, ничего не должен.

— С результатами испытаний чего делать будем?

— Обещаешь устранить косяки свои — на сбой спишу.

— Еще вопрос: что мне с девкой той делать?

— С которой?

— Которая заложила меня?

— Отпусти, не трогай.

— Экий ты великодушный. По нраву девка пришлась? Втюрилась в тебя — как собака на меня бросалась.

— У меня, Лодыгин, семья. Не до девок мне. Девками я в двадцать лет занимался. Всяких перепробовал. У меня сейчас другие интересы. Ладно, давай, бывай.

— И тебе не болеть.

Приехал Сабуров голову буйну сложить, уехал — с договоренностью на субподряд.

Едет по трассе, видит — сзади сопровождение. Что за черт? Не поверил Лодыгин? Решил все-таки кардинально вопрос решить?

Звонок на мобильный. Ответил.

— Забыл сказать тебе, Сабуров. Сопроводят тебя орлы мои до границы области. Чтоб не случилось ничего ненужного. Темно все-таки и вообще. Удачи!

— Спасибо, Палыч.

Еще звонок. Анна.

— Ты зачем к Лодыгину ездил? В пасть к тигру? Не хватает тебе эмоций да приключений?

— Ань, скажи: что ты хочешь от меня? Вроде, повода не давал. Не выйдет у нас с тобой ничего. У меня жена второго ребенка ждет. Люблю я ее. Нет у меня проблем в личной жизни. Достаточно объяснений?

Трубку положила.

13

Не было проблем да появились. Приехал Сабуров домой, а там Анастасия в гневе. Что вытворяешь да отчего скрытничаешь? Во что ввязался да зачем семью подставил? Куда ездил да почему девка эта около дома пасется?

Опешил Сабуров. Сказал бы кто другой –послал бы да и все. На взводе он сегодня сам. Все ж таки не с банкета какого приехал. С утра раннего сколько всего передумал. Да и нечего Анастасии в бизнес влезать. Раньше не лезла, морально только поддерживала. Ситуаций всяких хватало. Понятно, что дом не разносили, но все же. Дорожный бизнес — та еще ниша.

Сдержался. Знает еще, что не столько Анастасия из-за работы его переживает, сколько из-за Анны. Чует недоброе.

— Поесть бы что-нибудь?

— Сабуров, ты тему-то не меняй. Давай, выкладывай все.

Ах ты, черт. Ну и характер у тебя, Настасья!

Пока ел, рассказывал. Про работу. Про Анну — только упомянул.

— Зачем она Палыча тебе сдала? — самый нежелательный вопрос задала.

— Ты сама как думаешь?

— Я не думаю, я знаю.

— Настасья, давай так: ты меня не провоцируешь, я не злюсь. Нет поводов у тебя меня в неверности упрекать. Не давал. Вот и не подталкивай лишний раз сама.

Обиделась. Надулась. Наверх ушла. Жестко он как-то. Да еще с беременной — у них там вообще в голове напутано, а он с ней вот как. Пошел вслед. Лежит она, отвернувшись. Прилег рядом. Тихим фоном музыка «I guess I loved you less than I should» Лары Фабиан. Оценила. Ближе легла. Темно в спальне, свежий ветерок по занавескам, шуршание легкое, поцелуи…

14

Опять утро не задалось. Злой Сабуров как черт. Саша, Саша… Пока Игорь Сергеич с Лодыгиным разбирался, ты-то где был? Рухнул ночью мост на тридцать шестом километре, а вместе с мостом КАМАЗ в овраг улетел. Демичев Сабурову позвонил, как школьника нашкодившего отчитал да все по большей части матом. И правильно сделал. Теперь пока разгребешь… Движение, опять же, остановлено. Пока работают Сабуровские ребята, пока отремонтируют, пока движение возобновится. Стоят люди, стоят грузы. Все стоит. Издержки какие… Хорошо, что участок не самый критический. Не магистральный.

Стоит Саша в кабинете перед Сабуровым, не садится даже. В пол смотрит, рисунок изучает. Нечего сказать ему в оправдание. Вот акты лежат подписанные о том, что срочно ремонт требуется. Где ты, Саша, в это время был, где пропадал? В постели с Дашей своей кувыркался? На неделю отсрочил ремонт — получи теперь.

Не знает Сабуров, что с ним делать. Был человек — умница, лучшего зама не найти. Всегда все в порядке, на десять шагов вперед смотрел. Что с человеком любовь поздняя делает? Из гения в дурака последнего.

Был у тебя, Саша, шанс все руководство в свои руки взять. Предлагал Сабуров не раз. Все отказывался. Комфортно ему в замах. На своем он месте тут. Сабуров — философия, Сабуров — идеология, Сабуров — стратег. Саша — технарь чистой воды, Саша — тактик. Ты цель ему задай: он домчится, догрызет. И вот чего-то не хватило ему в жизни. Добрал другим способом.

Стоит Саша в кабинете перед Сабуровым. Не садится даже.

— Сядь. Сядь уже.

В бар залез, коньяк достал. Разлил.

— Ну, чего делать будем, Саш? Я тебе месяц давал? Чтоб ты разобрался со всем? Давал. Отпуск предлагал? Предлагал. Я, Саша, не врач, не психолог и даже не отец тебе, чтоб хоть по шее надавать. А ведь руки чешутся. Сколько это все продолжаться будет? Хрен с тобой, если б работе не мешало. Так ведь, мать твою, как мне сегодня Демичев-то! Я это выслушивать должен? Я??! Мне что, за тобой все перепроверять, что ли? Каждую бумажку? Удивляюсь я себе, что терплю все это. Никогда не терпел, никому не спускал. Мартынова помнишь? Который коробок спичечный экскаваторным ковшом, не помяв, поднять мог да на ладонь мне положить? До сих пор жалею, что шуранул его. Самородок! Алкаш.

Замолчал. Саша коньяка отхлебнул, сидит, молчит. Нечего сказать. Не-че-го.

— Зря молчишь. Мы с тобой либо сейчас все решаем, либо все, прощай. Невозможно уже. Следующее — что вытворишь?

— Сергеич… Ты… Я… Все. Сегодня все. Клянусь тебе, чем хочешь!

