Елена Вахненко — Другой взгляд

Душная жара окутала мир, и даже воздух стал как будто гуще. Солнце невыносимо слепило глаза, а небо приобрело редкий сине-фиолетовый оттенок.

По узкой тропинке неспешно шла молодая женщина, рассеянно поглядывая по сторонам и не обращая внимания ни на сочные гроздья ягод, ни на яркие цветы, ни даже на длинноногих красноперых птиц, важно вышагивающим между клумб. Все это она видела с раннего детства.

Незнакомка могла, несомненно, считаться достаточно привлекательной: высокий открытый лоб, темно-вишневые полные губы, широко расставленные глаза янтарного оттенка, собранная в тяжелый узел копна вьющихся черных волос, темно-золотая бархатная кожа… и столь же совершенное тело, отчасти скрытое длинной юбкой из кожи тонкой выделки и коротким топом. В ушах покачивались тяжелые подвески, почти на каждом пальце поблескивало кольцо, а вокруг шеи была намотана нить бус… И даже запястья украшали браслеты.

Впереди этой красивой, хоть и несколько экзотичной, женщины быстро шла смуглолицая девочка, изредка оглядываясь и замедляя шаг, и беспрерывно лопотала что-то на незнакомом языке.

Как невыносимо болит голова…

Газор нервно расхаживал по просторной зале, изредка недовольно поглядывая на ажурную арку. И где, спрашивается, госпожа де Павилионэ? Чем скорее все начнется, тем быстрее приблизится время отъезда.

А уехать хотелось, несмотря на все красоты природы. Ну, и пускай вокруг множество древних деревьев с мощными необъятными стволами и густой листвой, пускай здесь растут редчайшие цветы и водятся птицы небывалых окрасов… Зато от жары болит голова и ломит в висках, а уж смесь разнообразных запахов и вовсе вызывает тошноту. Поэтому скорей бы попасть в привычный климат, на родной материк, туда, где прохладно и пасмурно, и большую часть года идет дождь, а пахнет в основном сыростью… Ну, кто мог предположить, что к подобному климату можно настолько привыкнуть, что, очутившись в райских условиях, затосковать по нему?

Газор бросил взгляд в висящее на стене мутноватое зеркало. Из стеклянной глубины на него хмуро смотрел грубоватый мужчина средних лет с довольно резкими чертами лица. Рыжевато-каштановые волосы превратились в колтун, бороде пора бы придать форму… да и одежда поизносилась. А ведь не так уж давно он считал себя вполне элегантным и аккуратным. Да, многое изменилось в его жизни за последние несколько недель.

Ощутив на себе чей-то взгляд, Газор порывисто обернулся. В нескольких шагах от него стояла миловидная девушка, разглядывающая его с откровенной насмешкой, и в тоже время — удивлением. Из-за ее плеча выглядывала любопытная девочка лет десяти.

-Добрый день, — тщательно подбирая слова, проговорил Газор. Язык таусити он знал неплохо, но в любом случае строить фразы и предложения было не так уж просто. — Вы — Агата де Павилионэ?

-Да, это я.

Речь девушки, к счастью, была четкой и неторопливой, в отличие от ее прислужницы, которая говорила, глотая окончания слов. Он по-настоящему замучился, пока сумел изъясниться с ней...

Агата холодно улыбнулась:

-У Вас есть ко мне какое-то дело?

Газор замялся. Он сотню раз продумывал свою речь, прокручивал ее в воображении, а вот теперь растерялся. Если честно, он как-то не ожидал, что Агата еще очень молодая женщина. Ему сказали, что это вдова барона де Павилионэ, его дяди, которого он, если честно, никогда и не видел… Знал только, что тот в свое время бежал на сей благословенный остров, прихватив с собой вверенный ему Венец. И Газор отчего-то был уверен, что сама Агата — дама в летах.

-Я приехал издалека, — наконец начал он. — Я — ближайший друг и соратник Герберта Суэльского…

-Потом, — Агата остановила его легким взмахом руки. — Сначала Вам покажут Ваши покои. Отдохните, в самое ближайшее время мои слуги принесут Вам горячей воды, и чуть позднее — обед. После поговорим.

