Dobry dziadzka — Трон Бафомета. Лица бастардов. 008

— О, Господь мой! Я искал тебя на протяжении всей своей сознательной жизни. Искал, ибо изначально тебя со мной не было, я бы это знал. Но среди людей, этих существ, среди которых я воплотился и одним из которых я являюсь, упорно ходят слухи и намеки о тебе, о том, что ты есть. Наверняка, это неспроста. И я стал искать тебя. Случалось, мне казалось, что я нашел тебя. Но это была лишь самонадеянная ложная уверенность. Я искал тебя в человеке и не находил. Я искал тебя в мире, как говорят, тобой созданном и не находил, я искал тебя в смирении, но не находил, равно как не находил и в посте и в молитве. Искал во многом, во всем, что мне было доступно, а доступно мне было столь многое, о чем большинству простых смертных невозможно даже помыслить. Наконец, я искал тебя в Слове. Это было последнее, где тебя еще можно было искать. Но что такое слово? Написанное слово — лишь символы, начертанные на бумаге. Эти значки — подлинно человеческая выдумка, способ фиксировать сотрясение воздуха, тебя не может быть в написанном слове. Сказанное слово — лишь то самое сотрясение воздуха нечистыми устами, усовершенствованный людьми звериный рев и вопль, опять же, истинно человеческая выдумка, тебя не может быть в сказанном слове. И кем же тогда, для кого, как, какой речью было явлено то, самое главное Слово, которое было вначале?

Именно в это самое мгновение главное Слово было не высказанным, хотя звучало, длясь на протяжении вечности до этого момента и на протяжении вечности после него. Так Господь любил порой беззлобно подшутить над слишком усердно ищущими его. Но Обожженный Иосиф, вовсе не догадывался об этом и продолжал:

— И я не нашел тебя и в Слове. Поэтому я потерял веру. У меня не осталось веры, но знание о том, что ты есть, по-прежнему со мной. Вера пуста и бессмысленна, но я знаю, что ты Господь и что ты есть. Я чувствую, ты есть в силе. Но что из всего того, что мы привыкли считать силой, действительно есть сила? По-видимому, ничего из этого. Я потерял веру, я не ищу тебя более, ибо тебя нет. Нет такого, каким тебя ищут в вере. Я ищу силу. Ту настоящую силу, в которой есть хотя бы знак о том, что ты есть. Есть ты подлинный. Я не могу называть тебя ни одним именем из тех имен, которые предлагает та или другая вера. Поэтому я назову тебя именем бога, которого нет и не было, назову пусть лишь для себя самого. Но так я никогда не спутаю тебя ни с одной из распространенных среди людей иллюзий Бога. О, Бафомет, Господь мой!

Воскликнув так, Обожженный Иосиф пал ниц, в то же время за высоким готическим окном собора сверкнула яркая вспышка молнии, одновременно с ней прозвучал оглушительный раскат грома, а двадцать три миллиона восемьсот сорок четыре тысячи пятьсот семьдесят восемь мужчин и женщин в возрасте до двадцати девяти лет, находящихся в различных точках планеты и совершая половые акты, испытали оргазм.

Обожженный Иосиф ранее был священником. Оскопленный Иосиф, отец его, также бывший священником, отошел в мир иной, пребывая умиротворенно в уверенности очевидности того, что сын встал на единственно правильный путь и никогда уже не оставит пути сего. Однако Обожженный Иосиф потерял веру. Бывший священник, который потерял веру и обрел иной путь. Он утратил веру после того, как в годах уже довольно зрелых поступил в ученики к мудрому Старцу. Тому Старцу была дана власть исцелять недуги и творить чудеса именем Господа. И Старец-наставник подверг его невиданным унижениям с целью подготовки к таинству наивысшего смирения. Обожженный Иосиф достойно выдержал их и тогда Наставник подверг его еще большим унижениям. Обожженный Иосиф прошел и через это. После этих испытаний ему были уготованы столь неописуемые унижения, что их не выпадало прежде на долю не только ни одного из учеников мудрого Старца, но также и самого Старца. Обожженный Иосиф, оставаясь самим собой, превосходно справился и с этими невероятными испытаниями. Тогда, видя это, Наставник опустился пред ним на колени, преклонил голову и объявил, что Обожженный Иосиф и есть тот самый ученик, который, наконец-то, превзошел его самого. И нарек его именем — Жопный Сверб.

