Елена Вахненко — Город И.

Не зная, чем занять себя, Филипп зашел в одно из здешних камерных кафе, заказал кофе покрепче (благо, тут худо-бедно изъяснялись по-английски) и уже хотел уткнуться в свой айфон, когда вдруг заметил ее, изящную незнакомку в зеленом платье. Невысокая, хрупкая, с чистой белой кожей и темно-рыжими волосами, собранными в тугой короткий хвост, она была невероятно миловидна. Филипп любил таких женщин: прелестных без приторности, без хищного налета “роковой вамп”... хотя “женщина” — громко сказано. Девушка, почти девочка… но до чего хороша!

Он прищурился, пытаясь понять, чем она занята и что пьет. Над ее чашкой возвышалась густая кремовая шапка, на тарелке лежал ломтик торта или пирожное… красотка лениво поигрывала чайной ложечкой и посматривала в окно, на проходящих мимо людей, в большинстве своем — туристов.

“Может, познакомиться? — мелькнула шальная мысль. — Просто так, ради забавы?”

Филипп заколебался… рискнуть? Понятное дело, роман за сутки не закрутится, даже до ночи любви дело, вероятно, не дойдет, но, может, хоть скучать, против ожидания, не придется?

А, черт возьми, почему бы и нет?! И Филипп решительно направился к столику незнакомки.

-Можно присесть? — вежливо спросил он по-английски пару секунд спустя.

Девушка подняла голову. У нее были серо-зеленые глаза с веселыми бесенятами на дне зрачков и очень открытая, располагающая улыбка. Такая спутница сулит только приятные впечатления… она не станет ныть или капризничать, поскольку принадлежит к той редкой породе людей, которые умеют наслаждаться жизнью и никогда не жалуются.

-Можно, — ответила незнакомка после паузы, потребовавшейся ей, чтобы визуально оценить неожиданного собеседника. Оценка, видимо, была благоприятной — во взгляде девушки промелькнула тень удовлетворения.

Устроившись напротив, Филипп цепко всмотрелся в рыжеволосую красотку. Что ж, и вблизи она его не разочаровала. Такую не забудешь! Создавалось впечатление, что ее мраморно-белая кожа будет светиться в темноте, само же лицо с его с приглушенными красками и прозрачными, почти незаметными бровями на первый взгляд казалось совершенно невыразительным. Девушка не подчеркнула его даже при помощи косметики — разве что губы слегка тронула розовым блеском. При этом все черты отличались удивительной чистотой линий и, пожалуй, изяществом… Было что-то аристократическое и благородное в этом нежном, тонко прорисованном лице.

-Нравлюсь? — с веселой иронией осведомилась по-английски пока еще незнакомка, нарушая молчание. Говорила она с тяжеловатым на слух немецким акцентом, но голос был звонким, с очаровательными смеющимися интонациями.

-Еще бы, — нисколько не смутился Филипп. — Кстати, меня зовут Филипп Б… Я французский турист.

-Я — Миа, художница, — назвала себя девушка. — Живу здесь, в городе И.

-И не скучно тут жить?

Вопрос вырвался совершенно непроизвольно, Филипп вовсе не собирался его задавать. Пожалуй, было в нем, этом вопросе, что-то бестактное…

Миа, впрочем, как будто не обиделась, скорее — удивилась.

-Скучно? — недоуменно повторила она. — Ну… я не знаю, что вы понимаете под скукой.

-Наверно, причина непонимания в языковом барьере, — предположил Филипп и постарался объяснить свою мысль доходчивее: — Скука — это когда нечего делать. Ну вообще нечего!

-И что же в этом плохого? — пожала плечами Миа. — Если нечего делать — это прекрасно! Можно просто расслабиться и жить…

-То бишь — скучайте красиво? — усмехнулся Филипп. Противиться мягкому обаянию Миа было невозможно.

-Именно! — с азартом подтвердила прелестная художница. — Хотите, научу?

