Dobry dziadzka — Яйца ангела: underground

— Ну, и? — поправил автомат и закурил его собеседник.

— Не знаю, насколько, правда, вроде будто, крещеные и кто из них алкоголь употреблял и курил много, или вообще и те и те, независимо…

— А сам то куришь. Не крещеный?

— Нет.

— Повезло, значит, — криво усмехнулся десантник, поднимая с земли баллон огнемета.

Командир придирчиво осмотрел группу.

— Мы входим здесь, вторая группа войдет через паркинг. Зачищаем все уровни сверху вниз, что искать, знаете.

Антон докурил, привычно поискал взглядом урну, но взгляд встретил лишь неубранный мусор, разбросанный повсюду по площади. Бросил окурок под ноги. Взглянул поверх крыш, на небо. Кто знает, сколько придется провести там под землей, без дневного света. Может, за пару часов управятся, а может, и дня не хватит.

Над зданием бывшего костела сквозь проломанный купол в небо поднимался столб густого дыма. Третий день продолжали сжигать тела. У многих мертвых были прострелены, а то и вовсе отстрелены головы, но на самом деле жертвами того, что с ними произошло, они стали гораздо раньше. Еще до того, как меткий выстрел остановил уже не живое тело.

На девятый день после того, что потом скромно назвали «эпидемией», те, кого не остановили пулей в мозг, умерли сами, как только взошло солнце. Умерли теперь уже по настоящему.

— Готовы? Входим!

— Хорошо, что в метро не послали, там, говорят, возни…

— Отставить разговоры!

Короткий лестничный спуск. Стеклянные двери. Вход на верхний уровень подземного торгового центра. Фонари можно еще не использовать. Сюда сквозь застекленные колпаки сверху проникает достаточно солнечного света. Практически пусто, кое-где вдоль стен несколько тел. Глаза, привыкнув к сумраку, различают даже обстановку за застекленными витринами магазинов расположенных по периметру этажа.

Сразу у входа, справа, небольшая комната, в ней два ребенка среди ярких пластмассовых игрушек. Мамашам, что оставили их здесь под присмотром, на время посещения бутиков, они уже не доставят хлопот никогда. Да и для самих мамаш уже все глубоко неактуально.

— Рассредоточиваемся. Вы пятеро по той стороне, остальные со мной. Смотрим все помещения.

Отработанная тактика. Без суеты. Первый входит, остальные держат дверь. Следующий в комнату. Так магазин за магазином, кафе, отделение банка, санузлы, подсобки, шахты вентиляции. Везде чисто. Мертвые тела встречаются редко. Не иначе, сюрпризы припасены на нижних уровнях подземного центра.

— В этом крыле чисто. Идем в сторону паркинга, навстречу второй группе.

Противоположное крыло куда больше по площади, соответственно придется затратить в несколько раз больше времени, хоть и другая группа начала там работать.

В центральной части подземного центра открытое пространство — типичное архитектурное решение для сооружений такого типа, ограждено парапетом, можно видеть края всех ярусов. Внизу на полу самого нижнего уровня бассейн с золотыми рыбками. Скорее всего, они живы, ведь случившееся коснулось только людей.

Остановившиеся кабины лифтов. Прозрачные. Проверять нет нужды.

На замерших ступеньках эскалатора тело девушки. Лицом вниз. Юбка задралась, обнажив стройные ноги, ягодицы. Благодаря слабому освещению отвратительный вид трупных пятен на коже не портит общее впечатление. Не исключено, что под действием начавшегося процесса разложения тело уже немного вздулось, но, возможно, этой небольшой полноты как раз и не доставало ему при жизни для идеальности форм.

— Красивая…

— Иди, познакомься!

Некоторые попытались усмехнуться, но шутка не вышла смешной.

Магазин компакт-дисков, магазин обуви, магазин ювелирных украшений. Как много нужно всего бывает людям при жизни. И вот, практически в один миг, большинству уже не нужно ничего.

Подошла вторая группа.

— Ну, как у вас?

