Потом я побыл на йухе и уже надо было возвращаться. Потому что на йухе уже нечего было делать, хоть там и как бы хорошо.
Я поел еды. Ртом. Потом прийэхал йужный дяденька с внешностью инкуба, лысый и остроухий, и повез меня в аэропрорт, чтоб я сел на самолет и улетел с йуха. Перед этим нам, всем кто в этот день возвращался с йуха, оставили записку, где было сказано, что самолет будет лететь с йуха в город Москву. Но мне не надо было в город Москву и остальным людям тоже не надо. Потому что, хрен ее знает, где она та Москва, я видел ее только в телевизоре, и даже не знаю, есть ли она на самом деле, и вообще, судя по всему, там все плохо и очень запущено. Нам всем надо было в город Кыив. Поэтому мы разгневались. А я сказал, что если не будет, как мне нужно, то я каждую минуту в самолете стану убивать по заложнику.
Тогда йужные люди испугались, подумали головой и сказали, что ошиблись, и что самолет полетит в город Кыив, как нам нужно.
Потом йужный дяденька инкуб по имени Трансфер привез нас в аэропорт, вежливо попрощался и просил прийэзжать на йух еще.
Йужные люди бояться больше, чем украинцы. У них в аэропорту металлодетектор настроен на гораздо меньшую массу. Пришлось вынимать из кармана даже солнцезащитные очки с тонкой металлической дужкой. А одна девочка, хоть и была полуголая, все равно звенела — у нее в пупе была железячка вставлена. Она была дурочка. Сейчас таких стало много, и с каждым днем становиться все больше. Они себя протыкают в разных местах и вставляют железячки в эти разные места.
Несмотря на опасливость йужных людей, все равно, если б знать наперед, с йуха можно было вывезти полные карманы гашиша и кораллов. Йужные люди не посмели меня обстукивать и просвечивать. Хотя, говорят, бывает и такое. Не говоря уже о том, что водки можно было везти с собой больше чем литр — на трех границах это никого не озаботило. Позже, глубокой ночью в полесских туманах сонные пограничники только паспорта лениво смотрели. Но водитель сказал, как ни йэдешь, каждый раз по-разному на границе проверяют, не угадаешь, строго будет или формально.
Все внимание уделялось багажу. Как ни странно, мои коробочки с проводками и контактами в сумке опять остались незамеченными.
Потом мы долго не взлетали, хотя уже и назначенное время прошло. Я слышал, что йужные люди неторопливые, но, в конце концов, надо же и приличия соблюдать. Я сказал соседу, что если самолет сейчас же не взлетит, то я каждую минуту стану убивать по заложнику. Вскоре самолет стал йэхать по взлетно-посадочной полосе, я мог увидеть в круглом самолетном окне, как сильно охраняют йужные люди свой аэродром. Потом самолет развернулся, стал йэхать быстрее, быстрее и быстро взлетел. То-то же.
Потом лететь на самолете было скучно, потому что стало темно, и в круглом самолетном окне ничего не было видно. Я заскучал и сказал соседу, что если сейчас же не принесут выпивку и еду, то я каждую минуту стану убивать по заложнику. Вскоре выпивку и еду привезли на тележках, поэтому убивать заложников я пока не стал. Я выпил коньяк и поел еды ртом. От этого мне стало хорошо и благодушно на душе. Я мысленно простил людям многое из своего прошлого, настоящего и даже будущего.
Чтобы я не волновался о том, что мы летим в правильном направлении, именно в город Кыив, в салоне на маленьком экране показывали траекторию движения самолета на фоне земной поверхности. Мои знания о географии позволяли мне ориентироваться в этой информации.
Потом мы перелетели одно море, другое и третье, и самолет стало покачивать из стороны в сторону. Мне не понравилось, что он стал хуже лететь, и я громко сказал соседу, так чтоб не только он слышал, но и те кто рядом, что если сейчас же самолет не станет лететь нормально, как раньше, то я каждую минуту стану убивать по заложнику. Вскоре летчик — командир корабля по громкой связи стал говорить, что мы совершим посадку в назначенное время, несмотря на то, что позже взлетели, и про то, какая снаружи погода, употребляя слово «турбулентность», видимо, в оправдание своего неумения ровно рулить самолетом. Я все равно не мог проверить, такая ли погода снаружи, как он говорит, хотя и купил перед этим на йухе красиво оформленный градусник, и решил подождать и понаблюдать. Но на всякий случай предупредил соседа и всех, кто был рядом, что если летчик не выполнит обещание и не совершит посадку вовремя, то я каждую минуту стану убивать по заложнику.
Летчик не обманул, и мы приземлились вовремя. Так что мне не пришлось убивать заложников. Люди были рады этому и даже похлопали. Мой сосед тоже был рад, только волосы у него после полета стали беленькие, как у старенького, а раньше были темные, но он этого еще не знал, потому что не видел себя в зеркале.
Потом опять надо было писать в бумажки некоторые слова и цифры из паспорта и проходить контроль.
Потом меня и еще нескольких встретил дяденька-водитель, который должен был везти нас дальше из города Кыива на автомашине. Я хотел сказать ему, что если он не будет хорошо везти, то я каждую минуту стану убивать по заложнику. Но он вез хорошо и старательно, поэтому мне не пришлось так говорить.
Утром, спустя всего девять часов я оказался уже очень далеко от йуха и уже очень близко от дома. Оставалось еще пара часов пути, чтоб окончательно вернуться с йуха. В зале автовокзала в кадке произрастала финиковая пальма, точно такая, как растут на йухе. При виде ее меня стал душить нервный смех. Деревенские бабки из очереди в кассу за билетами пугливо оглядывались. Они не знали, что я только что был на йухе, за тремя морями, и видел там много таких йужных пальм.
Postscriptum:
Хочу на йух исчо. Там тепло и чудестные морские рыпко.
03.10.2007
Belarus — не йух (