-Уверен, с умением красиво скучать нужно родиться… но я буду рад уроку!

-Договорились! — засмеялась девушка.

* * *

В будущем Филипп нередко с теплотой вспоминал часы, проведенные рядом с Миа. Последняя пыталась объяснить своему спутнику простые истины — до того очевидные, что к ним давно уже никто всерьез не относился. Но, увы, очевидность не подразумевала выполнимость… казалось бы, что может быть проще: расслабься и живи себе, радуйся, чему можно радоваться, радуйся хотя бы отсутствию серьезных поводов грустить… скажете, просто? Только в теории!

Филипп слушал веселый щебет Миа, рассеянно улыбался ее детской восторженности и непосредственности, кивал с деланно важным видом, — но понимал, как далек яркий и лучезарный мир этой молоденькой художницы от его собственной сухой и выверенной до последней черточки реальности.

Что ж, тем удивительнее был этот день… солнечный, теплый, ясный, он запечатлелся в памяти Филиппа чередой красочных картин.

Вот они с Миа едят мороженое в парке. Девушка поглощает холодное ванильное лакомство с явным наслаждением, и это удовольствие заразительно. На миг и Филипп ощутил подзабытую детскую радость, которую дарили ему, ребенку, такие вот вкусности.

А вот они кормят лебедей хлебными крошками. Миа со своей утонченной грацией и белой кожей и сама похожа на изысканного лебедя. Женщина-лебедь в окружении лебедей-птиц… Чарующее зрелище!

Вот они зашли в кафе, где Миа заказала кофе-мокко Maria Theresia с апельсиновым ликером и взбитыми сливками, а Филипп — двойной эспрессо (Doppelter). Из сладкого выбрали по ломтику знаменитого шоколадного торта «За́хер», изобретенного в свое время австрийским кондитером Францем Захером.

-Кофе, что я пью, когда-то очень любила императрица Мария Терезия, — пояснила спутнику Миа, азартно расправляясь со своей порцией роскошного десерта. — Потому его так и назвали.

-Ты поэтому его предпочитаешь?

-Все зависит от настроения, — беззаботно пожала плечами девушка. Ее прозрачные глаза сверкнули озорством. — Когда чувствую себя императрицей — предпочитаю! — и Миа дразняще рассмеялась ему в лицо, словно понимая, что он уже не знает, когда она шутит, а когда говорит всерьез.

Потом они долго гуляли по мосту, глядели на стремительную реку, на величественно возвышающиеся горы, чьи угловатые, подернутые облаками вершины буквально врезались в полотно небес. Говорили обо всем и ни о чем. Миа ни разу не упомянула о своей реальной жизни, — только о картинах, которые создавала, о прошлых творческих удачах и о будущих замыслах. А о действительно важном — ни слова.

-Но для меня важно именно это, — спокойно возразила Миа, когда Филипп деликатно упрекнул ее за странную скрытность. — Понимаешь? Мои работы, мой мир… это и важно.

-Я-то имел в виду другое, — настаивал Филипп, пытаясь заглянуть ей в лицо. Это оказалось неожиданно трудной задачей: девушка оперлась о парапет, отвернулась к реке, устремив взгляд на ее неспокойные воды и став непривычно серьезной. — Чем ты зарабатываешь? С кем живешь — одна, с мужем, с родителями? Училась где-нибудь или все еще учишься?

-Ах, вот что ты считаешь важным… — скучливо протянула Миа, в голосе отчетливо слышалось разочарование. — Все это такая проза…

-Пускай проза… не только же поэзией жить!

-А хотелось бы… — обронила она и погрузилась в продолжительное молчание.

