Михаил Берсенев — ЯПОНСКИЙ МИЛЛИАРДЕР В ДЕРЕВНЕ КЛЮКОВКА.

ОКАДО-САН — японский миллиардер.

ЛЮБОВЬ ЖИДКОВА — его жена, доярка.

ЯПОНЦЫ, телохранители Окадо-сан — 5 человек.

АНФИСА— доярка, подруга Жидковой.

ВАСИЛИЙ ТУМАНИН — российский телохранитель Окадо-сан.

ОЛЕГ ВАРШАВСКИЙ — еще один телохранитель Окадо-сан с российской стороны.

ОТОРВЫШ и СКРЕПКА — пацаны, местные хулиганы, обоим по 12 лет.

САВЕЛИЙ КАМОРИН — представитель администрации области.

ПАНТЕЛЕЙ УСОВ и КОНСТАНТИН ОВЕЧКИН — механизаторы.

БАБУСЯ с мешком картошки на плечах.

КОЗА — домашнее животное

ДЕРЕВЕНСКИЙ ЛЮД

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ:

Деревня Клюковка, Ярославской области, Россия. Наши дни.

   У темной от времени избы 60-х годов постройки стоит длинный лимузин. По бокам от лимузина четыре джипа. На лавочке под окном избы сидит маленький, с узкими глазами восточного человека, мужчина. Японец. Одет в простую телогрейку. На голове шапка-ушанка. Маленькие ножки обуты в кирзовые сапоги. Мужчина лениво кидает кусочки хлеба курам и уткам. На второй лавочке сидят два мощных коротко стриженных телохранителя славянской внешности. На третьей лавочке уместились трое маленьких человека — японцы. Такие же миниатюрные, как и мужик в ушанке. Одеты в строгие костюмы: черные пиджаки, светлые рубашки, галстуки. На головах пучки из волос, проткнутые спицей. В отдалении еще двое восточных людей ведут тренировочный бой на палках. Слышны лишь удары палок друг о друга. Где-то вяло мычит корова.

К японцу в ушанке (Окадо-сан) подходит молодой человек. Славянское лицо, одет в костюм с галстуком. Это Савелий Каморин — представитель администрации Ярославской области.

КАМОРИН.

Значит, нравится у нас вам, на Ярославщине, Окадо-сан?

ОКАДО_САН:

Осень! (сплевывает семечку)

КАМОРИН.

А претензии, какие к администрации района или области имеете?

ОКАДО-САН:

Претенсия нет.

КАМОРИН.

А где жить собираетесь, если не секрет, Окадо-сан? В Японию с Любой уедете или тут останетесь?

ОКАДО-САН:

Здеся жить пока мне нравится. Любоська не хочет Япония пока тоже. Нам хоросо Клюковка.

КАМОРИН.

А сама Люба, где сейчас? А то не видно ее что-то сегодня!

Японец выплевывает семечку и руками показывает дергающие движения вниз.

КАМОРИН.

Дойка у нее сейчас?

Японец кивает головой. Каморин и Окадо-сан замолкают и наблюдают за боем на палках двух японцев. К Окадо-сан подходит телохранитель Вася Туманин. Богатырские плечи, стриженый затылок. Несет две алюминиевые кружки, из одной идет пар. Передает дымящуюся кружку японцу.

ВАСИЛИЙ.

Держи, Окадо-сан! Я тебе подогрел на печке, как ты и просил.

Японец берет дымящуюся кружку, молча кивает Василию в знак благодарности.

КАМОРИН.

(обращается к Васе): Подогретый самогон?

ВАСИЛИЙ. (присаживается рядом)

Угу. Почти что саке.

КАМОРИН.

А вы пробовали пить самогон подогретым, как Окадо-сан?

ВАСИЛИЙ.

Пробовал. Мне не подходит. Я уж лучше так, по-нашему.

Василий протягивает свою кружку с самогоном японцу. Окадо-сан чокается с Васиной кружкой. Японец цедит подогретый самогон, Василий опрокидывает в горло свою порцию. Выдыхает, достает из кармана пакетик с бубликом. Отламывает кусок. Протягивает японцу. Тот берет и кивает в знак благодарности. Василий тоже закусывает бубликом. Все молча наблюдают за боем на палках.