Что ж, он действительно устал и здорово проголодался. А за время этой короткой передышки он, быть может, сумеет собраться с мыслями…

Комнату Газору предоставили неплохую. Ничем не хуже покоев, которые он занимал в особняке Герберта Суэльского: просторную, с большими окнами, из которых хорошо просматривался сад, с кроватью, гардеробной и золоченым умывальником.

Газор только-только немного обустроился (скинул грязный жилет и пыльные сапоги, забросил под кровать походной мешок), когда вошел темнокожий слуга. Поклонившись, он подал гостю гребень и какую-то одежду, а около умывальника поставил тазик с теплой водой. Газор с наслаждением принялся приводить себя в порядок, и к тому моменту, когда принесли обед, уже мог без содрогания смотреться в зеркало.

К еде он приступил с опаской, хотя и проголодался изрядно. По вкусу яства были вроде бы и неплохие, только вот несколько непривычные. Дольше всего Газор раздумывал над мясом (чье оно, кто знает?), однако, в конце концов, съел все, что принесли.

С Агатой он встретился ближе к вечеру в саду, в те волшебные несколько часов, когда остров уже объяла таинственная полутьма, и все вокруг погрузилось в призрачный мир сумерек.

Агата накинула на плечи газовую ткань, а волосы распустила, и теперь их слабо теребил теплый ветер, вовсе не приносящий прохлады — скорее, он лишь еще сильнее смешивал разнообразные запахи.

-Итак, Вам нужен Венец, — наконец заговорила Агата, и голос ее звучал глухо, с какой-то затаенной усталостью.

Газор искоса взглянул на свою спутницу. Она шла, опустив голову и, казалось, что-то внимательно рассматривала в густой траве.

-Да, Вы правы, — вынужден был признать он. — А как Вы догадались?

-А что еще может связывать меня с тем миром? — с грустной усмешкой отозвалась Агата и вновь замолчала. Некоторое время они шли молча, прислушиваясь к звукам подступающей ночи. Через пару минут Газор рискнул снова заговорить:

-Ну и как? Вы пожертвуете Венцом? Он принадлежит нашей стране.

Она остановилась и, вскинув голову, посмотрела на него. Невзирая на сумерки, он различил в ее взгляде насмешку и даже, как ему показалось, смутное торжество.

-Я собиралась отдать Венец Церкви.

Церкви… Он разом пал духом, и даже как будто немного ссутулился, словно держать спину ровно вдруг стало невмоготу. Он так и знал, да и Герберт предупреждал… Но все равно против всякой логики он продолжал надеяться. Получается, все зря — и долгий утомительный путь, и мысленно продуманный диалог, все это — лишь бесцельно потраченное время.

-Пару месяцев назад я получила письмо от Церковного Владыки и согласилась с его доводами, — продолжала Агата с едва заметным удовлетворением в голосе. — Буквально на днях я жду представителей Церкви.

Так значит, она еще не отдала Венец…

-Получается, в данный момент Венец у Вас? — на всякий случай уточнил Газор.

Агата с иронией взглянула на него:

-А что? Хотите выкрасть?

Газор поморщился.

-Нет, конечно, — вяло сказал он, про себя подумав, что неплохо бы. — Но, быть может, Вы еще передумаете… — в его голосе, однако, уверенности не прозвучало.

-Посмотрите на меня! — внезапно потребовала девушка.

Газор, опешив, тем не менее, выполнил приказание. Пару долгих томительных минут Агата пристально вглядывалась в его лицо.

-Жаль, темнеет, плохо видно… — пробормотала она, обращаясь, скорее всего, к самой себе. Потом выпрямилась и с любопытством поинтересовалась: — Но ведь у власти у Вас стоит именно Церковь, так? И Венец, получается, должен принадлежать ей.

-Венец никому не принадлежит, — горячо возразил Газор. — Вернее, его Хранителем являлся барон де Павилионэ, теперь же, после его смерти, новый Хранитель еще не избран. Если Венец достанется Церкви…

-Но ведь это будет справедливо, — живо возразила она.

-Ничего подобного! Власть Церкви давно угнетает простых людей! — в сердцах бросил Газор.

Девушка усмехнулась:

-А Вы полагаете, Ваш друг Герберт принесет народу счастье и благополучие?

Газор на мгновение растерялся.

-Он попробует, — не вполне убежденно проговорил он. — Герберт хороший человек, я знаю его много лет.

-Этого мало, — жестко заметила Агата. — Мало быть просто хорошим человеком.

