BaF — "Последняя черта"

Непостижимое, захватывающее, умиротворяющее — в нем есть всё…

Каждый день после смерти родителей, я прихожу сюда провожать солнце в небо, как когда-то провожал их… Небо — единственный мир в котором я хотел бы существовать. Ухватиться бы за этот огненный шар, ночующий в гостях у не6а, и туда, в самую пучину — к ним.

-Эй, молодой человек, уже поздно, парк закрывается, сколько вам можно повторять? Вы что уснули?

-Нет, нет, я вас слышу, я уже ухожу.

Как странно. Я, наверное, опять слишком задумался. Не знаю, что меня сюда тянет каждый день, но это место меня чем-то завораживает. Оно, можно сказать, стало моим вторым домом, после автокатастрофы.

Позавчера, вчера, сегодня, завтра проведённые здесь, наполняют мою душу по капле, по мельчайшей молекуле, но ничто и никогда не заполнит ту пустоту, живущую во мне сейчас.

Небо, солнце, закат — теперь вы моя семья. Я и вы — мы, одно. Но когда-нибудь солнце, точно также как и всегда уйдёт в небо, и люди как обычно проводят его, надеясь завтра вновь встретить рассвет. Но рассвета больше не будет ни сегодня, ни завтра — никогда. Солнце умрёт, и небо превратиться в чёрный саван, которым окутает всех нас. Ночь станет моим домом. Но радует только одна мысль, что у меня всё же будет… будет этот проклятый дом!

-Какого чёрта, какого чёрта ты сюда пришёл. Уходи! Ты снова всё испортишь. Ты — дьявол. Ты приносишь с собой только зло, ты сам — зло. Уходи, я больше никогда не хочу тебя видеть…уходи-и-и…

Что,… что это было? Откуда этот голос? В глазах темнеет…кажется солнце умерло…кажется я тоже умер.

Майк Сандерс.

Невысокий молодой человек, довольно худощавого телосложения. Город знал его как довольно странную личность. Ещё будучи ребёнком он сторонился своих сверстников, почти не с кем не разговаривал, да и не за чем ему это было. Мне казалось, что он был выше всего этого. Наверное, он знал что-то, очень важное для всех нас, но почему-то не хотел об этом говорить. Некоторые его боялись, точнее сказать не его самого, а этого «что-то», которое лежало в нём. Но благодаря этому, к Сандерсу люди проявляли невероятный интерес. Как смешно это звучит: человек, ненавидящий людей, их привлекает. Я долго не мог его понять: зачем нужна ему эта тайна — ну зачем? Но позже я понял.

Майк Сандерс— это я.

Такой я.    

                                                                                   Все истины ошибочны («Закулисы» Е.Замятин)

Да, такой был я. Хотя не знаю, был ли на самом деле, существовал ли я в реальности? Знаете, когда вся твоя жизнь — реальная жизнь, проходит мимо и ни за что тебе в ней не зацепиться, то появляется ощущение пустоты, какой-то бесполезности, ведущей в неминуемое ничто. Всё казалось мне одноразовым и фальшивым: деньги, предметы быта, наши вещи, дешёвые и одноразовые дома, жёлтая пресса, фальшивое телевидение… Самое страшное: … люди тоже были фальшивыми. Мои знакомые — одноразовыми, друзья — ненастоящими. Иногда я думал, что вся наша жизнь, а может быть и моя жизнь — всего лишь чей-то сон. Происходящее в ней, является тем, что хочет увидеть спящий (возможно мы привыкли называть его Богом?). А мы … кто мы? Кем мы являемся в его сне. Да никем, даже ни то, чтобы никем — ничем. Мы — ничто, всего лишь образы, предметы его воображения. И стоит только проснуться, и весь этот мир— с его домами, улицами, парками и людьми …и весь этот мир — с его фальшивыми домами, фальшивыми улицами, фальшивыми парками и с фальшивыми людьми — лопнет как большой мыльный пузырь.

В этот момент моей жизни (хронология этих событий не сохранилась в моей памяти) я отказался от реального мира. Быть чужим среди чужих — я счёл лучшим выбором, чем быть своим …

…среди них же.

Глаза.

Я открыл глаза. Меня окружало темное пространство. Первая мысль, которая посетила мою голову в тот момент, спрашивала меня — не в гробу ли я. К счастью… или к сожалению мои ожидания не оправдались. Тут послышался знакомый голос. Не знаю откуда, но откуда-то я знал его лучше, чем свои пять пальцев.

Я полежал минут десять, потом встал и пошёл по направлению к источнику голоса. Это блуждание продолжалось довольно долго. Так как мне, казалось, что голос доносится отовсюду: все комнаты звали меня, со мной говорили стены, вода, бегущая в кране. Даже воздух, как мне, казалось, был настолько пронизан им, что плотность его, наверное, стала равной плотности морской воды, как мне показалось — от этого мне стало труднее передвигаться. Я решил передохнуть. Зашёл в ближайшую комнату, сел. Комната показалась мне довольно милой: светлый потолок, стол классического образца, много холстов на стенах — ничего особенного, кроме того, что на них не было изображено ни пейзажей, ни портретов, ни натюрмортов — ничего того, к чему мы привыкли. Глаза. Тысячи, миллионы глаз смотрели на меня со стен и ничего больше — только я и глаза, я и чьи-то души. На одних — радость, на других — испуг, страх, отчаяние — всё, в них было всё. Странно только одно, что я видел там только отчаяние, ну и какую-то жалость разве что… Я вспомнил о небе. Я подумал, что точно так же на меня сейчас смотрят с неба они— те, кто мне так дорог, жаль что я не ценил этого раньше. Я подошёл к окну, взглянул на небо и увидел там мамины глаза — они всегда мне улыбались, улыбнулись и сейчас. В голове всё поплыло — стены, стол, комнаты, вчерашний день, глаза, мама…

Время жить.

-М-да…Опять отрубился…

-Да что с ним? Может он перебрал вчера?

-Парень, ты меня слышишь? Эй!?

-Облей его чем-нибудь.

Поток чего-то непонятного и холодного вылился прямо на мою голову.

-М-м-м…

Передо мной стояли два расплывчатых пятна: одно в зелёной гамме цветов, второе — в жёлтой.

-О, очнулся! Слушай, твоё пиво творит чудеса…— обрадовалось зелёное.

-А он вообще сейчас соображает чего-нибудь? — медленно протянуло жёлтое, чуть ко мне наклонившись.

Зелёное: «Будем надеяться, что — да. Объясни пока парню, что он тут делает.»

Повисла небольшая пауза. Затем жёлтое неохотно начало:

-Вчера мы с Фредом тебя нашли без сознания недалеко от парка. Думали — обкурился парень. Подобрали с асфальта, ну и теперь ты тут как видишь.

Я открыл глаза пошире: пятна преобразились — передо мной стояли два парня. Как я понял пятно в зелёной гамме звали Фредом — ему и принадлежал этот голос, который я слышал утром. Жёлтый мне не представился, назовём его х — как неизвестную переменную в школьной задачке. По внешнему виду обоих — можно было сказать, что и один и второй увлекаются культурой «чёрных». На Фреде была разноцветная рубашка, в гамме цветов эфиопского флага, и потёртые джинсы. На голове у х-са — панамка, прикрывающая часть его дредов. Тень от неё ложилась на верхнюю часть лица х так, что не было видно его глаз, только изредка блики солнца, отражающегося в них, давали мне понять что х — всё-таки живой человек.

-Вас привлекает «чёрная» культура? — неуверенно промямлил я.

Двое переглянулись, улыбнулись друг другу, затем посмотрели на меня…и сочли нужным пока не отвечать на этот вопрос, пока не отвечать. Фред недоверчиво посмотрел на меня и этим, до боли знакомым голосом, начал:

-Майк, давай уже — вставай. Хватит нас обсматривать — не убьём мы тебя, а если бы и хотели, то сделали бы это раньше, пока ты спал. Так что — радуйся. Настало твоё время пожить.

-Пожить…наверное под этим словом ты имеешь в виду где-то пожить, пожить в доме, или в семье, но и ни тем, ни другим я похвастаться не могу…

-Знаю. Вот тебе твой дом. А семьёй, можешь считать любого, кто будет сюда приходить, пока это буду я и х — не парься пока — отдыхай…

Интересно откуда они всё знают: моё имя, про мой дом? Кто они?

-М-м-м…

Промычав что-то невнятное я пытался воспроизвести подобие радости или согласие со всем тем, что сказал Фред…

Дверь.

Я встал с кровати. Пошел в душ. Фред в это время провожал х. Когда я вышел из душа ни Фреда ни х уже не было. Прошвырнувшись по комнатам, я нашёл обстановку в доме немного странной. Комнат было четыре. Одна отрицала другую, вторая противопоставляла себя третьей — каждая из них представляла из себя отдельный город — один с огнями и красивыми зданиями, другой — со старинными улицами, третьим являлась какая-то свалка, дверь в четвёртый была заперта. Эта загадка — что за дверью, не выходила у меня из головы. Тут раздался стук в дверь. Я подошел к ней, открыл, передо мной стоял Фред. Длинные волосы, чуть прикрывали его полузакрытые глаза. Я взглянул в них — они мне лениво улыбнулись, вместе с ними улыбнулся Фред. Он протянул мне ключ и какой-то пакет. Указал на «дверь-загадку».

-Иди и жди меня там.

Я забрал ключ и пакет и направился к двери. Замок долго не поддавался, но мне всё же удалось его открыть.

«Зелёная» комната.

Я зашёл внутрь. В комнате стояло много ящиков, каких то пакетов и коробок. Посередине стоял стол, два кресла и диван. На стенах висело много каких-то разноцветных картин, цветы — на подоконниках, а прямо передо мной на стене я увидел огромное плетёное полотно с изображением листа конопли. Шторы, мебель, декорации— всё было яркое и весёлое. Это напомнило мне о лете — о солнечных днях, когда я ещё не был один. Тогда мне казалось, что счастье безгранично…

Я сел на диван около стола — ждал Фреда. На столе лежали какие-то медицинские рецепты, справки, направления и другой хлам в этом роде. Я взял одну из этих листовок — на ней было написано что-то по-латыни. Что именно я не смог разобрать, нашёл только одно слово, значение которого мне было известно — «Канабис».

Вошёл Фред. Посмотрел на меня и спросил, как я себя чувствую. Я ответил, что я уже в норме.

-Ты смотрел, что в пакете?

-Нет…там наркота? Я видел какие-то бланки на столе, ты торгуешь ей?

-В каком-то смысле да, но продаю, не как наркотик — как лекарство… Я сдаю это всё в частные аптеки — частным лицам. Делаю правое дело, можно сказать — людей спасаю, да ещё и бабки немалые платят. Нужно только место знать.

-Блядь, что за чушь ты мне гонишь!? Я не вчера родился!

Глаза Фреда перестали улыбаться, в них мелькнули искорки ярости. Он резко соскочил с кресла и бросился на меня.

— Ты должен мне верить! Ты слышишь?! Тебе больше некому верить кроме меня, некому. Ты обязан мне верить как своему брату. Ты меня понимаешь?! Ты мне будешь верить? Будешь?!

Первый раз я видел человека, у которого в глазах было столько эмоций…в одних глазах — и только. Говорят можно верить только глазам.

-Теперь, буду…

Он достал из одного ящика пакетик.

-Дай свою руку.

Он высыпал содержимое.    

-Смотри, как красиво, не правда ли?

Фред водил из стороны в сторону пальцем по зелёному порошку. И с каждым его движением моя ладонь, рука— всё во мне замирало.

-И много её у тебя?

-А разве добра бывает много? Этим я спасаю людей. Я занимаюсь тем, что может быть кому-то полезно, а чаще всего и необходимо. Для некоторых — это единственный шанс выжить — последняя надежда. В этой комнате, мы называем её — «Зелёной», еле хватит конопли, чтобы дать необходимое, хотя бы половине людей, которые уже на грани, на той — на последней грани…

Утро.

Следующее утро взорвалось в моей голове телефонным звонком. Я взял трубку, в которой через доли секунды раздался голос, которого раньше мне слышать не приходилось. Мой новый знакомый оповестил меня о том, что сегодня меня ждут у того самого парка, в котором я когда-то провожал солнце.

-Фред, Фред! Где тебя черти носят?

Из « Зелёной» комнаты донеслось:

-Сюда иди, только не спи на ходу!— недовольным и в то же время насмешливым голосом отозвался он.

Я зашёл. На полу сидел Фред — курил, суматошно собирая какие то пустые мешки и коробки.

-Ну, сколько тебя уже можно ждать?

-А к чему такая спешка и вообще, кто мне звонил?

-Это свои. А спешить надо, иначе без нас уедут.

-Куда уедут?!

-Кто, куда, зачем — какая тебе разница? Вопросы, ответы — что ты с них получишь, что дадут тебе эти слова? Ты ничего не поймёшь, пока сам это не прочувствуешь.

Фред взял свою, тлеющую сигарету, которая лежала в пепельнице и поднёс её к своей руке.

— Слова — это оболочка к чувствам и эмоциям, их описание, но порой даже самое детальное описание чувства не способно к его передаче. Разве ты понял бы, что такое боль, ни разу не испытав этого чувства? Боль физическая, чувствуя её — ты терпишь, ты борешься с ней…

Он говорит, что чувства появились раньше чем слова, а речь, в свою очередь — всего лишь их жалкое выражение. Мы говорим. Но это не факт, что мы живём, научить говорить можно и машину, а вот именно чувства делают нас людьми.

Его глаза закрылись, лицо напряглось. Я посмотрел вниз — окурок прожигал руку Фреда. Он тушил сигарету прямо о себя. Прямо об руку.

А он — спокоен, по нему было видно, что боль, наверное, стала его лучшей знакомой ещё с самого детства. Мне казалось, что из всех человеческих чувств, Фреду досталась только боль. И черт его знает — физическая ли?

-Борьба — это прекрасно, — продолжал он — порой это единственный выход…Каждый день ты видишь, как люди умирают, и от этого не куда не денешься. Но жалко тебе становится далеко не всех. Ты жалеешь тех, кто умер в красивом доме, его хоронили в красивом гробу, потом свои соболезнования приносили много красивых людей…Ты думаешь: «Ох, как жалко, какой хороший человек ушёл от нас, сколько он ещё мог сделать…» А наряду с ним подыхает бомж в подворотне, и что же ты думаешь сейчас?...

Я промолчал в ответ.

Фред приоткрыл глаза, посмотрел на меня и взял мою ладонь. Я дал руку, хотя знал, что сейчас он сделает мне больно. Но почему, я знал тоже...

— Не поймешь, пока не испытаешь — не так ли? — обратился ко мне Фред, поднося окурок к моей руке.

Я закрыл глаза, кивнув в ответ. Через минуту я почувствовал жжение, потом боль, адскую боль.

-А-а-а! У тебя уже давно крыша съехала, ненормальный ты кретин, отпусти меня!!!

-Ярость, злость — новые эмоции — это хорошо. Чем больше ты чувствуешь, тем лучше ты учишься справляться с трудностями. Новые победы, дают тебе гораздо больше чем просто самоудовлетворение — они дают тебе свободу. Теряя всё, ты становишься свободным…свободным…свободным…

В это день я так ни куда и не поехал.

Автокатастрофа.

Пару лет назад, пару лет — ещё устойчивой, моей психики назад, пару лет — пусть не полной, но наполняющейся (даже можно сказать — почти полноценной) жизни назад…пару лет МЕНЯ назад…

…вы видели когда-нибудь солнечное утро, без каких-либо признаков наступления плохой погоды? Прекрасное, тёплое, радостное утро и вам кажется, что всегда так будет и вся ваша жизнь на тот момент становится этим «теплым и радостным».

Но вдруг кто-то вас позвал, вы отвернулись, а, повернувшись вновь — вас ослепляет молния — она далеко, но, кажется, что она прошла сквозь вас. Несколько минут вы находитесь в оцепенении, все, никак не разобравшись — реально это, или же вам почудилось. Ведь буквально секунду назад — всё было хорошо, всё было с вами — и утро и его теплота, а потом — молния, какая— то дурацкая молния всё стерла, и кажется, что стёрла вас самого…а после этого случая ещё два месяца лил дождь.

Моё бедное утро, тёплое утро, самое лучшее утро — почему я на тебя не насмотрелся вдоволь в ту последнюю минуту перед грозой, почему не смог я удержать тебя?

