Сегодня у Шницеля День рождения. Пять лет. Ну конечно, я помню тот день, когда нашел его на помойке. Он копошился в мусорном баке и попискивал, слепо ища, чего бы соснуть. Двор обволакивал вечерний душный август, гнило-овощные ароматы отходов большого города перебивались едким дымом из соседнего бака, от непогашенной сигареты. Первым движением души и рук было достать из сумки пластиковый пакет и бережно уложить туда замызганного щенка. Вторым движением души и ног было отнести его домой, с обдумыванием по дороге последствий.
Темно-серая жесткая щетинка и молочные зубки, которыми он норовил меня куснуть за палец, сыпь на животике — все, что я успел рассмотреть. Соседка у подъезда сказала, что он похож на цвергшнауцера из соседнего дома. Шнауцер, шнауцер, пусть будет Шницель.
Первым делом я отмыл его в ванне с детским шампунем. Он фыркал то и дело и отряхался, обдавая меня веером брызг. Палец мой по-прежнему не давал ему покоя, видно, зубки чесались. Потом я поставил перед ним блюдце сметаны. Ударно работая язычком, он по совместительству сделал первую лужу, а потом и фу-бяку. Какашкин-Копошидзе.
Позже выяснилось, что от него избавились хозяева суки цвергшнауцера, как от самого слабого в помете, к тому же с сильнейшим диатезом. На ноги я его поставил за две недели, а через пару месяцев на прогулках мне завидовал весь двор. Особенно после первой стрижки у собачьего парикмахера: чистопородность вылезла в квадратном формате крепко сбитого шестикилограммового тельца, окрасе перец с солью и густых брежневских бровях.
Он как-то быстро превратился в суетливого жизнерадостного живчика, своим любознательно-смешливым характером разводившего на игры даже самых степенных и авторитетных псов во дворе.
***
У Шницеля куча друзей. Причем, носиться с ним по кустам сломя голову не брезгуют не только родственно-сорвиголовые ризены и миттели, добродушные колли и кокетливые кокеры, но даже сама Графиня, местный авторитет из овчарок.
Кайф Шницель ловит от догонялок, поскольку ни одна собака не может за ним угнаться. Он петляет как заяц, просачивается в самые узкие щели под заборами, нахраписто наскакивает на зазевавшихся неповоротливых сенбернара и ньюфаундленда.
А кошки… Кошки это кошки. Жить, по частному определению Шницеля, они должны в подвалах или на деревьях. Куда и отправляются незамедлительно, завидев распушенную бороденку страшного зверя и заслышав возмущенно-писклявый лай.
Породистых снобов Шницель не очень жалует. Исторически сложилось, что лучшими друзьями его стали три бездомные оторвы, которых кормил весь двор и которых обозвали Волчара, Чернушка и Выродок.
У серого Волчары светлая морда с темными дугами под глазищами и пушистый волчий хвост. Он первым всегда радостно бросается навстречу, завидев Шницеля, и после обряда приветственно-уважительного обнюхивания гениталий дает кругового стрекача по кустам и ставит олимпийские рекорды по преодолению низкозаборных препятствий. Тогда у Шницеля в глазах выстреливает победная пробка от шампанского, он делает коронный занос ноги на ножку лавочки, меткими струйками поливая подолы праздно-любознательных старушек, и с низкого старта — за Волчарой!
Когда наступает перерыв на отдышку, к ним кокетливо подходит жгучая брюнетка Чернушка, с колосящимся хвостом и умопомрачительной тазобедренной амплитудой. Она непременно опускается на передние лапы, вытягивает лебединую шейку и норовит лизнуть Шницеля в нос. Бдительные мальчики споро проверяют состояние женских прелестей и хитро переглядываются, задирая буйны головы и просчитывая, сколько месяцев до Чернушкиной течки.
Рыжий Выродок, которого так прозвали за куцый хвост и неискренний взгляд, обычно предпочитает тереться о мои ноги и подставлять заушную ложбинку для почеса. Но когда подходит ревнивый собственник Шницель, теряющий терпение от навязчивого нахальства приятеля, куцый хвост вздрагивает, лицемерно извиняясь, и отходит на время, плебейски признавая права сеньора. Наведя порядок легким рычком, правильный Шницель стремглав отправляется вдохновлять собачью площадку на новые подвиги.
***
День рождения Шницеля — а точную дату я все-таки узнал у заводчицы — это семейное событие, требующее Праздника, причем, собачьего. Ну, с подарком проблем не было: косточку из бычьих жил и резинового ежика с пищалкой я подарил ему с утра, сразу после обтера обзавтраканной бороды. Радость, конечно, была. Выдал хвост, танцующий степ, но изумления, даже притворного, никакого.