Выдержал Сабуров паузу. Коньяку пригубил. Что-то последние лет пять не лезет в него. Уж по привычке старой, дорожной, достает. Запас всегда в баре. Не пол-зет. А раньше… Да что вспоминать-то? Кто не грешен?

— Я тебя понимаю в чем-то. Столько соблазнов кругом. Легких побед всяких. Самолюбие потешить. Скучно жить иногда, а тут приключения, острота ощущений.

Благодарно Саша на Сабурова смотрит. Понимает его шеф. Одна разница в том, что у шефа мозгов хватает тормознуть: взвесить да отказаться. Хотя, когда Сабурову самому сорок два было — он-то что вытворял? Та же картина. Хотя нет, на работе не отражалось. Вернее, ему битва с Анастасией только на пользу шла: он все ценные ее замечания в работу пускал, совершенствовался. Да и не женат он был тогда. А у тебя, Саша, чего? Страсти одни бестолковые, постели смятые да скандалы.

— Ты сам-то чего хочешь? Что в перспективе видишь? Наталью или Дарью?

Откровенный разговор пошел. Никогда раньше Сабуров в дела личные не лез. В свои не пускал, и в чужие не встревал. А тут — зам первый, надо знать, на что настраиваться. Если Наталья, жена — то Дарью увольнять, и все успокоится само собой. А если Дарья? Тут любые номера можно выкидывать! Наталья к Сабурову, как пить дать, придет: куда смотрел? Почему молчал? Хорошо он Наталью знает, уж лет пятнадцать поди, с младых когтей. Стыдно. А Дарья? Ей на стратегии там всякие, компанию — с большой колокольни. У нее самое время любить. Молодая совсем.

— Наталья как сестра стала. Или как мать. Приготовит, уберет, поддержит где. Не вижу я в ней того, что раньше заводило. С Дашкой — страсти одни, жить с ней семьей невозможно. Одни прыжки да выяснения отношений. Когда от жены уйдешь да давай ребеночка родим? А какая она мать? Шопинги одни на уме. Во Францию ее возил. Неинтересны ей ни виды, ни музеи. Поговорить с ней даже…

— А что ты хотел? Не доросла она еще до тонких материй. Да, дилемма. Вляпался ты, Саша.

Смешно вдруг стало Сабурову. Полная «опа», как говорится. Тут еще только третьей «альтернативы» не хватает — еще одной девицы! Все как у дружка его, Димки-врача!

— Сергеич? — обиделся Саша, что шеф посмеивается. Он с открытой душой к нему, а тот ржать.

— Да ладно, извини. Вспомнил тут я одну такую историю похожую. Как под копирку. Не буду тебе финал рассказывать, чтоб не давить.

-Во, во, давай, интригуй.

— Лана, Саш. Думай чего-нибудь и быстро. Последний раз спускаю. Люблю я тебя, обормота, но, извини — в следующий раз стреляю без предупреждения. Все, иди.

— Сергеич, а что там с Лодыгиным? Сказали, у тебя дом, что ли, взрывали?

— Да ну! С чего? Сплетни.

— Сергеич?

— Потом расскажу. А пока не беспокойся. Мы теперь у Палыча на суб-подряде, под обследования подписался.

— Ну, ты даешь, Сергеич! Это после всего-то?

— Ну, я с женщинами своими быстро разбираюсь, поэтому на работу время остается. Все, иди.

Женщинами? А сколько их у тебя, Сабуров? Глянул Саша на шефа своего, подумал о чем-то, но мысли свои при себе оставил.

15

Все спокойно в Датском королевстве. Саша определился. Ото всех переехал. Один живет. В работу с головой ушел. За последние месяцы бестолковые отрабатывает. В Финляндию съездил, новых технологий опять нахватался. Только успевает его Сабуров тормозить. Хотя, пилотные участки выбил, с Демичевым договорился. На, Саша, на растерзание тебе, на эксперименты. Хочет Саша в весеннюю распутицу, когда на месяц обычно дороги закрывают да ограничения весовые вводят, лесовозы по пилотным участкам пустить. С ума сошел, парень? Несущая способность и так ниже некуда. Так и до обрушений недалеко. По пропускам разрешительным ездят товарищи отдельные из предприятий, всю экономику области питающих, а после проездов таких только и жди беды. А ты разогнался — лесовозы да все подряд!

Датчиков Саша понаставил, давление в шинах грузовиков до минимума снизил, интервал между проходами лесовозов рассчитал. Запустили. Промониторили. Все параметры до и после позамеряли. Вроде, нормально. Радуются. Лесники к дорожникам потянулись, выгоду свою почуяв.

Сабуров же радости всеобщей не разделяет. Верней сказать, он сам-то доволен результатами да за Сашу рад. Только Сабуров шире смотрит: это что же дальше-то будет? От всех весовых ограничений сезонных теперь отказываться? Что сие означает? Разворошили целую схему — пополнения бюджетов за счет пропусков на проезд в период весенней распутицы. Это ж скольких денег отрасль лишается? С позиции логистики это прекрасно, для экономики областной — еще лучше, ведь транспортная составляющая теперь ниже будет. Не надо месяц выжидать, на складах грузы прятать, охранять. Не надо разрешительных пропусков приобретать, если у тебя система специальная на грузовике установлена. А вот отдельные частные интересы… Хватил тогда Сабуров с Лодыгиным, не ждет ли его еще то же самое с Велецким? Тут история щекотливая. Нечего ему Роману Александровичу Велецкому предложить, кроме головы своей. Ситуация, однако.

16

Димка да Андрюха уж семь лет тому, как университет закончили. Бегут годы, растут будущие начальники. На встрече выпускников собрался народ, все друг перед другом хвосты крутят: кто круче да кто важнее. Пацанье, конечно, но власть-то некоторым уже в голову вдарила, вкусом своим острым, пряным жизнь отравила. Андрюха еще как диплом получил — сразу на производство, к Сабурову, в мастера двинул. Взяли. Теперь до начальника подразделения по содержанию дорог дорос. Неплохо. В такой-то империи. Деньги есть, семья есть, перспективы обозначены. Счастливый Андрюха. Блин.