— Много тел в самом паркинге, по-видимому, это тогда еще, сверху, с площади забрели. На уровне совсем мало.

— В том крыле то же самое.

— Вы здесь закончили? Идем на второй этаж.

В коридорах второго, среднего, уровня было также еще достаточно светло, благо наверху стоял ясный полдень. Однако в боковых помещениях уже приходилось использовать фонари. От этого нервное напряжение у десантников несколько усилилось, но пока что обстановка не сильно отличалась от первого уровня.

Проверили уже большую часть помещений, как вдруг в тишине раздались совершенно неожиданные звуки. Десантники настороженно замерли, переглядываясь.

— Что это?

— Рояль.

— Сам слышу. Но кто? Из наших кто-то прикалывается? Но команды не было на нижний уровень идти!

— Раньше он сам мелодии проигрывал, там приставка запрограммированная подключена.

— Да, знаю. Но центр же обесточен! И как вошли, все время тихо было.

— И на мелодию это не похоже.

Беспорядочные звуки, отнюдь не аккорды, мрачно разносились в мертвом пространстве подземного центра. Слабый удар по клавишам и унылое замирание звука, затем вновь тихий удар. Медленные повторяющиеся нажатия клавиш примерно в одном и том же месте. Зловещий какофонический реквием.

Десантники, не спеша, пригнувшись, осторожно приблизились к открытому межуровневому пространству.

— Давай!

Резко заглянули вниз через перила, синхронно, каждый одновременно — парой глаз и стволом автомата. Сразу же у нескольких вырвалось:

— Бля!

— Так, один «ходящий»!

— Есть клиент!

Внизу, напротив бассейна с рыбками, у белого рояля стоял «мертвоходящий». Наклонившись вперед, он невысоко поднимал руки и безвольно ронял кисти на клавиши.

У командира группы ожила рация:

— Откуда звуки?

— Один тут нашелся, на нижнем уровне, на рояль натыкается.

Десантники, взяв «мертвоходящего» на прицел, ждали команды старшего.

— Не могу, бля, привыкнуть…

— Как думаешь, они видят еще, как мы? Как они ориентируются? Что-то понимают, помнят?

— Не знаю. И узнавать это не сильно хочется.

— Ведь не иначе, этот музыкантом был!

— Сынок, хочешь поговорить об этом?

— Саша, усыпи «пианиста», — отдал командир распоряжение негромким голосом.

Выстрел прервал жуткое музицирование. Тело «мертвоходящего» отбросило на рояль, по белой крышке инструмента серым разбрызгалось содержимое раздробленной черепной коробки.

— Похоже, внизу будет работа.

Дождавшись подхода второй группы, завершавшей зачистку этажа, десантники двинулись вниз.

Еще спускаясь по лестнице, увидели группу «мертвоходящих» на противоположной стороне просторного вестибюля нижнего уровня. Видимо тот «пианист» был как раз из этой группы. Когда солнце в небе переместилось к западу, и его прямые лучи перестали попадать сюда сквозь прозрачный купол, он и приблизился к роялю вместе с надвинувшейся тенью.

— Малость не продумали. Нужно было начинать с нижнего уровня, пока солнце было в зените, — оценил обстановку командир группы.

Десантники открыли огонь по головам «мертвоходящих», за считанные секунды превращая их в настоящих мертвых. Позади падающих тел нелюдей каскадом стекла обрушилась витрина. Когда отголоски грохота выстрелов и звона бьющихся осколков затихли в дальних коридорах подземного центра, десантники двинулись дальше.

— Я все думаю, может их еще можно как-то… вылечить… вернуть?

— Отставить посторонние разговоры!

Группа, в которой был Антон, пройдя добрую половину длины своего коридора, обследуя помещения, больше никого не обнаружила. Однако, приблизившись к округлому залу, середину которого занимал ресторанчик с высокими застекленными стенами, старший группы замер на месте, подняв вверх руку.