НАТ.

Большой ангар деревенского коровника. Слышится мычание.

ИНТ.

Дородная, «кровь с молоком», светловолосая женщина доит корову. Это Любовь Жидкова. Рядом с ней стоит Анфиса.

АНФИСА.

Я на тебя удивляюсь, Любка! Такой счастливый билет вытащила! За иностранного миллиардера замуж вышла! Живи и наслаждайся! Нет ведь! Сидишь тут и коров доишь, как будто ничего и не произошло!

ЛЮБА. (неторопливо)

А я и наслаждаюсь. Любимая деревня, любимый мужчина рядом! Коровушки мои под присмотром. Глядишь, скоро детишками обзаведемся. Что еще для счастья надо?

АНФИСА.

Первый раз вижу миллиардершу, которая на дойке работает! У твоего же японца денег куры не клюют!

ЛЮБА.

А я сейчас совсем не за деньги работаю. С деньгами у нас с Окадушкой все ладно.

АНФИСА.

А для чего?

ЛЮБА.

Для души.

АНФИСА. (пожимает плечами):

И все же, в Японию уезжать не собираешься совсем?

ЛЮБА. Почему же! У меня муж родный есть теперича. Куда он, туда и я. Только не торопимся мы. Нам и в избе нашей хорошо! Вот такое у нас с Окадушкой теплое молочишко!

Жидкова заканчивает дойку. Ласково гладит корову по спине. Наклоняется к уху животного и шепчет корове «Спасибо, дорогуша!» за молоко и смирное поведение. Анфиса смотрит на Любу, улыбается.

АНФИСА.

Какая ж ты, Любка, молодец! Областной конкурс доярок выиграла! Губернатор за то лично тебе приз вручал — путевку в Испанию. И там, в далеких морях, ты еще и своего принца встретила! Расскажи еще раз, как он смотрел на тебя в музее! Расскажи! Уху приятно такую историю слушать!

НАТ.

Окадо-сан, Каморин и остальные следят за поединком на палках. Два бойца заканчивают бой. Кланяются друг другу. Василий Туманин встает, потягивается.

ВАСИЛИЙ.

Окадо-сан! Чего тут сидеть-то? Погодка хорошая! Может, на речку сходим? Удочки возьмем? Искупаемся?

ОКАДО-САН.

Хоросо. Только саке взять!

ВАСИЛИЙ.

А как же! Без саке у нас рыбалка не получится! Я тогда пойду, все приготовлю.

Японец одобрительно кивает головой. Дает короткую команду на японском языке своим телохранителям. Те кивают в знак покорности. Каморин видит это и с восхищением говорит Окадо-сан.

КАМОРИН.

Вот это дисциплина у вас! Как вам это удается?

Японец без эмоций слегка пожимает плечами.

КАМОРИН. (со вздохом)

Понятно.

НАТ.

Все тот же коровник. Люба продолжает беседу с Анфисой, прислонившись к балке.

ЛЮБА.

Я вскрикнула от своей неловкости и попыталась поймать выроненный бокал. Но не успела. Бокал разбился. Вот, думаю, испанцы сейчас рявкнут: «Деревенщина!». Я не знаю, что они сказали, но я почему-то расстроилась. Сидела, грустила. Осколки убрали. И тут ко мне подошел он. Купил в баре такой же коктейль, с синим зонтиком, и принес мне. Миллиардер! Как официант принес бокал, когда все остальные обо мне забыли, мать их.

АНФИСА.

Ах! Миллиардер с подносом! По-русски обратился сразу?

ЛЮБА.

Да. Сказал, что давно увлекается русской культурой. Читал этого, как его, Достоевского, что ли, в оригинале. Читает и понимает он хорошо по-нашему, а вот говорит плохонько. Но нам слова особо и не нужны были. Я как взглянула в его глаза, так и утопла в них.

АНФИСА.

Ах! Прямо судьба! И конкурс ты среди доярок выиграла, и приз конкурса — путевку в Испанию тебе сам губернатор в руки вручил. И бокал с коктейлем в руках не удержала. И Окадо-сан в то же время в Испании по работе находился, и, более того, в том же баре отдыхал. Бывает же такое!