Димку в другую сторону поволокло — после университета на кафедре остался, диссертацию писал, лекции студентам начитывал, в международном секторе работал. Науку отечественную двигал. Дурак. Денег нет, семьи нет. Перспективы? Лучше и не думать.

Смотрит Димка на друга своего-однокурсника и гложет его собственная неустроенность-неполноценность. Вроде, не дурак, а все одно как муха об стекло бьется. Да, на кафедре без него караул закричат — лучший преподаватель, студенты табунами ходят. Да, о докторской подумывает — да не просто сляпать, а идея хорошая есть. Да, в командировки заграничные по обмену катается да с коллегами зарубежными общается… Но все равно: денег нет, семьи нет, все плохо.

Зовет Андрюха его к себе: «Пошли, брат, найдется у Сабурова и тебе местечко. Знаю я твои способности — еще меня подсидишь!». И, вроде, порыв у Димки — все бросить да сбежать, но совесть не позволяет. Тут обещал, там начал — куда это теперь все? Да и тяжело с насиженного места — да в неизвестность! Тут привычно: ты всех знаешь, тебя все знают, а там — не приживешься и что?

Да… уж…

Неделю страсти эти из головы не выходили. И то передумывал, и это. Не дает Димке покою разговор с Андрюхой. Слышал он про Сабурова, даже видел пару раз — когда кандидатскую на рецензию носил к Михайлову, но все это так далеко в тот момент было… А теперь отравлен Димка мыслью беспокоящей, не может найти места себе.

Андрюха же, недолго думая, на следующий день после разговоров с Димкой к Сабурову направился. Уж если какая идея у Андрюхи засела — так вынь да положь ее сию минуту рассмотреть.

Игорь Сергеич — руководитель доступный, если на месте рабочем — примет, выслушает, совет даст. Никогда не откажет. Другое дело — попробуй-ка его поймай! Утром он в кабинете своем, днем на совещание какое уехал, а к вечеру оказывается, что в соседний регион, а то и за границу укатил.

Но Андрюха секреты знает: есть дни определенные, когда у шефа совещания внутренние. Это когда он с замами своими «политику партии» подруливает. Вот сегодня как раз такой день и есть.

— Заходи, Андрей Владимирович, рассказывай, с чем пришел? Вроде, в подразделении твоем спокойно все? Или ошибаюсь?

— Спокойно, Игорь Сергеич. Я по личному вопросу. Есть друг у меня, однокурсник. Парень нормальный, башковитый, только не туда после универа пошел.

— Куда это — «не туда»?

— На кафедре остался.

— Наука, значит? Преподаватель? Это не Димка ли Строганов?

— А откуда ж Вы…

— Ну, брат, методом исключения… Там на кафедре нашей либо пенсионеры, либо совсем еще молодо-зелено. На ум один только твоего возраста приходит. К тому же знаю я его по аудиту безопасности — он кандидатскую писал, а знакомец мой рецензентом у него был. Что, хочешь его к нам перетащить?

— Хочу.

— Далека в нашем государстве наука от бизнеса, не научилась еще клиента своего понимать. Ладно. Куда ты хочешь его пристроить?

— К себе возьму. Он аналитик хороший, а у меня как раз дело под него есть. К тому же он последние года три водоотводом занимается плотно. Пусть тащит сюда свои идеи.

— Ход мыслей правильный у тебя, но давай-ка я сам с ним поговорю для начала. Может, к тебе пойдет, а, может, и еще где сгодится. С наукой тонко надо обращаться.

— Да какая ж он наука-то? Он не ботаник какой. Он практичный товарищ.

— Вот я и погляжу, Андрей. Ты, главное, не боись. Шефу-то своему доверяешь?

Пристыдился Андрюха, виновато на шефа смотрит: занесло его, что уж говорить.

Но пришлось Сабурову со Строгановым лишь через неделю встречаться. До этого не до того было ни одному, ни другому.

17

Шел Димка в тот день как на расстрел. Вина перед кафедрой своей подтачивает. А не ко двору Сабурову придешься — вот позору-то будет! Галандина с Норковым заедят потом поедом. Прознают, как пить дать. И заедят. Ввязался тоже…

Андрюха встретил, шутками да прибаутками поуспокаивал, к шефу отвел. Ответственность свою чует: он, Андрюха, все это дело замутил.

Зашел Димка в кабинет начальственный, а там ни золота, ни мрамора, ни парчи. А говорили — у Сабурова еще только самолета собственного нету, а так уж всего под завязку. Обыкновенный кабинет, интерьер простой, но стильный, стол круглый посередине для удобства общения, кресла комфортные, на стенку — мультимедийка, чтобы бумагами лишний раз не шуршать. Единственное — мебель вся из дерева, отчего уютно как-то сразу. А так — все по делу, ничего лишнего.

Секретарша поинтересовалась: чаю или кофе подать. Димка кофе не пьет, чаист он. Через минуту — две чашки чая ароматного материализовались да всякие дополнительности к ним.

Сабуров от дел своих сразу отвлекся, все внимание — Димке. И сразу вопрос в лоб:

— Отчего власти боишься?

Опешил Димка: чего-чего, а такого вопроса не ожидал совсем!

Продолжил Сабуров:

— Поизучал биографию твою — как иначе? Не увидел, чтобы руководить тебе хотелось. Неужели, желания такого совсем нет? Студентами управляешь — слушаются, уважают, а дальше — дело не идет. Заведующим хочешь быть?

— Нет.

— Зачем тогда на кафедре оставался?

— Интерес был к науке. Да не к науке даже, а к теме одной. На производстве я бы не успевал ничего, кроме текучки. Выматывался бы да и все. А тут — лекции отвел, и вперед — занимайся своим.

— Это про аудит дорожный ты говоришь?

— Про аудит.

— Хорошая диссертация у тебя. Одна только вещь смущает: от реального производства она далека. Вот у меня аудит встроен, сам знаешь. А больше нигде пока нет его… официально.

— Так задача науки — идею подать, обосновать, а дальше — не наше.

