Sirin — Путешествие вглубь шкапа и вне пределов понимания

    Путешествие.                                                                                                 .                                                                                        

    Признаться, шкафы меня интересовали всегда. В музеях я первым делом бросалась к рисунчатым исполинам, пахнущим деревом и лаком, в тайной надежде разглядеть в их темных глубинах какой-нибудь зыбкий полупрозрачный силуэт. К тому же, и во многих фантастических книжках шкаф часто был вместилищем загадок: вот стоит этакий безобидный ящик, а что у него внутри — может быть просто пыль, а может…

    В общем, история эта со мною приключилась из-за моего чрезмерного любопытства и неистребимого желания видеть в любом, даже совершенно обыкновенном предмете или событии кусочек волшебства.

    Был будний день, и я, уже не помню по какой причине, осталась дома одна. Хорошенько прибравшись и приготовив обед, я уютно устроилась с книжкой в кресле-качалке, и уже готова была погрузиться в очередную умопомрачительную историю, как вдруг заметила моль, кружащую под потолком. Пришлось вылезти из своего теплого гнездышка — зловредное насекомое запросто могло проникнуть в мои свитера и кофточки. Чутье подсказало мне, что оно выпорхнуло из старенького бабушкиного гардероба. Надо было срочно принимать меры. Я залезла внутрь и начала осматривать болтающуюся на вешалках одежду. Внутри было тесно, пахло затхлостью, лавандой и еще, противно, мехом. Моли в шкафу я так и не обнаружила, зато увидела кое-что поинтереснее, чего раньше не замечала. Задняя стенка оказалась не монолитная, как я ожидала, а состояла из двух створок, намертво приклеенных друг к другу. Очень уж походило на дверцы(!), только с другой стороны. Я долго нажимала на створки, толкала их и царапала, но все напрасно. Тогда я не поленилась сходить за отверткой (мне показалось, что это будет наиболее подходящий инструмент) и начала их разъединять.

    Вы можете спросить, вполне ли здоров и вменяем автор этих строк, не находился ли он в состоянии какого-либо опьянения в тот момент, когда немилосердно кромсал бедный старый шкаф? Нет, отвечу вам, я вменяема и дурных привычек не имею. Всему виной яд сюрреализма — он стремительно растекался по моему телу, наполняя тяжелой уверенностью руку с отверткой.

    Наконец что-то крякнуло, дверцы поддались, и, вместо того чтобы упереться в стену, распахнулись. Я шагнула вон из шкафа … и сразу промочила ноги.

       Вокруг простиралась странная поляна, заросшая густой влажной травой. Поляна выглядела странно потому, что вся была заставлена шкафами всевозможных форм и размеров. Иные были настоящие великаны из темного дерева, с зеркальными дверцами, резными завитушками и рожицами. Были и современные модели с блестящими металлическими деталями и громоздкими антресолями. Ножки шкафов утопали в траве, стенки дали побеги, на ветвях кое-где виднелись маленькие, еще зеленые, вешалки.

       Я мучилась сомненьями, не зная, стоит ли мне уходить от моего шкафа: ведь я могла затеряться среди бесчисленных дверец и долго блуждать, мыкаясь среди чужих плащей и юбок.

Пока я стояла, задумчиво поглядывая на ворох одежды внутри гардероба (мне вдруг показалось, что рыжая норка на старом пальто ожила, подняла голову и презрительно наморщила нос) около распахнутых дверец возникло Чудовище. Это было небольшое Чудовище, с пронзительными глазками, тонкими оленьими рожками и мягкими леопардовыми лапами. Оно находилось примерно в метре от меня и рассеянно грызло коготь.

— Привет! — сказало оно скрипучим голосом. — Наконец-то ты удосужилась заглянуть поглубже в шкаф. Все порядочные шкафы имеют дверцы с обеих сторон. Впрочем, ты все равно догадливее, чем я думало. Я ожидало твоего появления лет эдак через сорок-пятьдесят, уже в облике ветхой старушки. Ну что ж, пошли?

    Я почему-то совсем не испугалась стоящего передо мной существа, более того, что-то удивительно родное было в его ворчливом тоне и этой манере грызть коготь. Будто после длительного путешествия я вернулась в теплый и уютный дом.

   Чудовище, было, потянуло меня за собой, обхватив мою ладонь мохнатой лапой, но вдруг, очевидно что-то вспомнив, остановилось.