ЛЮБА.

Как видишь — бывает. Вот такое у нас теплое молочишко!

НАТ.

Окадо-сан, его телохранители, переводчик, Каморин и русские телохранители стоят перед небольшой речкой. Через речку перекинут новенький мостик из свеженьких досок. Рядом старый мостик с подгнившими досками, полуразваленные перила. Но вход на старый мост заколочен. Висит надпись: «ПРОХОД ЗАКРЫТ. ПОЛЬЗУЙТЕСЬ НОВЫМ МОСТОМ».

ВАСИЛИЙ.

Опа-на! А еще позавчера нового моста не было! Сельсовет позаботился о людях!

ОЛЕГ.

(держит удочки в руке): На этой стороне речки порыбачим, Окадо-сан? Или на ту пойдем?

Японец смотрит на новый мост и показывает на привычное место на этой стороне реки, в метрах тридцати от моста. Вся компания начинает отходить от моста. У многих в руках табуретки, складные стульчики. Один из японцев несет складной стол.

НАТ.

Компания расположилась на берегу речки. Хорошо видны оба моста — старый и новый. Окадо-сан удит рыбу, остальные японцы стоят позади и внимательно следят за окрестностями. Василий разжигает костер. Олег разглядывает противоположный берег. Каморин с удочкой рядом с Окадо-сан. Окадо-сан делает глоток саке и смотрит, как к мостам подходит дедок. Кирзовые сапоги, простая рубаха. Дедок читает надпись на табличке на старом мосту «ПРОХОД ЗАКРЫТ. ПОЛЬЗУЙТЕСЬ НОВЫМ МОСТОМ». Дедок медленно идет к новому мосту. Одним сапогом осторожно ступает на новые доски. Замирает в этом положении и убирает ногу. Чешет затылок. Потом отходит от моста и спускается к речке. Начинает переходить ее вброд в кирзовых сапогах. Окадо-сан это подмечает и едва качает головой. Лицо несколько удивленное. Каморин тоже все это видит и говорит японцу.

КАМОРИН.

Странный дедок! Чего не пошел по новому мосту! Для них же сделали, а они боятся! Суеверия! Знаете, Окадо-сан, что такое суеверия?

ОКАДО-САН.

Знаю.

Дед переходит речку. Окадо-сан и Каморин вернулись к рыбалке.

НАТ.

Деревенская женщина идет по проселочной дороге. Коромысло на плечах. На каждом крюке коромысла висит по ведру яблок. Внимательный Окадо-сан переводит на нее взгляд. Женщина подходит к мосту. Читает надпись на старом мосту. Идет к новому. Окадо-сан наблюдает за ней. Женщина останавливается перед новым мостом. Несмело ступает на первую новую доску. Но спустя паузу убирает сапог с доски. Отходит чуть в сторону. С коромыслом наперевес переходит речку вброд, где мелко и мутная вода. Каморин вновь замечает, что Окадо-сан следит за поведением женщины. Окадо-сан заинтересован.

ОКАДО-САН.

Господин Каморин! Посему люди новый мост не ходить?

КАМОРИН.

Ух…. Действительно, странно.

ОКАДО-САН.

Зачем через река идти? Вода грязный. По берегу идти — нога сломать можно.

КАМОРИН.

Не знаю, Окадо-сан, не знаю. Видимо чего-то боятся люди. А чего — не знаю.

Оба замолкают и возвращаются к рыбалке.

ИНТ.

Деревенский дом, комната. Анфиса и Люба пьют чай из самовара. На столе банки с вареньем, бублики, сухари.

АНФИСА.

Тяжеловато ему здесь, в России, наверное? Токио и наша Клюковка — ехраный бабай — разные вещи.

ЛЮБА.

Наверное, тяжеловато. Но он о том не говорит. Спокоен. Хотя я вижу, что многое в нашей жизни не «догоняет». Кое-чего его даже раздражает. Но он с восточным спокойствием смотрит на все. Вот такое непонятное молочишко получается!

АНФИСА.

А как ты это определяешь, если он, по твоим словам, ничего тебе такого не говорит?

ЛЮБА.