— Ха, брат, это ты сказал! Вот уж дудки! Любая идея, не дошедшая до потребителя в том виде, в котором пощупать можно — умерла еще на стадии идеи. Наша наука тем от западной и отличается, что она сама по себе, отдельно существует. В отрыве от жизни. А там — ученые за гранты бьются, обосновывая, что только их идея самая правильная да реализуемая, да еще и прибыль потом приносящая. Без этого — откуда финансирование у них будет? Вымрет вся профессура. С голоду. А у нас что? Много самородков на Руси, идей всяких красивых, да только с реализацией всегда проблемы. Ладно, далеко занесло. Возвращаемся. Скажи — кем ты видишь себя лет через пять? Через десять?

Молчит. Тяжелые ты, Сабуров, вопросы задаешь. Сказать, что видит Строганов себя начальником большим, — неправда. Хотелось бы, может, но спроси: каким конкретно, чем командовать — не знает Димка, что ответить. Сказать, что видит себя человеком, о деньгах не думающем, — ближе к правде, может. Но тут не в смысле — богатеем каким, а просто человеком, у которого денежно-головная боль времени больше отнимать не будет от главного чего-то. Опять же: что главное-то? Конкретно Вы, Дмитрий Арсентьич, сказать можете? Не можете. Так и зачем Вы тогда сюда пришли? На Сабурова поглазеть? Эх, Андрюха, впутал ты друга своего непонятно во что. Вот кафедра, вот студенты, вот наука, вот — твое место, Строганов. А тут — что? Так еще теперь и путаница пошла с наукой этой: прав Сабуров про идеи-то да реализацию. Ужас.

— Чего чай не пьешь? Остынет. Ладно, давай так: хочешь попробовать в жизни всего да понемногу? Никто тебе такого больше не предложит. Никогда. А я предлагаю.

Не понимает Димка, о чем Сабуров говорит, но как заманчиво звучит: все попробовать да понемногу!

— Знаешь, что такое ротация?

— Знаю, у японцев такое есть. Это когда сегодня в одной должности работаешь, а потом на другое совершенно место переводят, и так несколько раз.

— Ну, типа того. Так вот предлагаю тебе все ступени у меня попробовать, на всех участках. Согласен?

Димка еще и подумать-то как следует не успел, как выпалил:

— Согласен.

Гипнотизер, что ли, Сабуров этот?

Ушел Димка, а Сабуров в кресле поудобней устроился, чай потягивает да думает о своем чем-то. Сосредоточен. Секретарь было вошла да тут же дверь прикрыла. Знает она это состояние Игоря Сергеича. Трогать не надо.

А думает Сабуров вот о чем: пришел парень тридцати годов от роду. Цели в жизни конкретной не имеет. Зачем пришел — не знает. Что с ним другой кто на месте Сабурова сделал бы? Восвояси отправил бы: сначала определись, потом разговор будет. Но понял Сабуров, что паренек этот сейчас на грани: недоволен он собой, своим местом в жизни недоволен. Кафедру он перерос, а до другого не дошел еще. Один шаг не туда — все, потерян паренек этот для всех. И, прежде всего, для себя. Поэтому и мелькнула у Сабурова шкодливая мысль — найти то самое место, где этот Димка как рыба в воде будет. Экспериментатор тоже…

А еще смотрел он на этого Строганова, и что-то покоя ему не давало. Напоминает он ему кого-то. Вначале, как будто, на Сашку, зама его, в молодости похож. Тот тоже такой был котофей-путаник — все направлять приходилось, чтоб из стороны в сторону не кидало. А на кого ж еще-то похож? Нет ответа.

18

Дело летом было, студенты все — на практике, учебного процесса никакого, все преподаватели в отпусках. Пришел Димка к заведующему, все ему обсказал как есть. Кудров глаза выпучил, понять ничего не может: что вдруг Строганова торкнуло-то? Ничто не предвещало! Да и где он теперь замену Димке найдет? Мысли — каскадом, да одна хуже другой! Послушать Кудрова, так Строганов всю кафедру одним махом обескровил, обезглавил и растоптал еще впридачу! Выкидыш неблагодарный. Но Димка для себя уже решил все. Решил — как отрезал. Ухожу и все тут. Хоть стреляйте в спину.

Ну, пули ему еще долго потом нестись вслед будут, а пока — первый день на новой работе. Пришел к Сабурову, а тот решил, видать, Строганова из огня да в полымя: отправил к мостовикам. Димка в мостах не то чтобы не очень… Вообще никак! Ну, было в университете, проектировали чего-то, рассчитывали, но вживую?! На реальных мостах? Литературой вечером шуршит, Андрюху всеми матерными словами поминает. На, получи, Димка, ротацию японскую.

День с мостовиками провел — они к нему не особо-то. Хотя Сабуровым предупреждены. Да и он не знает, с какой стороны подойти. Измучился. Еще пара дней таких прошла. И еще б неделю — и Строганов сам бы уже плюнул на все и ушел, но тут вызывает его к себе Сабуров и отчет об увиденном требует.

— Рассказывай, Дим, как есть. Все рассказывай.

— Не вписался я. И вообще мосты— это не мое совсем.

— Ты — дорожник, Дим?

— Дорожник.

— Вот скажи мне: мосты — они тоже дороги или как? В целом?

— Ну, дороги.

— Так вот ты, как дорожник, должен все составляющие дорожной системы представлять. Иначе, какой ты инженер? Пусть без подробностей, без узкой специализации, но весь процесс, всю схему в целом ты представлять должен. Иначе никак. Знай, я из тебя мостовика делать не собираюсь. Тут уж — либо лежит душа, либо нет. Но мне надо, чтобы ты всю картину увидел. А что мостов касается… Мосты полюбить надо. Вот как девушку ты полюбишь, так хочется сразу о ней все разузнать: кто да что, да какие цветы предпочитает. Так и здесь. Полюбишь мосты — знание само придет, потому как интерес появится, вопросы, желание узнать, да с каждым разом все больше. Только такой подход к мостам быть может. Завтра поедем, покажу тебе мосты. Не кучу бетона, железа или дерева, а сооружения инженерные красоты особой, не каждому понятной, а только избранным.