Апокалипсис или как я встретил Нелл.

Всюду раздаётся голос тех, кто проповедует смерть;

                                                                                   и земля полна теми, кому нужно проповедовать

смерть.

Или «вечную жизнь»— мне всё равно…

Ф.Ницше.

Я просто цитирую, всё услышанное мною сегодня утром: слово в слово.

-Я вот думаю, что было бы, если б тогда я всё же осталась на рельсах? Если бы всё же дождалась поезда…

Наверное, мама уволилась с работы, ведь она у меня в Ж/Д войсках работает… даже поплакала бы, наверное…

Потом, скорее всего, уехала загород… Потом …потом бы умер папа.

-А почему именно папа?

-У него сердце больное. Я думаю, что он первым умрёт, точнее после меня первым.

Затем мама, тоже… Останется сестра, которая, наверное, за город уедет. А, ещё Алекс останется.

-А это кто?

-Мой двоюродный брат. Потом умрут и они. Все, кто был дорог, чего, наверное, не скажешь об их отношении ко мне…

А через несколько лет, сотен лет, тысяч лет, миллионов лет, когда человечество достигнет апогея своего развития, когда этот пик, к которому люди всегда стремились, будет преодолён, наступит он — тот, который они звали ещё со времён, когда было сказано первое слово — была сделана первая попытка к совершенствованию. Наверное, упадёт комета, или наступит мировая эпидемия, которая всех уничтожит, или… я не знаю, как это будет, просто знаю, что будет…— и всё. И останется один, который будет ходить по Земле — выжженной пустыни, мёртвой и холодной. Будет идти, и хотеть одного. Узнав у него, чего же он хочет, вы, вероятно, сочтёте его за сумасшедшего или за безумца, хотя сумасшедшие, а точнее больные сейчас вы. Вот именно — вы больны. Чем? Собой. И эта болезнь самая худшая из всех. Люди слишком себя ценят, когда видят, что их ценят другие.

Когда же человек остаётся один на один с собой, когда нет с ним рядом того, что уже было создано людьми, что уже было сделано и доведено до ума, когда нет с ним тех, кто помогал бы ему, кто ценил бы, жалел бы его…Только тогда, человек начинает ценить то, что раньше считал злом, чего раньше боялся, только тогда человек начинает ценить смерть.

Люди не боятся смерти как таковой, они боятся потери. Родные, близкие, вещи к которым мы прикреплены, друзья, дом…Но когда нет этого всего, то нечего терять. Ведь сам по себе, человек, тот который называет себя лучшим, он ничто. Ничто — он сам по себе. Все люди под властью чего-то.

«И только отказавшись — обретёшь.

И только смерть научит быть собою…»

Ведь по натуре своей все мы строим, чтобы сломать, и, конечно же, ломаем, чтобы вновь построить.

Так говорила она — так говорила Нелл.

Нелл.

Я проснулся. Я встал. Я ощутил на себе чьи-то глаза, всё бы ничего, да только это были её глаза. Они то жгли, то ласкали. То ласкали, то жгли. Если я должен буду гореть в аду — пусть это будет её ад. Обернулся. Сидит она — рассматривает меня, как будто я какая— то довольно интересная штука, которую хочется забрать себе или уничтожить.

-Это ты сегодня говорила о смерти?

-Да я. А тебе интересно? Тебе интересно узнать о смерти?

-Сама по себе смерть мне не интересна. Она есть — а этого вполне достаточно и без каких-либо объяснений. Мне интересно узнать о людях, которые её проповедуют.

-Мудрый ответ и истинный, но лживее его я ещё не слышала. Ты врёшь. Ты говоришь истину — чужую истину, не твоя она — твоя правда, но — твоя ложь.

И она была права. Это были не мои «истины».

-Как тебя зовут?

-А ты как будто не знаешь? — насмешливо процедила она.

-Нет.

Она засмеялась, но не так как смеются обычные девушки, которые встречаются на каждом шагу, все разукрашенные и разодетые, а как-то по-особенному — просто и удивительно загадочно.

И тут в голове мелькнуло: « Нелл, я знаю, её имя — Нелл.»

-Тебя зовут Нелл.

Нотка неуверенности и какого-то испуга проскочила в моём голосе.

-Да.

И это «да» как будто бы застряло у неё на языке.

Так я познакомился с Нелл.

Женская загадочность.

Мы уже едем в машине. Мимо проносятся тени деревьев и придорожных столбов. Солнце только всходит, и если напрячь все свои обонятельные рецепторы, то в воздухе можно уловить запах растекающегося тепла. Слушаем Boba Marley. Изредка в голове мелькают мысли о том, что сейчас почти всё нормально… Рядом сидит Нелл, курит марихуану. Я смотрю на неё уже около пятнадцати минут. Она встречает мой взгляд и протягивает мне косяк, я глубоко затягиваюсь и выбрасываю его в окно. Нелл смотрит на меня и улыбается.

-Хочешь, я буду твоим другом? — начинает она.

Я смотрю в неё, там опять вертится что-то такое, что мне непонятно. Может это и есть та самая женская загадочность? Не знаю почему, но первый раз в жизни я ответил сразу — без лишних раздумий.

-Хочу.

-Хорошо…

Сказала и вновь погрузилась в себя.

Дорога или маленькая ложь.

Мы едем уже второй день. Куда, зачем — не знаю, просто едем. Солнце ласково гладит по голове. Хочется спать. Интересно, как Фред уже второй день без сна ведёт машину?

—Знаешь, я боюсь тебя потерять… — говорю Нелл и замолкаю, в ожидании ответа.

-Как можно бояться несуществующего? — лёгкий смешок в ответ.

-Это как?

-Однажды, когда я была маленькая, я боялась потерять мою любимую игрушку. И я её потеряла…Потом став чуть постарше, я услышала по радио, как один маленький город накрыла песчаная буря и его потом никто так и не нашел…Но ты хоть раз где-нибудь слышал, чтобы потеряли чувства?

-Н-н-нет. — с неуверенностью отозвался я.

-…теряются города, вещи, но чувства — они не теряются. Они либо есть, либо их нет. Это ведь тебе не города и не вещи…но — люди, ведь мы сами делаем наши чувства…Эта банальная истина… или маленькая ложь, иногда помогает — когда мне плохо. Может

поможет и тебе сейчас…

-Может…

В воздухе повисла пауза. Но я осмелился её нарушить:

-Вообще, к чему это всё? Ваша комната эта «зелёная», нескончаемые поездки, какие-то тайны и игры в эту «собственную реальность», недоступную другим?

-Так интереснее и легче — легче создать свой мир, чем уживаться в чьём-то…А если честно — я не знаю…наверное, просто так надо — это не зависит ни от меня, ни от Фреда, ни от тебя (ТЕПЕРЬ)...

Ехали мы долго, я даже начал немного сомневаться в том, что мы вообще куда-то приедем.

Только через двое суток, мы оказались в каком-то городе…

/BOB/

-Вот дерьмо, какого хрена они тут все встали?

-М-м-м…Кто? — только, проснувшись спросил я.

-Да эти уроды из администрации города, весь дом обступили козлы, не проехать!

-А нафига тебе этот дом? — вступила в разговор Нелл.

-Тут парень живёт, очень нам нужный, и тебе в том числе — посмотрел лукаво на меня Фред — Программист путёвый, а в своих кругах — Эйсид, взломщик систем крупных фирм, его даже уже сажали пару раз, за его провороты в этом деле.

-Это конечно хорошо всё, но нам он зачем?

-Любишь ты эти вопросы зачем, ладно, будет тебе зачем:

Фред, как я понял любил рассказывать разные истории, да и вообще интересный был малый, в отношении того, что он знал многое, конечно же не всё, но точно — всё, что было ему нужно на данный момент.

-…давно это было, точнее не так давно, но для меня уже в далёком прошлом, которое я очень долго хотел вырезать из моей памяти, как видите вышло не очень-то…

Пару лет назад, когда я только осваивался в этом деле, у меня был друг. Звали паренька — Девид, мы называли его Боб — похож он был на Боба Марли.

-Так он, что чёрным был что ли?

-Да, Боб был настоящим афроамериканцем — дреды, разноцветные майки в гамме цветов эфиопского флага и потёртые джинсы — это про него…

Описывая Боба, Фред как будто описывал себя.

-…Но не в одежде дело, афроамериканцем, а считал его за его личность — преданность традициям своего народа — встретив его я подумал: «Ну надо же сохранились ещё люди, которые не продают свою личность, за право преобладания в этом мире…»

-По моему все всё же продажны. И хорошее дело одного всё равно окупится глупыми ошибками другого, что первому вероятно не очень понравится — спокойно, еле слышно проговорила Нелл, изредка посматривая то на меня, то на Фреда.

-Знаешь, лично я — для себя по большому счёту живу, что бы там не говорили другие о вымышленных принципах жизни ради кого-то— типа «Живи для счастья другого, заслужишь счастье себе» — я в это не верю. И в процессе совершенствования себя(который как ты знаешь происходит всю твою жизнь), я веду себя достойно, и мне как-то по хуй на глупые ошибки глупых людей, ведь это меня не касается...Но мы сейчас не об этом.

-Да, ты про Боба кстати говорил…— напомнил я Фреду тему нашего разговора, точнее его монолога и нашего слушания.

— Знаете, какое самое красивое место на земле?

Мы переглянулись и пожали плечами, потому что всё равно знали, что Фред останется при своём.

-Это кладбище… — продолжил Фред, смотря в нашу сторону, видно он пытался заметить нашу реакцию по поводу сказанного.

-Боб всегда мне это говорил, но я никогда не спрашивал почему… Никогда не спрашивал… Пока он сам мне не рассказал…

Вот и вся красота.

Некоторые умирают слишком поздно, а некоторые — слишком рано. Ещё странно звучит учение: «умри вовремя!»

Ф.Ницше

-Пошли!

-Куда?

-Куда? — переспросил Боб, если бы я каждый раз спрашивал себя куда я иду, я бы, наверное, вообще ни куда бы не ходил.

                                                                                       ***

Вокруг тенистая аллея, проходят мимо спокойные фигуры людей. Я и Боб сидим друг напротив друга у одной заброшенной могилы.

-Знаешь какое самое красивое место на Земле? — смотря в небо обратился ко мне Боб.

-Нет, а есть такое?

-Да, и сейчас тебя окружает вся красота этого мира…

-Боб, а что ж тут красивого: памятники, могилы, ревущие старушки?

-Это всего лишь оболочка — это как кокон, внутри которого бабочка…

Боб вздохнул и начал вглядываться в воздух, как будто там происходит что-то невероятно интересное.

-Только на кладбище похоронено столько ненаписанных стихов, не нарисованных картин, и несказанных слов. Только тут и больше ни где ты не найдёшь такого богатства. Цени, что у тебя есть и развивай то, что у тебя будет. А то очень жалко отдавать земле столько «золота».

                                                                           ***

Мы на крыше. Зима. Выстрел. Боба задело. Он соскальзывает я слышу только:

-Не расточай своё богатство!

                                                                            ***

-После смерти моего лучшего друга у меня осталась его книжка со всей информацией, его дело и …— тут Фред замолчал…— и его истина…

Acid.

-И что теперь с этим делать?

-Как что? Уничтожить всё тут нафиг — равнодушно отозвался Фред.

-А если перевести все деньги на наш счёт?

-Эйс, а это не слишком муторно?

-Э-э-э… Ну — муторно, конечно, но вполне реально.

-Давай — переводи, деньги всегда нужны, особенно нам — усмехнулась Нелл.

Мы все сидим в маленькой комнате Эйсида. Хозяин сидит за компом, и, судорожно клацая по кнопкам клавиатуры, что-то ищет в сети. «Что интересно?» — спросите вы. Хотя на самом деле вы это знаете лучше меня.

Порносайты с весёлыми картинками голых девочек и пидорасов мальчиков, вставляющих друг другу в задницу по очереди…

Криминальные хроники со сводками убийств за сегодняшний день. Сколько человек горит в аду? Сколько «заботливых» дядей-милиционеров попадёт в рай со своими званиями и «подвигами»?

Вам это всё интересно, для вас — это важно, но самое страшное — это вам нравится.

Смешные садистские мульты «Happy Tree Friends», где лужи крови и реки вашего смеха…

Вам это нравится.

Форумы знакомств. Маленькие мальчики заходят сюда, чтобы навешать всем лапшу, будто они герои-любовники. Да сюда вы тоже очень часто заходите…

Сайты популярных ток-шоу. Конечно же вам хочется, очень хочется знать: кто с кем переспал и чем это всё закончилось.

Вам это всё интересно, для вас — это важно?!

Нет, конечно. Вам даже не интересно с кем переспали вы, кого вы убили сегодня. Чем всё это кончится?— Вас это не волнует. Вы себе осточертели ещё в далёком прошлом. А кто виноват?

-Наверное, я. — сказал Фред и посмотрел мне в глаза, прямо в душу.

-Что ты? — осведомился Эйсид.

-Ну ты сам понимаешь…— снова взгляд в МЕНЯ, прямо в глаза.

-Слушай, друг, тебе надо дури своей меньше курить, а то ведь совсем крышу снесёт. Итак уже анаша повсюду в доме.

Н-да… Это в стиле Эйсида, сказать что-то типа этого. Он — не слишком заинтересованная личность. Незаинтересованная в людях, для него все эти отношения, переживания — приходящее и уходящее. «Люди, они всегда меняются. И бессмысленно делать кого-то для себя интересным, ведь узнав о твоих усилиях, он тебя обязательно разочарует, ну или предаст, разве что…» — Эйс это часто говорил, наверное, эта фраза являлась в каком-то смысле принципом его жизни.

Вредно.

-Если ты собираешься мне помогать, то не надо. Всё равно через несколько попыток сделать это, тебе не захочется иметь со мной ничего общего. Так что лучше и не начинай. Уходи от меня, пока я не причинил тебе вреда. Если тебе нечего делать, сходи в кино, сходи к друзьям, домой, на дискотеку… Но только никогда не приходи сюда, со мной тебе лучше не связываться. Никогда. С кем угодно, только не со мной. Не надо. Я тебе только наврежу.

-Если бы я всё бросала из-за глупых опасений, что может быть что-то не выйдет, то, я бы, наверное прожила безоблачное детство, затем «золотые» студенческие годы, и мой жизненный цикл закончился бы на стадии «спокойная старость». Но, как видишь, пункт про студенческие годы в ярких красках я уже нарушила, значит бесполезно говорить, что для меня что-то может быть вредно. Слишком много фальши в этом мире и на вряд ли реально отличить хорошее от плохого, вот настолько много. Очень-очень фальшивый мир. Очень…

-А ты не думаешь, что в этой фальши и лжи в большинстве своём можешь быть виновата ты сама?

-Конечно, могу, но и ты можешь и все…тоже… Тут нет понятия «он», «она», здесь только «МЫ» — скажешь как целое? — Как стадо!

-Но остались же всё таки личности? Или как, все под одну гребёнку по твоему?

-Почему под одну? Их довольно много, возьми хотя бы все эти течения молодёжные — одна идея — одна гребёнка — и все под неё косят. А что в результате? Стадо.

-А себя ты туда чего не относишь?

-Отношу и поэтому мне и хреново от всего этого…

-Так тебе чего не в кайф заниматься тем, что ты делаешь?

-Это не Я, это МЫ вот в чём фишка. А самое страшное, что отсюда никуда не деться это как круг какой-то из которого — никуда. А если будет сделана попытка…

-Фред тебя убьёт. — отрезал я.

-Наверное. — отозвалась Нелл.

Начало конца.

                                                                                                                                                                                       — Мы были на волосок от жизни

Чак Паланик.

Маленькая девочка с мамой. Маленькая глупенькая девочка и её мама стоят на дороге. Перед ними огромная толпа желающих перейти на другой конец улицы. Машины едут мимо очень быстро. Маленькая глупышка говорит маме:

-Мам, почему все эти тёти и дяди смотрят на три мигающие лампочки на другом конце дороги и стоят на месте, пока не дождутся пока зелёный огонёк загорится?

Маленькая девочка была тогда, ещё настолько глупая, что даже не могла знать такого понятия как                                            

    светофор.