Пару минут спустя Филипп решил, что его любопытство так и останется неудовлетворенным, однако нет — Миа наконец заговорила:

-Хорошо, слушай… я снимаю маленькую квартирку… даже, скорее, каморку… в одном старом доме. На лучшие условия не хватает средств. Мои родные живут в поселке неподалеку, но мне больше нравится здесь… пусть и бедно, зато в городе. Пишу картины, пытаюсь продавать их…

-Успешно? — осторожно поинтересовался Филипп, искоса поглядывая на рыжеволосую собеседницу. Ее точеный профиль был так же хорош, как и анфас. Таким лицом можно любоваться с любых ракурсов...

Мягкие губы девушки тронула горькая усмешка.

-Успешно ли продаю? Наверно, по твоим меркам — нет. По моим — да.

-А на что живете в неудачные периоды? Есть-то хочется по любым меркам!

Он старался произнести это без иронии, но, видимо, не преуспел — она повернула голову и стрельнула в него злым взглядом. Оказывается, поклонница красивой скуки умела сердиться! Это слегка позабавило его.

-На что живу? — недовольно повторила она. — Одалживаю, принимаю подачки от родных… рисую реалистичные портреты под заказ. Это скучновато, но приходится! В самые тяжелые времена — еду в заработный тур.

-Куда едешь? — Филипп подумал, что ослышался.

-Заработный тур. В столицу или даже другую страну. На пару месяцев. Подрабатываю нянькой, уборщицей, домработницей, официанткой, изредка — танцовщицей… прогуливаюсь с чужими собаками. Делаю покупки для богатых господ… ну и так далее. Ничего лишнего себе не позволяю, почти не ем, не пью. Откладываю. Накапливается кой-какая сумма…

Спутник Миа был шокирован услышанным. Ничего не ем, не пью? Как-то не вяжется это с образом красивой праздности и легкой, полной красочных эмоций, жизни, который нарисовался воображению Филиппа.

Художника как будто прочла его мысли; коротко рассмеялась, покачала рыжеволосой головой:

-Да, иногда приходится себя ограничивать. Это тоже — часть жизненного узора. Зато потом слаще естся! Я воспринимаю такие периоды, как небольшое приключение.

Филипп склонил голову набок, размышляя. Подобный подход к жизни ему чем-то импонировал.

-Завидую тебе, — наконец вслух признался он и издал напряженный смешок. — Хотел бы я уметь жить по такой схеме… но не смогу, заранее знаю!

-Потому что ты привык все усложнять, — пожала плечами Миа и повернулась спиной к реке. Лицо ее приняло задумчивое выражение. — А жизнь очень проста по своей сути…

Забавно было слышать подобные философские рассуждения из уст совсем молоденькой и явно неопытной особы, тем более что Филипп был категорически не согласен с ее точкой зрения. Мир, увы, не так прост, как хотелось бы упрямице Миа! Впрочем, спорить парень не стал. Зачем? Каждый имеет право на свое собственное мнение. Со временем жизнь на практике убедительно докажет этой миловидной рыжеволосой художнице, что умеет быть очень и очень сложной и даже жестокой. Так что пусть девочка помечтает… пока еще может мечтать.

-Я бы хотел увидеть твои картины, — сказал он после минутного молчания.

Она обернулась к нему, не скрывая удивления.

-Ты не похож на ценителя искусства!

“Надо же, искусства!” — мысленно ухмыльнулся Филипп, а вслух произнес:

-Я и не ценитель. Но мне все равно любопытно будет взглянуть.

Миа склонила голову набок и окинула его критическим взглядом:

-Ладно… — наконец, кивнула она. — Я покажу некоторые свои работы.

* * *

Квартирка юной художницы была совсем маленькой и состояла из кухоньки, санитарного блока, миниатюрной спаленки и комнатки побольше, явно игравшей роль студии: повсюду картины, тюбики с красками, мольберты… Типичный “творческий хаос” — как подозревал Филипп, сознательно сформированный. Мол, я личность креативная, не могу обитать в цитадели мертвого Порядка…

Полотна Миа Филиппу, скорее, понравились, показались милыми, но не более того. Покупать их, а тем более — вешать у себя дома, он бы не стал. Созданные широкими выразительными мазками, ее картины были полны жизни и солнца и по-своему впечатляли, однако умиротворения не приносили. Слишком уж яркие и многоцветные… пожалуй, через полчаса от них разболится голова.