Да что ж я, по выражению лица свово любимого мужика не определю, что любо ему, а что нет?

АНФИСА.

Но он же японец!

ЛЮБА.

Ну и что с того! Мужик он и есть мужик! Они ж, мужики, везде, как дети!

ВСТАВКА:

Люба вспоминает, как стирает белую русскую рубаху. Сушит ее на ветру на веревке. Гладит утюгом. Потом передает сложенную рубаху мужу-японцу. Она счастлива постирать мужу. Окадо-сан с поклоном принимает русскую рубаху. Он тоже очень доволен.

НАТ.

Та же речка. Окадо-сан и Каморин рыбачат. Василий жарит шашлык. Раздается блеяние козы. Окадо-сан и остальные видят, как коза подходит к речке и старому мосту. Топчется перед ним, так как он заколочен. Оглядывается на людей, как бы ища помощи. Все смотрят на козу. Олег Варшавский кричит козе.

ОЛЕГ. Эй! Животное! Иди через новый мост! Этот заколочен! Ты что, читать не умеешь?

(Коза блеет в ответ. Василий, держа в руке шампур с шашлыком, кричит козе.)

ВАСИЛИЙ.

Эй! Коза! Иди правее! На новый мост! Правее!

Японец, Каморин и остальные следят за этой беседой. Окадо-сан в удивлении приподнимает левую бровь. Наблюдает.

ОЛЕГ.

(кричит козе) Правее! Правее! Дурья башка!

Коза шевелит ушами, как бы задумываясь, и начинает перемещаться к новому мосту. Подходит к нему. Передними копытами становится на доски. Окадо-сан поворачивается к Каморину.

ОКАДО-САН.

Козел понимать по-русски?

КАМОРИН.

Это не козел, а коза.

ОКАДО-САН

Кито такой коза?

КАМОРИН.

Ну…. А! Жена козла! Коза — это жена козла! Понимаете?

Окадо-сан кивает. Показывает взглядом Каморину на козу. Каморин переводит взгляд и видит, что коза дает задний ход и начинает спускаться по берегу вниз, чтобы перейти реку в том же месте, что дедок и женщина с коромыслом. Окадо-сан берет кружку с саке, делает глоток. Глядит на козу у воды. Но коза боится воды и жалобно блеет.

КАМОРИН.

Да! Домой она не попадет, пока не привыкнет к новшеству. Что за дела? Даже животные здесь суеверны!

(Окадо-сан теряет интерес к козе и возвращается к рыбалке.)

НАТ.

Противоположный от рыбаков берег. Кусты. Из кустов вылезают два окуляра полевого бинокля. Наблюдают за старым и новым мостами. Через тридцать секунд бинокль убирается, и из кустов выглядывают две головы деревенских хулиганов. Один рыжий, 12 лет, по кличке Оторвыш. Другой белобрысый, такого же возраста по кличке Скрепка. Лица у ребят хулиганистые.

ОТОРВЫШ.

Вот заразы! Все как будто одним местом чувствуют, что подвох тут имеется! Как думаешь, Скрепка?

СКРЕПКА.

Ты че, Оторвыш! Даже коза, что ли, чует?

ОТОРВЫШ

Да, даже коза! Она же тоже в России живет!

СКРЕПКА.

А может, зря мы это все придумали? Влетит ведь!

ОТОРВЫШ:

Что все?

СКРЕПКА.

Да вот это! (Берет с земли ржавую ножовку и показывает Оторвышу).

ОТОРВЫШ.

Ничего не зря! А влетит, так влетит. Что? В первый раз, что ли? Зато посмеемся!

СКРЕПКА.

Так никто не рискует по новому мосту пройти!

ОТОРВЫШ .

Не дрейфь! Рано или поздно, кто-нибудь да в капкан попадется! Надо ждать. О! Гляди! Дядя Пантелей с дядей Костей идут! На наш берег им точно надо! Они же механизаторы! А ангар с техникой на этом берегу! Залегли!

Пацаны исчезают в кустах. Вновь высовывается бинокль.

НАТ.