-Значит, не дадите… — хмуро заключил Газор, не став спорить.

Агата ответила не сразу.

-Я устала. Пойдемте спать. Договорим завтра, — и, не потрудившись узнать его мнение на этот счет, она последовала по тропинке к дому.

Газор мрачно поплелся следом. У ступеней, ведущих к массивным дверям, Агата остановилась.

-Скажите, а чем именно Вам не угодила Церковная Власть? — обернувшись, поинтересовалась девушка. — Вы ведь не относитесь к числу простого народа.

Помедлив, Газор пожал плечами и сухо ответил:

-Инквизиция сочла мою бабку ведьмой.

-Понятно… — Агата смутилась. Помолчав, она продолжила: — А скажите… Вы случайно не родственник барона де Павилионэ?

Газор удивленно вскинул брови:

-Разве я не представился Вам? Да, я — племенник барона. А что? Мы с ним похожи?

Агата как-то странно взглянула на него и неопределенно пожала плечами.

-Ну… в общем, да… Особенно глаза.

Больше она не проронила ни слова.

Агата ненавидела ночь.

Мягкая постель… Душистый аромат сандорин — любимых цветов, растущих прямо под окном… Убаюкивающий стрекот ночных насекомых… Поднос с легкой закуской у кровати — на случай, если вдруг одолеет голод. А над головой — шнур звонка, чтобы вызывать слуг.

И все равно — она ненавидела ночь. Несмотря на богатство, здоровье, молодость и красоту Агата страдала неизлечимым, как ей казалось, недугом — бессонницей. Почему-то именно в ночные часы в голову лезут непрошенные мысли и воспоминания. Наверное, за дневной суетой просто нет свободной минуты подумать, помечтать с отстраненной грустью о том, что могло случиться, но не случилось.

Вот и сейчас Агата сидела, опершись спиной о горку взбитых подушек, разглядывала в распахнутое окно серебристый диск раннего месяца и размышляла.

Барона де Павилионэ она никогда не любила. Впрочем, сначала он ее даже заинтересовал… Высокий, статный, седовласый, вполне импозантный и моложавый мужчина, он показался ей при первой встрече отважным героем. Еще бы, ведь Агата была совсем юной, наивной и жутко романтичной. Это спустя несколько лет она поняла, что барон просто-напросто трусливо бежал от Церковных Властей на свою часть острова, а здесь купил у бедной семьи красавицу-дочь.

У Агаты не было выбора, и девушка стала супругой барона де Павилионэ, однако буквально на следующий день пожалела о содеянном. Для барона она оставалась причудливо говорящей деталью интерьера, а Агата привыкла к другому отношению. Привыкла считать себя умной и интересной, а к собственной привлекательности относилась почти равнодушно. Намного более существенной ей казалась собственная любознательность, широкий круг интересов, занятие прикладным искусством, наконец! По молодости лет девушка решила, что именно за эти достоинства ее и выбрал господин де Павилионэ. Как оказалось, нет. Барон вовсе не собирался беседовать с женой о всемирной истории или восторгаться творчеством юной супруги, ну а любознательность… Для женщины это даже излишне.

Быть может, она и сумела бы привыкнуть к этой своей роли. Да, наверняка, смирилась бы, или даже испытывала что-то вроде гордости — живет в достатке, муж знатен, полно слуг… Но однажды (кажется, где-то через полгода) к ним приехал сын барона.

Агата встретилась с ним за обедом. И в первые мгновения даже обомлела от испуга, смешанного с недоумением: казалось, перед ней стоит лет на 20 помолодевший муж.

«Агата, познакомься с моим сыном Авгюстом» — вдруг показался и сам супруг. Агата ошеломленно кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и все разглядывала Авгюста.

Высок и строен, как отец. Лицо такое же спокойное, и черты схожи: прямой нос, широкие брови, серые глаза, тяжелый подбородок… Только вот кожа более гладкая, и волосы гуще, каштановые с красноватым отливом.

Все время, что проходил обед, Агата толком ничего не ела, то и дело бросая жадные взгляды на молодого человека. Тот поглощал экзотические блюда с большим аппетитом, все время острил, смеялся… Иногда посматривал в сторону юной мачехи, и в его веселых серых глазах девушка замечала смесь любопытства, досады и злой иронии. За весь вечер он так и не обратился к ней.