— Во-первых, тебе стоит надеть на ноги что-нибудь более подходящее, — оно скептически посмотрело на мои пушистые малиновые тапочки, — на траве роса, а в ней полно всяких вредных зверушек — росомах, например. А во-вторых, ты, надеюсь, захватила с собой чайный пакетик?

— Зачем это? — справедливо удивилась я.

— Ну, разумеется, для Ежегодного Праздника Культивирования Чайников, который состоится сегодня на Перепёлкином холме. Вон, смотри, сколько народу набежало, быстренько все лучшие места займут!

Из шкафов, точно, начали вылезать люди, многие в резиновых сапогах, с сумками и рюкзаками; некоторые налегке — только из карманов торчали чайные ярлычки. С изумлением я узнала в одной из женщин нашу соседку, Прасковью Тимофеевну, заядлую огородницу. « И сюда добралась — культивировать!» — подумала я. Прасковья Тимофеевна, похоже, меня не узнала, или сделала вид, что не узнала, бодрым шагом направляясь куда-то со своим Чудовищем. Нужно сказать, что всех, вылезающих из шкафов гостей, встречали чудовища — очень разные по окраске, форме и поведению.

Были здесь гигантские тритоны с пурпурными глазами; были заросшие густой сиреневой шерстью существа зловредного вида, в чьих больших ртах поблескивали острые зубки; были полосатые слоники с маленькой топорщившейся гривой и грустным выражением морды.

Я снова нырнула в шкаф и вернулась уже в кроссовках и с парой пакетиков ромашкового чая в кармане.

Чудовище махнуло лапой, призывая меня следовать за ним, и мы направились прочь из странного гардеробного леса.

Я осторожно ступала по мокрой траве, стараясь ненароком не наступить на какую-нибудь зазевавшуюся росомаху, но так ни одной и не увидела. Туристы тоже куда-то испарились — даже голосов слышно не было — лишь чирикали птицы, и тихо сопело при ходьбе Чудовище.

Наконец мы вышли на узкую дорожку, которая вилась среди высоких чешуйчатых деревьев; их кроны скрывались где-то вверху, в зеленом тумане. На дорожке попадались большие, величиной с голубя, улитки, деловито ползшие куда-то, или застывшие в немой борьбе друг с другом — только рожки шевелились.

Чудовище пружинило впереди, изредка оборачиваясь и довольно поглядывая на меня: было видно, что настроение у него отличное.

Вверху зашуршало, и что-то мягко стукнуло меня по голове. Я не обратила на это особого внимания, подумав, что это, должно быть, шишка. Но тут что-то снова упало мне на голову и, отскочив от нее, приземлилось на дорожке. Я нагнулась, чтобы рассмотреть эту шишку получше. Она была длинная, зеленоватая, с выпуклыми чешуйками. Шишка почему-то зашевелилась, заморгала желтыми глазками, развернула скрученный в спираль хвост и, пискнув, засеменила в траву.

— Это крокодил, — Чудовище осторожно похлопало меня по плечу. — Они все так созревают. Там, — оно помахало лапой в воздухе, показывая на деревья. — Этот еще совсем маленький, только что с ветки. А потом раздобреет на улитках и червяках — на дерево вскарабкаться не сможет. Вон, как тот верзила.

Я взглянула туда, куда смотрело Чудовище, и с ужасом поняла, что мшистое и узловатое нечто, которое я раньше принимала за бревно, на самом деле тело исполинского ящера. Он отдыхал в тени, иногда хитро приоткрывая один глаз.

«Неужели на улитках так вымахал?» — подумала я и поежилась, представив, сколько еще огромных плотоядных тварей могут скрываться в зарослях.

— Не волнуйся, — успокоило меня Чудовище. — Они редко на пешеходов нападают — слишком ленивы. Разве что куснут!

Чудовище уже прыгало дальше, и я поспешила за ним, еще внимательнее смотря себе под ноги. Перспектива быть укушенной трехметровым верзилой мне совсем не понравилась, и я очень хотела поскорее выбраться из этого лесного террариума. Однако лес все не кончался; колонны деревьев, уходящие в бесконечность, окружали нас со всех сторон, из папоротников нам вслед глазели подозрительно любопытные ящеры, а птицы почему-то все разом замолчали и спрятались в своих дуплах.