…кондиционер

…компьютер

…секс

…наркотики

-Потому что люди, детка, это как барашки на лугу. Махнёт пастух кнутом стаду и можно идти. Так и тут, правда различия лишь в том, что вместо пастуха здесь этот светофор, а взмах кнутом и одновременно рывок вперёд для стада, означает зелёная лампочка.

Пастух махнул кнутом.

-Пошли! — скомандовала мать и потащила маленькую ручку за собой.

-Я не буду!

-Я не хочу!

-Я не хочу быть барашком!

Рывок, ещё рывок и маленькая ручка уже не в маминых тисках.

Крик.

Шок.

Страх.

В последнюю минуту, в последнюю минуту перед машиной, в последнюю минуту перед смертью чья-то большая и сильная рука увлекла глупую девчонку за собой. Она открыла свои маленькие глупые глаза и поняла, что ещё бы чуть-чуть и она уже бы никогда не увидела маму. Мужчина средних лет держал её на руках и почему-то плакал.

Когда кто-то спасает тебе жизнь, он становится для тебя новым отцом, или ты для него становишься …Богом…

***

-Зачастую бывает так, что начинаешь верить во что-то хорошее. Когда я говорил с Нелл, именно это чувство меня и преследовало. Наверное, смотря на неё, я просто осознавал, что могло быть и хуже, ведь могло быть и как у неё.

Нелл зарабатывала себе на жизнь тем, что кидалась под машины. «БМВ», «Феррари», «Ягуар» — только под дорогие и стильные машины. Потом оттуда выходили какие-нибудь мажоры и с просьбами об их сраной помощи доставали Нелл. Я это знаю, потому что она мне рассказала как как-то они с мамой стояли…

-Да, да, да, я это тоже знаю, — перебил Фред.

-Откуда?

-Да она же сама нам рассказывала.

-Может, но я этого не помню.

-Какая разница? Это не важно, по сравнению с тем, что ты можешь ещё узнать.

-А зачем мне это? Ты думаешь, что знание — это всегда хорошо и обязательно нужно?

-Я не говорил, что это хорошо, это есть и от этого никуда не деться. Человек для того и рождён, чтобы знать.

-Как синтезировать ЛСД в домашних условиях.

Дыхание задержано.

-Убить человека за 5 минут.

Вдох.

-Сделать минет своему шефу.

Выдох.

-Приготовить достаточно взрывчатки, чтобы взорвать всю эту иллюзию жизни.

Дыхание задержано.

-У всего есть свой конец, друг, и не надо думать, что всё можно начать заново. Всё — уже потеряно. Всё — в прошлом. Мы — всего лишь иллюзии настоящего, которые в свою очередь строят свои иллюзии будущего и так до плюс бесконечности. Ты хочешь поставить запятую?

Ставь точку!

Кружится голова. А Фред всё продолжает заниматься разрушением моей жизни.

-Сначала изготавливается диперекись ацетона. Для этого ты должен достать ацетон, серную кислоту и перекись водорода. Смотри — кА всё это находится рядом с тобой. Всё это ты можешь найти у себя дома. Все составляющие. Человечество уже сделало бомбу, оно разбросало её по домам и квартиркам. По улицам и дешёвым супермаркетам. Все вещества уже у нас, мы маленькие живые таймеры, отсчитывающие последние минуты своей жизни. Мы можем умереть в любой момент, надо только открыть нам дверь. Мы можем взорвать всё прямо сейчас, только откройте нам дверь. Вы можете умереть прямо сейчас, только дайте своё согласие умереть.

…Разрушением моей жизни.

-Растворить, процедить, отфильтровать. Изготовить детонатор.

-Изготовить бомбу.

Маленькие живые таймеры закрутились. Отсчёт пошёл. Десять, девять…

Мне вспомнился один разговор с Фредом, я спросил его как-то какое чувство он испытывал, когда однажды, раз и навсегда покидал свой родной город. И вот что он мне ответил: «Знаешь, друг, когда все твои друзья, родители, близкие — вся твоя прошлая и даже немного настоящая жизнь стоит на перроне и машет тебе вслед рукой…»

…восемь…

«…когда ты десять лет ходишь в одну и ту же школу, гуляешь со своими друзьями, уже живёшь по какому-то намеченному плану…»

…семь…

«…тебе начинает казаться, что вроде бы, вот она — нормальная жизнь — твоя нормальная жизнь, чётко тобой контролируемая и отлаженная…»

…шесть…

«…что всё у тебя под контролем и всё в твоих руках…То ты снова смотришь из окна вагона на своё прошлое, может быть даже самое лучшее, что у тебя пока было… И поезд трогается…

…пять, четыре…

«…и с этим рывком поезда — вся твоя прежняя жизнь будто начинает рушится…

…три…

«…десятки стальных машинных колёс как будто переезжают всё твоё прошлое — всё трещит по швам, и тут тебе кажется, что вот— вот и этот сраный поезд раздавит и тебя…»

…два…

«…но почему-то этого не случается, хотя, может быть, это было бы лучше…»

…один…

«…чем ничего.»

…ноль…

Мы почти умерли в своих сознаниях, осталось только это признать.

Мы были рождены, чтобы стать друзьями.

…чувство, которое переживали почти все молодые люди всех времен, когда, зап¬рокинув голову, смотрели ввысь и видели, что их небеса гаснут.

Я наверное и правда очень мало рассказывал о Фреде и Нелл. Слишком мало. Хотя сколько бы я вам этого не говорил — вы не поймёте. Ведь вы там не были. Вы не были мной. Хотя может на самом деле, это я никогда не был вами? Может это я какой-то неправильный?

Не важно.

Не нужно.

Не актуально.

Всё равно я всё расскажу:

Фред по большому счёту нигде не работал, он только торговал наркотой, хоть и говорил всем, что делает это на благо больным раком. Как хотелось сказать ему, что он делает на самом деле, хотя это, наверное, он знал лучше меня.

Иногда он подшучивал над глупыми подростками, лет 15-14, когда они хотели кайфануть и заказывали у него кокс, только вместо кокаина Фред им давал сахарную пудру, а потом просто угарал с них, когда делая вид, что их долбит, довольные тинэйджеры нюхали сахарок, при этом изображая на лице физиономию эйфории. Это была не первая выходка Фреда. Туалетная бумага на деревьях мэрии — дело рук Фреда. Ограбление Секс-Шопа — Фред постарался! Ещё мой друг очень любил тайком пробираться в аптеки — под видом того, что он поставляет очередную партию товара всем известного ганджика. И пока тётки — аптекарши чухались с товаром, он менял местами содержимое баночек с лекарствами: в средство для похудения — таблетки от дистрофии, в таблетки от кашля — слабительное, вместо обезболивающего — элеутерококк. Своеобразный способ уничтожения человечества. Представьте себе человека, корчующегося от боли, которому вместо обезболивающего дают возбуждающее, или слабительное, или ещё какую-нибудь чушь в этом роде. Жестоко или справедливо? Верный ответ — интересно. Мы с Фредом хотели хоть как-то разнообразить эту жизнь, а не подыхать от скуки в своих вшивых офисах. Так вот мы и подружились. Смерть моих родителей — была последней каплей. Именно тогда появился Фред и изменил всю мою жизнь. Мы были рождены, чтобы стать друзьями!

Саморазрушение.

— Я разрушаю свои привязанности к физической энергии и собственности, —

шептал Тайлер, — потому что только через разрушение себя могу познать я

величайшую силу своего духа.

Чак Паланик «Бойцовский клуб»

Знаете, я хочу убить себя.

Себя того, от которого меня тошнит, того, кем я был, когда совершил свою первую глупость, того, который жалок и неуверен в своих поступках, того, кто заперт в клетке своих же страхов и желаний, того, которым я являюсь сейчас. Всмотритесь как-нибудь в себя. Так глубоко, чтобы вы поняли, кем вы являетесь в действительности. Тогда, если, конечно, очень постараетесь, вы поймёте, что всё, что вы думали о себе раньше было ложью — лапшой, которую вы сами себе понавешали.

Я хочу быть таким, как Фред — не от кого не зависеть. Я хочу быть им. Я не хочу всё время думать, как тот или иной мой поступок выглядит со стороны для окружающих, я не хочу стараться делать как лучше, я не хочу всего этого. Почему я не могу хотя бы на день побыть Фредом, очутиться в его шкуре?

Все мы стали пленниками своих же характеров, когда сказали себе впервые: «Я ЛИЧНОСТЬ».

Поэтому никогда не говорите этого слова, оно вас ограничивает и ущемляет, вы — не личность и никогда, слышите НИ-КОГ-ДА вам не стать ею. Вы всего лишь осколки вселенной, разлагающейся уже миллионы лет. Так зачем же говорить себе, что ты — совершенная форма жизни. Когда ты стремишься к идеалу, ты забываешь о главном — НЕ СТАТЬ ИМ. Когда мы становимся идеальными, с нами — скучно.

-А ты стремишься к тому о чём ты думаешь сейчас?

-Фред? Как?! Всё это время ты был тут?

-Я тебе, кажется, вопрос задал, а ты опять за своё «почему».

-Не знаю…

-Ты всё отлично знаешь, ты просто не хочешь признавать, что думаешь о том, как хорошо было бы стать примером для подражания. Какой ты ладный и признанный людьми. Ты эталон. Но ты некто для тех, кому не нужна вся эта фальшь.

Он видит меня насквозь, но я не хочу, чтоб он меня видел таким.

-Я не хочу об этом говорить.

-Всё нормально, друг?

-Да, возьми всё дерьмо, которое есть во мне и покажи его всем! Всё просто замечательно. Правда.

-Ты даже себе не представляешь, что ты сейчас сделал — восхищённо сказал мой друг — ты открыл себе дорогу.

Маленькая, пауза.

Ну же, Фред, не заставляй меня ждать.

-Дорогу к последней черте.

-Черте? Что ты имеешь в виду? — с каким-то недоумением и явным непониманием происходящего промямлил я.

-Все мы к ней идём. Рано или поздно, каждый из нас очутиться на финишной прямой, только не каждый сможет пересечь прямую, прорвать эту победоносную ленточку, дойти до последней черты. Все воспринимают её по-разному, в смысле само это понятие «Последняя черта», но, когда ты на ней, это чувство ты не спутаешь не с каким другим, не за что.

Убей своих друзей.

-Сегодня к нам придет Нелл — голос Фреда из ванны. Кажется, он сегодня в приподнятом настроении. Странно, в последний раз, когда я видел его с Нелл, они ужасно ссорились, поэтому Нелл и ушла в неизвестном направлении, неделю назад.

По доносящимся звукам из ванной, было ясно, что Фред, видимо, сушит волосы.

-Зачем? — осведомился я.

-Она у Эйсида последнюю неделю тусовалась, ну тот парень, к которому мы заехали в начале наших приключений в этом городе. Так вот она и занесёт нам кое-какие бумаги.

Да, мог и правду сказать, друг: «Да, она меня заебала своим поведением. Это её любопытство выводит из себя.» Но, нет. Если Фред кому-то откроет свои чувства — это уже не он. Всё это крутится в моей голове весёлым карнавалом мыслей, так быстро, что я не успеваю, остановится на одной, как тут же выскакивает другая. Стоп.

И я говорю, что Фред сам не может к ней зайти и забрать всё? Я говорю, что не хочу, чтобы она здесь появлялась, я не хочу её видеть. Фред отворачивается от меня и делает вид, что меня не слышит. Но я продолжаю. Нелл. Нелл. Нелл. Я не могу с ней находится в одной комнате. Не потому что, я её ненавижу, потому что она меня игнорирует. Не обращает на меня внимания.

Никакого.

День ото дня.

Всегда.

Говорят, что, когда о человеке перестают думать и обращать на него внимания — он умирает.

Она убийца, убийца меня, мой ангел смерти. Поэтому я и не хочу, чтобы она была здесь.

Я всё это говорю Фреду. Слово в слово. Громко и чётко. Я не хочу быть предметом неодушевлённой мебели в её реальности. Я поворачиваюсь он дуновения ветра за моей спиной, чтобы закрыть дверь и вижу в дверном проёме НЕЛЛ.

Всё это время она была здесь. Она слышала, как я «поливал её грязью». Теперь она знает. Во всяком случае — это лучше, чем просто дожидаться, пока она заметит твоё существование. По крайней мере, после этого, она о тебе ещё будет долго думать.

-Знаешь, Майк, проблема не во мне, проблема в тебе самом, ты сам заслужил то, что у тебя есть сейчас и никто другой в этом не виноват. — она говорит спокойно, даже слишком спокойно, от этого становится как-то не по себе, появляется такое ощущение, как будто тебе зачитывают смертный приговор.

Я говорю ей, что это всё это она сама придумала, что я не такой на самом деле, не ТАКОЙ. Почему в последнее время окружающие меня люди заимели такую привычку — осуждать меня за то, что я не такой? «У тебя такая глупая физиономия» — напоминает мне Фред по утрам, когда я только встал. «У тебя какие-то странные пальцы на руках» — да, Нелл, я знаю, что у меня необычная форма руки, и что с этого? Я говорю им это и они начинают: «Ты чего тупишь? Фу, ты какой-то сегодня раздражительный, я ведь шучу только.» Да я тупой кретин. Да я не такой. Да я странный. Да у меня некрасивые руки и глупое лицо. Но зачем же каждый раз мне об этом напоминать? Всё бы хорошо, если это делали чужие мне люди, но когда тебя осуждают твои друзья — это ранит в самое сердце. Есть вещи похуже, чем потерять друга — это когда ты наблюдаешь за тем как он тебя бросает. Как ненужную игрушку. Вещь. Наигрался — и бросил. Это хуже, чем просто его потерять. Гораздо.

-Ну так что? Пошли курить? Или как, будем…

-Пошли.

Такое ощущение, что когда ты гонишься за вечностью, то начинаешь понимать, что всё конечно. Вечная дружба — нет. Вечная любовь — кто это придумал? Преданность — бред. Искренность — детские сказки.

-И что же дальше?

Жизненные принципы — набор заученных правил, не значащих ничего, кроме той формальности, что они есть. Традиции — их сами себе придумали люди, чтобы не было уж так горько и скучно — но всё это — фальшь и ложь. Нет ни САНТЫ, ни ВОЛШЕБНОЙ ФЕИ, ни МИККИ МАУСА, ни ПИТЕРА ПЭНА. Теперь нет ничего, что когда-то могло казаться правдой. Этому всему учат детей, в надежде, что образы фантазии скроют этот и без того не настоящий мир. Но вот они вырастают и что их ждёт в будущем? Разочарование в собственных идеалах.

-И что же дальше?

Ни САНТЫ, ни ВОЛШЕБНОЙ ФЕИ, ни МИККИ МАУСА, ни ПИТЕРА ПЭНА теперь нет. Сказки, лживые сказки и больше ничего за ними. Нас готовят к разочарованию с самого детства, рассказав первый раз о том, что САНТА принесёт подарки к Рождеству.

Нас лишают мечты, первый раз упомянув о ВОЛШЕБНОЙ ФЕИ. Мы всего лишь игрушки, которыми играет Бог, который в свою очередь создаёт игрушки, для наших игр друг с другом.

-И что же дальше?

Нас сливают день ото дня. Кидают. Обижают. Выставляют напоказ все наши недостатки. И это уже начинает входить в привычку — дурацкую и страшную. Я выхожу из метро и вижу прямо перед своими глазами надпись «Выхода нет», я покупаю газету и читаю там о том, что за последнюю неделю покончили жизнь самоубийством семь человек. Это каждый день — по человеку. Это тридцать — тридцать один человек в месяц. Триста шестьдесят жизней в год. Человеческий род вымирает. Нас уничтожают наши же предрассудки. Мы совершаем массовое самоубийство.

-И что же дальше?

Ты, конечно, можешь забыть обо всём этом и продолжать жить, как жил раньше, но ты не в силах будешь это сделать, так как ты…

-И что же дальше?

Ты пирсуешь бровь — ты враг народа.

Ты переходишь улицу не на зелёный свет — ты преступник.

Ты трахаешься больше двух раз в неделю — ты антихрист.

Ты хапаешь и любишь бухать — тебе нет прощения.

Ты родился на свет? Умри.

-И что же дальше? — осведомился Фред.

-А дальше — мы на «Последней черте», если ещё доживём…

Любовь или что-то в этом роде.