К двум мостам подходят два деревенских мужика. Один высокий, другой низкий. Это Пантелей и Константин. У обоих кепки на затылках. Смотрят на объявление на заколоченном мосту. Переходят к новому. Вернулись опять к старому. Сняли кепки. Переговорили. Окадо-сан, Каморин следят за ними. Пантелей и Константин не решаются идти через новый мост и спускаются по берегу к реке, где все переходили сегодня речку вброд. Окадо-сан трясет Каморина за рукав.

ОКАДО-САН.

Посему? Посему не использовать новый мост? Посему?

КАМОРИН

Не знаю! Мне самому уже чертовски интересно!

НАТ.

Пантелей и Костик топчутся у нового моста.

ПАНТЕЛЕЙ.

Слушай, Костя! Не нравится мне здесь что-то! Наш старый и добрый мост заколотили. С чего это новый сделали? Кто их просил?

КОСТИК.

Меня тоже сомнения терзают. С какой такой радости новый мост власти сделали? Знаешь, я, что тут подумал: по телику видел, что сейчас во многих местах в стране платные дороги вводят. Платные!

ПАНТЕЛЕЙ.

И что с того? Это же дороги!

КОСТИК.

Соображай! Мост есть часть дороги. И уже у нас есть платные дороги с мостами. Где въезд платный.

ПАНТЕЛЕЙ.

И что?

КОСТИК.

А то! Помнишь, что наш глава поселкового Совета говорил?

ПАНТЕЛЕЙ.

Что?

КОСТИК.

Что мы, жители Клюковки, не должны замыкаться в прошлом. Так и сказал, как электрик: «не должны замыкаться в прошлом»! А должны «иди в ногу со временем». Платный вход на мост — то же самое, что «идти в ногу со временем» по нынешним понятиям.

ПАНТЕЛЕЙ.

А с чего ты взял, что проход платный тут? Где билетер, так сказать? А?

КОСТИК.

Ты хоть и длинный, как жердь, Пантелей, а ничего с высоты своей не замечаешь! Посмотри мельком на те кусты у огромного дуба на противоположном берегу. Только незаметно. Как бы — невзначай.

ПАНТЕЛЕЙ.

А что там?

КОСТИК.

Бинокль я там приметил. Бинокль и шевеление. Власти нас врасплох хотят поймать. Мол, прошел — плати. А иначе, зачем им еще новый мост перекидывать было, когда старый еще не развалился? Ведь денег, как говорит наш глава поселкового Совета, у в казне нет.

Пантелей прищуривает глаза, наклоняется, как будто хочет завязать шнурки. Стреляет взглядом в кусты у огромного дерева. Замечает, как бинокль исчезает за листвой. Пантелей выпрямляется.

ПАНТЕЛЕЙ.

И точно! Я тоже заметил их, Костик! Там они, в кустах!

КОСТИК.

В наше время ухо надобно держать востро!

ПАНТЕЛЕЙ.

А вот непонятно, зачем им прятаться, а не написать объявление на мосту, что проход с такого-то числа платный? Билетера официального поставить? С будкой от дождя?

КОСТИК. От ты темень! Да если ж кто увидит твоего билетера в форме, да еще объявление прочтет, какой же дурак за то деньги платить будет? А? Если рядом есть спуск к воде и можно в брод реку перейти! Ты б за деньги стал переходить на другой берег?

ПАНТЕЛЕЙ.

Нет, конечно. Я что, дурак, что ли! Да и денег лишних у меня нет.

КОСТИК.

Вот то-то же! У нас во власти тоже не дураки сидят! И все это понимают!

ПАНТЕЛЕЙ.

Все равно, странно это все! Странно. Непонятно!

КОСТИК.

Ну, как хочешь! Я проверять это не хочу. Пару десятков шагов в сторону брода, и я почитай, уже на той стороне. Бесплатно и без сюрпризов.

ПАНТЕЛЕЙ.

А я все же рискну.

КОСТИК.

Дело твое.

Костик отходит в сторону брода. Пантелей топчется у первой доски нового моста. Одну ногу поставил уже на мост. Костик переходит сквозь мутную воду реки вброд. Смотрит на Пантелея. Тот колеблется. Окадо-сан, Каморин, несколько японцев наблюдают за Костей и Пантелеем. Пантелей чешет голову. Но идти дальше не решается. Машет рукой на мост и следует за Костиком к броду. Окадо-сан откладывает удочку и встает. Лицо суровое, решительное.