Дольше всего Филипп стоял перед широкой картиной в тяжеловесной деревянной раме. Работа представлялась набором разномастных цветных пятен и, судя по надписи, изображала безлюдное пестрое поле под столь же колоритным (и совершенно нереальным) небом. Причем линию раздела между небом и землей трудно было сразу заметить. Полотно было мощным и… странным. Другого определения Филипп подыскать не сумел.

-Не нравится? — уверенно спросила Миа.

Филипп помолчал, подбирая слова. Откровенно врать не хотелось, но и обижать — тоже… творческие личности невероятно ранимы!

-Не знаю, — наконец, искренне признался он. — Впечатляюще и немного непонятно. Картина с настроением.

Миа издала короткий смешок:

-Да ладно тебе изощряться в красноречии! Я вижу, что не нравится. Скажи прямо. Мне все равно.

“Все равно ей, как же!” — не поверил Филипп и уклончиво пояснил:

-Я не разбираюсь в искусстве. Но могу добавить, что твои картины яркие, живые… в них много цвета.

-Я даже рада, что тебе не нравится.

-Рада? — он изумленно взглянул на нее. И в самом деле, Миа казалась странно безмятежной. Играет? Или действительно рада? Но чему тут можно радоваться?

-Да, — кивнула она. — Мои картины не для всех. Их нужно понять… прочувствовать.

Эти слова, сказанные со всей серьезностью, насмешили Филиппа, и он не без усилий сохранил внешнюю серьезность.

-Хорошо, если так… — протянул он, искоса поглядывая на девушку. Ему очень хотелось ее обнять и, возможно, поцеловать, однако обстановка как-то не располагала… хотя, напросившись в гости к Миа, он поневоле надеялся на что-то большее, чем просто “осмотр картин”… эх, не суждено!

Миа словно почувствовала неладное — глянула на спутника с подозрением и даже отступила на шаг, хотя Филипп не предпринимал (и не собирался предпринимать) ровным счетом ничего крамольного.

-Ладно, думаю, нам пора, — напряженно сказала она, силясь улыбнуться.

-Пора, — мрачно согласился он.

* * *

Миа проводила его до самого отеля и даже зашла вместе с ним в роскошно оформленный холл.

-Вот и всё… — устало сказала девушка, и он не умом, а, скорее, на уровне чувств, понял, что она подразумевает этой короткой фразой.

Действительно “всё”! Уже вечер, а завтра с утра — в путь. Они никогда больше не встретятся. Никогда… Только сейчас Филипп по-настоящему осознал это, и подобная мысль его совершенно не порадовала.

-Это был замечательный день, — помедлив, протянул Филипп, досадуя на так некстати утраченное красноречие. Он хотел сказать очень многое, но просто не знал, как.

Миа подняла взгляд, ее светлые глаза мерцали. Казалось, она понимает спутника без слов, как, впрочем, и он — ее.

-Мне тоже понравилось, — тихо призналась художница, мучительно вглядываясь в его лицо и словно отыскивая в нем отзвуки каких-то своих мыслей. — Тоже…

“Поцелуй ее, ну же! — взвыли чувства, и разум на сей раз был полностью с ними солидарен. — Она ждет этого, она тоже хочет!”

Филипп почти поддался этому порыву… но в последний миг отступил. Впоследствии он и сам не понимал причины внезапной робости. Обычно он бывал более напорист! Что с ним вдруг произошло?!

-Что ж… прощай, — грустно произнесла Миа, так и не дождавшись от Филиппа каких-либо решительных действий. — Возможно, мы еще увидимся.

“Маловероятно” — с горечью подумал Филипп, наблюдая, как она пересекает холл и покидает отель.