…выблёвывайте прошлое, когда жить настоящим становится совсем уж невмоготу, и кое-что из блевотины покажется деликатесом.

Стивен Кинг «Ярость»

Ты знакомишься с человеком. Начинаешь с ним общаться. Начинаешь с ним перезваниваться. Начинаешь чаще называть его по имени. Начинаешь называть его другом. Начинаешь говорить с ним каждый день. Начинаешь его любить и уважать...

Он постепенно входит в твою жизнь. И ты порой, даже себе не можешь представить как это ты без него жил раньше. Вы говорите о тебе, о нём, о таких же, как вы оба, о жизни. Открываете друг другу душу. И ты порой, даже не можешь себе представить, как это — его потерять. У тебя проблемы? Расскажи о них другу, он поможет. Расскажи о них всё. И он тебе обязательно что-нибудь скажет по этом поводу.    

Доверь всего себя своему другу. Доверь свои секреты. Доверь всё своему другу...

И он обязательно тебя предаст.

Знаете, когда человеку доверят слишком много, то он всё же не сможет сдержать это в себе. Ведь, когда ты знаешь то, чего не знают другие, тебе обязательно хочется об этом сказать. Сказать о том, что «я ЗНАЮ!». Поэтому никогда не доверяйте друзьям слишком много, как только поток информации перельётся за край, тот час ваш друг вас кинет, «сольёт», бросит…Лучший друг — это тот, кто знает о вас меньше, чем вы хотите.

Лучше не знайте ничего о друзьях — поверьте, разочарований будет меньше. А всё дело в том, что вы ищете идеал. Во всём. Но его нет. И это вас огорчает.

Я думаю обо всём этом, а на заднем плане моих мыслей я вспоминаю письмо Нелл, которое я нашёл в её сумке на днях:

Здравствуй детка.

Ну и что ты мне такое пишешь?

Почему ты на меня обижаешься?

Что же я тебе такое написал, что вывело тебя из себя...

Я просто хотел сказать тебе, что жизнь состоит не только из учебы, не только

из работы, не только из серых облаков, не только из всяких проблем, не только из

ношения маски, не только из дурацких корнегиевких улыбок и фальши, не только из

тоски и однообразия. Пусть это все будет, но на другом фоне.

Мы забыли про этот фон. Разучились, не хотели им пользоваться, но это нам

помогало.

Мы с тобой забыли одно из самых красивых слов, одно из нужных слов, которое

держало в руках.

ПАМЯТЬ....

Можно найти то (того), что (кого) не терял, но то (того), что (кто) потерялось

(...лся).

Я смог.....

А теперь перечитай мое письмо. Может и по другому поймешь.

Читай от начала и до самого конца не пропуская ни строчки.

Будь счастлива.

Ia suca kamu...

Наверное, это писал Фред, или Эйсид или ещё кто. Странно, но подчерк Фреда так похож на… Хотя нет, это глупо.

Я не хочу чтобы это был ни один, ни второй. Я чувствую к Нелл какое-то особое чувство. Это как единение душ, но это не любовь. Я это знаю точно. Но кто же это мог ей написать? Мы ведь в городе только две недели. Я просто боюсь. Как боится мамаша, когда видит, что её ребёнок взрослеет и уходит из родительского дома. Я вижу как она уходит, пусть постепенно, но уходит. С каждым днём я начинаю видеть её всё реже и реже. Какая-то странная привязанность, но не любовь. Я это знаю точно. Мы слишком далеки от этого. Она ещё не раскрывала мне душу. Мы ещё не становились лучшими друзьями. Мы ещё не были заклятыми врагами. Мы ещё не хотели друг друга убить. Мы ещё не те, кем хотели бы являться друг для друга, перед тем, как бы появилась любовь. Это какое-то странное чувство. Типа вечности, но это не любовь. Я это знаю точно.

Пока не любовь…

Люди сами себе подписали смертный приговор.

…твоя жизнь уходит на сплош¬ное коллекционирование вещей. И больше в ней ничего нету.

Дуглас Коупленд «Generation X»

-Три.

Мы сидим в машине. Впереди — Фред. Рядом — я, Нелл — на заднем.

-Два.

Сейчас мне тяжело о чём-то думать, когда я знаю, что будет через доли секунды.

-Один.

Нет пути назад.

-Отсчёт окончен.

Здание музея истории подрывается в одно мгновение. Клубы дыма окутывают его, точнее то, что от него осталось. Я знаю, что через несколько минут этот район будет заполнен машинами Ментов и скорой помощи. Поэтому надо спешить.

Только что мы уничтожили частичку истории. Только что мы убили частичку человечества. Только что мы избавились от очередной порции совершенных творений наших предков.

Мы едем дальше. Через двадцать минут мы должны быть за 30 — 40 километров отсюда, чтобы нас не нашли. Этого никак нельзя допустить.

Это новый план Фреда. Мы колесим по штату и подрываем музеи, выставочные центры… «Чтобы люди начали ценить то, что у него есть, им просто необходимо это потерять» — говорил Фред. Своеобразное оружие уничтожения человечества.

Мы снимаем квартирки, комнаты — любые места пригодные для изготовления взрывчатки в домашних условиях. Все вещества с нами, все вещества у нас. Если даже, чего-то не будет — то выйди на улицу, зайди в любой магазин — тебе продадут что угодно, даже не поинтересовавшись зачем тебе это. Люди совсем забыли о своей безопасности. Так что с какой это стати это должно волновать нас? Потихоньку твои новые соседи дают тебе ацетон, даже не спрашивая ЗАЧЕМ он тебе. Они подписывают себе смертный приговор. Аммиачная селитра? Ищете ее в хозмагах, поскольку это — самое популярное удобрение.

Белый порошок или чаще — гранулы. При растворении в воде понижают температуру раствора, при смешивании в растворе с щелочью (сода, мыло, стиральный порошок) и нагревании чувствуется запах аммиака. Торгаши даже не подозревая об этом, продают тебе свою жизнь.

Древесный уголь. Если у вас его нет под рукой, его легко добыть, счищая недогоревшие головешки из костра. Да, их юные туристы тоже не убирают…

Алюминиевая пудра. В смеси с олифой используется для окраски столбов,

крыш и пр. Ищите ее в хозмагах и на стройках.

Вот как всё просто. Вот как мы близки к тому, чего боимся. Идея Фреда заключалась в том, что мы должны были разнести весь этот мир, чтобы создать что-то лучшее, чем мы имеем сейчас. Мы должны были потерять всё и всех, кого любим, чтобы начать жить заново и начать ценить то, что у нас было. Я не хочу говорить то, что это жестоко или аморально, это шаг к чему-то новому. Многие десятилетия наши предки жертвовали собой ради нашего прекрасного будущего. Они погибали в войнах. А что мы? Мы взяли и наплевали на всё это. Да кому это надо? Сейчас ведь всё так просто, у каждого второго американца есть машина, квартира — есть будущее. И не о чём не надо волноваться — всё уже достигнуто. Мы потеряли то, ради чего когда-то жили. Мы потеряли цель нашего существования. Когда мы получили всё — мы убили своё будущее.

На воздух подлетает здание торговли, я думаю, что хоть как-то эта потеря кого-то тронет за душу. Что хоть кто-то подумает, что жизнь — это не только работа, гамбургеры, модные шмотки… Что люди — это не только сотрудники и коллеги… Наш мир стал прародителем пофигистов. Людям всё по хуй, кроме того — сколько денег они получат и сколько жратвы съедят.

Меня многие спрашивают, плакал ли я, когда умерли мои родители. И люди входят в ступор, когда я отвечаю — «НЕТ». Только тогда, когда ты по уши в дерьме, когда рядом с тобой нет ни поддержки, ни сострадания — ты меняешься. Только тогда. Когда что-то случается. Что-то ужасное и непредсказуемое, сравнимое с катастрофой. Только это заставляет тебя измениться.

Люди кидаются с высотных зданий. Режут себе вены. Вешаются, обожравшись «колёс». Но что с этого? Разве это что-то меняет? Проблема людей в том, что они потеряли всякую надежду на светлое будущее, отличное от сегодняшнего положения. Люди не верят, что всё можно изменить. Они не хотят об этом думать. Они этого боятся. Они боятся, что не получится. Они боятся всего того, что кажется им новым. Самое страшное — это неопределённость. Но когда они потеряют всё — она исчезнет, так как терять то больше нечего.

От этого надо бежать со всех ног. От традиций и праздников, от дней рождений и рождества. Бегите от всего того, что повторяется из года в год, и чего никак не хочется менять. Мы уже давно в каменном веке, просто пока не все это замечают. Мы остановились во времени. Мы перестали разговаривать. А зачем? Ведь есть телевизор, компьютер… Человеческое общение изживает себя. Человеческие чувства уходят на второй план. Все идут по пути наименьшего сопротивления… Именно это отодвигает нас всё дальше и дальше в прошлое. Никакого развития. Новые открытия — всего лишь иллюзия, созданная правительством, чтобы показать, что не так всё плохо. А мы продолжаем верить. Мы ВЕРИМ…

В Калифорнии до фига музеев и в них всех мы должны побывать. Нам предстоит ещё навестить сто девяносто музеев. Или уничтожить историю. Или начать новый век. Каждый понимает по-своему.

Надо достигнуть гармонии. Добиться полной свободы.

Мы с Фредом остаёмся в машине, а Нелл выходит и идёт прямо по направлению к движению.

-Что опять задумала Нелл? — конечно же я знаю что, но я просто хочу узнать значит ли, что это очередная часть плана Фреда.

И Фред мне объясняет, что всё это для того, что нам нужны деньги. Что нам не хватает ни на топливо, ни на составные части нашей химлаборатории, ни на еду. Что для неё это уже пройденный этап. Она сама рассказывала, как она любит это фальшивое убийство, эту ненастоящую аварию. Нелл уже почти умирала так много раз, что это число даже не помещается в моей голове. Её любило уже так много людей, что это число даже не помещается в моей голове. Они её любят больше своих отцов и матерей, братьев и сестёр, мужей и жён… Они её любят, как своё дитя, которое пережило второе рождение, они становятся её новыми отцами и матерями. Они спасают ей жизнь.

Если её в очередной раз собьёт машина — обязательно кто-нибудь из толпы подбежит и спасёт Нелл. Все хотят кого-то спасти. Все хотят найти для себя что-то значимое, все хотят себе того, кого можно любить и жалеть. Мы все хотим быть нужными.

В этот раз — это молодая женщина. Видимо она вдова — это видно по её лицу — никакой любви и страсти. Она сама отрешённость. Она одета в тёмно-синее платье в белый горошек. Волосы коротко острижены. Над левой бровью у неё маленькая родинка. Она бежит к Нелл, садится возле неё и начинает делать ей массаж сердца. И не успев ещё проделать первое нажатие на грудную клетку, Нелл делает глубокий вдох. Такой, как будто она была под водой, а сейчас только глотнула свежего воздуха. Это была очередная уловка Нелл — успеть сделать вдох до того, как с ней начнут производить различные медицинские манипуляции. Женщина, обняла Нелл и заплакала. Да, она подарила ей жизнь. Теперь она будет любить Нелл, как своего ребёнка.

В это же время водитель выходит из машины и умоляет её не сдавать его полиции. Нелл соглашается. Штраф в 500 баксов — и миссия жертвы аварии выполнена. Всё так и произошло. Всё, как и в прошлый раз — по намеченной схеме. Ничего не меняется. Всё можно предугадать.

Женщина в платье в горошек даёт свой номер телефона Нелл и на этом они расстаются. На следующий день она обязательно будет ждать звонка Нелл. Она не сможет забыть о ней. Но Нелл не позвонит. Она не позвонит ни завтра, ни через день, ни через месяц. Та женщина больше никогда не столкнётся с ней. Вместо этого в трубке будет голос Фреда, который скажет, что Нелл умерла. Её больше с нами нет. Знаете как это больно, только что обретя смысл жизни, надежду — всё потерять. Жестоко? Да нет — просто только так люди начнут меняться. Вот такая вот у нас система «Обновления человечества».

Мы едем дальше. Столько всего ещё предстоит сделать. Мы — вершители правосудия. Мессии. Мы преступники. Мы — святые.

После того, как они узнают о своей потери — они рыдают в трубку, говорят, что этого не может быть. Спрашивают, когда похороны и как на них попасть. Но ответом им служат телефонные гудки. Для кого-то это шок, для кого-то потеря, но никто, слышите, НИКТО не остаётся безразличным.

Мы боги. Мы можем убивать людей и вновь их воскрешать. Я, Фред и Нелл — мы убийцы, но в то же время мы — чудотворцы.

Мы должны победить, мы должны дойти до конца, во что бы то ни стало должны дойти до черты.

Начало новой истории.

— Ты купил? — оживлённо поинтересовалась Нелл.

— Гидроперит, нитроцеллюлозный клей, калийная селитра, ацетон, серная кислота — когда покупал, продавщица на меня как-то недоверчиво смотрела, странно с чего бы это? — нотка юмора проскочила в моём голосе.

В ответ на это Нелл рассмеялась, и мы пошли в соседнюю комнату.

Там сидел Фред, готовя необходимые сосуды и другие предметы химика-любителя-террориста по совместительству.

Фред говорит, что сначала надо проверить чистоту исходных веществ. Для этого нужно смешать чайную ложку кислоты с таблеткой гидроперита (с равным количеством перекиси водорода) и капнуть туда же ацетона. Если сразу раздастся треск и смесь пожелтеет, какое-то из веществ недостаточно чистое (чаще всего — кислота). Если ничего подобного не произойдет, то надо оставить смесь на несколько часов. Должен выпасть белый осадок. Если нет — исходные вещества недостаточно чисты или недостаточно концентрированы.

После этого необходимо изготовить диперекись ацетона. В концентрированной кислоте постепенно растворить гидроперит или перекись водорода. Гидроперит растворяется до насыщения раствора, а перекись водорода прилить в соотношении 1:1. После остывания смеси к ней долить ацетон в соотношении смесь : ацетон = 1:1. Полученную трехкомпонентную смесь оставляить в темном прохладном месте на 10-12 часов. По истечении этого времени должен выпасть обильный белый осадок. Отфильтровать раствор через хлопчатобумажную ткань (нам нужен осадок). После фильтрации скрутить осадок в тряпке и промыть под струей воды до полной нейтральности (пробуйте время от времени осадок на вкус (не ядовит) — он не должен быть кислым). Запомните — это важный момент — плохо промытое вещество будет неустойчивым. Далее осадок сушится при комнатой температуре до полной сухости (разрежьте кучку вещества ножом — крупинки не должны прилипать к поверхности ножа).

Полученная смесь представляет собой белое мелкодисперсное вещество, похожее

на муку. Примерный выход — 20-30% по весу от исходно взятого ацетона

можно считать успешным, но может быть и меньше.

Фред всё делает быстро и чётко. Как будто это когда-то было его работой.

Он говорит, что в концентрированной кислоте растворяем гидроперит (жидкая перекись не годится). Смесь переливается в тонкостенный стеклянный стакан или металлическую эмалированную кастрюлю и ставится на снег (лед) или под струю холодной воды. Очень медленно и понемногу приливаем ацетон. Следите за тем, чтобы смесь ни в коем случае слишком не перегревалась. Признаком хорошего течения реакции служит немедленное выпадение осадка. После окончание реакции смесь медленно выливается в холодную воду. Затем — пластифицируйте смесь, детонируйте… Откуда интересно это всё знает Фред? Но самое интересное, что я то… Нет, этого не может быть. Это глупо.

-Когда взрывчатка будет готова?

-Через шесть часов, а пока — займитесь делом, купите чего-нибудь поесть. — Фред не приказывай мне что делать, ты же сам знаешь, как меня это бесит и что я всё равно это выполняю, ты тоже знаешь, так зачем тебе это надо?

-Эй, ты живой там?

-Да, я чего-то наверное надышался тут, пока Фред химичил.

-Ладно, почесали на улицу.

Прогулка в никуда.

Знаете, когда я остаюсь с Нелл один на один — у меня возникает такое чувство, похожее на…

Нифига вы не знаете. Вы не знаете Нелл. Да я же вам о ней ничего не рассказал… Ни о том кто она, ни о её работе… Вы даже не знаете как она выглядит и что я чувствую, когда смотрю в её глаза… Я сейчас говорю вам обо всём этом, а сам чувствую себя неполноценным, ведь даже я не знаю Нелл настолько хорошо, чтоб о ней рассказать. Но я постараюсь.