ОКАДО-САН.

(Каморину) Мне не понять, посему новая моста бояться! Мне не понять. Мне странно.

КАМОРИН.

Да! И мне странно, Окадо-сан. Что же там за подвох? Странно.

Окадо-сан мелкими шажками идет к двум мостам. За ним, как тени, следуют его телохранители. Василий бросает жевать шашлык и идет следом. Окадо-сан с группой подходит к старому мосту. Читает объявление. Думает немного. Подходит к новому мосту. Осматривает его. Нагибается, стараясь рассмотреть днище моста. Выпрямляется. Стоит с задумчивым лицом.

ВСТАВКА: Токио. Изображение огромных мостов.

НАТ.

Куст, где засели хулиганы Оторвыш и Скрепка. Оторвыш смотрит в бинокль. Скрепка смотрит без бинокля, слегка вытягивая шею. Оба парня следят за мостом.

ОТОРВЫШ.

Черт! А японцу что там надо-то?

СКРЕПКА.

Атас! Если он на мост пойдет, нам точно влетит!

ОТОРВЫШ.

Да! Куда он прет! Мы же над ним шутить не собирались! Стой! Стой! Куда?!

СКРЕПКА.

Влетит! Ой, как влетит!

Хулиганы видят, как Окадо-сан ступает ногой на новый мост. Осторожно идет по нему. Остальные японцы хотят следовать за ним, но Окадо-сан жестом останавливает их. Сам ходит по мосту из одного конца в другой.

НАТ

Куст, где прячутся Скрепка и Оторвыш.

СКРЕПКА.

Он на мосту! Японец на мосту!

ОТОРВЫШ.

Я вижу.

СКРЕПКА.

А почему ничего не происходит?

ОТОРВЫШ.

Почему, почему! Почему…. А! Так он же японец. Видишь, какой маленький! Какой легкий! Это тебе не наш мужик. Поэтому ничего не происходит!

СКРЕПКА.

Ох! Хорошо бы ничего не произошло! Хорошо бы! Мы же не на японца капкан ставили! А если произойдет, то влетит нам так, как никогда раньше! Он же иностранец!

ОТОРВЫШ.

Ну и что, что иностранец. Все равно такой же человек, как и мы. А значит, рухнет за милую душу!

СКРЕПКА.

Ох! Влетит! Ох! Влетит!

Хулиганы возвращаются к наблюдению за мостом. Один с биноклем, другой — просто вглядываясь.

НАТ.

Новый мост. Окадо-сан слегка прыгает на нем. Улыбается. Ничего не происходит. Зовет к себе еще двух японцев. Те входят на мост. Ничего не происходит.

ОКАДО-САН.

(Каморину): Савелий! Ходить на мост! Суеверия! Нет тут ничяго страшное! Проверять идите! Нет страха! Только суеверие.

КАМОРИН кивает головой. Заносит ногу над первой доской моста. Ставит ее на доску. Вес пока на другой ноге, что на земле. Медленно начинает приподнимать опорную ногу, чтобы сделать шаг вперед. Отрывает ногу и его вес полностью переносится на мост. Раздается жалобный писк досок моста. Треск. ОКАДО-САН, японцы на мосту, КАМОРИН расширяют глаза от удивления. В следующую секунду мост ломается и все летят в мутную, грязную воду реки. Василий ругается по-русски. Японцы подобно самураи поднимаются из воды, с разлетающимися брызгами. Лица, руки, одежда — все в иле и мутной воде. Японцы сохраняют спокойствие. КАМОРИН стоит прямо перед местом, где был новый мост — он не упал в реку, успел отпрыгнуть на берег, в отличии от японцев.

КАМОРИН.

(обеспокоено) Окадо-сан! Окадо-сан! С вами все в порядке?