— На той стороне заметил движение! Так, обходим столовку вокруг, вы двое слева, Саша, ты со мной, Антон оставайся здесь, держи коридор, те две лавки мы еще не проверили, мало ли что. Смотрите, хлопцы, когда будем двигаться на встречу, постарайтесь нас не завалить!

Антон, оставшись один в коридоре, почувствовал себя как-то не очень уютно, пожалуй, впервые за все время операции. Все-таки много значит, когда рядом есть кто-то, так гораздо спокойнее. И пусть против него вооруженного несчастные «мертвоходящие» практически бессильны, несмотря на их внезапные вспышки ярости и агрессии. Он легко сможет противостоять десятку нелюдей. Если окажется больше, конечно, уже сложнее, особенно если попрут с разных сторон. Но вряд ли их осталось так много. Единицы, укрывшиеся от солнечного света, несущего успокоение. Тот кошмар первых дней «эпидемии», когда отстреливаться не хватало магазинов, остался в прошлом.

Товарищи находились неподалеку, всего в нескольких десятках метров, и с начала их отсутствия времени прошло не более двух минут, но эти минуты уже стали казаться Антону бесконечно долгими. Даже пришла мысль закурить. «Нет, расслабляться нельзя, — подумал он, — дым… Чувствуют ли они запахи? Что мы успели понять насчет этих несчастных, в кого, во что они превратились? Нам сказали, что они уже мертвые, но ведь мертвые не двигаются, не ходят. Ровным счетом ничего не известно. Только то, что они уже не живые люди, то, что они апатичны, но внезапно нападают, поэтому мы в них стреляем, и то, что все они, в конце концов, действительно, умерли, кроме тех немногих, кто укрылся от солнечного света в темноте».

Антону захотелось погасить фонарик, возникло неприятное чувство, что неживые за ним могут наблюдать со стороны из темных углов, а он их не видит. Выключать его он не стал, просто направил луч света в пол перед собой, позволяя глазам привыкнуть к темноте. Волнение улеглось, но окончательно не покидало. Более того, оно переросло в какое-то давнее полузабытое ощущение.

Товарищи все не возвращались, выстрелов, свидетельствовавших бы о том, что цель ими обнаружена, не раздавалось. Возникшее ощущение навеяло Антону смутные воспоминания двух, трехлетней давности. Тогда он еще не служил. Вспомнил себя в этом же подземном центре, но теперь казалось, словно это было в каком-то совершенно другом месте и очень далеко отсюда: залитые светом пространства, толпы посетителей, шум голосов, а в том вестибюле рядом с бассейном украшенная елка, потому что канун Рождества, и этот проклятый рояль играет сам по себе, как будто музыкант-невидимка нажимает на клавиши, нехитрая мелодия, заданная программой. И Антон идет рука об руку с ней. Она… Смутные воспоминания оформились в нечто более выразительное, то, что навсегда въелось в память. Она. Вот, что это за забытое ощущение!

Он всегда чувствовал заранее, что ее увидит, будь то случайная встреча или же запланированное в назначенном месте свидание, но всегда чувствовал ее приближение, словно был «настроен не ее волну». Порой это ощущение возникало за целый квартал и никогда не оказывалось ошибочным.

И теперь оно вдруг возникло вновь. Причем возникло с такой силой, что невольно погрузило Антона в воспоминания о тех далеких днях. Однако рефлексы бойца, прошедшего специальную подготовку, работали на должном уровне. Уловив боковым зрением движение от противоположной стены коридора, он мгновенно повернулся лицом в эту же сторону и направил луч фонарика, другой рукой взял оружие на изготовку.

Рефлексы не подвели десантника. Это был, конечно же, далеко не первый неусопший, которого ему предстояло «усыпить».

Но от увиденного Антона затрясло мелкой нервной дрожью. Показалось, что внезапно навалилось удушье.

То привычное ощущение не подвело и на этот раз. Это была она.

Прошедшие годы с момента их расставания, а особенно последние дни, конечно, изменили ее облик, но все равно, Антон узнал ее сразу же. Сомнений быть не могло.

