Dobry dziadzka — Трон Бафомета. Гноистость и хобота́. 007

— Да, странная, — согласился с отцом Филипп.

Погода стояла странная. Словно поздней осенью. Здесь летом так не бывает, не бывает такой погоды. Но случается, что бывает так, как не бывает. Дождь и холод. Когда случается так, как не бывает, это как правило влечет последствия, либо позитивные, либо отрицательные. Однако, пока что с Филиппом и его отцом ничего не случалось. Господь молчал и море штормило. Они не включали в номере гостиницы свет. Ждали, что случится. Велика была также возможность, что ничего не случится, ни хорошего, ни плохого. Так ведь тоже случается, когда не случается ничего.

Избытки гноев вышли из отца. Всякий раз для него это было мучительно. После выхода гноев некоторое время он испытывал облегчение. Выход гноев происходил примерно раз в сутки.

Сегодняшнее облегчение они отметили бутылкой марочного вина. Время шло. Не было никаких внешних раздражителей и воздействий, практически не было никаких мыслей. Господь молчал и море штормило. Они вышли на улицу и вновь повстречали юную проститутку. Привели ее в номер. Занялись с ней сексом. По очереди и одновременно. Филипп был более активен и настойчив, нежели отец. Давали знать о себе годы да и сказывалась болезнь. Им было практически не интересно, а проститутке приятно и весело.

Филипп вышел на время в туалет, осавив отца с проституткой. А когда вернулся в комнату глазам его открылось феерическое зрелище. Тела проститутки практически не было, а вместо этого огромный клубок медленно извивающихся, лоснящихся, скользко блестящих толстых серых щупалец-хоботов обвивал отца. Хобота поднимались до потолка скользили по нему, оставляя следы тягучей слизи. Хобота ударялись в оконное стекло также оставляя на нем слизь. Иногда казалось, что хобота занимают практически весь объем помещения. Отец был безучастен.

Повидимому проститутка оказалась демоном. Отец не распознал ее предварительно, либо не проявлял интереса к этому. Возможно она сама не подозревала о том, что является демоном. Филипп же в принципе не был способен распознавать демонов.

Хобота вздымались и шевелились. Их хаотичное движение не преследовало никаких целей, очевидно являлось просто формой выражения. При полном отсутствии какой-либо агрессии, тем не менее это выглядело суровым и непримиримым антогонизмом с окружающей реальностью, с бытием и с божьим светом.

С точки зрения человеческой эстетики вид хоботов был отвратителен. Отец оставался безучастен. Возможно, в этом состояла его мудрая стратегия или принципиальное проявление стойкой жизненной позиции.

Хобота шевелились. Отец был безучастен. Господь молчал. Море штормило. Филиппа стошнило. Он оделся и пошел на берег.

На берегу он взошел на протяженный бетонный пирс, потрепанный ветрами и морскими волнами. Волны и теперь накатываясь на рукотворный утес разбивались, капли воды долетали до лица Филиппа. Он простоял на пирсе довольно долго, прислушиваясь к чувству своего легкого удивления по поводу почти полного отсутствия мыслей и желаний, ощущения бессмысленности всего.

За это время отец, высвободившийся из объятий демонических хоботов, которые наверняка утратили к нему интерес, съездил на такси на могилу Максима. На могиле Максима он рыдал, упав лицом на надгробие, просил прощения и искренне раскаивался в некоторых моментах своей долгой жизни. Ведь его жизнь к этому времени равнялась по продолжительности нескольким жизням Максима и в ней было достаточно таких моментов. Таксист, доставивший его к могиле, понимал, что пассажир сумасшедший. Это понимание успокаивало его и объясняло видимую им часть жизни в данный временной прмежуток. Кроме того отец Филиппа хорошо заплатил за поездку и это еще больше успокаивало таксиста и уже вовсе не требовало объяснений.

Отец Филиппа бывая в Ялте всегда приезжал плакать на могилу Максима. Лишь один раз, когда неожиданные дела не позволили ему сделать это, он вернулся в Минск крайне озлобленный, ударил тещу по лицу и едва не развелся с женой. В свое нормальное состояние он вернулся только спустя несколько недель.

Вернувшись с могилы Максима, он направился на берег на пирс, так как знал, что найдет сына там. Будь потеплее они бы наловили медуз. Подошел. Встал рядом. Тихо тронул его за рукав.

Затем отец и сын, стоя на пирсе, глядя в морскую даль, безмятежно мастурбировали около часа. Так было принято. Господь молчал. Море слегка штормило. Больше в этот день ничего существенно с ними не произошло. Лишь вернувшись в номер, они обнаружили, что проститутка, перед тем как уйти, насрала и помочилась на кровати. Возможно, в этом поступке ею руководило чувство мести — она была несколько обижена на то, что ни один, ни другой клиент так и не согласились поцеловать ее в губы.

Вернувшись из Ялты, Филипп спустя полгода женился на девушке своего круга, из приличной семьи. Отец недолго радовался семейному счастью сына. Гноистость, достигнув своей критической величины, в конце концов убила его.

Филипп же прожил еще долго и счастливо, у него выросли два сына, такие же ничтожества, как и его отец, как и он сам.

Postscriptum:

(продолжение следует)