Ада Мюке — ' Моя'

Сегодня суббота, значит в школу к девяти. Странные такие трудности пятого класса навалились совсем не к месту: учеба по субботам, задания в дневнике и Саня… Моя маленькая слабость и надежда. Моя.

Я выхожу к завтраку. Мама читает газету, а папа жарит бекон — у меня ненормальная семья. Я достаю тарелки и молча смотрю, как все жуют, потом задаю свой вопрос:

— Можно я останусь дома?

— Нет, — говорит отец, прихлебывая свой кофе. — Ты уже большая девочка — вот и веди себя, как большая.

Папа еще не знает, что лишил себя маленькой дочери. Я теперь большая, родители остались в той детской жизни, теперь только я и Саня.

Школа. Нет электричества, и занятия отменили. Мы с Саней идем гулять в парк. Я взрослая. Впервые вижу, что Санька плачет, оказывается ей нужно что-то мне сказать. Я говорю ей, что она может сказать мне что угодно, а она все плачет. Потом мы садимся на снег, и она обнимает меня своими руками, прижимается ко мне, и мы плачем вместе, потому что я тоже чувствую ее боль и ничего не могу сделать. Мы идем и держимся за руки, нам хорошо — Санька только что сказала, что любит меня. Мне кажется, что я люблю ее больше.

День второй.

Я сижу дома, делаю английский. Я наказана, за то, что поздно пришла домой. Они говорят, что волновались, а я не верю. Почему-то мне очень плохо. Моя кошка меня раздражает. Хочу позвонить Сане, но телефон наказанным не дают. Двое чужих людей, называющих себя моими родителями разговаривают в соседней комнате. Я в ловушке, и надо выбираться пока не поздно.

Вечером у меня поднялась температура, кто-то вызвал врача. Я лежу, в голове мутно, хочу к Сане, хочу вон из этого места.

Заходит сестра и говорит, что я должна выпить лекарство. Горько, отвратительно, пустота.

День третий.

В школу меня не пустили — врач запретил. Когда все ушли, я одеваюсь и выхожу на улицу. Холодно, наверное, минус 20. На мне короткое пальто, и сопли в носу замерзают. Иду, ищу Саню, почему-то мне кажется, что я ее обязательно встречу. Вижу ее — она сидит на поребрике и шмыгает носом. Говорит, что тоже болеет, в школу не пошла и ждет меня.

Мы идем на пустырь играть в прятки. Я иду молча, а Саня что-то говорит и постоянно хватает меня за руку. Руки у нее холодные, без перчаток. Мне хочется в туалет, и пятка чешется.

Мне весело играть с Санькой. Я говорю ей как люблю ее, и мы целуемся, потом идем ко мне домой.

Дома тепло, сразу захотелось спать. Мы забираемся под одеяло и смотрим телевизор, кушаем шоколад, смеемся и целуемся. Я счастлива. Впервые в жизни.

Вечер. Санька ушла, а я не разговариваю с этими двумя, которые лезут в мою жизнь. Они запретили мне видеться в друзьями, потому что заметили мою отлучку, а температура теперь — 39. Они мне не нравятся.

День четвертый.

Сегодня я одна проснулась, потому что тех двоих ночью прирезала бритвой. Они даже ничего сказать не успели. Мне спокойно. Я люблю Саню, жду, когда она придет.

Приходит тетя Люба. Я ей не открываю, но у нее свой ключ, потому что она убирается у нас раз в неделю. Она целует меня в макушку и идет в комнату. Потом крик. Не помню ничего.

День пятый.

Я почему-то в больнице. Сани рядом нет. Ее нет. Я плачу.

Вы спрашиваете меня, что случилось. Но все ведь хорошо. Приведите, пожалуйста, мою. Саньку мою приведите.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

— Вы же видите, что происходит, она не в себе.

— Я понимаю. Антонина Павловна, запишите девочку из 102 палаты, Саня Дмитрову, на психиатрическое обследование.

«Меня зовут Александра Дмитрова, мне десять лет и я убила своих родителей», — говорю я, подтверждая показания.

А медсестра мне не нравится.