Пожалуй, не проходило дня, чтобы он не вспоминал о ней. Даже в этом водовороте чудовищных событий последних двух недель. И тут же вспомнилось: да, действительно, от кого-то из общих знакомых полгода назад случайно узнал, что она пошла работать продавщицей в один из магазинов в этом подземном центре. Все логично, все сходится.

— Вот и встретились, — пробормотал он, и сам удивился как испуганно и растерянно прозвучал его голос.

Он продолжал неотрывно смотреть в лицо бывшей любимой, видя такие знакомые черты, но вместе с тем то, что теперь было в ее поблекших глазах, было ему абсолютно незнакомо.

«Мертвоходящая» мерно раскачивалась всем туловищем вперед-назад, оставаясь на месте. Было непонятно, то ли она смотрит на Антона, то ли просто ее лицо с невидящими глазами направлено в его сторону.

Вихрем пронеслись в голове отрывочные воспоминания-образы: ее заливистый смех… мертвый, «играющий» на рояле… ее улыбка… шквальный огонь по большой толпе нелюдей на второй день «эпидемии», когда еще не знали, что стрелять нужно именно в голову, и каждый залп звучал словно истерический вопль ужаса живых перед надвигающимися мертвыми, которых не останавливают пули, а один солдат рядом с ним тогда, глядя на все это, просто приставил ствол к подбородку и застрелился, не выдержали нервы… они с ней вдвоем на дне рождения ее близкой подруги, всем очень весело… нелюди у него на глазах разорвали ребенка, а он не успели ничего сделать, заклинило автомат… они с ней первый раз целуются… он первый раз стреляет в человеческое тело, но абсолютно спокоен, так как ясно видит — этот человек уже мертв… ее последние слова в их последнюю встречу, он до сих пор не верил, что она могла их сказать… и опять тот мертвый за роялем четверть часа назад…

Захотелось позвать ее. Громко произнести вслух ее имя. Прокричать. Но внутренний холодный голос рассудка настойчиво повторял: это уже не она.

Антон, изо всех сил сжав трясущейся рукой автомат, направил на нее ствол. По опыту он знал — это мерное раскачивание у нелюдей предшествует нападению, внезапному агрессивному броску на живого, с одной лишь целью — впиться ему в горло зубами, рвать цепкими пальцами живую плоть. Словно «мертвоходящий» аккумулирует, накапливает силы для этого рывка, для атаки.

И кто же это перед ним? Одно из тысяч тел тех чудовищ, которым ему довелось противостоять, или та, которая когда-то была для него единственной? Осталось ли в этом существе хоть что-то от той прежней, которую он любил?

Почувствовав, что по щекам сбегают капли, Антон понял, что плачет. Он даже стал машинально, малодушно, медленно пятясь отступать, словно хотел дать время бывшей любимой опомниться, очнуться, сбросить с себя это злое наваждение.

«Мертвоходящая» продолжала свое ужасающее раскачивание, готовясь напасть. Антону даже стало казаться, что она делает это куда яростней, чем все прочие, которые ему попадались ранее вот так, близко. А что если она все же его узнала? Что если отличает его от всех остальных живых?

— Нет, нет, нет…

Грохнул выстрел. Тело, закрутившись в оборванном прыжке, рухнуло на пол, широко раскинув руки.

На звук выстрела через мгновение прибежали сослуживцы. Без лишних слов оценили ситуацию. Командир группы быстро посветил фонариком по сторонам, на труп. Больше «мертвоходящих» поблизости не обнаружилось. Во лбу у «усыпленной» виднелось небольшое входное пулевое отверстие, крови не было, широко раскрытые глаза смотрели в потолок. Антону показалось, что теперь в них словно бы вернулось то знакомое выражение. Теперь, хоть и мертвый, но это был снова ее взгляд.

— Молодец, среагировал! Только, что так близко подпустил?

Но тут обратили внимание, что Антон несколько «не в себе».

— Эй, ты чего?