Целый день свой Сабуров Строганову подарил. Как пришел Димка с утра раннего, так — к Сабурову в кабинет. Тот на него посмотрел, отправил переодеваться.

— Куда ты мне такой красивый тут? Мы куда с тобой едем? На обследованиях был хоть раз? Иди к Игнатьичу, пусть тебе спецовку выдаст, жилет сигнальный да ботинки антибитумные. Я в машине тебя подожду. Эх, наука…

Надулся Димка, к Игнатьичу пошел. Тот выдал все, как полагается. И только потом Димка понял, что не зря его Сабуров завернул. Где только за день они ни побывали, где только на коленках ни ползали. Мостов штук десять посмотрели, да в подробностях. И если до этого Димка мосты вообще никак не воспринимал — ну, есть и есть, — так тут совсем в ином свете они ему представились. Не обманул Сабуров — есть в них красота особенная, инженерная. Это ж сколько мелочей в них продумано! Особенно в старых, деревянных, еще неизвестно кем построенных! Приехали они с Сабуровым в деревушку какую-то, а там мост — деревяшка. Крепкий еще такой, аж удивительно. Оказалось, лет десять назад мост этот чуть не рухнул. Стали ремонтировать, а строители новые понять в нем ничего не могут. Разбирались, по бревнышку заново воссоздавали, мастерам прежним дивились. Тогда ж ни материалов особых, ни технологий, ничего, а как строили!

А сколько Игорь Сергеич Димке шуток да прибауток про мосты рассказал, пока ездили! Жаль, не записал Димка ничего. Зато Сабуров, пока катались, в блокнот несколько замечаний своим работникам чирканул.

— Поехали-ка, Митька, к Геннадьичу заглянем — главный он у меня по мостам. Тут недалеко. Чайку попьем да погрызем чего-нибудь.

— А Вы сами из мостовиков, что ли, Игорь Сергеич? Откуда столько про мосты знаете?

— Начинал с этого. Давно уж отошел, перезабыл все.

Приехали на базу. Ложкарев Сабурова уж издали подметил, вышел, приветствует:

— Привет, Сергеич. Чего на мосты принесло? Сто лет не был!

— Да вот, привез тебе в обучение — знакомься!

Поздоровкались. Геннадьичу за полтинник, типичный такой хозяйственник. Невысокий, кряжистый, усы седые, хитринка в уголках глаз. Чисто медведь.

— Не жалко тебе, Сергеич, пацаненка? А испорчу?

— Голову сыму. Ты из него мостовика не делай, но через пару месяцев он во всем должен разбираться не хуже меня. Как хочешь. Смену себе ращу. Может, место мое займет потом.

Димка чуть кружку не выронил: это он-то, Строганов, смена, что ли? Да у Сабурова таких как он… Да получше в сто раз… А все равно приятно. И надежда сладостная по всему телу вместе с чаем крепким разливается.

19

В октябре предстал Строганов пред очи Сабуровския. Тут же Геннадьич: вот, Сергеич, приказ твой выполнен. Проверяй. За месяц этот Геннадьич Димку выпотрошил да наизнанку повывернул. Хлебнул Строганов жизни рабочей через край! Где только не был, каких только работ не выполнял. Благо — неженатый он, а то давно б уж заявление о разводе, женой поданное, лежало. Зато пришло к нему понимание особое. Подружился он с мостовиками, побратался. Видел до этого, как Сабуров с ними запросто, а сам-то не надеялся. Но Геннадьич не зря приставлен был, научил, как с народом общаться надо.

Отправили Димку, а сами разговор продолжили:

— Спасибо, Геннадич, уважил. Не сильно я тебе жизнь попортил в эти месяцы? Ты уж извини, коли что.

— Да ладно, Сергеич, начал тоже. Забирай смену свою, потянет. Есть в нем стержень. Да и как ты углядел только? Вначале думал: что за хиляка ты откопал такого? Не чета ни Сашке твоему, ни Ромке, ни Валерке. Что за сюрприз? А потом, через неделю где-то ситуация у нас была нехорошая. Ну, сам знаешь. Так этот твой, найденыш, молодцом, не струсил. Пригляделся я тогда поближе. Ну, а потом сошлись. А где ты взял-то его?

— На кафедре.

— Где?

Долго смеялся Геннадьич, слезы утирая. Не поверил Сабурову сначала, а потом призадумался, крякнул «Однако!» да поехал к себе на базу.

20

Думал Димка: отправит теперь его Сабуров к аудиторам, да не тут-то было. Сабуров хитрый: нельзя сразу да в родное гнездо. Засядет, ни в жизнь потом не выкуришь. Пойдешь ты, Строганов, туда, где не был еще никогда, где пороху не нюхал. На содержание дорог пойдешь. Начинается пора зимняя, сюрпризами непредсказуемыми богатая. Вот тут тебе и возможность науку свою двинуть, чтоб не по факту дорожники работали, а на предотвращение ситуаций нежелательных.

— Изучишь сначала, как устроено у нас все, да не забывай фиксировать все, что не нравится. Глядишь — идея какая мелькнет.

Всю зиму Димка на содержании дорог был. Техника теперь вся для него как родная. На этом снегоочистителе колесо менял, на том — ножи новые ставил, а под этим вместе с Вахтангом лежали, ремонтировались. Столько километров намотал за полгода! Так вот оно как изнутри-то все выглядит! Сколько нервов поистратил, когда запасы соли иссякать стали, а погода, зараза, так и норовила сюрприз подкинуть. Сколько было всего — не упомнишь. Только не узнать теперь Димку Строганова.

Сабуров сам удивляется: неужели эксперимент удачный выйдет? Поудивлялся, отчет Димкин почитал да отправил его по весне в автошколу. Пусть рулить научат. Да еще в Ассоциацию пристроил. Тут неожиданности начались. Заматерел Димка, пообветрился на дорогах-то, а тут в кабинет опять. Пришел к Сабурову — злющий как черт, с претензиями. Мол, шлите меня куда хотите, но с бабами работать не буду. Первый раз Сабуров голос на него повысил. Так рявкнул, что больше Димка с такими претензиями близко не подходил. А прошло время — понял Димка и этот Сабуровский шаг. Вот оно системное видение, вот картинка вся.

