Объяснения этому удивительному факту никто и никогда найти не смог. Как можно было хоть как-то научно доказать или опровергнуть то, что игральные кости, выпущенные из его воистину золотых рук, давали выигрышную комбинацию в зависимости от установленных правил в 98% всех случаев. Случалось ему по щекотливому велению свой алчности и жажды богатства попасть в казино, как он уходил оттуда, вынося охапки денег, что успел схватить и унести. От вышибал, которых казино специально нанимало для расправы со слишком удачливыми игроками, он убегал в два счета, умело и ловко прокладывая незатейливые маршруты и растворяясь в серой толпе. Поэтому его кости никогда не трещали под мощными кулаками в не менее мощных кастетах, и ему не доводилось знать, что такое наказание фортуны: он всегда выходил сухим из воды и сразу же отправлялся праздновать свой очередной выигрыш — выпивка, женщины и дорогие машины — под стать всем денежным мешкам в черных лоснящихся фраках. Дутые пингвины, называл он их. Даже когда на светских вечерах сидел вместе с ними за игральным столом и чуть ли не заглядывал им в толстые, набитые деньгами кошельки, которые с каждой партией пустели и становились тоньше и тоньше. Затем, как только его объявляли абсолютным победителем, он, видя перед собой аккуратно сложенные пачки банкнот и высокие башенки игральных фишек, которые ему явно не унести в виду их огромного количества, представлял себя Прометеем и, с удовольствием отдавшись кричащему чувству, окунал в свой законный выигрыш обе ладони, и, подобно милостивому божеству, вскидывал руки вверх, и с презрением сквозь улыбку смотрел в удивленные до предела лица, недоумевавшие, ненавидящие вечернего фаворита. После этого он сразу же спешил удалиться, оставив свою награду, представляя, как они, жадные до последнего цента, будут делить ее между собой. Обычно все это заканчивалось жестокой потасовкой в его голове, так ли это на самом деле он не знал, потому что через несколько минут после неприемлемого поведения он уже колесил по какой-нибудь автостраде подальше от фальши, наигранности чувств, бессмысленных разговоров, предательств и измен. К этому времени он мог потратить весь дневной выигрыш, однако всегда толстую пачку зеленых оставлял при себе, обычно во внутреннем кармане, ближе к сердцу, чтобы грело его неспокойную душу вечного игрока, ловца удачи. Конечно, такого эксцентричного игрока трудно было не запомнить, тем более не вспомнить при следующей встрече, поэтому, когда в штате заканчивались города, куда его могло занести подобно урагану, он собирал вещи и, отдав ключи от съемной квартиры хозяину, улетал в другой штат, ожидая пока наведенная им буря не спадет, и его позабудут, или, как он мечтал, придадут его личность легенде, нелепой фантазии. Он никогда не любил, и это он считал еще большим успехом, нежели все его выигрыши. Ему вполне хватало недолгих отношений, однако не лишенных страсти и огня. Он видел в девушке прежде всего приятные и непринужденные разговоры, а те находили в нем все, абсолютно все, что хотели видеть в мужчине. Его это непомерно раздражало: они видели в нем того, кем он не являлся и даже отдаленно не походил. Но были и приятные моменты, каждая охотно отдавалась своему истинному идеалу. На следующее утро идеал забывал, как ее зовут, а через неделю ее образ заменялся образами других. Он был любимцем Бога или Сатаны, как хотите. В Средневековье его бы точно сожгли на костре инквизиции, заподозрив в его успехе нечто дьявольское и темное. Когда его спрашивали о его удаче, он отшучивался, что это особая генетическая мутация. «У кого-то от них зеленые глаза или кудрявые волосы, а у меня — пониженный порог успеха», — говорил он в те моменты, когда рядом находился умный, сознательный собеседник, который, конечно, сводил все его истории к шутке, что было ему на руку.
И сейчас мы сидим в одном из многочисленных кафе аэропорта Мидвей, штат Чикаго. Он, приветливо улыбнувшись, подсел ко мне за столик и начал беседу легко и непринужденно, словно знал меня долгие годы. Не удержавшись от его природного обаяния и умения вести разговор, я сразу же возымел доверие к этому незнакомому человеку, хотя понимал, что не стоит так быстро делать выводы. Однако, внутреннее чувство говорило, что он никакой опасности мне не представлял.
— Ты держишься слишком напряженно, парень, — с улыбкой заметил он.
Я вправду чувствовал себя не в своей тарелке.
— Есть такое, — проговорил я.
Он, поправив волосы растопыренными пальцами, сказал:
— Не бойся удариться лицом в грязь. Я заражаю людей своим успехом, — вдруг его улыбчивость спала на нет. — Не знаю почему, но чем больше я говорю с тобой, тем больше шанс, что тебе крупно повезет, стоит мне только скрыться из виду.
Я не смог скрыть улыбку.
— Понимаю, — он тоже заметно повеселел, — звучит бредово. Сейчас я лечу в Нью-Йорк, думаю, что меня там еще никто не знает.
— Попытаешь там удачу? — спросил я с явной издевкой.
— Парень, я и есть удача и успех, — совершенно серьезно, без тени гордыни и тщеславия, сказал он. — Ну ладно, бывай. Я пошел, скоро объявят регистрацию.
С этими словами он встал и пошел прочь и вскоре, завернув за угол, будто бы выпал из моей жизни.
Пожалуй, ни один человек не оставлял после себя такой разгром и беспорядок в моей душей. Час разговора с ним полностью расшатал меня изнутри, хотя он просто поведал мне историю своей жизни, то ли вымышленную, то ли правдивую, этого я знать не мог. Будто он проложил мне четкий маршрут в лабиринте мнений и доводов, по которому я мог без особых сложностей найти что-то истинно свое.
— Да кто же ты? — спросил я самого себя, явно без ответа, заказал чашечку кофе — до вылета еще два часа, а до обещанного успеха, думаю, еще меньше…
: Ох, меня упрекают за то, что я до чайника придрался...а сам? А ты то чего до Виталика пристал?
Все сообщения мини-чата
Регистрация
Забыли свой пароль?