ОЛЕГ ВАРШАВСКИЙ спешит на помощь. В кустах, где прячутся Оторвыш и Скрепка, раздается веселый детский смех. ОТОРВЫШ И СКРЕПКА с ржавой ножовкой выбегают из кустов. Хохочут. Держатся за животы. Оторвыш машет над головой ржавой ножовкой, как знаменем. ВАСИЛИЙ ТУМАНИН, утирая грязь с лица, кричит хулиганам, стоя в реке: «Стой! Стой!». Оторвыш и Скрепка, смеясь, убегают в лес. ОКАДО — САН в воде оглядывает сломанные несущие балки моста. Мост разломан пополам. ОКАДО-САН зовет ВАСИЛИЯ ТУМАНИНА. ВАСИЛИЙ подходит и смотрит, куда показывает ОКАДО-САН — на следы подпила на обеих балках моста.

ТУМАНИН (с обидой голосит)

Подпилили! Подпилили, сорванцы!

КАМОРИН трясет кулаком вслед ОТОРВЫШУ и СКРЕПКЕ, которых и след простыл. Далее КАМОРИН подает руку ОКАДО — САН, чтобы помочь тому вылезти из мутной реки. Тут же рядом ОЛЕГ ВАРШАВСКИЙ тоже тянет руку в помощь. Окадо-сан спокойно, с достоинством подает им свои руки. КАМОРИН и ОЛЕГ ВАРШАВСКИЙ вытаскивают его из реки. Остальные японцы ждут, пока вытащат босса. ОЛЕГ ВАРШАВСКИЙ и КАМОРИН предлагают и им свою помощь, но те проворно вылезают на берег сами, дождавшись пока вытащат Окадо-сан. Последним вытаскивают Василия. Тот дрожит от озноба. Окадо-сан спокоен. Василий подвернул ногу. Хромает. Морщиться от боли.

ОКАДО-САН.

(Олегу): Олег! Самогон! И…. И…. Люба! К Люба!

Окадо-сан показывает дергающие движения вниз, такие, какие делает доярка при дойке.

ОЛЕГ ВАРШАВСКИЙ

Ага! Идем к Любе в коровник, и пить самогон?

ОКАДО-САН.

Именно так.

НАТ.

Все участники рыбалки уходят в сторону деревни. ОКАДО-САН запевает японский сонет. Его японские телохранители начинают едва слышно подпевать боссу. КАМОРИН и ОЛЕГ ВАРШАВСКИЙ помогают идти ВАСИЛИЮ ТУМАНИНУ. ВАСИЛИЙ хромает. Руки положил на плечи КАМОРИНУ и ОЛЕГУ ВАРШАВСКОМУ. Сам ВАСИЛИЙ посередине. Прыгает на одной ноге. Другой ногой лишь слегка опирается.

ВАСИЛИЙ ТУМАНИН (затягивает песню):

«Русские! Русские!

Неспокойная судьба!

Ну, зачем, чтоб быть сильней

Нам нужна беда?»

КАМОРИН и ОЛЕГ ВАРШАВСКИЙ подхватываю песню, и тихонько поют: «Русские! Русские! Неспокойная судьба…» Удаляются в сторону деревни.

ИНТ.

Изба ЛЮБЫ и ОКАДО-САН. ОКАДО-САН сидит чистенький, красный. Только что из бани. На нем белоснежная рубаха, которая ему страшно велика, потому как рубаха сшита на русского мужика. Такие же на нем штаны — панталоны. Тоже очень велики, но белоснежные. ОКАДО-САН, румяный, потягивает подогретый деревенский самогон. Из кружки идет пар. Огромная бутыль на столе. Люба с любовью гладит ОКАДО-САН по мокрым волосам. ТУМАНИН, ОЛЕГ ВАРШАВСКИЙ, КАМОРИН тоже за столом. Все после бани. Выпивают, закусывают.

КАМОРИН.

Окадо-сан! Вы уж извините нас, что с вами такая беда на мосту приключилась! Видите, какие хулиганы — эти ребята! Миллиардера, респектабельного гостя нашей страны в грязи искупать!

ЛЮБА.

Здесь вы не правы, Савелий. Окадо-сан — хозяин, а не гость в этом доме. Никак не гость! Вот такое у нас дружное молочишко с ним! Верно я говорю, Окадушка?

ОКАДО-САН.

Да, Любаша.

КАМОРИН.

Я бы хотел надеяться, что приключение на мосту не станет поводом международного скандала?

ОКАДО-САН.

Нет.

