Сяйво — Ушедшая в любовь

Все дети с соседних ферм любили ее. Казалось, она была в их жизни всегда. С того момента, когда младенцами их приносили к ней, чтобы, проведя своими старческими пальцами по лбу, она оградила их от болезней, до того момента, когда уже и они сами приносили ей своих малышей.

Уже давно (а кажется, что и никогда) никто не видел ее хлопочущей у плиты или во дворе, но для заглянувших маленьких соседей у нее всегда было коричное печенье, а у крыльца всегда цвели розы.

Но они любили ее не за это.

Её истории.

Она прожила долгую жизнь, и историям не было конца.

Старая Лэнни умела рассказывать. Уводить за собой в другие времена, события, чувства. В индейский вигвам или вагон поезда, на покрытый первоцветами холм или пахнущий зверобоем луг…

Кейт и Лили были уже взрослыми девочками и не могли ходить к ней часто. Им было 14 и в этом возрасте у веселых двойняшек была куча обязанностей на ферме отца. О’Келли был трудолюбив и строг, как все ирландцы, крепко стоял на земле и всех своих четверых детей воспитывал в любви к Богу и к труду.

Наступил октябрь. Холодный и прозрачный воздух, пожелтевший, покрытый утренним инеем, лес, потерявшая краски степь — все говорило о приближении зимы. Горячая пора у фермеров закончилась, наступало время отдыха и длинных вечеров у живого огня.

— Боже милостивый, Кейт, она умерла!

— Не говори глупостей! Она просто спит. Давай зайдем.

— Я боюсь…

— Иногда я не верю, что ты моя сестра, до того ты трусиха, Лили, пошли к двери, я тебе говорю.

Две головы в цветных вязаных беретах исчезли из окна. Дверь всегда была незапертой. Старая Лэнни не боялась. Она говорила: «Я слишком стара, чтобы бояться смерти, а все остальное я как-нибудь переживу».

Две высокие нескладные девичьи фигурки появились на пороге.

— А, это вы, кудрявые рыжие барышни О’Келли.

— Ой!...

— Здравствуй, Лэнни.

— Здравствуйте-здравствуйте. Чего ты так испугалась, Лили? Неужели думала, что старая выжившая из ума старуха, наконец, пошла к Богу?

— Я… нет… я… просто…

— Садитесь у камина. Сыро сегодня…

Старая Лэнни сидела, как сидела всегда — укутанная мягким бежевым пледом, края которого лишь чудом не попадали по полозки кресла-качалки.

— Решили навестить? Долго же вас не было… Стали совсем взрослыми за это лето. Что расскажете?

Это были ее правила. Сначала рассказывали гости. Свои новости, беды и горести, ссоры и радости.

«Опять приезжал Чак из Тихой долины, но все боится посвататься к нашей Мэри…….. Лето сухое было, зерна в обрез…… Волки уже стали выходить из леса — у Трейси Джеквила овцу зарезали… Майк Тримболл –идиот, проскакал на лошади мимо нашего двора и показал нам язык…….»

Новости сыпались одна за другой. Девчонки даже устали. Но все кончается.

Теперь они хотели печенья и новую сказку. Добрую, страшную, правдивую сказку.

— Лэнни, ты расскажешь нам историю?

— О чем вы хотите послушать сегодня?

Девчушки быстро переглянулись:

— Расскажи… про любовь.

— Вы действительно выросли, — улыбка рассекла ее старое, морщинистое лицо, — Любовь — интересная и серьезная штука. Сможете ли вы понять…

— Пожалуйста…

В ее руке появился длинный мундштук, когда-то белый, с такой же длинной сигаретой (и где она только их берет?).

— Поднеси мне огня, Кейт.

Прикурив от тлеющей головешки, Старая Лэнни вздохнула:

— Любовь…,— и рука ее дрогнула, — она многолика, она бывает столь разной, сколь много людей испытало ее.

Я была красивой женщиной, много мужчин желало быть со мной, но так редко речь шла о любви. Да и сама я, наверное, очень долго не умела любить.

Но такой день наступил. Это был страшный день. Готовы ли вы услышать, что любовь, это не новые шали, которые возит Чак с ярмарки вашей сестре, что это не шумная деревенская свадьба, а боль души и потеря себя?