Как раз тогда, когда я уже потеряла надежду увидеть в своей жизни что-нибудь еще, кроме одинаковых зеленых стволов, впереди блеснуло нечто, похожее на водоем. Тропка внезапно обрывалась заросшим лесным озером. Кругом не было ни лодок, ни лодочников, и я с боязнью подумала, что придется пересекать озеро вплавь.

Чудовище остановилось у кромки воды и тихонько засвистело. Через некоторое время из изумрудно-зеленых зарослей каких-то водных растений вынырнула лодка. Сначала мне показалось, что она плывет сама по себе — иссиня-черная лодка с изящной утиной головкой. Потом я заметила, что лодку толкают сзади две огромные золотистые рыбины с выпуклыми лбами. Когда они подплыли поближе, я разглядела большие, грустные, почти бульдожьи, глаза и длинные колышущиеся усы.

Мы забрались в лодку, и рыбы, вздыхая и пуская пузыри, принялись толкать ее прочь от берега. Я удобно устроилась возле утиной головы и глазела по сторонам. Чудовище сидело напротив, закрыв глаза, и что-то мурлыкая себе под нос.

Вода в озере была прозрачной, а глубина небольшой, так что я могла видеть разноцветные камешки, покрывавшие дно и причудливых гадов, ползающих между ними. Вокруг росли болотные цветы; деревья поднимались прямо из воды, их ветки падали вниз зелеными занавесками и щекотали лицо. Пару раз я видела русалочьи домики: устроенные в дуплах деревьев, они были украшены рыбьей чешуей, ракушками и яркими камнями. Сами русалки, не больше двадцати сантиметров в длину, золотоглазые и тонкорукие, шныряли около лодки. Некоторые пасли рыб и лягушек, сидя на листах кувшинки и шлепая по воде длинными прутиками.

Ветви деревьев расступились, открывая довольно большое водное пространство, в центре которого виднелся травянистый островок. На нем возвышался массивный письменный стол с множеством ящичков, освещенный лампой с зеленым абажуром, за столом сидел бородатый седой человек в черном и что-то сосредоточенно записывал в толстую книгу в крокодиловом переплете. Лохматая морская свинка отгоняла от человека комаров, помахивая листом бумаги. Оранжевый удод пристроился на шляпе пишущего и помогал свинке бороться с комарьем, выуживая из роя зазевавшихся насекомых.

— Кто это? — я легонько толкнула задремавшее Чудовище и указала на странного ученого. Мы как раз проплывали мимо островка, но старик не обращал на нас никакого внимания.

— А-а, это… Это Профессор. Он, кажется, надолго застрял на Острове уединения: пытается описать и классифицировать все, что он когда-либо видел, слышал или чувствовал. Да только работа идет медленно: несколько раз он надеялся, что все закончено, а тут раз — и вспоминается что-то из детства, давнее, полустертое, или проплывает лодка с незнакомцем, или лягушка мимо прыгает какая-нибудь особенная, фиолетовая в горошек, или еще что-нибудь в том же роде.

    В это время с другой стороны к островку подплыл маленький плот из тростниковых трубочек. Еще одна деловитая морская свинка скатила на берег дребезжащий столик на колесиках, на котором стояло серебряное блюдо с крышкой и пузатый чайник.

    — Его меню, я думаю, не отличается разнообразием? Вряд ли он стремится попробовать что-нибудь новенькое!

    — Да, все довольно скучно: вареные улитки, студень из морской капусты, тростниковый чай. Да и на болоте не очень-то разживешься, лягушки, знаешь ли, не самые умелые повара. Но тс-с-с.… Вдруг он нас все-таки не заметит…

    Однако в этот самый момент Профессор, отхлебывающий чай из зеленого стакана, отвлекся от своих записей, поднял глаза и увидел нас. Он сначала обрадовался, потом нахмурился, потом, обреченно вздохнув, поднялся из-за стола и, подобрав с земли длинный шест с крючком на конце, притянул нашу лодку к берегу.

    Спустя пару минут мы уже стояли на острове, а Профессор суетился вокруг с линейкой, лупой и кучей других непонятных инструментов, проводя всевозможные замеры. Мне даже неловко стало, что из-за меня он так переполошился. Наконец, измерив длину моих ушей и выяснив, что у меня нет ни хвоста, ни крыльев, он отвел мне место в одной из своих большущих пыльных книг, записав мое имя и характеристики в какую-то запутанную таблицу (среди ее разделов я успела заметить лишь слово «приматы»).