— Моя… бывшая…, — тихо ответил хриплым голосом.

— Ясно, — командир достал из внутреннего кармана плоскую флягу, отвинтил крышку, протянул ему, — На-ка, хлебни!

Антон сделал большой глоток, во фляге оказался коньяк.

— Ты, как? Может, наверх, мы тут уже сами закончим?

— Нет, — твердо произнес Антон, — Я продолжу! А там у вас чего, пусто?

— Да, пусто, купился, видать, на собственное отражение в стекле.

Тварь обнаружили уже в самом конце зачистки. В дальнем углу одного из обувных магазинов. Многие из десантников уже сталкивались с ними раньше, как и Антон, когда минировали крыши церквей и костелов. Поэтому, уловив в застоявшемся воздухе, а вентиляция в подземном центре не работала давно, еще у входа в магазин характерную вонь, которая всегда исходила от этих тварей, уже не сомневались, что найдут ее внутри. Впрочем, найти ее здесь было несколько неожиданно. Раньше их обнаруживали только на крышах храмов в устроенных там ими гнездах.

Лучи фонариков высветили сутулое костлявое тело на фоне стены. Сверкнули глаза на морщинистой злой пародии на человеческое лицо. Их разрез вполне можно было также сравнить с человеческим, но отвратительное моргание третьим птичьим веком говорило о том, что это сходство лишь условное.

Тварь, сдвинув несколько прилавков, соорудила на них массивное гнездо из коробок от обуви, оберточной бумаги, из самой обуви и традиционно из обрывков одежды, сорванной с мертвых. При приближении людей, тварь встала на своем гнезде в полный рост, напрягая узловатые мышцы на кривых ногах, и расправила свои серые перепончатые крылья. От крыльев летучей мыши их отличало то, что кое-где они имели оперение грязно-серого и черного цвета, и не были связаны с передними конечностями, напоминавшими недоразвитые человеческие руки, а росли из спины, в области лопаток.

Широко расправленные крылья, нервные встряхивания когтистых пальцев этих недо-рук, глухой клекот в горле — все это, по-видимому, являлось позой устрашения для непрошенных гостей.

Один из десантников, тот, что был с огнеметом, сделал несколько решительных шагов к уродливому существу, без лишних проволочек приступил к делу: открыл вентиль, поджег газ. Из ствола огнемета рванулась струя клубящегося пламени, ярко осветив все помещение.

Тварь метнулась живым факелом вдоль стены, захлопав охваченными огнем крыльями, издавая противный визг на высокой ноте. Упала, забилась на полу. Десантник послал ей вслед еще одну струю огня, которая прекратила недолгую агонию. В последний раз вскинулись горящие крылья и тварь затихла. От ее дымящегося тела потянуло тошнотворным запахом горелой плоти и жженой шерсти.

«Эти твари, они виноваты, во всем виноваты, — понял Антон, — не знаю, как, но знаю, что они! Они появились, и все это случилось. Случилось, именно когда они появились».

В гнезде твари среди догорающих коробок обнаружилось семь крупных яиц, размером с небольшую дыню. Их поверхность закоптилась, но скорлупа была цела.

Антон запрыгнул на прилавки, расшвырял ногой тлеющие ошметки гнезда, и старательно раздавил яйца все до единого подошвой армейского ботинка. Брезгливо обтер ногу о какой-то хлам.

— Фу, до заката справились!

Солнце на западе уже приближалось к линии горизонта. От Дома Советов и комплекса министерских зданий на площадь легли длинные тени.

Выйдя из подземного центра, Антон первым делом закурил.

— Так что, насчет того, кто попал, не знаю, — вернулся к старому разговору огнеметчик, — только такое дело, я вот — крещеный, и как видишь… А, знаешь, чего подумал?

— Ну?

— Не просто так это все… Не просто… Видать, все кто теперь попали, в нормальном смысле живыми и до того уже не были.

Postscriptum:

З.Ы. Пусть сдохнут те, кто нас не любит! (тост). В эпиграф выносить не стал :)