Dominik — Мученик

Раздался стук в дверь. Себастьян повернулся в её сторону и закрыл глаза. Старческое лицо озарилось радостной улыбкой.

— Войдите, — сказал он. Дверь чуть скрипнула, грудь на мгновение сдавило глухой болью, и его сердце остановилось.

* * *

Первое, что увидел Себастьян, открыв глаза — это чистое, белое небо, казавшееся бесконечно глубоким, в выси которого медленно и грациозно летали огромные птицы с синими перьями и невероятно большими крыльями. Эти создания кружились в неком таинственном, только им понятном, танце, завораживая плавностью движений. Смотря на них, в голове слышалась лёгкая музыка, витающая вокруг… в их собственном мире. Иногда, словно устав от этой магии действа, они летели к солнцу и луне, которые одновременно повисли в небе над горизонтом двумя огромными, сияющими дисками. Долетев до светил, ангелы усаживались на них, как на специально созданные, грандиозные декорации, и, посидев так пару мгновений, словно выбирая себе пару для танца, вновь взмывали ввысь и кружились в этом небесном водовороте вальса.

Сколько времени простоял Себастьян, опьянённый их движениями, он сказать не мог. Он даже не был уверен, существовало ли теперь время... Но когда он смог отвести от них взгляд, то посмотрел себе под ноги и понял, что стоит на ярко-розовых облаках, которые чуть пружинили под ногами, и неторопливо плыли вдаль, отчего создавалась иллюзия, что это небесное море, простиравшееся до самого горизонта. Слегка подпрыгнув, он высоко подлетел и замер на мгновение, паря в высшей точке своего полёта, а после, словно погружаясь в воду — плавно опустился вниз. Вдруг он осознал, что чувствует непривычную и уже давно забытую лёгкость и силу. Посмотрев на руки, он не увидел ни одного признака морщин, которые когда-то паутиной старости оплели его тело. Это были молодые, юношеские ладони, никогда не знавшие ни труда, ни мозолей. Себастьян быстро протянул руку к лицу… к своему новому обличию, на котором не было ни одного рубца счастья или грусти жизни. Он весело, звонко засмеялся от радости, воцарившейся у него внутри. Белоснежно улыбнувшись, он клацнул вновь появившимися жемчужными зубами, и запустил руку в густые волосы на голове, которые снова отросли. Себастьян ощутил, что не только тело, но и мысли приобрели прежнюю скорость и молодость.

Внезапно, Себастьян почувствовал лёгкий, едва уловимый запах цветов… Оглядевшись по сторонам, он заметил огромные золотые врата с наглухо закрытыми створами, выполненными в виде лозы солнечного цвета, ползущей вверх. Они стояли на маленьком поле из красных роз, колышущихся от слабого ветерка…Казалось, что это некий мистический корабль, дрейфующий в небесах.

Подойдя ближе, он опешил, увидев на этом божественном произведении искусства, созданном самим богом, обыкновенный звонок. Он был абсолютно такой же, как и висевшие на миллионах дверей по всему миру: с круглой чёрной кнопкой в белом квадратике. У него даже был слегка подпален один уголок, отчего появлялось почти отчуждение этого объекта от окружавшей реальности. Казалось, ничто не может быть более неуместным, чем он — стоявший чёрной кляксой посередине великолепной картины.

Себастьян протянул дрожащую руку к звонку и нажал на кнопку, ожидая чего угодно, и от этого слегка боясь и благоговея. В воздухе раздался протяжный звон арфы: он был невыразимо красив и мелодичен в своём переливании звуков, от которого становилось легко на душе, но стоило только внимательно прислушаться, чтобы можно было уловить слабое потрескивание и шипение как у старой, уже заезженной до царапин плёнки.

— Привет, новоумерший. Я Пётр, можно просто Петя... Ты по какому вопросу? — раздался весёлый и звонкий голос позади Себастьяна. Обернувшись, он увидел молодого паренька, одетого в белые джинсы с рубашкой, и в слегка потёртых чёрных кедах. Петя добродушно улыбался веснушчатым лицом, со светлыми растрепанными волосами, и с ожиданием смотрел на Себастьяна зелёными, как сапфир глазами.

— Во…вопросу…? Это ведь рай? — спросил уже ни в чём не уверенный Себастьян слегка заикающимся голосом, и быстро осмотрелся в поиске таблички с надписью, или чего-то подобного, что могло в миг развеять его страхи...

— Ммм... Нет, — чуть подумав, сказал Пётр. — Это зал распределения. Характеристика у тебя с собой?

— Какая характеристика?! — выкрикнул Себастьян, широко открыв от удивления глаза. — У меня ничего подобного нет!

— Да что ты так волнуешься? — сказал Петя, озадаченно пожав плечами. — Вон она валяется… — молвил он, указав рукой на ряды пожелтевших от старости бумаг, тянувшихся вдаль небольшими стопками с человеческий рост. Увидев всю эту громаду, Себастьян покачнулся от удивления и чуть не упал… Откуда на него, человека, прожившего всю жизнь в четырёх стенках в молитвах и служениях богу, могло накопиться столько материала?!

— Ну что… будем сортировать? — и, хрустнув костяшками пальцев, разминая кисти, Петя неспешным шагом направился к рядам бумаг. Неожиданно, вспышка белого света поглотила его фигуру, а когда свечение ослабло, Пётр уже шёл рядом со своим двойником, в точности похожим на него каждой черточкой своего облика. Ещё две вспышки, и уже четверо Петь стройным шагом шли по направлению к бумажному лесу. Их умножение происходило до тех пор, пока целая армия веселых апостолов не начала разбирать завалы бумаг ловкими руками, которые были едва заметны от быстроты движений. Через пару минут, к Себастьяну, ошарашено стоявшему всё это время с открытым ртом — подошёл один из Петь, а все копии за его спиной исчезли, сверкнув снопом искр на прощанье.

