Clamptramper — На берегах реки Укаяли. Глава 4

Она именно поэтому любила толпы людей. Любила скрыться в них, так чтобы никто на нее не обращал внимания. Нет, конечно мужчины оборачивались на нее, и даже позволяли непристойные жесты по отношению к ней. По началу, по молодости, ее это очень пугало, будто этот некто пытается высмотреть и найти в ней такое, что было бы для нее самой тайной… Мужчины не смотрели ей в упор в глаза, практически никогда. Навнерно потому, что считали ее красивой. Ей это льстило, и со временем она этим в совершенстве научилась пользоваться: именно благодаря этому она нашла работу, именно благодаря этому качеству она закончила отлично учебу. Мы не будем вдаваться в подробности тех событий, о которых упоминает автор, скажем лишь о том, что эти события хоть и не имеют никакого отношения к нашему повествованию, но все-таки неизгладимый след на характере и поведении Кристины оставили.

Ветер дул ей в лицо, шапка-колпак спадала от ветра. Она была смешная в этом колпаке, хотя колпаки в городе носили все, в особенности во время карнавала. И казалось бы, что тут такого, еще одна в колпаке ходит по улицам, но увидев ее на улице, многие, шедшие ей на встречу улыбались. Да, она была небольшого роста, походка у нее была мелкая, семенящая, она шла в расширенных книзу брюках, и штанины книзу цеплялись одна за другую и издавали шарпающий звук, но это если идти рядом с ней и тщательно прислушаться к звукам. Лицо у нее было серьезным, задумчивым, хотя иногда просветлялось и становилось игривым, гримассы на лице становились веселыми, ее глаза зажигались, а рот вытягивался в трубочку, в особенности когда она что-то кому-то пыталась доказать, будто всем еще раз подтверждая: «вот видите, как это все просто». Быстрота изменения гримасс на лице в сочетании с короткими семенящими шажками, шарпающими одна об другую полыми штанинами и нелепым колпаком, придавала этому невысокому существу нелепый вид гнома.

Однако, этот гном был прост только на первый взгляд. Когда она еще училась, с ней произошла истрия, которая часто происходит, но которая каждой отдельной девушке приносит свои последствия — на первом курсе медицинского коледжа она влюбилась, и влюбилась не просто так а в преподавателя анатомии.

Училась она в начале с неохотой, да и не хотела она быть медиком, не представляла себя в этой роли. На ее медицинской стезе настоял ее отец. Папашка у нее был «что надо». Из тех, кто днями ничего не делает, просто лежит на диване и читает книжку… Может так не делать ничего годами… Просто ходить на работу время от времени, смотреть как чувствует себя его столярная мастерская, и снова на диван. И так он прожил аж до 59 лет, пока его младшая дочь Кристина не начала очень уж хорошо учиться. Произошло это не сразу. По началу, как уже было сказано, она училась плохо. А вот со второго курса настал перелом. Перелом в настроении дочери. Она стала с матерью очень сильно разговорчивой, хотя раньше она могла просто ей нахамить, теперь же они стали настоящими подружками, а с младшими братом и сестрой держалась холодно. Особенно с ее больным братом. Хотя с братом у нее случались истерики. Она орала на него за каждую мелочь, временами относилась к нему заносчиво, временами жалела. Ее жалость была из тех, которые наоборот унижают человека а не просто его жалеют, но к этой жалости и к ее брату мы еще вернемся.

Мать, после длинных вечерних разговоров с ней была расстроенная, отец нервничал из-за того, что мать расстроена. В семье начались ссоры по мелочам: то антресоль загажена, то мастерская не прибрана, — а старик Клаус любил постолярничать, — то инструменты у него стали пропадать. Вобщем процесс этот продолжался наверно месяца с два, он был долгим и медленно разрушающим климат в семье. Хотя, младших брата и сестру Кристины это не касалось.

Разрешилось все неожиданно, по крайней мере для старого Клауса. Однажды он вернулся навеселе от одного своего знакомого, с которым они обсуждали вопросы возможного появления мастерской Клауса на новом месте. Зашел в дом, и услышал, как на кухне дочь с матерью оживленно беседовали. Все что он слышал, это истерические слова Кристины:

— Нет! Нет и нет! Не видать мне медицинской карьеры в таком случае! Я хочу быть доктором, мама, доктором. И он — это единственный шанс, которого может быть у меня больше и не будет, а ты! — она почти всхлипывала, — Ты не хочешь! Нет, ты просто не хочешь дочери счастья… Или по крайней мере я не нахожу ни малеqшего объяснения твоих вот этих нотаций в мою стороны… Тебе лишь-бы вывести меня из себя…

— Да пойми же, на таком карьеру не построишь! — почти кричала мать — ты потом только пожалеешь и ничего более мне жаль будет такую дуру, как ты, если ты пойдешь на такое.

— Ах! Так я еще и дура? — всхлипывая, разревелась дочь и выбежала из кухни, чуть не сбив отца по дороге.

Клаус с туманом в голове и звоном в ушах вошел на кухню.

— Сковородками шумите? — спросил он

— Угу, сковородками! — произнесла его жена. Она была похожа на легкоатлетический шест. И без того худая, с годами она стала совсем тощей, и словно состояла из трех частей: халата, сковородок и здоровенных очков. Она была в темно-синем халате, который на ней висел. Халат был старый, но ухоженный. Она была сама тоже чепорной во всем. Педантичной. Но в минуты гнева ее педантичность испарялась в секунду, ее жесты становились резкими, ее речь — порывистой, впрочем, когда она сильно волновалась, то сразу ей не хватало дыхания, что-то спирало в горле, и она могла просто прерваться на полуфразе. Это с ней случалось тогда, когда она ссорилась. А ссорилась она часто: с мужем, с детьми. Вот как например сейчас с дочерью. Это была типично женская ссора. Мать желала дочери счастья, а дочь была красива, решительна и уперта.

— Что тут произходило? — спросил Клаус.

— Разговор матери с дочкой. А ты удачно сходил? — она видела что он был навеселе, такое случалось часто с ним. Она привыкла, и сделала вид что совершенно не заметила этого.

Он чувствовал себя неловко. Он так всегда себя чувствовал перед ней, как только выпьет и покажется ей на глаза. Это чувство неловкости у него появилось, когда он впервые ее увидел еще в молодости. Это было на новогодних торжествах. Тогда он, еще молодой студент, зашел к одной своей подруге встречать Новый год. Их собралось четверо — хозяйка дома, ее брат, сестра и он. Они сели за стол, проводили Старый год. Выпили. Потом встретили Новый год. После двух рюмок в голове у Клауса стало весело. И тут пришла ОНА. Он сразу же начал ее развлекать. Звали ее Эрика. Она держалась с ним холодно, но не смотря на это, он не унимался. Рассказывал ей обо всем подряд: о хлопушках, конфетти, о футболе. Его рот не закрывался. Она ему понравилась. Это был тот случай, который называется: раз и навсегда. Ее милое личико, было серьезным, и эта серьезность ему нравилась. Но больше всего ему понравились ее очки. Он был с самого детства падок не девушек в очках…

— Наша с тобой дочь, похоже, загуляла с профессором! — произнесла эта когда-то юная и красивая особа.