Halgen — К теории богатства народа

Однако, обычно этого не происходит. Если рост благосостояния отдельно взятой средней семьи и происходит, то он как правило — незначителен. Рост национального дохода проявляет себя совсем иными путями. Расширяется фронт строительных работ, в основном по возведению новых деловых и торгово-развлекательных центров. Эти работы создают много рабочих мест, но, увы, не для коренных народов, а для дешевой азиатской рабочей силы. Что ведет к усилению напряженности в отношениях между народами и, естественно — росту преступности. Одновременно, растет импорт всевозможной продукции индивидуального и коллективного назначения. Результат, опять же — создание новых рабочих мест, на этот раз и квалифицированных. Но снова — не в нашей стране, а по другую сторону восточных (если речь идет о ширпотребе) или западных (в случае высокотехнологичных товаров коллективного назначения) границ России. Часть капитала, разумеется, по-прежнему вывозится из страны с использованием легальных и нелегальных каналов. Ибо стихия финансов — суть стихия воды, и как никакую реку невозможно наглухо перекрыть плотиной, так и денежные потоки нельзя запереть системой административных запретов.

Кризис становится своего рода экзаменом системы на ее полезность для общества. Именно при уменьшении финансовых потоков мы можем лучше всего увидеть, что же они нам принесли, когда были полноводны. В итоге остаются наполовину бездействующие офисные и торгово-развлекательные здания, построенные в безвкусном, напоминающем большие ларьки, стиле, и потому не годные даже для украшения города. Остаются произведения иностранной промышленности. Постепенно либо наполняющие собой городские свалки если это — ширпотреб Либо приходящие в аварийное состояние из-за отсутствия запчастей и должного технического обслуживания, если это, скажем, поезда и самолеты. Уменьшается число инородцев, что снижает культурное и криминальное давление на коренной народ, что, безусловно, есть благо. Теряет работу какое-то количество менеджеров среднего звена, что скорее показывает не большое значение для общества этого ремесла, чем сигнализирует о катастрофе. В отношении моего родного города, Петербурга, можно отметить еще одну положительную сторону кризисов — прекращается разрушение зданий в его историческом центре.

Одним словом, кризис оказывается если и печальнее процветания, то ненамного. Но, главное, годы процветания, уходя в прошлое, ничего не оставляют для будущего. После них не остается ни прорывных научных и технических открытий, ни новейших технологий, ни принципиально новых производств. Которые позволили бы занять русских людей и людей коренных народов России квалифицированным и высокооплачиваемым, в идеале — творческим трудом. Что изменило бы и отношения в обществе, и самооценку людей, подняло бы рождаемость, и, в конечном счете, усилило бы русскую цивилизацию!

Это выражается известной русской пословицей «Не в коня корм». Национальный доход движется по своим, неведомым для нас путям, показывая себя лишь через цифры в каких-то сводках и отчетах. Которым многие радуются, сами не понимая причины радости.

Еще в средневековых сказаниях подмечена одна интересная вещь. Разбойники, кладоискатели и другие люди, неожиданно получающие большие богатства, богатыми почти никогда не становятся. Разбойник, завладевший целым состоянием в скором времени снова становится тем же, кем и был — лесным негодяем, а вовсе не владельцем состояния. Удачливый кладоискатель вскоре после своей находки опять принимается за поиски клада. Прибавим к ним еще старателей, часто теряющих все добытое состояние прямо по дороге с прииска — домой.

Денежные единицы подобны воде. Которая как нахлынула — так и отхлынет, в лучшем случае не оставив после себя — ничего. А в худшем случае она оставит разрушения и жертвы. И ни приток финансовой воды, ни ее отток не может быть причиной для радости.

Капитал и деньги — вещи разных порядков. Собственно, об этом говорил и Карл Маркс, только мало кто его слова помнит. Деньги могут участвовать в создании капитала, ими капитал может измеряться, но в любом случае они занимают по отношению к нему подчиненное положение. Да, при определенных условиях деньги могут быть преобразованы в капитал. Равно как кирпич может быть превращен в здание, но также он может превратиться и в бросовый кирпичный бой, и в оружие пролетариата.

Карл Маркс много говорил о внешних условиях обращения денег — в капитал. Но ничего не сказал об условиях внутренних, находящихся в сознании людей и народов. Ибо по Марксу этот вопрос не существенен, «бытие определяет сознание». Зато Макс Вебер и Вернер Зомбарт главными из условий возникновения капитала считал те идейные установки, которые заложены в сознании. Потому первый выводил капитализм из кальвинизма, а второй — из иудаизма.

