Пиратская

ну, гулять в порту забытом, кто не спрятался — дурак.

Капитану Агрессивность, зачинателю всех стычек,

не понравился портовый, провонявший хной, кабак.

Машет саблей, бьёт посуду, мол, разбавлена текила!..

Захлебнулись в пьяном гвалте все трактирщика мольбы.

В пятый раз "Ума не надо!" — тост горланит боцман Сила...

В этот раз не обойдётся без погрома и пальбы.

На себе Гнев рвёт тельняшку, мышцы торса сплошь в русалках,

одноглазому Запою целит кружкой в зрячий глаз.

Джентльмены в бойкой драке, кто на саблях, кто на палках,

тешатся, удачу на пол расплескали, будто квас.

Гости пьют, хозяин плачет, не видать конца угару.

Лицемерье с барной стойки митингует: "Правда — враг!"

Корабельный лекарь Хитрость, с Тупостью-женой на пару,

под шумок уже мастырят чёрный черепастый флаг.

А под утро, из тумана, коим гавань укрывалась,

в океан открытый, буйный, где преград порокам нет,

наугад, свободным курсом, у штурвала встав, Усталость,

правит к дальним горизонтам многопушечный корвет.

К югу сорок миль — и стихли крики приторные чаек.

Ветер — брат родной свободы, обрюхатил паруса.

Кок Обжорство кашеварит. Палубу до блеска драит

недалёкий юнга Трусость, в красных бархатных трусах.

Кровный спор похмельной жажды в венах с жаждою наживы

застрелил понятье "жалость", зря оно сдавалось в плен.

К африканским побережьям держим путь и будем живы!

На фок-мачте гордо реет Роджер — вечный Гуимплен.

Хватит дрыхнуть, лежебоки! Парус вдалеке маячит.

Пушки к бою! К абордажу приготовиться, братва!

Бог Дагон, бушприт обнявши, напугает неудачу

грозной пикою трёхзубой и оскалом в тридцать два.