КАМОРИН.

И я хотел бы надеяться, что после такого неприятного купания в реке вы не станете плохо думать о гостеприимстве наших людей?

ОКАДО-САН.

Нет.

КАМОРИН выпивает самогон, хрустит малосольным огурчиком.

КАМОРИН.

Я переживаю, Окадо-сан! При встрече господин губернатор обязательно поинтересуется, как поживает в российской губернии столь уважаемый господин как Вы. А тут такой конфуз на мосту.

ОКАДО-САН.

Успокойтеся, господин Каморин. Говарите господин губернатор мой большой привет. Мне здесь хорошо. Так скажите.

КАМОРИН.

(с облегчением):

Ух! Рад это слышать от вас, Окадо-сан! Рад, что вы не держите зла на пацанов, что мост подпилили. Кстати, мы поймаем и накажем их, чтобы не повадно было обижать уважаемого иностранца. То есть вас, Окадо-сан.

ОКАДО-САН.

Прошу Вас, господин Каморин, никого не наказывать. Никого! Молодые мальчики показать нам творческое мышление. Это очень хоросо! Они направить его сегодня на плохой дел. Но завтра могут и — на хоросый. Я люблю творческий человек. Русский народ осень творческий!

КАМОРИН. (уважительно)

Так у вас нет никакой обиды?!

ОКАДО-САН.

Нет. Все хоросо. Мы повеселились. Я думать, сто с родителями хулиган надо иметь беседа. Родители говорить с мальчиками. Родители говорить мальчикам, что энергия направлять на хоросее.

КАМОРИН.

Конечно! Конечно! Мы проведем разъяснительную беседу с родителями ребят.

ОКАДО-САН.

Прошу еще раз мальчики не наказывать. Если будете иметь беседа с мамой и папой эти ребята, если будете иметь беседа с самими мальчиками, то я просить вас передать им, что мальчики могут идти в гости к нам с Любашей. Смотреть новый японский компьютер и робот. Они могу рисовать компьютер, играть. Учиться. Творческие идея на хоросее направлять.

ЛЮБА в знак согласия, стоя за спиной ОКАДО-САН, вновь гладит японца по волосам.

КАМОРИН.

(удивленно): Значит, я могу пригласить этих хулиганов, по вине которых вы оказались в грязной воде реки, в ваш с Любой дом? Я правильно вас понял?

ОКАДО-САН.

Все правильно, господин Каморин. Все правильно.

КАМОРИН.(воодушевленно): Что ж! Это приятно!

(Поднимает рюмку с самогонкой). Предлагаю выпить за дружбу между российским и японским народом! Пусть никакие недоразумения не омрачат свет этой дружбы под звездным небом! За дружбу!

ОКАДО-САН.

Какой хоросий тост! За дружба!

ВАСИЛИЙ и ОЛЕГ.

(одновременно): За дружбу!

Мужчины выпивают, закусывают. Все улыбаются. ЛЮБА подает ОКАДО-САН грибочки на тарелочке. ОКАДО-САН закусывает. Он доволен.

ОКАДО-САН.

(Любе): Любаша! Твой муж хочет Красавку молоко брать.

ЛЮБА.

Доить?

ОКАДО-САН.

Да. До-и— те!

ЛЮБА.

Ух, ты мой помощник! (ласково) Не муж, а — золото!

ОКАДО-САН встает, извиняется перед компанией за столом, говорит «Извините» и слегка кланяется гостям.

ОКАДО-САН.

Друзья! Моя пошла Красавка до-о-ить! Красавка есть наш с Любашей корова. Мы ее любить.

КАМОРИН, ВАСИЛИЙ, ОЛЕГ с пониманием кивают. ОКАДО-САН выходит их гостиной, идет по коридору. В коридоре окно. ОКАДО-САН выглядывает через это окно во двор. Там его телохранители — японцы, ведут бой на палках, а местные жители наблюдают за этим зрелищем. Слышно, как призывно мычит корова.

ОКАДО-САН.

Да слысу я, слысу, Красавка! Идем уже!

ОКАДО-САН и его жена ЛЮБА неспешно покидают дом.

                                   КОНЕЦ

                                                                                   КОНЕЦ.