О прошлом Нелл я не знаю ничего. Да и никто из её друзей не знает. Она и сама наверное хочет о нём забыть. Наверное раньше она была кем-то другим, но что-то заставило её измениться. Может быть раньше она жила совсем другой жизнью, но что-то заставило её измениться. Вероятно раньше она выглядела и говорила вовсе не так, но что-то заставило её измениться. Поэтому я и не буду говорить вам о прошлом Нелл, так как сам нихрена о нём не знаю.

Сейчас же мы идём с Нелл рядом — настолько близко, что складывается такое впечатление, что улица очень узкая, что на самом деле не так. Она сегодня одета в подкатанные до голени джинсы и майку с какими-то иероглифами на фоне солнца. На ногах — массивные ботинки. Короткие смольно-чёрные волосы чуть прикрывают мочки ушей. Да, это не те девчонки, которые встречаются на каждом шагу — расфуфыренные и накрашенные до такой степени, что кажется, кроме этих их фентиклюшек ничего за ними нет, что в принципе — так и было.

Я смотрю в её глаза. Они серо-зелёные. Они серьёзные и немного грустные, что отражает выражение её лица. Она красивая. Правда. Очень красивая. Но не такая, как всё — у Нелл какая-то своя красота. Она естественна, и всё тут. С ней приятно разговаривать и просто находится вместе. Но это только с недавних пор — после нашего с ней разговора, когда она поняла моё отношение к себе.

Мы идём вдоль домов по старой широкой улице. Видно, что когда-то они считались искусством, а сейчас это какая-то рухлядь. Старые колонны, статуи, арки — всё это когда-то было настолько красивым, что все думали, что это всё навечно, навсегда. Но теперь — это уродство и никто больше не приходит любоваться на «вечную красоту». Вечной красоты не бывает — всё конечно. И остаётся только ждать, пока умрёт всё самое красивое, что у тебя есть.

И Нелл говорит, что все эти здания, вероятно, кто-то строил и верил в то, что это — смысл его жизни. Он вкладывал в эти дома свою душу, творчество… Он посвятил строительству всю свою жизнь. И что теперь? Он умер, а они стоят. Вещи переживают нас. Мы посвящаем им наши жизни, а они не оправдывают наших ожиданий. Мы говорим, что это — искусство, а они превращаются в кучу дерьма.

Слушая её голос, я думаю о письме о том самом письме, которое почему-то кажется мне до боли…Нет, этого не может быть — это глупо… Но я всё же спрашиваю.

-Нелл, ты с кем-то переписываешься?

-Ты что?

-Я же знаю, что ты с кем-то переписываешься.

-Да что с тобой Майк?

-Имя, мне просто нужно имя и всё!

-Блядь, мне надоели эти твои шуточки! — тоненькие брови надвигаются на нос — Боже, какая же она красивая….

Я думаю, что и правда зря я затеял этот разговор, я прошу у неё прощения, на что она вроде как соглашается.

Мы доходим до поворота, где старые дома сменяют навороченные постройки. Мы доходим до магазина. Мы доходим до его двери. Мы доходим до специального холодильника, которые бывают во всех магазинах мира. Мы выбираем то, что нам надо, чтобы не умереть с голода. Мы доходим до кассы и…

Рядом стоит пожилая дамочка и рассматривает молочные продукты.

Сзади нас — солидный мужчина, его интересуют коньяки и виски.

Двое детей — у лотка с конфетами.

Но нам на них наплевать, так как мы доходим до кассы и…

Дамочка, видимо думает о своей жирной заднице, как же её прокормить.

Мужик у стойки — как выделится перед коллегами.

Детишки…Да похуй на детишек, они в свои шесть — сем лет вообще мало о чём думают.

Сейчас всё это не важно, так как мы доходим до кассы и…

Нелл достаёт пушку и орёт во всё горло:

-Ложитесь, суки, а то всех нахуй перестреляю! — её глаза оживлены и в голосе звучит нотка враждебности.

Мы вершители судеб. Мы будем решать жить вам или сдохнуть, как последним гадам.

-Кто произнесёт хоть слово, или сделает попытку к бегству или звонку — того размажу по стенке.

Мы революционеры. Мы те, кто изменит вашу жизнь.

-Деньги — на прилавок, без лишних вопросов — обращается Нелл к продавщице. Та напугана и еле может двигаться. Страх — великая сила!

Продавщица вынимает все деньги и смотрит на Нелл, в надежде, что мы сейчас уйдём и всё пойдёт своим чередом: менты, розыск, свидетели… Но сегодня всё будет по другому. Есть вещи похуже чем страх — это то, когда ты боишься постоянно. Ты ненавидишь ждать? Ты боишься неопределённости? Если — да, то ты попал куда нужно.

-Все сядьте! Куда угодно — лишь бы видели друг друга!

Никто не задаёт вопросов. Все просто выполняют то, что приказала Нелл. Страх правит человеком, а всё остальное — херня.

-Что ты задумала — говорю я Нелл на ухо.

-Смотри и не мешай мне, это их «чистилище».

Толстая тётка уселась на стул у лотка со сладостями. Мужик — около мороженного. Продавщица, дети — у выхода.

-Мы так и будем сидеть? — ой, зря он это сделал — сейчас от дядьки останется кровавое месиво…Но нет — Нелл не стреляет, а спокойно отвечает, что сейчас она задаст им несколько вопросов.

— Знайте, что сейчас это ваши последние минуты. Запомните их. Запомните как вы выглядите, во что одеты. Запомните, что вы чувствуете. Запомните все детали. Запомните всё, что кажется сейчас вам значимым. Ведь эти минуты самые важные в жизни. Я же хочу узнать ваши имена. Представьтесь.

Толстая тётка сказала, что её зовут Клэр, мужик — Дэн, продавщица — Ванда. А имена детей — Натали и Рейми.

-Все ваши имена через несколько минут не будут значить ничего, так как вы превратитесь

в месиво крови и мяса.

-Девушка, — продавщица сейчас заплачет, — отпустите детей, они то в чём виноваты?

-Это будет им урок.

Жестоко? Нет, интересно!

Дети плачут, Ванда гладит их по головам и что-то шепчет. Наверное, она молится. Обстановка безысходности и отчаяния. Если мы захотим, мы убьём всех.

-Все ваши должности и заслуги уйдут в небытиё, когда вас не станет…

Нелл давит на всех. Она накаляет обстановку. Она вводит всех в ступор.

Нелл спрашивает о том, что бы хотела сделать продавщица, если бы знала, что через несколько минут она умрёт.

-Я, — она всхлипывает и вытирает слёзы, текущие ручьями с её молодых щёк, — я бы сказала Девиду, как сильно я его люблю.

-Девид, очевидно, твой парень, Ванда?

Она кивает и вновь заливается слезами в ответ.

-Так почему же ты раньше не могла ему сказать об этом?

-Я боялась, — всхлип, — что сделаю что-то не так, а потом мы поссорились.

-Ясно, а ты, Клэр, что бы ты сделала?

-Я бы помолилась бы и пошла бы на исповедь. — в её глазах мелькает какая-то грусть.

Это её «бы» просто выводит меня из себя.

-А что же ты такое сделала?

-Я…Я предала своего мужа — ушла от него, когда он перестал много зарабатывать.

-И где же он сейчас Клэр?

-Он…Он умер. — она ещё не плачет, но я вижу, что ей сейчас очень хреново.

Нелл подходит ближе к Клэр — та отстраняется от неё, но Нелл вместо того чтобы прострелить ей голову — обнимает её. Она ей говорит, чтобы та поплакала — ведь больше у неё этого шанса не будет. Она ей говорит так ей станет легче. Она ей говорит о том, что слёзы — это хорошо, но главное, чтобы они были искренними. На нижних веках Клэр уже скопилась влага и…

В это время продавщица, Дэн, Рейми, Натали — смотрят на Нелл и Клэр. Они запоминают всё. Они знают как это важно — ведь это — последнее, что они видят.

…и Клэр заплакала. После она сквозь слёзы рассказала длинную историю своей жизни. Она рассказала о том, как они познакомились с Тимом (так звали мужа Клэр). Она рассказала о своей свадьбе. О семейной жизни. О детях (у неё было двое детей)… Она рассказала обо всём. Наверное, до этого момента никто не слышал таких откровений от неё.

Нелл отходит от рыдающей, но почему-то улыбающейся Клэр и идёт к Дэну.

-А какие твои планы на последние минуты своей жизни?

-Я бы трахнулся.

-А почему именно это?

-Я ещё ни разу ни с кем, ну понимаете?

На недоумённый взгляд остальных Дэн говорит, что в школе — не сложилось, в институте — был слишком занят учёбой, потом — карьера…

Пожалуй Дэн из нашей компании «смертников» — самый несчастный. Даже я в свои пятнадцать лет был уже с женщиной. Я смотрю на Нелл и думаю: «Интересно, а она уже с кем-нибудь спала?» Следом за этой мыслью подлетает другая. Странно, может быть… Нет, это глупо, это не возможно.

Нелл в это время подходит к Дэну и что-то шепчет ему на ухо. После этого, он как будто уходит в себя. Подумать только! В последние моменты своей жизни человек становится таким внимательным — он запоминает всё, а самое главное он — ценит то, что видит.

Остались только дети. Она подходит к ним и задаёт тот же вопрос, только в немного иной форме.

-Кем хотите стать когда вырастите?

-Я хочу быть строителем, как мой папа. Тётя, а это игра такая ведь правда? А то Натали не верит мне и начинает ныть. Скажите, что это игра.

-Нет Рейми, скоро ты больше не увидишь своих родителей и Натали тоже не увидит.

Маленький мальчик понимает, что всё кончено и он проиграл.

-А ты Натали кем хочешь быть?

-Я хочу лечить животных. Пожалуйста отпустите нас! — умоляет девочка хлюпая носом.

-Нет, вы все умрёте.

ИИСУС пришёл к вам.

Мы решаем жить вам или умереть. Мы решаем вашу судьбу. Мы мессии. Мы маньяки — убийцы. Мы террористы — смертники.

Я смотрю на всех, кто пришёл в этот магазин сегодня, даже не подозревая, что с ними тут может произойти. Ни кто не смог предугадать свою судьбу, все думали, что всё будет как раньше, но теперь — как раньше не будет. Все превратилось в большой мыльный пузырь, наполненный до краёв человеческими эмоциями. Возможно до этого момента они бы никому не сказали, что творится у них внутри. Теперь же поздно. Ванда молится — это хорошо — она верит в бога, ей есть во что верить. Дети видимо всё ещё думают, что это игра, они себя убеждают в этом как могут. Дэн думает о чём то своём и всё время трёт глаза — даже в нём есть что-то человеческое. Клэр — плачет и плачет, но даже и этого времени ей не хватит, чтобы она перестала плакать. Они все знают, что сейчас они умрут.

Все — без исключений. Мы убьём даже детей. В мире так много жестокости, а этой небольшой потери никто и не заметит.

Нелл становится так, чтобы её видели все.

-Сначала я буду стрелять в Дэна, затем я выстрелю в тебя, Клэр, потом в Ванду и закончу на Рейми и Натали.

-Я просто хочу, чтобы вы знали, что произойдёт.

Теперь же плачут почти все.

-Я досчитаю до трёх и сделаю первый выстрел, все остальные четыре пули я выпущу из пушки за доли секунд, так что у вас больше не будет времени на то, чтобы испугаться.

-Я начинаю считать. Дэн ты готов быть первым?

Дэн заплакал.

-Нет, я не хочу, я хочу жить, как любой из нас.

-Что ж я думаю, что ты готов.

Нелл открывает им ворота в Ад. Все порочны. Все нечисты. Даже дети и те — врут.

-Один.

Она правда собралась это делать?

-Два.

Дэн закрывает глаза, которые залиты слезами.

-Три…

Я рванул к Дэну и толкнул его в сторону.

Раздался оглушительный выстрел.

Жизнь. Она такая маленькая, что может поместится в моей голове. Она такая короткая, что я могу вспомнить все её моменты в одну секунду. Она такая прекрасная, что я не могу смирится с тем, что я уже умираю. Она такая жестокая, раз дала мне с этим смириться.

Но я не умер. И никто не умер. Всё так и было задумано. Все прошли через это — все мы были на границе между жизнью и смертью. Все мы знали, что сейчас мы умрём. Все, кроме Нелл, разумеется.

-Вот и нашёлся герой. — Сказала Нелл, посмотрев на меня.

-Всё концерт окончен — идите по домам, больше в вашей жизни такого не будет. Идите и осуществите то, о чём вы мне только что тут рассказали.

Все разошлись, ещё не до конца понимая, что с ними произошло. Но однозначно после этого — их жизнь измениться. Они будут ценить каждый её момент, ведь мысль об этом дне их теперь не оставит.

-А зачем всё это было то Нелл?

-Затем, что теперь каждый из них будет стремится к тому, что мог бы потерять навсегда в этот день. Ванда — помирится с Девидом. Клэр — исповедуется и обретёт душевный покой. Дэн — трахнется с тёлкой. Детишки станут теми, кем хотят. Мы открыли им глаза на то, что они могут умереть в любой момент. И сейчас они это знают. Они начнут меняться. Они начнут стремиться к тому, чего у них не было раньше. Мы изменили их жизнь — они теперь многого добьются. Слышишь, Майк, многого!

Мы святые.

Сотвори себе кумира!

Ты можешь думать, что ты один такой единственный и неповторимый. Ты можешь думать, что ты — индивидуальность. Мало того, что ты можешь так думать, но кроме этого — ты даже можешь в это верить. Ты можешь верить в это сраное дерьмо. В то, что ты — неповторим. Ты в это веришь.

Ты веришь в то, что свой образ ты себе сам придумал. Ты думаешь, что ты один такой «мастер — изобретатель».    Да, да, да — в это ты тоже, несомненно, веришь.

Да ладно тебе, хватит уже, ведь ты и сам прекрасно знаешь, что говно это всё. Мы любим создавать себе идолов и кумиров. Мы хотим видеть в них всё самое лучшее. Мы стремимся стать ими. Мы думаем, что они идеальны.

В начальной школе — это воспитательница. Она самая прекрасная. Самая умная. Самая добрая. Именно это говорят ваши дети, когда приходят со школы. А потом вы идёте в клуб и видите, как «самая-самая» нажралась в жопу и трахается с каким-то парнем прямо на столе при всех посетителях. Ну как вам такой расклад? Мир на самом деле не так прекрасен, как он нам кажется. Есть и другая оболочка. Она у всех есть. Все идеалы — становятся пороками. Все кумиры — ничтожествами. Но не все это замечают. А жаль…

Рок звёзды — конченные наркоманы. Манекенщицы — проститутки и шлюхи. Твои коллеги — непременно алкоголики. Твои друзья — извращенцы. А теперь возьми эти все «маленькие слабости» и сложи вместе — ну как тебе твой портрет? Все те на кого ты ровнялся — тебя предали. Все те, кто вызывал у тебя симпатию — спят с кем попало. Все те, кто были твоими наставниками — пропивают свои зарплаты в кабаках. А друзья? Да, и они тоже не те, совсем не те…

-Заходи. — из соседней комнаты голос Фреда.

-Я ненадолго, только зайду к…ну ты знаешь к кому я пришла.

Фред исчезает в неизвестном направлении.

Нелл появляется в дверном проеме и смотрит на меня. Сегодня она радостная. Она сегодня улыбается. Я в это время занимаюсь изготовлением детонатора. Меня этому всему научил Фред. Он меня научил как надо проверять чистоту исходных веществ. Я теперь знаю как приготовить диперекись ацетона двумя способами: первый — для самоубийц или психов, которым пофигу на свою жизнь, второй — для нас, которым пофигу на жизнь других.

Она кидает свой рюкзак на пол возле меня, а сама уходит синтезировать ЛСД. Откуда она знает как это делать? Этому её научил Фред. Конечно для этого нужно довольно дорогое оборудование, но и оно у нас есть. У нас есть всё. Я не знаю откуда — Фред мне не говорит. Фред знает много, но ничего лишнего он не скажет никогда. Никому. Ни за что.