   После этого Профессор потерял к моей персоне всякий интерес (на Чудовище он с самого начала не обращал никакого внимания: видимо, давным-давно «классифицировал»), уселся на поросший лишайниками стул и занялся своим скудным обедом. Мы покинули остров, когда они вдвоем с удодом похрустывали ракушками улиток.

   Чудовище казалось раздосадованным из-за этой задержки.

— Всякий раз, когда хочу сэкономить время и срезать путь, натыкаюсь на этого приставучего старикашку. Ну да ладно, другие-то сейчас, поди, в Грибнице плутают, а мы с тобой напрямик, через Сады времени….

    Между тем, лодка наша уперлась носом в высокую сырую стену, сложенную из больших рисунчатых камней. Приглядевшись, я заметила, что на них изображены чудовища, некоторых я уже видела в гардеробном лесу. В стене не было ни дверей, ни окон, а обе ее стороны терялись в камышах.

— Ну, и как мы здесь пройдем? Никогда не была сильна в скалалазании.

— Придется дождаться Стража. А потом назвать пароль. А потом, если она будет в настроении, то впустит нас.

Так мы сидели минут пять, рассматривая камни, пока не услышали тихий свист. Я подняла голову — на стене стояла девчонка лет десяти. Выглядела она довольно причудливо: из зеленых волос ее торчали листья, цветы, веточки, платьице из мха было усеяно маргаритками и крокусами, на голове, вместо шляпы, красовалось птичье гнездо (я вот только не разглядела, был ли в нем кто-нибудь).

— Это Весна, — шепнуло мне Чудовище и приветственно помахало девчонке лапой.

— Ты, как всегда, идешь иным путем, обходя проторенные тропы, — ехидно заметила Весна. — Хочешь, чтобы я вас пропустила? — Весна показала нам язык, уселась на стену и принялась болтать в воздухе ногами. — Нужен пароль. Без пароля не пропущу.

— Ну, мы же все свои, тысячу лет друг друга знаем, не могу я все время отгадывать твои дурацкие загадки! — захныкало Чудовище.

— Не переживай, эта совсем пустяковая: что за птица свила на моей голове гнездо? Свила, подлая, и удрала! — Весна наклонила свою лохматую голову, так что в гнезде можно было заметить пять аккуратных крапчатых яиц.

Чудовище театрально закатило глаза и начало монотонно бубнить:

— Голубь, воробей, синица, ворона….

— Нет.

— Галка, перепелка, сова….

— Не-а.

— Снегирь, утка, зяблик….

— Нет. Подсказка: латинское название — Upupa Epops.

— Я же не орнитолог, в конце концов! Ну хоть ты что-нибудь придумай! — Чудовище сердито толкнуло меня в бок.

— Удод. Удодище. — выпалила я первое пришедшее в голову название. — Оранжевая такая птичка, с хохолком.

Девчонка удивленно пискнула.

— Как ты догадалась? Увлекаешься природоведением?

— Да нет, просто вспомнила удода, который стал компаньоном одного чудаковатого ученого.

— Ах, она мерзавка! Поступила со своими детьми хуже любой кукушки — я теперь и мама, и папа, и высиживай, и червячков носи! — девчонка обиженно надула губы. — Ну, хорошо, раз пароль назвали, придется вас пропустить. Только, чур, цветы не рвать, бабочек не ловить, кроликов не кормить!

   Она на миг скрылась за стеной, а потом снова появилась, держа в руках веревочную лестницу.

— Держите! Ворота из-за вас открывать не стану!

« Какие ворота? Тут и нет никаких ворот!» — подумала я.

   Чудовище первым полезло на стену, я карабкалась следом, подталкивая его мохнатый зад с пушистым кроличьим хвостиком. Оказавшись наверху, я невольно охнула от восторга и удивления: внизу расстилался нежно-зеленым ковром прекрасный весенний сад; воздух казался сладким и тягучим, как мед — даже голова закружилась от дурманящих ароматов черемухи и шиповника.