Но религии по своей сути — отражение коллективного бессознательного народов, которое связано с бессознательным всего человечества. Один из самых важных его архетипов, то есть наследуемых психологических конструкций — архетип Начала, которое в разных языках и разных традициях именуется Богом, Теосом, Сварогом, Первопринципом и т. д.    Достижение Мирового Начала априорно — смысл жизни каждого человека, различаются лишь пути к нему, разные у разных народов, в разных культурах, и, в конечном счете — у разных людей. Иудаизм признает возможность достижения Первопринципа лишь за одним избранным народом. Кальвинизм — за отдельными избранными людьми. Оба этих учения несут в себе идею предопределения, которая проявляется в земной жизни либо определенными правилами дозволенного (кредитно-финансовая деятельность у иудеев), либо — деловым успехом как таковым (у кальвинистов). Так в сознании носителей этих учений складывается особенная «капиталистическая» доминанта, невидимая внешним взорам, но являющаяся надежным двигателем капитализма. Денежные единицы уже не протекают подобно воде сквозь руки таких личностей, они как будто кристаллизуются возле них, причем центрами кристаллизации становятся их идейные доминанты.

Русский народ всю свою историю тоже шел к архетипу Начала. Но у нас не было идеи предопределения, ее заменяла идея духовной свободы. Которая могла свободно воплощаться    в окружающем нас бескрайнем пространстве. Простая истина о том, что богатство на Тот Свет с собой не забрать дополнялась у нас вполне земным наблюдением, что и в далекие края родного простора их увести с собой тоже — сложно. Потому у нас никогда не было связи между устремлениями большинства людей и — богатством. Если кому выпадала удача, то у счастливчика никогда не было повода думать о завтрашнем дне. Ведь над будущем властен лишь Господь, воля которого в настоящем неизвестна. Потому все, полученное сегодня, разумно сегодня же и потратить.

На Западе среди ученых разрабатывались концепции государства — «ночного сторожа», государства — защитника обездоленных и т. д. Но все эти теории предполагали организацию уже готовых «экономических людей», которых у нас не могло быть по определению. Русское государство всегда было иным, чем государства Запада, да и государства Востока — тоже. По своей сути оно было скорее — средоточием Идей и Целей, чем бюрократическим аппаратом или аппаратом принуждения. Вспомним, что освоение Сибири, завоевание причерноморских земель, выход в полярные моря совершали в первую очередь не служилые люди, а, люди, весьма далекие от государства в его иноземном понимании. Казаки, поморы, средоточие скорее тотальной свободы, чем неволи и обязанности. Но все эти люди были верны православному Богу и Белому Царю. Идея освоения пространства и поиска пути в Небо вела их сильнее, чем приказы и распоряжения. И в войнах на западных рубежах эти не связанные присягой и жалованьем люди сражались ничуть не хуже чем те, кто был чем-то обязан государству, в смысле — административно-управленческому аппарату.

Деятельность русского человека приносит наибольшую пользу, если эта польза связана с пользой общей. А общая польза утверждается идеей, которая у нас не отделима от идеи государства. Потому эта общая идея, общее дело и может быть центром кристаллизации для материальных ресурсов. Идея освоения пространства создавала центры кристаллизации богатства в сибирских землях, на севере страны. Эти центры превращались в города, промышленные узлы, линии железных дорог. Позже идея освоения трехмерного пространства привела к сборке национального богатства в узлы авиационной, позднее — атомной и космической промышленности.

Отсутствие же утвержденной государством идеи приводит к тому, что в народе исчезают кристаллизационные центры для приложения и воспроизводства богатства. Происходит это в том случае, если государство начинает управлять своим народом, как «людьми экономическими», уповая на действие «невидимой руки рынка», дополненное исключительно финансовым регулированием. Но «людей экономических» среди русского народа — практически нет. Зато есть люди Пространства, которые при подобной политике государства оказываются невостребованными.

Такая система способна лишь гонять сквозь себя «воду» в виде денежных и гастарбайтерских потоков, не приносящую стране, и тем более — ее народу никакой пользы. Количественное расширение денежных потоков в этой ситуации несет лишь вред. Их уменьшение тоже, разумеется, не приносит пользы, но оно зато хорошо оттеняет неэффективность безыдейного, а значит — бессмысленного государства.

Современная экономическая наука лишена показателя, который бы адекватно оценивал полезность той или иной государственной системы для своего народа (ибо никто не будет, надеюсь, спорить, что народ по отношению к государству — первичен, а оно — вторично). Я могу предложить несколько простейших количественных показателей, которые могут внести в этом вопросе ясность. Во-первых это может быть отношение общего национального дохода к доходу, получаемому за счет внедрения научных разработок, созданных в государстве. Во-вторых — отношение прироста богатства к приросту научных открытий и к приросту новых технологий.

Эти показатели, на мой взгляд, позволят в какой-то мере оценить полезность власти для народа. Кроме количественных показателей могут быть и качественные. К примеру — эпохальные, изменяющие направление развития всей науки и техники открытия, примеры которых в прошлом — Периодический закон Д.И. Менделеева или теория космонавтики К.Э. Циолковского. Но ни количественные, ни даже качественные показатели сами по себе, разумеется, не создадут идеи, вокруг которой станут развиваться естественные и технические науки, создаваться технологии и образовываться центры кристаллизации богатства.

Новая идеология, безусловно, и сама по себе будет важнейшим научным открытием и новейшей технологией организации русского общества.

Андрей Емельянов-Хальген

2015 год