Синтезировать ЛСД можно двумя способами первый — для самоубийц или психов, которым пофигу на свою жизнь, второй — ну вы сами знаете… Сначала произведите реакцию получения амидов лизергиновой кислоты, который позволяет провести реакцию между лизергиновой кислотой и ангидридом трихлоруксусной кислоты, чтобы получить смесь лизергиновой и трифторуксусной кислот, а затем провести взаимодействие смеси ангидридов с азотистыми соединениями, имеющими не менее одной связи водород-азот. Полученный амид лизергиновой кислоты выделяется из смеси удобным способом.

Готовим раствор смеси ангидридов лизергиновой кислоты и трифторуксусной кислоты из 2,68 г лизергиновой кислоты и 4,4 г ангидрида трифторуксусной кислоты, растворенных в 100 мл амилнитрила. Этот раствор следует добавить к диэтиламинэтиламину массой 6,03 г. Реакционную смесь выдерживать при комнатной температуре в течение 1,5 часов. Амилнитрил испаряют, а остаток обрабатывают хлороформом.

Всё просто и ясно. Нелл видимо там ещё будет долго возится. Я пока достаю вещи из её рюкзака — мне интересно, есть ли там ещё такие письма, которые я уже когда-то видел у неё. Это плохо. Это гадко. Это низко. Лазить по чужим вещам — однозначно нехорошо. Значит, я — плохой. Я это принимаю. Причём без проблем. Я уже готов со всем смириться. Даже с тем, что… Нет, это слишком. Это глупо. Пока рано об этом думать. Может быть у меня едет крыша? Вроде нет.

Я не ошибся на счёт писем.

Ты просишь жалость? Может, это твой Наркотик? А кого жалеешь ты?

Но как можно жалеть человека за то, что он сам с собой делает?

Ты просишь помощь? А следуешь ли ты советам хотя бы близких тебе людей?

Ты помнишь вещи, которые надо забыть, но забываешь те, которые могла бы помнить!

«У меня все хорошо... Все вокруг сходят с ума...»

Почему в прошлом году все было наоборот?

Как странно, такое ощущение, что это…да, блядь! Это так глупо и нелепо — такого быть не может! Хотя? Не…Нет.

Не думаешь ли ты, что мне приятно слышать, где ты была и с кем ты была — главное не со мной, прости мой эгоизм. Но я ведь не прошу тебя уделять мне все свое свободное время — мне нужно гораздо меньше. Только не как сегодня. Хотя бы как вчера… Совсем чуть-чуть…

Возможно, я прошу много, но ведь и я могу тебе что-то дать, или я заблуждаюсь?

Да, у меня едет крыша и уже очень давно... Просто я тебя Люблю... Очень-Очень... Очень давно и Очень сильно...

Да, я живу мечтами, но это мои мечты.

Все замки, когда-нибудь рушатся, далматинцы попадают в Собачий Рай, а дети становятся взрослыми… чужие дети…

Вот и мой замок, построенный на облаках надежды, со стенами из веры, а башней из любви падает с небес и рассыпается в прах.

Я надеюсь, на то, что люди и мир меняются. А на самом деле все останется таким, какое оно есть, видимо, пора привыкать! Просто пора засунуть свои чувства и амбиции подальше, забить на воспитание, стать взрослым и перестать верить в сказки, стать таким как большинство — злым на все и вся и обвинять окружающих тебя людей в том, что это они во всем виноваты.

Нет, виноваты во всем мы. Это мы выбираем, с кем нам общаться, кого любить, кого ненавидеть и если первое и, в какой-то мере последнее — это Осмысленный выбор, то второе, к сожалению нет. Тут думает сердце… хотя, у кого как…

Целую

Я знаю, что Нелл любят. Но, что настолько сильно… Мне на самом деле, больно читать такие письма.

Как говорил Фред сегодня утром: «Осталось шесть часов», имея ввиду взрывчатку. Так вот — остался час. И Фред это знал. Он оставил всю работу на нас. Он ушёл. Он оставил на нас всю ответственность за историю человечества.

У нас в прихожей (если, конечно, это так ещё можно назвать), висит карта штата, на которой отмечены все музеи и дома культуры, памятники и монументы, чьи-то шедевры и ошибки… Сто девяносто синих толстых точек. Десять — синие точки, обведённые в красные круги. Это значит, что с ними мы уже покончили. Это значит, что наши дети больше не увидят, как их деды сражались за наши жизни, как строилась культура, как развивалось общество. Мы это не ценили, а они это потеряли. По-другому нельзя.

Я переписываю адреса пяти из синих точек в записную книжку. Сегодня и они оденут красный ореол. Я иду на кухню (если, конечно, это так ещё можно назвать), я начинаю искать глазами Нелл. Но её нет. Я её не вижу из-за какого-то сомнительного дыма. Я дохожу до колбы с жидкостью тёмно-коричневого цвета и вижу Нелл. Она лежит на полу и по-моему не дышит.

Блядь, она отравилась этим дерьмом. Хреново ЛСД!

Я тащу её в комнату. О боже, а если уже поздно? Нет, нифига, я должен успеть.

Я кладу её на кровать. Нелл, только не ты — кажется я тебя… А может и нет, но ты мне дорога.

Я нагибаюсь к ней, чтобы сделать искусственное дыхание…

И она целует меня взасос.

Она целует МЕНЯ взасос.

Она меня целует ВЗАСОС.

И я понимаю, что это была опять её фальшивая смерть. Но, знаете, я не сопротивляюсь. Сейчас мне так хорошо с ней. Она жива — это главное. Я знаю, что когда бывают такие моменты, то надо наслаждаться каждой секундой, ведь вся красота исчезнет через несколько мгновений. И останутся только воспоминания. Вот почему так важно помнить. И вдруг я вспоминаю об очередном письме, и вся красота пропадает. Я вспоминаю о том, что кто-то её любит точно так же, а может и сильнее. Я думаю о том, что есть ещё кто-то…

Я не знаю как признаться тебе в моей любви к тебе, может я просто боюсь.

Все фразы кажутся банальными, и неподходящими.

Все слова, которые приходят на ум, кажутся глупыми, тебе нужно нечто большее.

Ты достойна самого лучшего.

Я боюсь тебя обидеть, поранить, причинить тебе боль, но так получается что я это делаю.

Я просто хочу тебе сказать что ты самый дорогой мне человек на свете.

Самый-самый...

Я тебя очень люблю...

Я целую её в последний раз и смотрю на часы — сейчас три часа после полудня, а это значит, что шесть часов прошли, и нам надо ехать в город. Срочно!

История — бред.

-Фред ещё не звонил?

-Нет.

-У него есть мобильник?

-Нет.

-Долго ещё?

-Нет.

-Блин, Майк, ты другие слова вообще знаешь?

-Прости, я задумался.

По ходу Нелл тоже волнует тот факт, что Фред бесследно пропал. Ни кто не знает где он.

Мы проезжаем здание городского управления. Мы проезжаем библиотеку. Мы проезжаем парк. И тут Нелл кричит.

-Останови тут!

Я останавливаю машину. Она выбегает и направляется к пешеходному переходу. Она скрывается в толпе людей. После этого я её не видел четыре дня.

Я жду её час, но её всё нет. Тогда я отправляюсь вершить правосудие в одиночку.

Первым по списку у меня здание культуры, находящееся чуть дальше от центра города. На самом деле это всё должен был делать Фред, но он меня киданул, грубо говоря. Я не хочу никого убивать, я просто хочу, чтобы люди изменились. Они должны измениться, по-другому нельзя. Дом, семья, работа — кому это нужно? Это ведь и так у каждого есть. А самое смешное, что для многих людей эти три понятия — синонимы к слову «счастье». Счастье. Что есть счастье? Кто это? Что это? Для кого счастье? А мне оно надо? А вам? И зачем это? Я знаю. Вы — нет. Я убиваю людей, они убивают свои принципы, а мёртвые принципы и устои — путь к возрождению. Надеюсь, что хуже не будет.

Суицид.

— Почему вы решили совершить самоубийство?

— Мне скучно жить.

— И вы думаете, что самоубийство может вас развеселить?

Я лежу на матраце и просто смотрю в потолок. Рядом нет ни Фреда, ни Нелл. Они потерялись. Возможно, они сейчас подрывают здания или грабят магазины, но мне до них нет никакого дела. Может быть, они сейчас убивают и разрушают, но мне похуй. Вероятно, Нелл с Фредом трахаются сейчас где-нибудь, даже не вспомнив, что я ещё жив, но мне посрать. Я хочу отдохнуть. Всё ниже изложенное я буду писать от лица Нелл, так как позже она мне это рассказала очень подробно.

                                                           ***

-Тайлер!

-Нелл?

-Подожди, можно с тобой поговорить?

Тайлер только опустил голову в знак согласия. На нём нет лица. Он, как зомби. В его глазах уже нет больше того света и радости. Они — убиты. Он — убит.

                ***

-Знаешь, когда ты лежишь весь в крови на полу и не можешь уже ничего с этим поделать… Когда жизнь теряет всякий смысл, и тебе больше ничего не надо от неё… Когда ты уже попрощался со своим детством, юностью и молодостью… Вбегает твой младший брат и кричит: «Тайлер, не умирай!». И ты не можешь в это поверить…

Тот, которого ты пиздил день ото дня. Тот, которого ты считал мелким кретином, вбегает в комнату и спасает тебе жизнь.

Он кричит: «Тайлер, не умирай!». А потом он приносит бинты и перетягивает тебе руку. И тут, ты поднимаешь глаза и видишь, что он плачет… Его глаза полны слёз. И ты… И ты тоже плачешь…

-Зачем ты это сделал? Из-за Сары?

-А ты как думаешь? Если бы день назад мне задали два вопроса: Земля квадратная? Или Сара меня не любит? Я бы выбрал, что земля квадратная. И теперь она ко мне подходит и говорит: «Знаешь, Тайлер, я тебя не люблю, давай разойдёмся?»

Тайлер и я сидим на траве, вдалеке от города. Он открывает мне душу. Я ставлю себя на его место и плачу. Он тоже плачет — ему не надо себя никуда ставить. Первый раз вижу, как парень плачет, первый раз вижу, что я плачу из-за кого-то. Но самое смешное — это то, что слёзы Тайлера меня не то, чтобы не пугают, а наоборот — я вижу, что это — искренне. Ведь это же главное? Не правда ли?

Я не нахожу ничего, кроме того, как сказать:

-Тайлер, я тебя понимаю. У тебя хорошо всё будет. Я это знаю.

-Знаешь, просто замечательно, когда находится тот человек, кто тебя сможет поддержать, когда тебе так хуёво, что жить не хочется.

Руки Тайлера исполосованы лезвием бритвы. Его голос дрожит, когда он мне говорит всё это. Если честно, то это первый человек, которому я хочу помочь как никому. Хотя я говорю с Тайлером первый раз в жизни. Он — мне дорог. Уже дорог.

Тайлер, будь моим другом.

Тайлер, будь моим наставником.

Тайлер, будь моим смыслом.

Тайлер, будь со мной.

А больше я никогда его не видела.

История — бред (2).

Только я начал уже думать, что всё придётся делать мне самому, как в машину заскочил Фред. Интересно где он был всё это время?

-Поехали!

Сегодня он выглядит совсем не так, как раньше. Я смотрю на него и вижу, что теперь уже ничего не осталось от его раста-имиджа.

Длинные по плечи волосы, феньки, кеды, красно-жёлто-зелёные цвета в одежде — этого всего теперь нет во Фреде. Сейчас я вижу совершенно другого человека. Вероятно, в его внутреннем мире произошли какие-то изменения, которые отразились в его внешности. Он меняется. Фред самый первый из всех нас начал меняться.

Он поворачивается ко мне (я за рулём) и говорит, что дело с ганджубасом закрыто. Он говорит, что всё уже продано. А это значит, что мы спасли кому-то жизнь, мы дали кому-то резервную копию его жизни. Спасибо нам. Мы лучшие доктора-маньяки в мире.

Мы подъезжаем к «Дому культуры». План действий таков: ДВЕ БОМБЫ РАСПОЛАГАЮТСЯ В ДИАГОНАЛЬНО-ПРОТИВОПОЛОЖНЫХ КОНЦАХ ЗДАНИЯ И ПОДЫВАЮТСЯ ОДНОВРЕМЕННО, ПРИ ЭТОМ ДОСТИГАЕТСЯ МАКСИМАЛЬНЫЙ ЭФФЕКТ РАЗРУШЕНИЯ. При этом мы каждый раз рискуем расстаться со своими жизнями, так как 90% самопальных бомб подрываются раньше, чем нужно. При этом, вызвано это тем, что детонатор изготовлялся каким-то долбоёбом-самоубийцей. То есть фактически мы можем умереть в любую секунду, в любой день недели, в любом месте, при том, что у нас в руках будет взрывчатка. Зачем рисковать? Так интересней.

Если даже во время того, как мы будем устанавливать взрывчатку, вокруг будет ходить свора ментов с собаками. Они всё равно не обнаружат бомбу, потому что практически все промышленные взрывчатые вещества изготовлены на основе нитросоединений (тол, тетрил, пикриновая кислота, пластит, аммонал, нитроглицерин). Именно на эти запахи и натасканы собаки. Диперекись ацетона же пахнет ацетоном, уксусом и легко маскируется, не привлекая внимание собаки.

Всё продумано. Всё схвачено. Мы победим.

Картинка первая: Я сижу на корточках у этого грёбанного здания. Я не хочу чтоб это было.

Картинка вторая: Звонит мобильник.

-Три… Два… Один…

Сейчас начнётся новая история.

Фред орёт: «ДАВАЙ!».

Картинка третья: Я уже бегу от горящего здания и вижу на его пороге. Я вижу на пороге этого АДА маленького мальчика. Я вижу его глаза. Они хотят жить, и он тоже хочет. Но из-за нас это невозможно. Уже поздно. В такие моменты я готов себя убить, но уже поздно. Мы должны выбирать, мы должны верить… Но уже поздно. Я только одного не могу понять — почему мы так ЖЕСТОКИ?

Картинка четвёртая: Подъезжает машина. Фред кричит мне, чтобы я скорей садился.

-Так нельзя больше!

-Ты что имеешь ввиду?

-Пока ты развлекаешься, гибнут люди!

-Майк, хватит молоть всякую чушь. Мы все вместе выбирали свою судьбу. И с самого начала я предупреждал, что если должны быть жертвы, то они будут. Ты зачем пошёл за мной? Чтобы ныть?

Чтобы говорить: «Хватит!»

Чтобы пугать меня провалом?

Я больше ничего от тебя не хочу слышать. Ничего!

-Это глупо. Фред. Это не оправдывает…

-Что не оправдывает? Кого не оправдывает? И тебе ещё не надоело меня упрекать? Тебе ещё не осточертело быть ребёнком, Майк?

-Пожалуйста. Перестань. Пожалуйста.

-Ты не хочешь что-то предпринимать, но и быть пассивным ты тоже боишься. Реши для себя один раз. Только один единственный раз. А потом… Насрать, что потом. Скажи чего ты сейчас хочешь, не смотря на страх.

-Но, Фред…

-Скажи. Мне. Сейчас.

-Я с вами ребят, только мне тяжело это принять поначалу.

-Отлично.

Мысль: Я хочу всё изменить, но уже поздно. Слишком.

Я слышу звук сирены. Это полицейская сирена. Это СИРЕНА!

-Блядь, суки!

Голос из громкоговорителя оповещает нас, что если мы не остановимся, они откроют огонь.

Наверное, мы не так далеко успели уехать от места нашего преступления.

Нас засекли.

Нас увидели.

Голос продолжает нас предупреждать, что сейчас откроют огонь.

Мы едем.

-Если вы сейчас же не остановите машину, мы откроем огонь на поражение!

Мы едем.

Голос из громкоговорителя повторяет одну и ту же фразу.

Мы едем.

-Фред, это странно, но у меня такое ощущение, что ты, эттт…

Звук вылетевшего снаряда.

Боль.

-АААААААА!!!!!! Сволочи!!!

-Майк! Дыши! Тебе ничего жизненно-важного не задели! Пуля у тебя в ноге.

Но несмотря на то, что я ещё жив, мне ужасно больно. Мне настолько больно, что я достаю блокнот и начинаю записывать все слова начинающиеся на букву «у».

Улитка, унитаз, униформа, улица, улей, утка, усталость, удивление, ум, устои, укрытие, учитель, угроза…

Мне надо чем-то отвлечь своё внимание, иначе я получу болевой шок.