* * *

И все-таки они увиделись — на следующий день, утром, когда она пришла окончательно проститься с ним.

Миа отыскала Филиппа у входа в отель, в толпе других туристов, невыспавшегося и сердитого.

-Привет! — позвала его девушка, выскользнув откуда-то сбоку, из-за чужих чемоданов.

Филипп вздрогнул от неожиданности и неприлично обрадовался.

-Миа! — ликующе, как мальчишка, воскликнул он. — Что ты тут делаешь?!

-Хочу сказать последнее “прости и прощай”, — со слабой улыбкой ответила девушка, наверняка польщенная его неприкрытым воодушевлением.

Она тоже была очень взбудоражена и даже немного раскраснелась. Оказалось, легкий румянец идет ей не меньше мраморной бледности. Да и вообще, юная художница была дивно хороша сегодня: волосы она на сей раз распустила и чуть завила, надела узкое короткое платье, подчеркнувшее точеность ее форм, слегка подкрасила глаза... Миа явно старалась понравиться ему, и Филипп это оценил.

-Я рад тебя видеть, — просто сказал он, с улыбкой глядя на нее сверху вниз.

-Я тоже, — отозвалась Миа. — Мы провели вместе всего лишь 1 день, просто гуляли, но почему-то это много значит для меня…

-И для меня, — искренне признался Филипп. И вновь его охватило желание обнять ее, приласкать… хотелось ощутить тепло гибкого тела этой изящной девушки, почувствовать ее горячее дыхание. Однако люди вокруг уже косились на них… похоже, он упустил свой шанс!

“Но шанс сказать ей самое важное я не упустил!” — подумал Филипп и, осторожно сжав ее хрупкие запястья, решительно произнес:

-Миа, наверно, это прозвучит странно… и глупо… но, мне кажется, я успел за эти неполные сутки влюбиться в тебя.

Миа ответила не сразу. Не меньше минуты она смотрела на него со смесью боли, удовлетворения и сомнения, и Филипп не мог понять, что значит этот взгляд. Наконец, девушка отняла руки и, опустив голову, покачала головой.

-Ты мне не веришь? — расстроился Филипп.

-Ты влюбился не в саму меня, а в мой мир, — сказала художница, по-прежнему глядя себе под ноги.

-Твой мир? — непонимающе повторил он.

-Да. Тот мир, который я тебе показала вчера. Ты влюбился в него, а не в меня…

Филипп молча пожал плечами. Какая, по сути, разница? Ведь без нее, без Миа, этот мир померкнет, она несет его с собой! А значит, он любит именно ее…

-Уже подъехал твой автобус, — глухо заметила Миа.

И действительно, туристы засобирались, подхватили свои сумки. Кое-кто успел забраться в эффектный сине-белый автобус.

-Я буду скучать по тебе, — сказал Филипп печально.

-Надеюсь, красиво? — она пыталась рассмеяться, но в этом смехе звучали слезы, да и глаза подозрительно заблестели.

-Разве можно по такой, как ты, скучать некрасиво? — неумело отшутился он.

Его уже ждали в автобусе, а Филипп все медлил, будто несколько последних секунд могли что-то решить.

-Прощай, Филипп, — шепнула Миа, встала на цыпочки и с неожиданной пылкостью поцеловала его в губы.

Филипп на долю мгновения замер, пораженный, непонимающий, однако замешательство длилось недолго. Буквально в следующий миг он обвил руки вокруг ее спины, прижал красотку к себе и впился в губы девушки страстным, даже неистовым поцелуем. Реальность в эти секунды сузилась до размеров автобусной площадки, а население сократилось до них двоих. Никого больше не существовало.

Но реальность все-таки напомнила о себе.

-Молодой человек! — с язвительным недовольством окликнули его со стороны автобуса. — Вы еще планируете ехать? Или остаетесь?

Ни Филипп, ни Миа никак не отреагировали. Им нужно было как следует проститься...