21

В мае Настасье рожать. Тяжеленько уже ходит. Только вот, вроде, бегала-порхала. Сабуров еще внимательнее стал, хоть и нет у него времени особого. Старается пораньше домой возвращаться да не всегда получается. Видит — Настасья обижается. Оно и понятно. У него — дел по горло, задач миллион, а у нее — дом, Миланка, все одно и то же. В издательство уже месяца два как не заходит. А за два месяца активный человек, дома сидеть не привыкший, звереет сразу. Ищет Настасья себе работы, находит, вроде. Но именно сейчас ей как никогда муж рядом нужен. Гораздо больше, чем деятельность какая бурная.

Сабуров, помимо работы, в Сашке перемены очередные замечает. На любовном фронте у него что-то выправилось. Нет, к Наталье не вернулся, да и Дарья с другим товарищем уже бегает. Но блестят у Сашки глаза озорным огоньком! Усмехнулся Сабуров, за зама своего порадовался — не может человек один жить, неправильно это.

Но вот на праздник корпоративный — двадцать лет компании — пришел Сашка с подругой своей. С Анной Вельяминовой. Вот тебе поворотец! Счастлив Сашка, никогда таким Сабуров не видел его — ни с женой, ни с Дарьей. Обрел, наконец, любовь. И на работе –порядок везде, идеи всякие хорошие. Совместил человек. Удалось.

Анна под руку с Сашей, в одной руке бокал держит, на Сабурова поглядывает взглядом особым, только им одним понятным. У Игоря глаза тоже смеются. Такие ты финты, судьба, откалываешь! Еще год назад ты сам, Игорек, недалече был от девицы этой. Тогда только жеста одного хватило бы, чтобы сейчас с тобой она бокалом чокалась да к плечу прижималась.

— Познакомься, Сергеич. Это Анна. Невеста моя.

— Знакомы мы, Саш, с невестой твоей.

— Когда ж успели-то?

— Да уж год как. Она тогда от Лодыгина нас с тобой уберегла.

Удивляется Саша. Не в курсе он тех дел. Он тогда со своими-то разобраться не мог, и Лодыгинская история мимо него прошла-просвистела.

В конце вечера, уж когда Сашка с Ромкой курить ушли, подошла Анна к Сабурову. Ни слова не сказала, только в глаза долго смотрела. А Сабуров никогда взгляда не отводит. В руках бокал коньячный теплом руки его согревается. Минута, другая. Молчанье красноречивое. Глазами разговаривают. На секунду Анна глаза опустила. Разорвалась нить невидимая. Вот он момент утерянный. Или не было его — момента этого? Показалось?

22

Ночь. Открыты окна. Необычайно теплый воздух в комнату прорывается: странный май в этом году, чересчур жаркий. Не спится Игорю. Мается. Думы разные.

— Игорюша, начинается по-моему. Ноет все.

В момент собрался, Настасью — до машины на руках. Звонки, звонки. Договорился. Выехали. Везет Сабуров девчонок своих, словно фужеры хрустальные. Милану по дороге — к бабушке, Настасью — в роддом.

Вначале спокоен был. По-крайней мере внешне уж точно. А потом… Бегут минуты, часы идут, а ничего… Врачей на уши поднял. Не у себя на работе, а командирские нотки куда спрячешь?

Изводится Сабуров, потому как сам ничего сделать не может. Коротки ручонки-то. И на Димку ори— не ори: он хирург, не его здесь область. Хорошо еще, договорился, что может Сабуров заходить к Настасье беспрепятственно. Но от этого еще только хуже. Ожидание, бездействие. Делайте же что-нибудь!

Приняли решение — кесарить. Извели жену совсем, но теперь-то уж всё? Кончились мучения? Да нет, начинаются только. Не присутствовал Сабуров на операции, не положено, но сына первым на руки взял. Волшебство момента кто описать сможет? Исчезли все люди, звуки. Никого и ничего нет сейчас: только Игорь и сын его новорожденный. Мгновения… Забрали врачи, унесли. Настасья еще под наркозом. Аппараты разные, трубки… Никогда такой не видел ее. Руку в свою взял, рядом на колени опустился, голову рядом положил. Губами по руке ее скользнул, сказал что-то. Больше самому себе, наверно. Расплата опять твоя, Сабуров, за что-то. За что? Всегда есть за что. Может, по работе где, а, может, за разговор тот бессловесный с Анной.

23

Через десять дней домой из роддома забирал. Слаба еще Анастасия, но молодцом держится, ребенка из рук не выпускает. Парнишка спокойный родился, спит ночами, не капризничает. Счастлив ты, Сабуров?

Вечером возвращался с работы, а посередине дороги джип стоит. Анна. Каблуком в бампер, руки на груди скрещены. Сабуров из машины вышел.

— Привет, Игорь. С новорожденным тебя!

— Зачем ты здесь?

— Не договорили.

— О чем же?

— О нас с тобой.

— Так нет нас. И не было никогда. О чем же еще говорить? Вот только Сашке зачем голову дуришь?

— А ты — Настасье своей — зачем?

— Не вижу связи.

— Отчего глаза твои огнем диким тогда блестят, когда смотришь на меня?

— Не придумывай.

— А если я ближе подойду? Не испугаешься, Сабуров?

Приблизилась. Метр, полметра, глаза в глаза. Томление непонятное. Ощущение, будто обволокло все вокруг негой, окутало неясным туманом. Губы близко. Руки сами к плечам ее тянутся. Зачем?

Нет, стоп. Хватит. И в этот же момент со стороны дома Сабуровского Настасья с Алешкой на руках. Остановилась. И чувствует Сабуров, как расстреливает она его из всех возможных орудий. Развернулась и — к дому.

— Прощай, Анна.

— Никуда ты, Сабуров, не денешься от себя.

— Прощай.

… Дома Настасья вещи собирает. К матери поедет.

— Настя, не дури. Ну, чего ты?

— Иди ты, Игорь, знаешь куда? Пока я в роддоме лежала, она, может, и на постели нашей бывала?

— Да ты с ума совсем сошла?! С чего ты взяла-то это?