Умиление, упрёк, уравнение, урок, украшение, усадьба, упряжь, усы, услуга, условие, успех, укроп, улика, укус, уксус, уверенность…

Фред, помоги.

Я не должен показывать вида, что мне больно. Фред жми на газ!

Уборка, урожай, урод, уволить, угол, уговор, убить, убийство, убийца…

Фред.

—Какого чёрта, какого чёрта ты сюда пришёл. Уходи! Ты снова всё испортишь. Ты — дьявол. Ты приносишь с собой только зло, ты сам –зло. Уходи, я больше никогда не хочу тебя видеть…уходи-и-и…

Опять этот голос. Я что теряю сознани…

Я не умер! (опять)

Пи-пи-пи-пи…

Звук прямо над моей головой.

Надо попробовать встать, если я лежу, или умереть, если я, действительно лежу. Я открываю глаза. Да, я, действительно, лежу, но всё вокруг белое. Я что в раю? Я, и правда умер? Не, туда бы меня точно не взяли.

Пи-пи-пи-пи…

-Доктор Митчелл, Майк Сандерс в сознании.

Ага, значит, я в больнице. Ненавижу больницы.

-Майк, как ты себя чувствуешь?

-Мне нужно идти.

-Куда, Майк?

-Мне нужно к Фреду!

-Кто это Фред?

-Фред это… Какая к чёрту разница, мне нужно к нему!

Укол. Ненавижу больницы. Лекарство постепенно вливается в мой организм.

-Фред?

Оно захватывает каждую молекулу крови моего организма.

-Скажи мне, кто это — Фред?

Ненавижу, ненавижу, ненавижу больницы.

-Это важно, Майк.

Три.

Моя жизнь постепенно рушится. Она разлетается по частям, с каждой секундой. Я чувствую это. А самое страшное, что я это чувствую. Чувствую.

Два.

Лучше не становится. Ничего не меняется. Если ТЫ ХОЧЕШЬ почувствовать что такое «отчаяние», то ПОБУДЬ в моей шкуре. Мне нечего терять, всё уже потеряно.

Один.

Дело остаётся за малым — признать это.

Фред, Нелл, Я. Я, Нелл, Фред. Кто мы? Кто я? Что я? Откуда я? Зачем я сюда пришёл? Может «я» это мои друзья? Или они — я? Может, я уже мёртв? Может я скоро умру? Одно не понятно, зачем они так со мной, а?

Ноль. Ноль. Ноль.

Моё терпение кончилось. Я выхватываю шприц из рук медсестры и втыкаю в шею доктора иглу. Прямо в шею, прямо в сонную артерию. Кровь льётся очень быстро. Фонтан тёмно-алой крови хлещет из шеи доктора Митчелла. Когда смотришь, как чья-то жизнь постепенно от него утекает, становится даже как-то не по себе. Всё происходит так быстро, что я не успеваю ничего сказать, как медсестра заливается визгом.

Пи-пи-пи-пи…

Секунда, ещё секунда, а потом я бью её по голове. Не помню чем именно, я схватил первое, что попалось мне под руку. Я не хочу никого убивать. Я не хочу делать кому-то больно. Я не хочу!

-Тогда зачем?

-Что?

-Тогда зачем ты это делаешь?

-Что?

-Почему ты убиваешь тех, кто хочет тебе помочь?

-Мне не нужна помощь!

-Нужна!

-Нет!

-Да!

-Нет, я не хочу больше ничего слышать!!!

-Тогда почему ты убиваешь тех, кто хочет тебя спасти?

-Я никого не убиваю.

-Убиваешь.

-Я их не убил!

-А откуда ты знаешь, может, и убил!

-Замолчи! Они не хотели пускать меня к Фреду!

-И поэтому ты их убил?

-Если бы я этого не сделал, то Фреду было бы не кому помочь!

-И поэтому, ты их убил?

-Да, но у меня не было другого выбора.

-Ты их убил.

-Молчи!

-Нет, я не могу этого сделать.

-Почему?

-Потому что я — это ты.

-Как это?

-Я твоё подсознание.

-Ты не можешь быть мной!

-Могу.

-Как ты можешь быть мной, если я знаю, что я — есть я?

-Просто я живу у тебя в голове. Только и всего.

-Я не сумасшедший!

-Но тогда почему ты убиваешь тех, кто хочет тебе помочь?

-Я сумасшедший?

-Я не знаю.

-А я знаю?

-Я, не знаю.

-А кто знает?

-Никто, кроме тебя.

-А кто ты?

-Я — это ты, а ты — это я.

-Тогда почему ты меня не остановил, когда я их убивал?

-Потому что ты хотел убить.

-Но это неправильно, так ведь?

-Этого я не знаю.

-Это неправильно!!!

-Этого я не знаю.

-Помоги мне!

-Спаси меня!

-Улыбнись мне!

-Поверь в меня!

Пи-пи-пи-пи…

                                                                                        ***

Вам знакомо такое чувство, когда те, с кем ты общался долгие годы отворачиваются от тебя?

У тебя был друг? Старый верный друг? У меня был.

Вы общаетесь. Делитесь. Ссоритесь. Миритесь.

А в один день вы просто перестаёте разговаривать. Просто. Из-за денег. Из-за недопонимания. Из-за любви. Из-за ревности. Из-за обид. Из-за тебя. Из-за него. Из-за вас.

Какая в принципе разница? Ведь в один день вы просто больше не разговариваете. Никогда. Неважно, что было раньше.

И вот проходит пять лет, ты едешь в автобусе. Уже ночь. Уже почти никого нет на улицах, кроме бомжей и шлюх. В автобусе кроме тебя ещё сидит пара гопников. И ты уже собираешься выходить, как среди них ты узнаёшь своего друга. Время как будто замедляется, и в одно мгновение ты видишь всё своё детство, и этого друга. И этого обсоса, который сидит в двух метрах от тебя. Но только фишка в том, что ты выходишь — и всё. Вы даже не здороваетесь. Вы смотрите только друг на друга, и вспоминаете вдвоём детство. Вы знаете его имя, фамилию, его характер. Вы, может, даже и хотели бы с ним поговорить, но что-то вас держит. Это гордость? Упрямство? Или же то самое чувство, которое заставляет таких же как вы проходить мимо знакомых людей, смотреть им в глаза, но всё же проходит мимо?

Не я.

-Слышишь?

-Уже нет.

-Ты должен слышать!

— Нет.

-Майк, чёрт тебя подери, ты должен слышать свой внутренний голос. Только он знает, что тебе нужно.

-Он меня угнетает.

-Это ты себя угнетаешь, грёбанный ты неудачник!

-Я не неудачник!

-Тогда кто, как не ты, смог в один день убить двух человек, сбежать из больницы, при этом повторяя, что тебе нужно ко мне?

-Я не неудачник!

-Ты ничего умнее не мог придумать, Майк? Ты бы ещё рассказал всему городу про меня, Нелл и про то, чем мы собственно занимаемся. Ты чего совсем глупый?

-Я не глупый! Я не виноват! Я не неудачник!

-Ладно, хватит, я больше не хочу тратить на тебя своё время!

-Я не пустая трата времени, я — человек! Я — твой друг!

-Ты — ничтожество.

Пи-пи-пи-пи…

-Слышишь?

-Уже нет.

-Ты должен слышать!

— Нет.

-Но тогда, мы не сможем быть вместе.

-Что слышать? Что я должен слышать?

-Своё сердце, Майк, и только его.

-Но тогда зачем ты от меня ушла?

-Я не уходила.

-Уходила!

-Ты меня оставил, Майк…

-Это всё глупые отмазки. Скажи мне, зачем ты это сделала?

-Потому ты перестал быть со мной.

-И всё?

-Всё.

-Но мне больно.

-И мне больно

-Ты виновата?

-Да. Но ты тоже.

Пи-пи-пи-пи…

-Слышишь?

-Уже нет.

-Ты должен слышать!

— Нет.

-Тогда я заберу её у тебя, если ты не услышишь.

-Не услышу что? Кого? Что или кого я не услышу, а?

-Душу.

-Душу?

-Да, душу.

-А зачем она мне?

-Чтобы слышать.

-А зачем я ей?

-Чтобы говорить.

-Так что ты у меня заберёшь?

-Её.

-Её?

-Ты знаешь.

-Нелл?

-Да, Нелл.

-А я не отдам.

-А я заберу, если ты не услышишь.

-Я услышу.

-Посмотрим.

Пи-пи-пи-пи…

-Слышишь?

-Уже нет.

-Ты должен слышать!

— Нет.

-Тогда я брошу тебя.

-Почему ты бросишь меня?

-Если ты не будешь слышать, то я брошу тебя.

-Что?

-Совесть, Майк. Зачем ты напился?

-Так вышло. Я сам себя не контролировал.

-Мне ли не знать.

-Я же сказал!

-Ты что не отвечаешь за свои поступки?

-Отвечаю!

-Ты не отвечаешь за свои поступки.

-Нет, это неправда, я отвечаю!

-Тогда зачем ты ужрался?

-Я отвечаю!

-Ты хуже чем ничтожество. Ты врёшь.

Пи-пи-пи-пи…

-Слышишь?

-Да, я слышу!

-Ты должен слышать!

-Я слышу!

-А что ты слышишь?

-Себя.

-Это как?

-Я не знаю, но я слышу и чувствую.

-Ты всё правильно делаешь?

-Да.

-Ты точно всё правильно делаешь?

-Да. А разве что-то не так?

-Я не знаю.

-Что не так?

-Я этого тебе не скажу.

-Почему?

-Потому что ты ещё спишь.

-Это сон?

-Нет, это — твоя жизнь.

-Проснись!

-Проснись!

-Проснись!

Пи-пи-пи-пи…

-ПРОСНИСЬ!

В одной постели.

Мне нужны твои глаза, чтобы тебя спросить об одной вещи.

Мне нужны глаза, чтобы сказать тебе одну вещь.

-ПРОСНИСЬ!

-Нелл?

-Да, Майк, с добрым утром.

Я в одной постели с Нелл? Мы что спали? Мы трахались? Я и Нелл?

-Нелл, мы спали? — говорю ей. И эти глаза… Я люблю её глаза, так сильно…

-Ты что? Совсем уже своей дури обкурился?

-Так да или нет?

-Майк, лечись.

-Нелл, стой. Я должен знать.

Она меня целует и уходит и больше ничего.

Мне очень тяжело отпускать её, когда я знаю, куда она идёт. А это — снова смерь. Это опять её одноразовая смерть. Но в любую минуту, всё может обернуться иначе. Я могу потерять её.

Я могу потерять её.

Я могу потерять её.

Нет, наверное, я слишком много на себя беру.

Но почему она уходит каждый раз? У нас ведь много денег и без того?

Нелл, я не хочу тебя отпускать…

Я пытаюсь встать с кровати, но нога невыносимо болит. Почему? Почему так больно?

Ах да, Фред, я, та авария… Хорошо, что я жив. Спасибо Фреду. Он спасает меня уже второй раз.

Нелл, она мне нужна. Я сползаю с кровати. Нога болит, в голове всё трещит и ноет. Невыносимо. Я подхожу к двери и выхожу в коридор. Ужасно больно… Я боюсь, что она уже ушла. Без меня. Я иду к двери на улицу, хотя следовало бы говорить не «иду», а «ползу». Я выхожу на улицу и набираю как можно больше воздуха в лёгкие.

Я выхожу на улицу и кричу из-за всех сил.

-НЕЛЛ!!!

-НЕЛЛ!!!

-НЕЛЛ!!!

Я что не успел?

Она уехала, а меня не взяла?

-Что, Майк? — равнодушно и спокойно.

-Ты… ты куда?

-Пошли со мной.

-Куда?

-Увидишь.

                                                                            ***

Ночь.

Мы в каком-то поместье. Весь двор полыхает. Когда смотришь из окна на улицу, кажется, что там поселился сам чёрт.

Вокруг ходит Нелл, она одета в длинное тёмное платье. Это чёрный шёлк. Это невесомые лоскуты шифона. Это изящный корсет. Это блеск алмазного ожерелья, блистающего у неё на шее. Она великолепна. Это облегающие всю её фигуру миллионы долларов. Это красота и богатство.

В это время огонь добирается до двери. Вся усадьба напичкана взрывчаткой и залита бензином. А я сижу внутри, я жду, пока она меня позовёт. Рядом лежит мёртвая Каролина. Она ещё тёплая. Она ещё такая же красивая, как и всегда.

Во всём доме ужасно воняет бензином. Всё им пропитано. Пол, стены, воздух.

Ещё несколько минут и всего этого не будет. Мы даём вам надежду. Цените это. Мы возвращаем вам цель жизни. Берегите это. Мы делаем вас свободными. Гордитесь этим.

Из открытого окна пахнет палёным. Слышен хруст веток, поедаемых огнём. И среди этого безумия — тихое и спокойное пение Нелл. Скорее не пение, а некое мычание. Но всё равно её приятно слушать... Она королева этого «Чёрного бала». Она поджигает палку и идёт ко мне. Она подходит к дому. В одной руке — горящая ветка, в другой — пистолет.

Мы — те, кто изменит вашу жизнь раз и навсегда. Я хочу, чтобы так было. Мне уже нечего терять. А вам?

Нелл уже у двери, ручка двери поворачивается и…

        ***

Вёрнемся в тот момент, когда Нелл пригласила меня ехать с Ней.

-Через десять минут мы заедем в магазин и ты выберешь себе одежду.

-Какую? Зачем?

-Какую хочешь. — Нелл это сказала настолько равнодушно, что свой второй вопрос, я повторять не стал.

-Куда мы едем, Нелл?

-В гости. — Равнодушно. Непонятно.

Проходит два часа и мы, уже одетые, как настоящие мажоры, стоим на пороге огромного особняка.

Динь-динь.

Звонок в дверь.

За дверью слышаться приближающиеся шаги. Пока ещё есть время, я спрашиваю.

-Нелл, зачем мы это делаем?

-Потому что ты это хочешь сделать. И я тоже.

Дверь открывается — перед нами появляется женщина. Она нас приветствует и мы, представившись её двоюродными племянниками, заходим в дом.

Как странно люди друг друга настолько не знают, что можно представиться кем угодно, и войти в их жизнь. А самое страшное, что они тебя примут. Ты можешь быть в этом мире кем хочешь — только играй свою роль. Извращённое поколение.

-Смерть моей тёти была так неожиданна. — Она слишком грустная и уставшая.

-Да, конечно, для нас это событие тоже было очень шокирующим. — Говорит Нелл.

-Проходите в зал.

Она садиться рядом с нами. Она так красива и молода. Её вьющиеся волосы чуть прикрывают лицо. Брюнетка. Красотка.

У неё в руках старый альбом с фотографиями.

-Это альбом моей тёти.

Она листает страницы и рассказывает нам о своём детстве. Она почти счастлива. Она листает страницы с фотографиями и рассказывает нам о той жизни, которую она хочет видеть. И это и есть вся твоя жизнь, разложенная по картинкам. Заснятая на плёнку и больше — ничего. Фотографии — это твоя история жизни, расписанная по кадрам. Ты можешь рассказать её так, как хочешь ты. Обычно фотографируют только счастливые моменты жизни, поэтому, когда ты смотришь альбом, тебе кажется, что она была не так уж и плоха. Фотографии — лучший выход из депрессии. Фотографии — самый лучший выход из депрессии.

У неё в доме красиво. Так красиво, что кажется, будто ты в замке из детских сказок. Хрусталь, дерево, много света. Но мы должны от всего этого избавиться.

По середине зала стоит статуя какой-то древнегреческой богини. У неё есть крылья. Она может летать. Но мы всё равно её уничтожим.

Лестница сделана вручную из красного дерева. А мне похер из чего она сделана — этого не будет. И очень скоро.

Искусство и история — в одном помещении. Это прекрасно. Но ничто не вечно.

***

Вечер.

Нелл стоит передо мной. Что-то ищет у себя в сумке. Она даже не смотрит на меня. Она опять не хочет видеть меня частью своей жизни… Меня это бесит. И тут на меня что-то находит.

-Каролина?

-Да.

-Тебе нравится твоя жизнь.

-Да, конечно.

-Тебе нравится то, как ты живёшь, пусть даже и не так как ты себе это представляешь?

