Родился я в селе Дмитриевка Калужской области, там и вырос. Я оказался последним ребенком в семье, а именно восьмым. Да и мама родила меня довольно поздно. Ей было уже сорок три года, когда я появился на свет. Но это никак не отразилось на моем здоровье.
Семья у нас была дружная — взрослые братья и сестры помогали родителям в воспитании нас, малышей: меня, моей сестренки Клары, которая была старше меня всего на один годик, и брата Вадика.
Летом никому не было до нас дела — днем все работали в поле, а вечером ни у кого не хватало сил с нами возиться. Вот мы втроем и были предоставлены сами себе. Мы обычно играли возле пруда. Почему-то его прозвали Чертовым. Это я о пруде. Даже и не знаю, как он связан с чертями, но Вадик, Клара и я ничуть не боялись этих чертей, которых там и в помине не было, и очень часто купались в нем. Правда, летом пруд постоянно цвёл, и нам приходилось после плавания подолгу обсыхать на солнце и отскребывать себя от зеленой тины. Но нам, детям, это было даже в радость.
Еще помню, дерево у нас на краю села росло. Огромное такое дерево. Дубом называется. Уж и не знаю, откуда семя прилетело, а, может, его кто и намеренно посадил. Старики рассказывали, что ему уже не одна сотня лет. Как-то по весне папа устроил нам качель на этом самом дубе: просто привязал два конца веревки к массивной ветке, а еще устроил посреди веревки дощечку, чтобы нам было удобно сидеть на ней и раскачиваться. Сколько времени мы проводили возле этого дуба…и не упомнишь. Мы даже сосчитали все его ветви. Как сейчас помню: сто тридцать восемь.
А потом Вадик и Клара пошли в школу. Мне же оставалось до своего первого класса еще целый год. И я с нетерпением ждал, когда они вернутся домой, и вместе с ними делал уроки: пытался выводить буквы и цифры (буква «в» мне особенно тяжело давалась), читал маме о том, что она — не единственная мама, которая моет рамы. В общем, к тому моменту, как мне настало время идти в первый класс, я уже все знал.
Еще до моего рождения папа врыл в землю возле нашего дома огромную палку, нет, бревно, наверное, правильнее сказать, и устроил наверху большое деревянное колесо. И вскоре на этом колесе поселилась пара журавлей. Мы прозвали их Юнона и Авось, точнее это была мамина идея, я даже и не знаю в честь кого им дали эти имена. Насколько я понимаю, Юнона — женское имя, тогда Авось — мужское. Не очень-то хорошее имя для мужчины. Это что же получается — у него все на авось делается? Между прочим, очень обстоятельный журавль был: гнездо себе и своей семье устроил, летал за добычей для жены и народившихся детей. В общем, мне не понятен выбор мамы, но это не суть.
Как-то раз мой старший брат напился пьяным и запустил большой камень по нашему журавлиному гнезду. Юнона и Авось очень обиделись на это, забрали своих маленьких журавликов и больше не вернулись. Мы все очень переживали по этому поводу, но ничего поделать было нельзя.
Ближайшей осенью два моих старших брата отправились в Москву на заработки, да так там и остались. Говорят, бандюганами стали. Витя, самый старший, совсем пропал, даже милиция его найти не смогла. Постепенно все мои братья и сестры разъехались кто куда, в основном в Москву. Остались только папа, мама, Клара и я, но и Клара скоро вышла замуж и переехала от нас в соседнюю деревню. Я помогал родителям по хозяйству, хотя от хозяйства почти ничего не осталось — много ли надо троим?
Но скоро и меня забрали от родителей — в армию. Не очень хочется рассказывать о ней. Скажу только одно: дома лучше. Второй раз я бы не пошел. Когда вернулся домой, село наше совсем зачахло — работы не было, все поразъехались. Я хотел остаться, но родители насилу отправили меня в Москву. Я не хотел бросать их — старенькие все-таки они стали — но пришлось послушаться.
Старшая сестра Алена по знакомству устроила меня на пасеку на самом-самом юге Москвы. Думаю, отсюда надо подробнее рассказывать. Тогда начну по порядку. Жил я в небольшом строительном вагончике. Кровать, стол, стул, печка, небольшой комодик — вот и всё. Ну, это вам, наверняка, неинтересно. Основное творилось снаружи.