— А разве так бывает?...

— Бывает. Но такие истории нельзя рассказывать маленьким девочкам.

— Пожалуйста, Лэнни, мы не боимся. Ведь где-то есть другая жизнь…

— Есть. И она не лучше и не хуже вашей. Она просто другая.

Затянувшись, она взглянула в окно, потом на тлеющую сигарету, выпустила дым… Он пахнул луговыми травами и мятой.

— Я расскажу… Сегодня грустный день. И грустная история.

Когда-то давным-давно, когда мне только исполнилось тридцать, я встретила человека.

Я была женой и матерью. Но я встретила человека. Я встретила мужчину. Он был далек от мужского идеала и не имел в себе ничего особенного: ни высокого роста, ни крепких плеч, ни голубых глаз, ни даже офицерской формы.

— Но что же тогда….

— Что-то в нем было. Что-то убийственное для меня. Я посмотрела ему в глаза и поняла, что нужно бежать, бежать от него очень быстро, очень далеко. Я не хотела любить. Но не смогла. Это оказалось сильнее меня.

Это убило меня. В тот день я стала другой. Другим человеком. Имели значение только эти глаза, только эта душа, которая пряталась за открытым взглядом. Мимо нас шли люди, много людей, а мы стояли на перроне и смотрели друг на друга, не замечая ничего вокруг. Именно этот момент, именно этот взгляд я запомнила навсегда.

— Вы больше не виделись?

— Виделись. Я мучалась, не видя его и не слыша, а при встрече мучалась вдвойне. Я приходила — он прогонял меня, я говорила — он не слышал меня, я любила его — он был жесток.

— А твоя семья, Лэнни?

— Такое не скроешь. Конечно, мой муж о чем-то догадывался. Я стала совсем другой. Чтобы защититься от боли, я стала жесткой и закрытой, была плохой женой и хозяйкой.

Чтобы не позволить никому сделать больно мне, я стала делать больно другим. Меня заливали ярость и ненависть…

— Боже милостивый…

— … ненависть к этому мужчине. Это и было самое страшное. Я понимала, что пока так сильно ненавижу его, значит, все ещё так сильно люблю.

— Как же так…

Кейт и Лили держались за руки, глаза блестели, а дыхание сбилось. Каким-то чувством они понимали, что больше никто и никогда им не расскажет такой запретной правды.

— Он не полюбил тебя, Лэнни?

— Боюсь, что нет.

— Совсем-совсем?

Она хрипло засмеялась, пепел от сигареты упал на плед цвета теплого молока и рассыпался грязным пятном.

— Совсем-совсем. Я не скажу, что не нравилась ему, как женщина. Мне кажется, он испугался меня. Испугался того, как я могу изменить его жизнь. Он был озером — я была живым огнем. Я всего лишь хотела провести рукой по его щеке, взять его лицо в ладони и поцеловать его глаза… А он боялся.

— Но ты любила его! Если б и он полюбил тебя, он мог бы воспитывать твоих детей.

— Кейт, он был женат.

— Ох!!! — Лили задохнулась, не в силах ещё что-нибудь сказать.

— Девочка, любовь не выбирает удачного времени, удачного места или удачного варианта. Она просто случается. И приносит большое счастье или большую боль.

Настоящая любовь приходит однажды, и остается навсегда.

Надеюсь, мой муж, Грегори, простил меня. При жизни или после смерти. Пусть я любила не его, но других мужчин у меня не было…

Вдруг она встала, резко, покачнувшись, сбросив свой плед, как груз ушедших лет, закричала:

— Вы слышите?! Слышите?!

Девочки переглянулись.

— Вы слышите? Он зовет меня! Зовет к себе!

И лицо ее просветлело и помолодело, разгладились морщины, взгляд смотрел куда-то, в даль, невидимую ни для кого боле, а по щекам ее текли хрустальные слезы:

— Я иду к тебе, Вильям! Я всегда знала…

Хоронили Старую Лэнни всей округой. Гроб несли на руках от самой церкви.

А через год поставили надгробие:

Леона Пек

----/1934

ушедшая в любовь