-Да.

-Ты хотела бы что-то изменить в своей жизни?

-Что за глупые вопросы, Майк?

-Ты хотела бы изменить свою жизнь?

-Майк, ты говоришь такие странные вещи…

-Каролина, ты можешь просто ответить?

-Хорошо.

-Хочешь?

-НЕТ.

Нет, нет, нет…

Это «нет» эхом отдаётся в моём сознании. А потом … выстрел. Разрывающийся воздух. А потом — просто выстрел и просто конец. И всё. Одной жизни нет. Достаточно всего одного выстрела. Это Нелл. Она всё это время стояла у окна и ждала развязки нашего разговора. Той самой развязки на которую я сам настроил Каролину.

Пуля — прямо в голову. В эту маленькую аккуратную головку Каролины. Стальная пуля — прямо в мозг. Ей теперь уже пофигу на свою жизнь. Совсем пофигу.

-Я больше не могу терпеть, я больше не могу так жить…

-Что?

Что сказала Нелл? Или мне показалось?

Почему так выходит? Уже какой раз, я делаю то, что не хочу? Во мне как будто живут два человека. Один — с потерянным прошлым, несостоявшимся настоящим и пустым будущим. Второй — всё тот же правильный мальчик, который не любит насилия и всего того, что связано с ним.

-Я не хочу всего этого.

-Майк!

-Я не хочу всего этого.

-Майк, ты меня слышишь?

-Я не хочу…

-Майк, я, кажется, с тобой разговариваю?

-Что?!

-Пошли покурим.

Облом.

        ***

Поздний вечер.

-Да, ты хоть знаешь, что мы сейчас сделаем, Майк?

Моё тупое молчание в ответ.

Она достаёт деньги и отдаёт их служащему автозаправки.

-Вот идиоты, продают нам свою жизнь за копейки.

-Ты собираешься поджечь дом?

-Да.

-Зачем тебе это?

-Затем, что если я этого не сделаю, то все эти вещи достанутся кому-то другому.

Вот представь себе, Майк. Кто-то учиться, работает, занимается музыкой… Он делает всё это, потому что у него ничего нет. А если бы было? А если бы было, Майк? Ты думаешь, если бы у него было всё, о чём он мечтает, он бы стал посвящать себя чему-либо? У нас сейчас такое дурацкое восприятие жизни. Мы учимся ради вещей, работаем ради вещей, любим ради вещей, умираем ради вещей, а самое страшное, что кроме них — у нас нет ничего. Ничего. Это какая-то «вещемания». Всех воспитывают не на духовных ценностях — а на материальных. Куда мы катимся? К чертям.

Мы уже у двери. Нелл бьёт дверь ногой.

И вот перед нами её замок. Замок Каролины. А посередине всего этого великолепия — окровавленное тело хозяйки. Всё так, как есть.

Я захожу и теперь я должен разместить взрывчатку по всему дому. Так, как учил Фред, так, как он это делал. Диагональ — на диагональ. Максимальный эффект. Полное уничтожение. Нелл остаётся на улице. Она занята. Она не хочет, чтобы мы делали всё вместе. Каждый должен внести в наш проект по перевоспитанию человечества что-то своё.

Весь двор полыхает. Когда смотришь из окна на улицу, кажется, что там поселился сам чёрт.

Вокруг ходит Нелл, она одета в длинное тёмное платье. Это чёрный шёлк. Это невесомые лоскуты шифона. Это изящный корсет. Это блеск алмазного ожерелья, блистающего у неё на шее. Она великолепна. Это облегающие всю её фигуру миллионы долларов. Это красота и богатство.

В это время огонь добирается до двери. Вся усадьба напичкана взрывчаткой и залита бензином. А я сижу внутри, я жду, пока она меня позовёт. Рядом лежит мёртвая Каролина. Она ещё тёплая. Она ещё такая же красивая, как и всегда.

Во всём доме ужасно воняет бензином. Всё им пропитано. Пол, стены, воздух.

Ещё несколько минут и всего этого не будет. Мы даём вам надежду. Цените это. Мы возвращаем вам цель жизни. Берегите это. Мы делаем вас свободными. Гордитесь этим.

Из открытого окна пахнет палёным. Слышен хруст веток, поедаемых огнём. И среди этого безумия — тихое и спокойное пение Нелл. Скорее не пение, а некое мычание. Но всё равно её приятно слушать.. Она королева этого «Чёрного бала». Она поджигает палку и идёт ко мне. Она подходит к дому. В одной руке — горящая ветка, в другой — пистолет.

Мы — те, кто изменит вашу жизнь раз и навсегда. Я хочу, чтобы так было. Мне уже нечего терять. А вам?

Нелл уже у двери, ручка двери поворачивается, и она кричит.

-Сейчас рванёт!!!

Всё происходит так быстро. Опять мы сделали что-то плохое.

Её блестящие глаза… Её самые красивые глаза… Только они передо мной, а больше — ничего. Она хватает меня за руку и мы бежим. Мы бежим со всех ног, взявшись за руки. Они у неё такие маленькие и мягкие. Так приятно. А потом — бах, и взрыв… И я бегу, смотрю на Нелл и всё думаю о том, что мы снова так сделаем. Мы в очередной раз взорвём что-нибудь… Будем бежать с места преступления, взявшись за руки… А когда ударная волна нас настигнет, мы упадём на зелёную травку. Я поправлю её волосы, скажу ей, что кроме неё у меня нет никого. Так же как и сейчас… Мы будем лежать с ней на мягком газоне и разговаривать… И смотреть друг на друга… А потом я поцелую её в губки…

-Каждый раз, как последний, — говорю я Нелл.

А она молчит и улыбается своими маленькими губками и большими сияющими глазами.

Мне больше ничего и не нужно, только её глаза…

Я не такая.

-Я не такая.

-Как же...

-Я, правда, не такая.

-А что тогда всё это значит?

-Ничего!

-Для кого?

-Для меня.

-А ещё?

-Не скажу!

-Но?

-Я не обязана об этом говорить!

-Но тебе же хочется?

-Конечно!

-Так почему нет?

-Потому что нельзя!

-А что будет?

-Будет нехорошо…

-Почему?

-Потому что мне было бы нехорошо.

-И что теперь делать?

-Я не знаю.

-Ты всё же такая, какая есть и тебе этого не скрыть.

-Нет!

-Тебе не спрятаться.

-Я не такая!

-Такая.

-Ты обо мне ничего не знаешь!

-А, по-моему, я знаю больше чем нужно.

-Нет!

-Я ошибаюсь?

-Да!

-Это бред.

-Это не бред, это говорю тебе я!

-Но почему же ты так убеждена в своей правоте?

-Потому что я это знаю.

-А, по-моему, это не так.

-Мне всё равно.

-Совсем?

-Нет.

-Тогда почему так получается?

-Я не знаю. Я не хочу так больше. Это не я.

-Ты.

                                                                               ***

Облака. Такие красивые! Иногда в них можно увидеть всю свою жизнь. Говорят, что если ты плачешь и не можешь успокоиться, стоит посмотреть на небо, и всё пройдёт.

Может быть, поэтому люди совершают самоубийства? Просто, чтобы стать ближе к небу. Просто, чтобы попасть на облако. Если бы мне пришлось выбирать того, кого бы я взял с собой на небо, я бы выбрал Нелл. Как-то я задал ей вопрос: «Хочешь, чтобы мы умерли в один день?» На что она мне ответила: «Это невозможно». Вот так и началось.

                                                                                ***

-Зачем ты это всё?

-Я тебя не понимаю, Майк.

-Почему ты всё время от меня прячешься?

-Я не от тебя прячусь…

-А от кого?

-Я не могу тебе сказать.

-Нелл, понимаешь, ты самое дорогое, что есть у меня в этой жизни. Я хочу знать, что у тебя внутри. Для меня это важно.

-Я сама не знаю.

Я так ненавижу, когда Нелл так делает. «Я сама не знаю» — самая действенная отмазка. После неё тебе не придётся ничего больше говорить. Единственная хорошая отмазка, завершающая разговор. Всё. Конец.

-Ты же прекрасно все знаешь. Ведь так ведь?

-Что ты от меня хочешь?! — Нелл начинает плакать. — Ты хочешь чтобы мне было плохо? Ты хочешь узнать что я чувствую внутри? Так только я сама не знаю! — она уже рыдает. Прозрачные хрусталики катятся по щекам. — Майк, чего ты хочешь от меня? — она одевает куртку и уже почти выходит за дверь.

-Просто поцеловать. Мне больше ничего не надо.

Люблю её.

Правда.

Ты, наверное, хочешь знать, что же было на самом деле? Ты хочешь знать куда делся Фред. Ты хочешь узнать почему я не пишу то, что прояснило бы всё происходящее. Ты хочешь знать всё, что я тебе ещё не написал. Тебе нужна определённость, загадки тебя пугают. Ты привык, что тебе преподносят всё на блюдечке. Здорово, правда? Ты привык, что тебе все лижут зад? Здорово, правда? Я не буду.

Я не буду говорить тебе о том, что я сбежал из больницы и убил доктора Митчелла. Я не скажу тебе о том, что через четыре дня к нам приехали менты и повязали Фреда. Всё из-за того, что я — такой кретин. Всё из-за того, что я рассказал во всех подробностях про нас медсестре. А она — сука. Она — сука, а я — кретин. Всё — проще некуда. Я тебе не скажу, что Нелл специально позвала меня с собой, чтобы скрыться от полиции. Я не буду тебе говорить, что сейчас у нас столько денег, сколько тебе и не снилось. И Нелл уже не надо бросаться под машины и рисковать своей жизнью. И Фреду уже не надо торговать шмалью. А всё потому что мы с грабим магазины, дома, музеи — мы обесцениваем всё, что только можно. Это — инфляция благополучия. Мы уничтожаем все твои материальные блага. Мы меняем людей. Мы меняем их жизнь. Мы меняем их отношение к жизни.

Я даже не скажу тебе о том, как я провёл ту ночь в том самом доме, вместе с Нелл. Ту самую ночь… Хотя ты, наверное, уже догадываешься. Ты знаешь обо мне больше, чем я могу тебе сказать. Всегда так. По-другому не бывает. И если ты чего-то не поймёшь — знай, что ты уже понял больше, чем я мог бы тебе доверить. Раз тебя это хотя бы затронуло… Вот тебе это надо? Наша никчёмная жизнь. Наша жалкое подобие будущего. Наши маленькие макеты богов.

А может, к чёрту всё? Ну его нахрен все эти затеи. Мне всегда хочется сказать себе это, но что-то меня всё же останавливает. Наверное, я ещё верю, что мы победим.

Почти всё.

Шутка в том, что у нас у всех один и тот же конец.

Спокойно. Тихо. И ничего не хочется… Всё так определённо, что ничего не хочется…

И мы идём с Нелл снова вдоль улиц. Вдоль каменных лабиринтов. Вдоль набитых доверху людскими эмоциями зданий. У нас нет ничего. У нас ничего и не было… А казалось-то: вот они МЫ (и наши амбиции тут же перехлыснули через край). Мы — те самые революционеры, о которых мы сами читали в газетах. Мы — пионеры нового времени… А позже: мы — это просто мы и даже не просто, а всего лишь… Всё что было — мы оставили тебе на память. На долгую память. А теперь мы шляемся без дела. Фред — в тюрьме…

А потом — картинки, в моей памяти только картинки. И ничего больше…

Картинка номер раз.

…а потом, в один день, у меня просто срывает крышу. Я стою на здании мэрии и ору всем жителям города, собравшемся посмотреть на это зрелище. Я кричу: «Верните мне Фреда!!!» Я кричу из-за всех сил: «Верните мне моего друга!!!» Одной рукой я держу пистолет, приставленный к голове пятилетнего пацана. Мне просто нужен был заложник. Всё равно кто. Главное, чтобы мне поверили. Чтобы мне дали адрес, номер телефона, хоть что-нибудь, говорящее о том, где они держат Фреда, хоть что-нибудь, говорящее о том, что Фред ещё жив.

«У меня заложник, чей-то сын, если вы не скажете, где Фред, я его убью, я убью самое дорогое, что есть у вас!!!» — кричу я в толпу.

Мои руки — начинают потеть, главное не показывать, что я волнуюсь.

-Эй, псих, отпусти ребёнка, мы не знаем, где твой дружок — слышится из толпы.

Я смотрю вниз. Передо мной презентабельный мужчина, который вероятно занимает какой-то важный пост у власти. Вот только похер мне на это. Я кричу ему в ответ: «Пошёл на хуй!» Я кричу ему: «Пиздуй отсюда!» Я ору во всю глотку: «Вали на хрен!» Я надрываюсь: «Ты вообще кто такой?!»

-Твой отец, Фред!

« У меня нет отца!» — по прежнему громко и отчётливо я кидаю свой голос в толпу. «Мой отец умер в автокатастрофе!»

-Фред, никто не умер, ты сам себе это в голову вбил!

«Тебя нет!» — у меня не хватает воздуха в лёгких.

-После того, как подстрелили твоего дружка Боба, ты не вернулся домой!

«Я не знаю Боба!» — я глубоко вдыхаю, и кислород потихоньку просачивается в мои лёгкие, начинает кружиться голова.

«Он — друг Фреда!» — голова очень кружится и я смотрю в небо.

-Фреда нет!

Я поднимаю глаза и смотрю в небо, говорят, что если ты плачешь и не можешь успокоиться, стоит посмотреть на небо, и всё пройдёт. Я ещё не плачу, но слёзы так и подступают.

Картинка вторая.

-Какого чёрта, какого чёрта ты сюда пришёл. Уходи! Ты снова всё испортишь. Ты — дьявол. Ты приносишь с собой только зло, ты сам — зло. Уходи, я больше никогда не хочу тебя видеть…уходи-и-и…

Картинка третья (почти последняя)

…а потом я пирсую бровь.

Я перехожу дорогу только на красный свет.

Я трахаюсь с Нелл почти каждый день.

Я постоянно хапаю и обожаю бухать. И я не вижу в этом ничего аморального.

-И что дальше? — осведомился мой внутренний голос.

-А дальше: я просто не успею.

-А дальше: нет будущего.

-А дальше: Нелл меня предала.

-А дальше: всё это было ошибкой.

-А дальше: я на «Последней черте».

-А дальше: я просто родился на свет.

-А дальше…

Конец.

…а потом, одним утром, я просыпаюсь в камере. Меня посадили за поджог, взрыв, изготовление взрывчатых веществ, ограбление магазинов, хулиганство, хранение лёгких наркотиков, хранение и изготовление синтетических наркотиков, разбои, угон машины, убийства, убийства, убийства…

А потом я отнимаю у своего соседа по камере, сидящего на унитазе, бумажку, которую, как мне кажется, он хотел использовать немного в других целях. Он начинает материться. Он вспоминает все самые обидные и унизительные слова тюремного жаргона, какие только есть. Я притворяюсь умственно отсталым. Как всегда, я играю свою роль: начинаю биться в конвульсиях, издавать невнятные звуки, переходящие в вопли, я делаю всё, чтобы он от меня отстал. Я показываю очередной приступ. Я — лучший актёр. Я — лучший псих. Он замолкает.

Как всё надоело... Достало… Заебало… И я достаю этот грёбанный кусок бумаги и пишу на нём карандашом, который я нашёл в прошлую пятницу, изучая своё новое место обитания. Я пишу Нелл:

Здравствуй детка.

Ну и что ты мне такое пишешь?

Почему ты на меня обижаешься?

Что же я тебе такое написал, что вывело тебя из себя...

Я просто хотел сказать тебе, что жизнь состоит не только из учебы, не только

из работы, не только из серых облаков, не только из всяких проблем, не только из

ношения маски, не только из дурацких корнегиевких улыбок и фальши, не только из

тоски и однообразия. Пусть это все будет, но на другом фоне.

Мы забыли про этот фон. Разучились, не хотели им пользоваться, но это нам

помогало.

Мы с тобой забыли одно из самых красивых слов, одно из нужных слов, которое

держало в руках.

ПАМЯТЬ....

Можно найти то (того), что (кого) не терял, но то (того), что (кто) потерялось

(...лся).

Я смог.....

А теперь перечитай мое письмо. Может и по другому поймешь.

Читай от начала и до самого конца не пропуская ни строчки.

Будь счастлива.

Ia suca kamu...