А ближе к ночи она услышала часть его беседы с отцом.

«Ты зря волнуешься, Авгюст, — говорил барон. — Ты — мой единственный сын, и тебе достанется основная часть моих владений. Агата после моей смерти тоже бедствовать не будет, однако останется здесь, на острове… Ей будет выделено достаточное содержание»

«Я не понимаю тебя, отец… — раздраженно отозвался Авгюст. — Эта девица моложе меня! Она, конечно, с виду симпатичная, но и только. Пустая, нищая, не владеет элементарными навыками поддержания светской беседы. А как за столом себя ведет? Не может вилку от ножа отличить».

Агата, стоявшая в верхнем пролете мраморной лестницы, задохнулась от возмущения и боли. Вот так… пустая и нищая… А разве она просила, чтобы ее делали богатой?

«Ох, Авгюст, — вздохнул барон. — Ты слишком молод. Понимаешь ли, я давно уже одинок. Мне просто необходима рядом молодая, полная сил, девушка. Она подпитывает меня своей энергией. Да и потом, зачем ей отличать ножи от вилок? Приемов я не устраиваю. А на счет внутренней пустоты… Я, знаешь ли, вовсе не намереваюсь вести с ней философские диспуты»

Больше Агата слушать не могла. По щекам ее текли слезы, размазывая умело нанесенный грим, губы дрожали… Очутившись в собственных покоях, девушка рухнула в кресло и зло прошептала:

«Как я его ненавижу… Авгюст, я ненавижу тебя»

В тот момент она была абсолютно уверена в своей неприязни, и тем неожиданней для нее самой оказался их роман. По прошествии времени Агата в недоумении размышляла, каким образом неприятный вначале человек умудрился стать необходимым и почти родным… Как сумел внушить ей, что любит, что завидует отцу и мечтал бы оказаться на его месте… И как получилось, что законный супруг ничего не узнал об измене молодой жены с его родным сыном!

Агата зажмурилась, пытаясь удержать слезы, и глубоко вдохнула. Понемногу ее отпустило, и она, поежившись, укрылась с головой, уткнувшись лицом в подушку. Ноющая тупая боль потихоньку затихала, но сон все равно не шел. Свернувшись калачиком и покусывая губы, Агата с досадой спрашивала себя, почему ей всегда не везет. Казалось бы, она поступила абсолютно правильно, согласившись отдать Венец Церковным Властям… А заодно и отомстить покойному барону за украденную у нее молодость, за первые влюбленности, которые могли бы быть, останься она просто Агатой… за вечное томительное беспокойство и обиду на несправедливую судьбу, в роли которой выступил сам господин де Павилионэ. Девушка искренне хотела отомстить ему, — ему, но никак не его сыну.

И вот теперь появляется очередной родственник барона де Павилионэ, на сей раз — кузен Авгюста.

-Как же я устала… — глухо пробормотала девушка. В эту ночь она так и не уснула.

-Желаю Вам всего хорошего, — хмуро сказал Газор, не глядя на Агату. Он стоял на берегу моря и в задумчивости выводил носком сапога какие-то иероглифы на влажном песке.

-Вы уезжаете без Венца? — помедлив, спросила девушка.

Газор замер в напряженном удивлении.

-Ну… — осторожно проговорил он, взглянув на нее. — Вы мне ясно объяснили свою позицию.

-Я ничего не объяснила, — пожала плечами Агата, глядя на серебристые блики на поверхности моря. На Газора ей смотреть отчего-то не хотелось, на душе появилось какое-то тягостное, тяжелое чувство…

-И… каково Ваше решение? — в одно мгновение осипшим голосом спросил Газор. Он-то теперь смотрел прямо на нее, чуть нахмурившись и напряженно сжимая эфес шпаги, как будто ему предстояло отвоевывать Венец в бою.

Пару мгновений, показавшихся Газору вечностью, Агата молчала. Потом, вздохнув, перевела взгляд с моря на своего собеседника, и устало ответила:

-Я прикажу слугам принести ларец.

Газор не без страха рассматривал Агату, боясь поверить услышанному — слишком горьким и болезненным окажется разочарование. Наверное, он что-нибудь неправильно понял… Почему вдруг она так кардинально изменила свое решение?

-Вот только скажите… — продолжила тем временем Агата. — Этот… Венец… он действительно так важен? Почему?