И как бы там ни было, но Слово на ту пору имело власть над Обожженным Иосифом. Он воспротивился и не принял этого имени. Не принял имени и, оттолкнув Наставника, ушел прочь. Так Обожженный Иосиф потерял веру, но обрел знание.

Между тем, каковы бы ни были его духовные искания, но Обожженный Иосиф был медиумом. И это необычное качество никоим образом не было связано с его духовными исканиями. И это было реальностью, от которой никуда не деться.

— Сила Господа Бафомета, приди ко мне! — вскричал Обожженный Иосиф и ринулся вперед.

Мать Филиппа узнала нечто ужасное, что совершенно выбило ее из колеи. Это была новость о том, что ее сын Кирилл — гордость всей семьи, оказался гомосексуалистом. Пассивным гомосексуалистом. Это стало известно неожиданно и можно сказать совершенно случайно. Кирилл был пойман за занятием гомосексуализмом, что называется, с поличным. Причем при таких обстоятельствах, что изворачиваться и отпираться не имело смысла. Это внезапная новость просто сразила мать наповал. Она даже заболела из-за этого. Кирилл также занемог на нервной почве от осознания того, что изрядно подкосил здоровье матери нелицеприятной правдой о себе. Он винил себя и искренне раскаивался, что причинил самому близкому человеку боль, но ничего поделать не мог.

— Брат, — спрашивал его Филипп, — Объясни, объясни мне, как же это так? Я не могу поверить! Ты, и вдруг настоящий голубой, гей?! Как это с тобой случилось? Ведь никто даже и не догадывался, не подозревал.

— Это началось еще в детстве, — с тяжелым вздохом отвечал Кирилл, глядя в пол, и эти простые слова давались ему с трудом, и это ему — военному офицеру, в свои молодые годы уже не раз смотревшему смерти в лицо, рисковавшему собой и, как говориться «нюхавшему пороху», — Помнишь, где мы жили в детстве, рядом было старое кладбище?

— Помню. И что? — насторожился Филипп.

— Мне всегда было скучно гулять во дворе, и я любил играть на этом кладбище…

— Ну да, нам всем, местным детям, нравилось играть на этом кладбище, — голос Филиппа, почему-то стал хрипловатым.

— А помнишь, в нашем районе жил такой странный мужик, все бродил целыми днями по окрестностям?

— Которого прозвали Дервиш? — уточнил Филипп, практически не сомневаясь, о ком идет речь.

— Ну да, кажется так, — Кирилл всхлипнул, — Однажды я заговорил с ним…

— Ты заговорил с ним? — удивился старший брат, — Он ведь ни с кем никогда не говорил, тем боле с детьми.

— Я уже точно не помню, может быть, он первым заговорил со мной. Но я тогда ему пожаловался, что скучаю во дворе и что мне не с кем играть.

— И что? — с трудом сдерживая нервную дрожь в конечностях, вопросительно произнес Филипп голосом, который ему самому показался чужим.

— И он сказал, что может мне помочь, что отведет меня к человеку, с которым мне будет действительно интересно и весело. Сказал, что мне понравиться играть с этим человеком.

— И?!

— Я доверчиво согласился, и он повел меня на кладбище. Привел к какому то мужику…

— И?!

— И… и… и тот мужик… Вначале я его немного испугался, он возможно даже сделал мне немного больно, но вскоре я привык. В общем, когда Дервиш ушел и оставил нас с этим мужиком, этот мужик дал мне в рот свой член и сказал сосать его. Тогда в первый раз мне было даже пожалуй противно, но потом, на другой день я все равно сам пришел на кладбище, отыскал этого мужика почти на том самом месте и снова сделал это. И потом я приходил еще много раз, и он давал мне в рот свой член. И мне это нравилось! Все больше и больше! — Кирилл зарыдал, не в силах сдерживаться, — Да! И мне это нравилось! И я специально ходил на кладбище к этому мужику, все время, пока мы там жили, и только в последние несколько лет он исчез.

Филиппа трясло. Ему казалось, пол качается под ногами.

— Твою мать! Твою мать! — вскричал он.

— А потом в школе… — хотел продолжить изливать душу младший брат, но старший уже просто не мог его слушать.

Обхватив голову руками, он выбежал прочь из комнаты. Совестливому Кириллу стало от этого еще хуже, он понял, что брату не менее больно из-за него, чем матери.

Обо всех обстоятельствах, благодаря которым брата так взволновал и расстроил его правдивый рассказ, он, конечно же, не подозревал.

Postscriptum:

(продолжение следует)