— Ты на себя-то посмотри: ты ж как кот до сметаны дорвавшийся. Все на морде твоей гулящей написано. Ничто тебя, Свифт, не исправит. Приключений не хватает, как же! Что Сашка, что ты! Оба хищники.

— Настя! Прекрати!

— И не подумаю!

Лешка в кроватке орет, чувствует. Пошвыряла все вещи, Лешку схватила, по ступенькам — вниз. В машину, за ворота и по газам.

Стоит Сабуров посреди гостиной. Забыл он в этот момент все: кто он, зачем он здесь, что дальше делать. Несколько десятков минут назад смысл был, а теперь нет. Знает он Настасью. Как и себя знает. Простил бы он ей полунамеки-полувзгляды эти? Тонкую грань, пусть еще и не пересеченную? Самая опасная грань эта.

Пуст теперь умный дом. Опять, как и много лет назад, остался Сабуров один. По-прежнему стоит стол у окна панорамного, на озеро выходящего. По-прежнему в баре коньяк да водка присутствуют. Невыносима тишина. Первое попавшееся из сборки Сабуров включил. Саундтрек к фильму «Фонтан» — «Stay with me». Мистика. Лучше его состояние, чем эта музыка, не опишешь.

24

— Доброе утро, Сергеич. Ты сегодня в офисе во сколько будешь? Уж полдень. Ты, вроде, ничего не говорил, что задержишься. У нас тут неприятности всякие, с Москвой связанные.

Это Саша звонит. Проиграли они тендер на содержание федеральной дороги. Невероятно, но факт. Московская компания влезла, цены в два раза занизила. Невозможно это, неосуществимо за такие деньги дорогу эту содержать. Но подряд теперь не Сабуровский. Выжали с рынка.

— Я буду, Саша. Через полчаса буду.

Приехал шеф в состоянии, близком к тому, что лет восемь назад было, когда грехи молодости его всплыли. Сашка осекся сразу: разве можно сейчас о Москве-то?

— Сергеич, что с тобой?

— Пойдем, Саш, в кабинет. У секретаря чаю попроси. И от головы что-нибудь. Болит, зараза. Что там с Москвой-то? Кто такие? Откуда взялись?

Рассказывает Сашка, но мысли совсем в другом месте. Что опять с Сабуровым происходит? Только ликовал — сын родился, и месяца не прошло.

— Сергеич, да Бог с ней, с Москвой-то. У тебя чего случилось-то?

— Настасья ушла от меня.

— Что???

— Я виноват. Сам. Ладно. Это все так. Разберусь, верну. Надо бы к владельцам федералки съездить. Поговорить. Нет, понятно, что не изменишь уже ничего, но надо понять, что происходит. Это разводилово какое-то. Помяни слово мое — не пройдет полугода, как нам с тобой придется разгребать все это. Так лучше с самого начала масштабы представлять.

Поехали. В неофициальной обстановке с Лопарёвым переговорили. Все поняли для себя. Обратно отправились. Чужие тут трассы, сразу видно.

По-другому все содержится. Быстрее бы на свою сеть вернуться.

— А что, Сергеич, они ж ведь совсем озверели! В два раза цены сдемпинговать? Как? И вообще: это что же теперь — вся федералка под Колю ляжет? А мы где?

— Саш, ты чего раньше времени-то заупокойную поешь? Первый раз, что ли, в такой ситуации? За пятнадцать лет чего только ни бывало! А Коля… Поживем-увидим, что там Коля. Тебе регионов соседних мало? Мы и так уже расширились до невозможности. Оптимизироваться надо. Всем работы хватит.

— Ну, ну, а там в прошлый век все вернется! Вот как здесь: ты посмотри только, Сергеич — у них тут в полосе отвода черт ногу сломит! А откосы! Это ж как с горы рухнуть, ежели чего! А кустов-то, деревьев! Крестов понаставлено точно на кладбище! Обочина выше проезжей части!

Молчит Сабуров. Что тут скажешь? Раньше у него такое же ощущение было, когда он к себе на родину после Финляндии приезжал: дорога сама по себе живет, владельцы ее — сами по себе. Там, сразу видать, у дороги хозяин есть, а у нас — дороги-сироты. Сколько лет налаживали, а теперь все это –кому? Коле? Коле, который по дорогам, за которые сейчас отвечать будет, отродясь не ездил? Что ему в этой стороне и делать-то? Он из Москвы только в западном направлении выезжает…

— Не могу я, Сергеич, смотреть спокойно, как все дело разваливается.

Тяжело Игорю. Придут люди, которым их дороги только как кормушка нужны. Столько лет Сабуровские ребята по сантиметру все в порядок приводили, из себя выжимали. А испортить за пару годиков все можно. Опять зря все?

Шуршит новая резина на Сашкиной машине — только недавно переобулся. На трассе темно. Мрачно даже. Едешь как в черном страшном коридоре, из-за встречек дальний свет особо и не включишь. Вдруг с обочины прямо на дорогу кто-то — шасть!

— Сашка, выворачивай!

Правильно Сашка все сделал. Успел, вывернул, тормознул. Не сбил человека. Только развернуло их, с трассы вынесло да в крест, что у дороги стоял. Хороший такой крест, крепкий, бетонный. Видно — родственники с любовью ставили…

25

В коридоре больничном свет глаза слепит. Голова раскалывается. Тысячи маленьких молоточков ритм выстукивают, а поверх этой музыки еще и гул какой-то странный, по нарастающей, а потом опять затихает. Ком в горле стоит. Ногу правую тянет. Хреново. Но Сабуров сейчас вне этого всего. Одна мысль: как там Сашка?

Не сработала на водительском месте подушка безопасности. Не сработала. А с Сабуровской стороны выстрелила. В момент удара вообще все повыстреливало: все, что позади на сидениях лежало, все вперед устремилось в диком полете. У Сашки чего только сзади не было: бутерброды по окнам расположились, печенье всякое в мелкие крошки, бумаги, пакеты с подарками детскими…

...

— Игорь! Ну, ты как? — Димка-хирург примчался.

— Нормально. Сходи, узнай, что там?

— Да, сейчас. Сегодня Погорельцева смена.