-Да, важен, — твердо ответил он. — А вот почему…

Газор в растерянности пожал плечами. Он и сам порою задавался подобными вопросами.

-Это отчасти суеверие... Дань традициям, прошлому… Примета… Народ привык, что Венец находится у Хранителя, верного Императору. Считается, что этот обруч благословен самим Аххедимусом. Не знаю… Может, и правда.

Агата поежилась — не от холода, скорее от безысходности.

-Я прикажу принести ларец, — сухо произнесла она и, развернувшись, бросила через плечо: — Подождите здесь.

«Да уж подожду…» — все еще не до конца поверив в неожиданную удачу, с легкой усмешкой подумал Газор.

Ларец оказался довольно большим и очень тяжелым. «Странно, почему? Обруч не должен особенно много весить…» — пронеслась рассеянная мысль, пока Газор дрожащей рукой водил по неровной поверхности ларца, инкрустированного бледно-розовыми и прозрачно-серыми камнями и украшенного затейливой вязью иероглифов. Ларец был заперт, и ключ на тонкой золотой цепочке теперь висел под одеждой Газора.

-Спасибо Вам… — хрипло выговорил Газор. Благодарить за то, что и так принадлежало ему (в конце концов, он — племянник барона!) казалось нелепым, и все-таки он поблагодарил. Поднял взгляд на Агату, сглотнул и с трудом выдавил из себя: — Вы… сделали действительно доброе дело.

Агата с сомнением пожала плечами, ничего не ответив.

-Да, да! — нервно подтвердил он. — И знаете…Хоть я и не понимаю, причин Вашего поступка…

«И не поймете» — с издевкой подумала Агата.

-Все равно… Вот… — он снял с шеи какую-то цепочку, и девушке в первое мгновение показалось, будто он собирается вернуть ей ключ (от этой мысли она даже испытала облегчение). Однако, присмотревшись, Агата различила, что это всего лишь кулон. Небольшой кулон в форме черной кошки… Газор протянул ей украшение, и она с любопытством взглянула на странную вещицу.

-Что это?

-Талисман, — пояснил Газор с воодушевлением. — От бабки остался.

-А я тут при чем? — растерялась Агата, подняв на собеседника удивленный взгляд. Отчего-то ей стало неуютно.

-Это годится только женщинам, — пожал плечами Газор. — Я просто искал подходящую.

«Заберите это, мне не нужны талисманы!» — вспыхнула в сознании отчаянная мысль, так и оставшаяся мыслью. Агата молча, заворожено разглядывала кулон, не в силах вымолвить ни слова. Черный котенок смотрел на нее хрустальными глазами, и в этом взгляде девушке чудился упрек.

И снова — бессонная ночь. Непрошенные мысли… Воспоминания…

На столике у кровати мерцала свеча, и в ее приглушенном свете Агата рассеянно разглядывала кулон. Красивая вещица. Авгюст ей никаких подарков не дарил.

А впрочем — какие подарки? Роман, длившийся около месяца, вряд ли особенно запомнился молодому, богатому и, к тому же, красивому мужчине. Это для нее, Агаты, те дни кажутся самыми яркими в ее, в общем-то, относительно недолгой жизни. А для него? Смешно…

Будь у Газора другой взгляд… А так чудится, будто это он, Авгюст, стоит перед ней и просит отдать Венец. Казалось бы, она должна ненавидеть единственного сына своего покойного мужа, однако нет, ничего подобного она не испытывает. И не имеет значения, что на самом деле думал о ней Авгюст. Ей хотелось верить, что он любил ее. Ведь даже перед отъездом он не стал развеивать ее иллюзии. «К сожалению, у меня дела на родине… — как будто грустно пояснял он ей в их последний вечер. — Когда-нибудь я вернусь к тебе». Конечно, он не вернулся — и не вернется. Ну и пускай.

Агата в задумчивости провела пальцами по черной крошечной фигурке, потом осторожно повесила цепочку с кулоном на шею. Ту часть кожи, которой коснулся талисман, мгновенно охватил неприятный зуд, Агата поморщилась, однако снимать украшение не стала. Кто знает, вдруг таким образом талисман подбирает «ключик» к своей новой хозяйке?

Голова чуть кружилась, и во рту было очень сухо. Странный кулончик. Очень странный. Все-таки бабка Газора была действительно ведьмой, Церковь не ошиблась.