Allira — Крылья — не крылья...

И хочется, и колется, и мама не велит..

М да…

Ушла как обычно: по-кошачьи. Полюбовалась, правда, тобой напоследок … Знаешь, ты — такое милое создание, пока спишь клыками к стенке… и по утрам, когда приносишь кофе в постель. Только кофе этот какой-то не такой постоянно получается. И, тем не менее, я его пью. Давлюсь. Даже улыбаться умудряюсь. А потом, когда ты наконец исчезаешь в дверном проёме, щёлкнув замком, иду в душ… По правде говоря, не могу не сходить в душ после ночи с тобой, милый. С некоторых пор запах твоего тела перестал мне нравиться. Да-да. Не удивляйся. Именно с тех самых пор, когда я была во Франции, а ты, тем временем, переспал с этой потаскушкой. Видимо зря я закрыла на это глаза. Две недели… Боже! Целых две недели я терплю этот странный привкус твоих губ, ужасно сладкий аромат духов, которыми подушка (моя подушка!) пропиталась насквозь… Она что, специально взбрызнула её пару десятков раз? Впрочем, теперь-то какая разница…

Ты никогда не понимал, почему я так люблю прохладные рассветные лучи в воздухе. Именно прохладные рассветные лучи в воздухе. Нет, я ничего не имею против рассветов самих по себе, но тончайшие нотки запаха солнца, когда оно только-только начинает просыпаться ото сна… Единение ночи и дня. Сделка между светом и ночным мраком… «Сначала я… потом ты… а к зиме поменяемся. Сначала ты… потом я».

Ну да… Небось, сейчас обнаружил мою пропажу, полное отсутствие записок и СМС на телефоне. Скоро начнёшь материться вслух, а не про себя. Впрочем, про себя, любимого, тоже, кстати, не помешает. Но ты это сам сделай. Маты я терпеть не могу с детства. Не то у меня воспитание. Потом ты пошлёшь мою скромную персону ко всем чертям, предварительно обозвав стервой, и, по привычке, пойдёшь делать кофе. Только теперь уже себе. Со всякими ароматными травками… Ах… Какой ты сейчас приготовишь напиток!... Я тебе даже позавидую… совсем чуть-чуть.

А я вечерком загляну в бар. Поговорю с парой-тройкой знакомых, пойду домой. К СЕБЕ домой. Пешком. Такси-такси… зачем мне такси? Для чего? Привыкать к сидячему положению? Ну, нет… Я даже работаю дома, лёжа на коврике на полу. Да-да. На том самом. Лежу себе, стучу по клавишам и не краснею от воспоминаний, ибо они мои, для меня.. а не для светящегося экрана монитора. Знал бы ты, как я терпеть не могу эти гламурные шмотки, которые обязана была одевать на корпоративные вечеринки в твоём обществе… Как они мне надоели за этот год… Ох… Джинсы! Маечка! РОДНЫЕ ВЫ МОИ!!! Как я за вами скучала! Мужские рубашки в качестве халатов так надоедают… А ещё надоедают женские голоса в трубке городского телефона… Если бы ты только знал, как противно иногда становится…

Бокал вина на ночь, под хорошую музыку творит чудеса. Верно. Но не в тех случаях, когда его изящный вкус испорчен перегаром. Ах, начальство было… нельзя было не выпить… конечно. А как же иначе. Только, знаешь, милый… слабая это отмазка. Ой, слабая…

На-до-е-ло. Осточертело выслушивать оправдания тебя, пьяного. Один раз — ладно. Два — допустим. Но три, четыре ночи подряд?! И это в квартире, где нет ни одной приличной книги кроме технической литературы?!? У меня хорошее терпение, но всему есть предел. А когда икс — твои оскорбления — стремится к бесконечности, то игрек — моё терпение — стремится к нулю. А область значений функции, заметь — вся числовая ось, причём функция убывает на данном отрезке оси абсцисс. Вот такая вот получается алгебра…

… Я закрою двери, сниму ветровку, открою окно, вдохну ночной ветер, веющий из сада.. Как же я люблю этот тихий район. Во дворе деревьев полно… птицы поют… и этаж всего-то третий. Любимый. Возьму плеер, услышу знакомое «… сами с собой… и мы остались…» Ну да. Верно. Остались.

— Алло…

— Утро доброе, тварь.

— Здравствуй, милый, — непонятно почему, но я улыбаюсь. Хоть Олька обрадуется. Такой кадр — и освободился. Конечно, сперва назовёт меня дурой — такой шанс упускать! —, но мне, как-то… фи-о-ле-то-во-зе-ле-но-ро-зо-во… Терпеть не можешь, когда я тебя так называю, да?

— Сколько раз тебе повторять?!...

Верно. Не можешь…

— А зачем повторять, Сашенька? Мне уже ничего говорить не надо…

— Заткнись. Жду тебя в семь у подъезда.

— Утра или вечера?

— Я сказал семь, а не девятнадцать.

— Жди… жди… Только знаешь… мне надоело слушать твой пьяный голос.

— Вечером поговорим.

Ту. Ту. Ту…

Вот и славно.

— Алло, Олюш… здравствуй, дорогая!

— Приветик. Как делишки?

— …

— ???

— … Да и чувствую себя отвратно… В общем, если есть желание…

— Ну конечно! Смеёшься? А…

— …

— …. ?

— Именно.

— С ума сошла?

— Наверно… Пока, дорогая. Потом созвонимся.

— Ну выздоравливай…

Ту. Ту. Ту…

…

…

…

— О чём задумалась?

— Что?...

Глаза, руки, диван, плед, колени…

— Да так… ни о чём. Что там дальше?

— «Минуло почти три года с тех пор, как я засел за работу, и ровно два с того момента, когда я впервые увидел свою писанину, заключённую в темницу неописуемо уродливой обложки. В той части Вселенной, где я обитал…»

Ты читал, перебирал пальцы моей руки своей, неведомо как не сойдя с ума от однообразности позы, а у меня закрывались глаза. То ли от звуков твоего голоса, то ли от тепла, то просто от того, что мне впервые в жизни было так уютно…

— «…Неужели ты мне не рад? — удивленно спросила птица.

— Я бы обрадовался. Но если дам волю чувствам, то умру, — честно сказал я.

— Поэтому я еще какое-то время не буду радоваться, ладно?...»

Я не помню, как уснула. Помню только как ты разбудил меня на рассвете и потащил гулять по парку, дышать ароматами рассветных лучей восходящего солнца, среди ветра и прохлады уходящей зари.

— Серёж… А чем вчера книга закончилась?

— Не помнишь? — загадочно-хитрая улыбка. ТВОЯ улыбка.

— Не-а…

И шёпот на ухо:

— «… Прежде чем толковать о бессмертии, предложи даме пожрать, — усмехнулась Меламори, спрыгивая с подоконника. — Я дюжину дней постилась, пытаясь увидеть этот сон».

— Это намёк на отсутствие у меня совести?

— Нет… Это намёк на то, что я хочу есть…

Postscriptum:

В рассказе использованы цитаты Макс Фрай из книги «Лабиринт Мёнина» цикла «Лабиринты Эхо».