По утрам Он никогда не пил кофе. «Оно же не вкусное», — оправдывался Он, когда кто-то угрожающе доливал Ему до краев кружку темной жидкости. Когда края вдруг неожиданно кончались, кофе размножалось по белоснежному, только что вычищенному столу, зловещим черным пятном.
Он никогда не пил по утрам кофе, и поэтому каждое утро ему приходилось топить кукурузные хлопья в молоке. Хлопья были настолько тонкие и хрупкие, что Он каждое утро удивлялся, как они могут так долго держатся на воде, до последнего вступая в отважный бой с алюминиевой ложкой. Наблюдая за грациозным падением хлопьев ко дну чашки, Его охватила вдруг странная мысль. «Если бы я находился в этом самом молочном болоте, хлопья наверняка меня бы не выдержали, — с досадой вздохнул Он, — и вообще, почему именно молоко? Почему этому болоту не быть пивом?— чувствуя еще большую несправедливость по отношению к себе, Он безжалостно потопил еще один кукурузный корабль.
Было около восьми утра. Нужно было идти, даже не смотря на то, что несколько особо стойких хлопьев остались победно плавать в молочном болоте. С некоторым ощущением стыда из-за незавершенности своей, несомненно, важной миссии, Он неожиданно быстро встал, пошел было уже бриться, но перед этим непременно заглянул в холодильник, в надежде на то, что уже съеденный кровожадными домочадцами ананасовый йогурт вдруг реинкарнируется в другой, точно такой же стаканчик с прекрасным, цветом желтоватого оттенка наполнимым. Часы, висящие на стене, нагло и беспощадно тикали, не дав Ему возможность поругать своих родственников за йогурт, которые, между прочим, знают, что Он любит ананасы как никто другой на этом свете.
Бритва, обычно лежащая с мирным видом на столике в ванной сыграла с Ним злую шутку. Нет, она не раскололась на две части, и даже не оставила Ему на память несколько глубоких царапин, бритва совершила более простой и кровожадный поступок, который только могла в меру своих способностей сделать — она просто исчезла. Такого поворота событий Он никоим образом не ожидал. Часы продолжали угрожающе тикать, и Ему пришлось сменить позу остолбеневшего человека и приступить к чистке зубов. Этот процесс прошел куда более успешнее, чем все остальные действия за это утро. Зубы очищались сами, даже не обижаясь на столь ленивые и незаботливые движения зубной щетки в Его руках. Через минуту Обладатель белоснежных зубов попытался улыбнуться голливудской улыбкой, но вместо этого, правда, вышла зубастая хватка обкуренного маньяка. Впрочем, не больно Ему и хотелось выдавливать из себя какую-то там улыбку, ведь у него теперь есть кое-что намного ценнее — белые зубы. Он из-за своей вечной занятости зубы чистит невероятно редко, а день, кода Он выходит из квартиры с чистыми зубами — огромнейшая удача.
Пролетев мимо зеркала, чтобы упустить соблазн опять потратить время на любование белыми, как заснеженные скалы, зубами, Он отправился в свою комнату одеваться. Одевание, а вернее, невероятно долгий поиск одежды напоминал игру в прятки. Ну, за что такая несправедливость? Всего лишь неделю назад любимая, местами уже порванная от этой самой любви, красная кофта непринужденно висела на спинке компьютерного стула, а наитеплейшие штаны, которым просто грех изменять в такие неслыханные морозы, были после какой-то пьянки были срочно засунуты в и без того полный разнообразнейшего добра шкаф, а сейчас этих вещей словно никогда и не было на этом свете. Эх, вот что называется безнадега — придется надевать те дурацкие рейтузы, которая мама упрямо называет брюками. Эти лже-штаны мама купила Ему на одной из распродаж два года назад. Он прекрасно помнит мамины возбужденные от счастья глаза, когда вечером она вернулась домой с черным помятым пакетом, в котором и дожидались своего триумфа рейтузы. За два года Он ни разу их не надевал, а сегодня, видимо, штаны дождались наконец-то дождались своей первой в их жизни носки. То, что на работе все будут тихонечко подсмеиваться над рейтузами, Его не заботило. Его беспокоило другое: лже-штаны оказались настолько широкими, что даже единственный в гардеробе ремень не давал полную гарантию на защиту от внезапного падения рейтуз. Он всеми силами пытался не замечать никаких минусов штанов, которые при ходьбе наглым образом стремились сползти вниз. Кстати, забыла уточнить, что вместо красной флиски Ему пришлось нацепить на себя какой-то подозрительный зеленый свитер, который Он сам впервые увидел, и синие, явно женские, носки, изрядно растянувшиеся в момент заползания на скользкую как мыло пятку.
К тому времени стрелки часов злорадно указывали на половину девятого. Часы специально, противясь своим же собственным свойствам, из всех сил пытались двигаться все быстрее и быстрее, и, на гнев Его, стрелки с этим заданием справлялись наипрекраснейшим образом.
Дверь с первого раза, естественно, не далась, и Ему пришлось ее еще долго успокаивать, прежде чем замок соизволил закрыться. Он блаженным жестом достал пачку сигарет и обнаружил, что там нет ни одной. От полной безнадежности спас лишь киоск, к счастью, находящийся как раз возле дома. Он всегда мысленно обругивал этот самый «волшебный» магазин сигарет и алкоголя непечатными словами, потому что по вечерам возле этого киоска и, следовательно, возле Его дома собирались подозрительного вида кучки людей, которые в момент алкогольного опьянения без проблем могли побить кого-нибудь под руку попавшегося. В детстве Он всегда дрался в целях утихомирить свой великий интерес и любопытство к этому делу, но сейчас ему не очень-то хотелось приходить домой с синяком под глазом.
Когда Он жутко захотел курить, тот злополучный киоск был на тот момент самым важным объектом в его жизни.
Бережно достав, словно драгоценность сигарету, он поднес к ней огонь и задымил этой волшебной палочкой. «Что может быть лучше, чем курить утром сигарету с чистыми зубами», — с наслаждением от дыма подумал Он. И, правда, раз губить свое здоровье, так непременно самыми изощренными методами.
Улица была усыпана, словно сахаром, белым снегом. Сигаретный дым поднимался высоко к деревьям, окутывая их в серебристые сорочки. На улице не было ни души. Он любил ходить по утрам в одиночестве. Путь длился несколько минут, и за это время можно было накрутить достаточно много мыслей, хотя Он больше всего на свете любил не думать. Вообще. Расплетать весь комок мыслей и выбрасывать в мусорную корзину, стоящую в комнате под столом. Этот процесс Он совершал еще дома, и поэтому голова была свободная и поэтому казалась невероятно большой. Ведь когда выносишь всю мебель, она кажется несоизмеримых размеров, точно также и с головой.
Дорога до работы кончалась, в спешке докуренная сигарета бросалась в урну. День начался.
Многие называли Его ленивым человеком, который бегу по натянутой веревкой жизни предпочитал лежание на диване в крепких объятиях лени. Но Он никогда не был ленивым, просто Он был до безумия нетребовательным к жизни. Он не стремился перепрыгнуть через самого себя, достигнув новых возможностей, но и не требовал от жизни ни горячей любви, ни ошеломляющих творческих успехов, ни прихода инопланетян, ни даже ананасового йогурта на завтрак. Его душа хотела стать музыкантом, а глупый от времени разум подсказывал, что это невозможно. Еще он никогда не пил кофе, свободное время проводя в догадках, как кто-либо может пить кофе, когда рядом стоит бутылка пива.