Обострённая усталость, в чём я всё же подозреваю лень, не давала до конца пробудиться, даря надежду на продолжение так и незаконченного сна. Понимая, бессознательно, конструктивность будущего дня, дабы не ограниченного никакой тернью, я всё же заставил себя встать, домотав до кона тот сон, стаявший на паузе и находившийся в состоянии тематического ожидания и разрешения. Пусть получилось не совсем естественно и убедительно, но всё было наверно так, как быть и доложено. Странно, не помню его, хотя зря, может тогда всё было бы иначе. Да и вообще сны чаще всего не помнишь.
День мой, уже по давно сложившийся традиции, как человека антропо развитого, начинался с попытки приведения себя к виду товарному, да и вообще совершению действий, жизнью от меня требуемых, будь то приготовление себе еды или банальное заправление постели, что зачастую требует от меня невероятных усилий. Пусть лень не всегда давала достигать мне этих целей, но этим утром я всё же заставил себя сделать всё, даже выкрал с десяток минут чтобы сделать пару тройку физических упражнений. Стоит заметить, что между процедурой омовения себя водой, шедшей черт знает от куда и как, и бравым походом на кухню, где мне ещё предстояло реализовать себя как искусного мастера по завариванию чайных пакетиков, я вышел на балкон. Раскрыв окна, провёл на нём минуты две, из которых полторы пытался выпроводить пчелу, случаем попавшую сюда прошлым днём, попытка же была не удачной, и она осталась мёртвой лежать на моём балконе. «Видимо судьбой отяжелены не только люди»,— наивно подметил я, в лёгком отупении, открывая коробку с чайными пакетиками.
Всё как всегда, обычный выходной день. Солнце. Какое прекрасное солнце, ароматное, манящее, но даже близко не подпускающее к себе солнце. Охватило своими могучими объятиями, и словно подопытную мышь оно переложило меня из коробки на волю, где мне предстояло выполнить некое задание, маленький уготовленный для меня опыт, ради большого эксперимента. В действительности же механизм моего побега был несколько сложнее, и там фигурировали и замки и двери и падение с девятого этажа, полёт, вероятно вызывавший у закона всемирного тяготения, мягко говоря негодование, и не продолжительный обмен мнением с соседями, по поводу изменения внешнеэкономической политики правительства в ближайшей перспективе в сторону интеграции с мировым сообществом и многое другое, что обычно вроде и не запоминаешь.
Невероятное стечение обстоятельств, как кошка мышь, подкарауливало меня на улице. Прямо в глаз, наглый плевок обыденности и серой однообразности, очередной раз подтверждал мою теорию о том, что все продукты нашей жизнедеятельности это вырожденные клетки головного мозга. Другим словом мир встретил меня прямоугольно-геаметральной аллегорией. Невероятно, неужели такое может быть, креатив хлестал в разные стороны, можно было подумать, что я сплю. По улицам, собранным из каменных квадратов, на одном из которых стоял и я, ходили люди. Дороги для пешеходов перемежались с дорогами для машин, по которым ездили машины, и я стоял на квадрате и дома были словно прямоугольные, с прямоугольными окнами, окнами окон и окнами окон окон, в которых окнами окон были отражения прямоугольников прямоугольной стены, а окнами окон окон были отражения прямоугольников прямоугольной стены от окон окон друг друга. Единственное, я не знал как будет правильно, то есть по настоящему, сошёлся на мысли, что, скорее всего так, всё поблекло, как будто так оно и было. «Наверное, ударился головой, летя с девятого этажа»,— подумал я и сделал шаг на вторую плитку тротуара, перескочил другую и как ребёнок побежал, смотря под ноги своим крайне рассеянным взглядом, что стало причиной роста моего мозга на голове. Сбежалась куча народу, были и соседи и знакомые, все дивились росту производительности моего ума. Хоть было и больно, но я обрадовался, и набил ещё четыре мозговых рудимента. Теперь я наверно совсем гений. «Какое счастье»,— воскликнул я, всё поблекло, стало более чётким, решительно уместным, а ещё очень сильно заболела голова, всё уснуло, и я вместе с ним.