Косточку Шницель с ходу деловито уволок в спальню, оглядываясь, не подсматриваю ли, в какое из сверхсекретных потаенных мест он прячет заначку. Я, разумеется, сделал вид, что не вижу. Потом он вернулся к желтому ежику.
Резиновых игрушек у Шницеля, как рекламы Chappy по телевизору. Зайчик безухий, обезьянка одноглазая, дракончик бесхвостый, котик одноногий, шлоник без, извините, хобота, бегемот с тако-ой дыркой в попе… Несть числа инвалидам шницельского труда. Всех жертв роднит одно: отсутствие пищалок, которые Шницель упоенно выгрызал в первый же час приятного знакомства.
Пока надрывный писк новой жертвы не довел до мигрени, я предлагаю мальчику прогуляться. При слове «гулять» он роняет обслюнявленного ежика и делает метровый подпрыг перед дверью. Затем нетерпеливо принимает высокий старт на коридорном диванчике. Марш!
Свора друзей выползает из-под иномарок, где бедняги прячутся от августовского зноя. Собачьи игры и танцы, описанные столбы, накаканные клумбы, котяры на каштане — всё как всегда.
И тут я решаюсь. Пригласить Волчару, Чернушку и Выродка на День рождения! Немножко волнуюсь.
Перед бронированной дверью подъезда, до которой друзья привыкли провожать Шницеля, собаки попятились. Даже когда я распахнул дверь и позвал всех поименно. После долгих приглашений троица, прижимая уши, уважительно последовала за бывалым Шницелем. Лязг раскрывающегося лифта отбросил неиспорченную цивилизацией и транспортно малообразованную Чернушку в ворох рекламных листовок под лестницей. Только мои ласковые уговоры, нетерпеливо-догадливый трепет хвостов сопровождающих даму кавалеров и страх остаться одной в замкнутом пространстве подъезда подвигли Чернушку на героический шаг в лифт.
***
Войдя в квартиру первым, я успел перекрыть двери в комнаты и направить ораву в кухню. Шницель, конечно, принялся душераздирающе форсить новым ежиком, воображая себя как минимум джазовым импровизатором уровня Лундстрема. Через десять минут какофонии на пищалке звуки эсэсовской губной гармошки я воспринял бы с неменьшим удовольствием.
Гости слушали внимательно, подобострастно и завистливо, сообразно социальному статусу. Выродок шевелил ушами, напрягаясь уловить мелодию и постичь высокий уровень исполнительского мастерства. Чернушка втянула уши под стол, испытывая восторг жэковского сантехника на симфоническом концерте. Волчара, меломан по случаю, нахлебавшись воды из шницельской миски на штативе, внимательно вертел головой вослед моей продуктово-посудной суете.
Наконец, праздничный стол был накрыт. Три миски отварного индюшачьего фарша с гречкой были выставлены на пол посреди кухни. Гости мигом потеряли стеснение и жадно упали мордами в кашу. Именинник в растерянности перестал музыкально изгаляться и морщинил лоб, обдумывая, куда бы спрятать от них игрушку, пока его рот будет занят едой.
Шницуля, ты ж натрескался уже каши! Погодь, сейчас второе будет… Но второе, такое ревнивое, дыхание уже проснулось не на шутку, и он беспардонно оттер от миски шакалоподобного куцехвоста. Пришлось поставить четвертую миску.
На второе были поданы четыре долгоиграющие суповые косточки. Десерт в виде пломбирного брикета был выставлен на стол для оттаивания, а табуреты предусмотрительно задвинуты под стол, и мне как прислуге можно было передохнуть, удалясь в комнату с телефоном. Увлекшись сюсю-обсуждением мероприятия с другом-собачником, я спохватился часа через пол…
Открываю дверь, вхожу на кухню, открываю рот…
Шницель пыхтит и тужится подвинуть носом ножку табуретки, чтоб запрыгнуть потом на нее и успеть на остатки, которые ох как сладки… Потому что Волчара и Выродок, чинно рассевшись, уже долизывают клеенку с растекшимся пломбиром.
Чернушка удобно расположилась в дамской позе мочеиспускания, тоскливо глядя на свой прокол — поваленную табуретку.
Ежик, разумеется, уже без носа, закинут в кастрюлю с супом на плите. Пищалка навсегда затихла под холодильником. Но как с подоконника упало кашпо с пальмой, и зачем кому-то понадобилось отгрызать у нее верхушку — останется Маленькой Собачьей Тайной Дня Рождения Шницеля.
Поскольку танцы после банкета обещаны не были, я с легким сердцем проводил гостей вниз.
А юбиляр горевал недолго, он всегда вовремя вспоминает, что, если отодвинуть третью подушку на софе, под ней окажется заначеная косточка.
Сразу видно — автор обожает собак. И читателей буквально заставляет полюбить их. Я уже втюрилась в шнауцеров по уши. Теперь мечтаю поглядеть на них живьем