Представьте себе: вы просыпаетесь рано утром, выходите из этого вагончика в туалет…черт, про туалет я зря написал, и черкаться не хочется — начну сначала, а вы не обращайте внимания на этот абзац…
Представьте себе: вы просыпаетесь рано утром, выходите из этого вагончика и попадаете на сказочный луг, покрытый низкой травой и цветами. И среди всего этого великолепия стоят десятки маленьких домиков, похожих на скворечники, только они не прибиты к дереву, а устроены на четырех ножках, как прибрежные дома на сваях. Эти домики выкрашены в желтый цвет. А еще у них крышу можно снимать. И вход у них маленький — в самый раз, чтобы одновременно могла залезть внутрь одна пчела, не мешая другой вылезти.
В мои обязанности входило запирать пчёл на ночь, обкладывать домики специальными чехлами, если вдруг становилось холодно, проверять, готов ли мёд. Поначалу я очень боялся их, пчёл то есть. Но мне выдали такую экипировку, с которой и бояться было особо нечего: толстый комбинезон, закрывающий всё тело, перчатки и забавная шапка-шлем с сетчатым забралом. А еще у меня был пульверизатор, выпускающий дым, от которого пчёлы расслаблялись, начинали думать о чем-то своем. В общем, им становилось не до меня — и это меня очень даже устраивало.
А вообще, пчёлы — очень мирные насекомые. Главное — не делать резких движений. Вот я за несколько дней стал таким спокойным, что перестал носить перчатки. Очень уж в них неудобно было. А через пару недель на спор с самим собой стал снимать шапку. Один раз даже намазал вокруг рта вареньем — вот я страху-то натерпелся. Пчёлы так и ринулись к моему лицу, а мне пришлось стоять, как вкопанному, до тех пор, пока они не собрали все варенье. Страшновато, конечно, но это было просто необходимо, если я собираюсь продолжать работать с пчёлами.
В общей сложности, в моем распоряжении находилось 18 пчелиных семей, то есть этих самых жёлтых домиков, в каждом из которых жила одна матка, чуточку самцов, ну, и несколько сотен пчёл-трудяг, опыляющих все окрестные цветы и делающих тот самый мёд, который мне и нужно было собирать.
Я очень подружился со своими пчёлами. С домиком № 15 — особенно сильно. Я даже поделился с пчелиной семьей, живущей в этом домике, своей фамилией.
Но моё счастье длилось недолго. Всего месяц прошел с того момента, как я стал работать вместе со своими пчелами. Буквально вчера утром ко мне в вагончик зашел директор нашей пасеки. Что-то рассказывал о китайцах, которые раньше даже не знали, что такое мёд, а теперь поставляют на наш рынок мёд вдвое дешевле нашего. В общем, его, хозяина, не устраивало такое развитие событий, и он решил покончить с этим бизнесом.
Ну, не дурак ли? Ладно, он покончил со своим бизнесом, я тоже найду какую-нибудь другую пасеку, но что делать пчёлам? Как им бросать свой «бизнес»? Если я не буду следить за ними, им же некуда будет складировать свой мёд. Я пытался директору всё это объяснить, но он не понимал ни в какую. Тогда я попросил подождать его в вагончике, а сам сходил за своей однофамильной семьей из домика №15. Снял домик со свай и принёс в вагончик показать директору, как устроено их жилище.
Кто ж мог подумать, что тот поднимет такую панику: начнет махать руками, орать что-то, еще и материться. И ежу понятно, что пчёлы — животные чуткие и весь этот бедлам им не по душе. Естественно, они разозлились. На счастье, я был во всем своем облачении. А вот хозяину не так повезло.
В заключении хочу сказать о том, что я очень сожалею о случившемся. Обещаю больше так не делать…
Милиционер поднял глаза от целой кипы исписанных листов, взглянул на улыбающегося во весь рот веселого парня в полосатом желто-черном свитере и, не в силах нагнать на себя суровый вид, добродушно сказал: «М-да, действительно, подробно написал. Дату поставь и распишись, пасечник. Повезло тебе, что директор твой все-таки убежать успел».
Это нечто новое в твоем творчестве