— Эммм… Слушай, друг… У меня к тебе плохие новости, — сказал Пётр, в размышлении почёсывая затылок. — У тебя просто тьма-тьмущая грехов.

Эти слова подобно грому ударили по сознанию Себастьяна, эхом отозвавшись несколько раз в голове.

— К… ка… Каких грехов?! Этого просто не может быть! Здесь, наверное, ошибка!— от сильного напряжения у него начался лёгкий тик в виде быстрого моргания.

— Неее. К твоему сожалению, ошибки не может быть… Вот, к примеру. — Петя достал листок с самого низу одного из бумажных небоскребов, который, покачнувшись, обвалился, как поваленное дерево.

— Кгмх… — прокашлялся Пётр перед чтением и надел тоненькие очки, которые появились у него в руке, материализовавшись с лёгким хлопком из воздуха. — Итак… Себастьян Альгери шестидесятого года рождения. Ни одного пришествия в храм Будды, почитание иного Бога… так… бла-бла-бла… В общем, три тысячи триста пятнадцать грехов из той же оперы, чем и приговаривается следующую жизнь провести в образе третьего колечка тела червяка. После чего, подвергнется аду на три десятых вечности, где будет истязаться демонами за свои кармические прегрешения в восьмом холодном отделении, где всё его тело и внутренние органы будут растрескиваться от страшного мороза. А потом во втором огненном разделе, где чёрные линии проводят вдоль тела, и слуги Ямы рассекают по этим сечениям зазубренными секирами и острыми топорами. Пребывание в этом аду занимает 1296*1010 лет.

Себастьян стоял с застывшими от ужаса глазами, на которые уже накатили слёзы, а всё его тело била мелкая дрожь.

— Ка.. Каакой ещё Будда?

— На самом деле это ещё цветочки… — Петя выпустил из рук листок, который плавно полетел наверх к одной из стопок бумаг. Щёлкнув пальцами, в его ладони переместилась увесистая кипа страниц с ближайшего ряда.

— Я опущу формальности — прочту самое главное. — Так… язычество — семьсот восемьдесят три греха… Ты даже ни одного подношения Перуну не сделал… В общем, осуждён на поедания драконами в течении трёхсот тысячелетий. — Пётр откинул один листок в сторону. — Так… Даже жертвоприношений Зевсу нет… Мдаа. Нехорошо… Приговорён к муке в виде бесконечного держания небес во время которого, орёл будет клёвать твою печень. — Ещё один листок откинут в сторону. — Хмм… Не почитание культа священного озёрного хомячка племени Якумбы — приговорён к мукам в жерле вулкана. — Ещё одна бумажка спикировала вниз. — Такс... Коммунизм: неверие в партию и ещё семнадцать тысяч грехов. Приговорён к вечной замене Ленина в мавзолее.

— Какого Ленина!? Какой ещё речной хомячок?! Я о них даже ни разу не слышал!! — закричал Себастьян с обескураженным от страха лицом, покрывшимся потом.

— Нууу… как… там?… Во! Вспомнил! Незнание не освобождает от ответственности. К тому же это не относится к делу. Продолжим.

— Эй!! Прекрати нести чушь! Это не мои боги! Я Христианин! Я верю в Иисуса! — в бешенстве отчаяния прокричал Себастьян.

— Иисус… Хмм. Аааа… да, точно. Есть и такой. Подожди секунду, — Петя дважды щелкнул пальцами, и перед ним во вспышке появилась огромная книга около метра в ширину и длину. На старой, уже потёртой обложке была написано золотыми буквами «Все Боги, всех времён и народов. Том 1». Открыв книгу, Пётр начал водить пальцем по залитой кофе и кое-где прожженной сигаретами желтой, потрёпанной странице читая мелкий шрифт.

— Всё верно! Ты был прав. У тебя, через семнадцать с половиной вечностей назначен рай с Иисусом по Христианской религии. Знаешь, некоторые вообще ни одного рая заработать не могут. Ладно. Итак, подведём итог, раз ты не хочешь слушать весь список… — Петя с громким хлопком закрыл книгу и достал из подплывшего облака деревянные счёты. После недолгого перекатывания деревяшек в разные стороны и записывания результатов в смету — также изъятую из ниоткуда — он утвердительно кивнул в знак того, что всё подсчитал.

— Итак. Ты натворил семьсот триллионов четыреста восемьдесят пять различных грехов и попадёшь в семь миллиардов различных адов разных религий, ну не считая триста тридцать пяти религий, в которых преисподней нету вовсе, или в которых её ещё не придумали. Так что там ты будешь просто болтаться пару бесконечностей в пустоте. Что могу сказать хорошего? У тебя так же будет и один рай. Что ж, перейдём к исполнению… Извиняй, друг.

— Стой!!! — В истерике прокричал Себастьян. — Как такое вообще могло получиться? Я всю жизнь провел в вере, не сотворил ничего плохого!! Мне не за что попадать в ад!!

Дёрнув за появившийся под рукой рычаг, Пётр проследил, как под Себастьяном разверзаются облака, превращаясь в огромный водоворот, на дне которого зияла тьма с редкими вспышками пламени.

— Видишь ли… Нельзя попасть в рай одной религии, не попав в ад всех других….