Ушел. Остался опять Сабуров один, наедине со своими мыслями-сквозняками.

— Сергеич…

Всё. Сабуров понял сразу все. Не говори ничего, Димка. Не надо.

Поднялся.

— Зайти к нему могу?

— Я договорюсь. Только, может, не надо, Сергеич?

— Договорись.

Нет больше Сашки. Он есть — вот он на столе операционном лежит, но это уже не Сашка. Он не здесь уже. Может, смотрит сейчас на Сабурова сверху…

И сердце сжимается до размера свинцовой пули. И ком в горле нарастает. И ноги ватными становятся. И смысл… Смысл всего теряется. Как без Сашки? Он что — теперь один? Почему Сашка? Почему не он, Сабуров? Ты уж пожил. А Сашке еще жить да жить. Сколько ему? Чуть за сорок. Веселый, надежный, самый… самый… Авантюрист Сашка. Как? Почему? Не может Сабуров осознать всего этого. Вот сейчас проснется, и окажется, что все это — только сон идиотский. Шутит сознание.

Нет, не шутит.

26

Приехал Сабуров домой, а дом — пустой. Гулко шаги в доме пустом отдаются. Да нет, это в голове что-то… Может, надо было снимок сделать? Сотрясение, похоже. Но напало на Игоря безразличие ко всему. А сквозь наплевательство это вдруг тонкой струйкой ненависть потянулась. Где эта пьянь, что на дорогу выпала? Лучше б ты, Сашка, не успел вывернуть. Лучше б пьянь эта…

Поднялся Игорь наверх, лег прямо как есть, головой в подушку. Голова кружится. В бешеном танце пляшет все кругом, даже когда глаза закрыты. Никто не узнает, что с тобой сейчас, Сабуров. Никто не придет. Жена ушла, а больше-то никому ты не нужен. Миланка с Лешкой не в счет…

Звонок.

Слышит Сабуров звонок, но искаженно как-то. Брать? Не брать? Зачем? До завтра потерпит…

… Сквозь туман испуганное лицо Насти. Димка откуда-то…

— Сейчас к нам отвезем, посмотрим. Как я проглядел-то? Он ведь ни словом, ни жестом. Обычно сразу видно, а тут… Я на Сашку переключился...Идиот.

27

... Похороны. Людей много. Венки, венки. Цветов море. Его многие знали. Дорожники рядами — брата хоронят: кто вместе учился, кто работал, кто по жизни пересекался. Из ГАИ ребята… Власти городские…

Женщины в голос. Это мать и жена. Страшно, когда мать сына своего пережила. Не дай Бог никому. Неправильно все это. Не должно этого быть. Должен ты жить еще долго-долго, а ты покой обрел. Зачем тебе покой этот? Рано.

Анна здесь же, в сторонке стоит. Никто она. Такая судьба ее — в стороне стоять. Чувствовать все, томиться в страданиях, молча. В глаза ей лучше не смотреть сейчас. В них — весь мир перевернутый. Самое страшное, когда человеку выговориться некому. Одна.

Сквозь толпу Роман прорывается, запоздал. Хоть и стоит здесь, у могилы, большинство Сабуровских ребят, но дороги-то не бросишь. Дорогам уход каждый день нужен. Круглосуточно. Как дитю малому. Только не доглядишь где — отказ за отказом. Риски, трагедии людские. Нет, не бросишь, далеко не отойдешь. Хорошо Сабуров систему отладил. Сбоев не должно быть.

Речь надо говорить. Ему — первому. Кому ж еще? Речь здесь не пафосная нужна. И не такая, чтобы слезы ручьями. Потеря невосполнимая, замысел неудавшийся Господний… Сын, муж, отец… Без него — как теперь? Лет двадцать у руля. Все знал, во все вникал, временем личным своим жертвуя, никогда людей своих не бросая.

Все, кто стоит здесь, особых слов ждут. Должны они сквозь темноту эту все вместе пройти, в конце надежду обретая, четкие указания получив, что дальше делать. Никаких сомнений после речи этой остаться не должно. Только один курс. Так что сказать?

Полилась речь ручейком чистым, по камням да по острым. Вот все, кто головы в скорби опустил, на него взоры свои обратили. С каждым словом — отдача в сердцах. Перешел ручей в реку горную, быструю, все на своем пути сметающую. Нет ей преград больше. Захочет — водопадом прольется, соберется с силами и дальше вперед.

Последнее слово сказано. Другие люди стоят. Лица другие совсем. Вот он — шеф настоящий! Чувствуют люди силу в нем, их силы во сто крат превосходящую. Ничто Сабурова не сломит, как бы тяжело ни было. Знает он, умеет, как никто другой веру в людей вселять. Не раз уж и не два случались в жизни компании моменты сложные. Всегда Сергеич собирал всех да такой посыл в речах его был, что никаких и вопросов лишних не возникало больше, кроме одного: да как же мы об этом сами-то не подумали? Ведь просто все.

Сказал Сабуров и отошел в сторону. Другие речи потекли, но никто посыла его перебить не мог. Не тот уровень.

Роман рядом, как скала стоит.

— Ну что, Рома, тебе теперь все карты в руки.

— Сергеич, ты не волнуйся, в хозяйстве нормально все. Лично контролирую. Я себе в помощники Андрюху возьму. Скажи еще — со Строгановым Димкой что сейчас делать? Куда его?

— Лекции читать пусть идет.

— Не понял?

— Кудров звонил. Завкафедрой. Плохо у них там все. Я с Димкой поговорю сам. В замы его беру свои, а пару-тройку раз в неделю — на лекции отпускать буду. Он теперь реальной жизни хлебнул, лекции как песня будут. Пусть кадры для нас куёт.

— А… А я-то было уж подумал… Ну ты, Сергеич, забавный!

… Уж поздно было — к одиннадцати домой вернулся. Пока то да сё. Ждут его Милана, Лешка и Настасья. Все, кого любит он безмерно. Вновь ожил умный дом. Больше он опустеть ему не позволит. Нет больше Свифта. Есть Сабуров Игорь Сергеич, человек семейный, ответственный. Ах, Сашка, Сашка… Почему ж все так?