   Когда мы шагали по песчаной дорожке, пытаясь угнаться за Девчонкой-Весной (она не могла просто идти — все время подпрыгивала или пускалась бежать), я с любопытством вертела головой по сторонам, рассматривая причудливую местность. Трава в саду была усеяна тысячами весенних цветов: разноцветными тюльпанами, нарциссами, крокусами, гиацинтами, одуванчиками — я всех и не перечислю! Среди снежно-белых вишен и яблонь с веселыми криками и визгом носились дети, сами похожие на крепкие розовые бутончики. С выражением абсолютного счастья на лицах они возились с кроликами, разрисовывали фигуры улыбающихся каменных дев, запускали воздушных змеев, мастерили игрушки из цветов и веточек, играли в салки. Какой-то белобрысый мальчишка лет семи подбежал и сунул мне что-то в руку. Я раскрыла мокрую ладошку — земляника. Маленькие, влажные, ярко-красные ягоды.

— Не вздумай это есть! — девчонка Весна выхватила землянику у меня из рук и тут же засунула себе в рот. — Сбросишь годков пятнадцать — двадцать и останешься в моем саду на вечные каникулы! — предупредила она, облизывая розовые губы.

    Мы проходили мимо ручья, бившего из огромной мраморной головы. Около воды сидел желтый, как спелая груша, львенок, и ловил серебристых рыбок. Он посмотрел на меня и мяукнул, прищурив косые травянистые глаза…

— А это — наша оранжерея! — сказала Весна, указывая на большой стеклянный купол, искрящийся на солнце. Песчаная дорожка, по которой мы шли, вела прямо к нему.

    Внутри оранжереи было влажно и душно, как бывает во всяком парнике. По обеим сторонам прохода стояли внушительных размеров глиняные горшки, из которых торчали странные побеги. Приглядевшись, я заметила тонкие рожки, маленькие хоботы, сонные мордочки чудовищ.

— Да, здесь мы Их выращиваем, — перехватив мой взгляд, объяснила девчонка. — Они очень прихотливы, капризны, так что требуют постоянной температуры и влажности. А детишки поливают их вовремя.

Одно из чудовищ заворчало во сне, начало возиться в своем горшке, и мы поспешили к выходу, стараясь не разбудить спящих.

   Выбравшись из оранжереи и отдышавшись, мы вновь обнаружили перед собой стену, только на этот раз в ней были ворота из темного дерева. Они, разумеется, оказались закрытыми.

— Ну, вот вы и прошли первый Сад Времени! — сказала Весна. — Осталось еще три — и вы выйдете прямо к Перепелкиному холму. Правда, пароли вам больше не понадобятся — впускают всех, без исключения. Ну, пока!

   Весна повернулась и запрыгала на одной ножке назад к оранжерее, откуда доносился приглушенный храп маленьких чудовищ.

   Мы остались у ворот, ведущих во второй Сад Времени, надо полагать, Сад Лета. Я подняла тяжелое металлическое кольцо, торчавшее из ухмыляющейся львиной морды, и постучала. Внутри что-то натужно заскрипело, и тяжелые резные створки открылись.

   На пороге стояла высокая девица в ярком струящемся платье. Лицо ее показалось мне знакомым.

— Добрый день! На Перепелкин холм? Очень милый обычай! Заходите.

   Не дожидаясь ответа, девица повернулась и жестом пригласила нас следовать за ней. Во время ходьбы маленькие серебряные колокольчики на ее одежде и многочисленных браслетах едва слышно тренькали, и это было очень красиво.

— Кто это? — спросила я Чудовище, которое со скучающим видом бежало рядом.

— Ты разве не догадалась? Хозяйка Сада — Лето! Видишь, сколько энергии и уверенности? Даже завидно.

Поскольку по обеим сторонам дорожки росли высокие густые туи, скрывавшие перспективу, я, от нечего делать, начала рассматривать платье Хозяйки Сада. Сначала мне казалось, что оно покрыто затейливыми узорами, но при более внимательном рассмотрении узоры сложились в слова и целые предложения.

« Луч-ше ни-че-го не де-лать, чем де-лать ни-че-го».

« У-лы-бай-ся — и со-дер-жа-ние под-тя-нет-ся!»

« Весь-ма ве-ро-ят-но нас-туп-ле-ние не-ве-ро-ят-но-го».

« Ого! — подумала я. — Да она просто ходячая библиотека умных мыслей! А ведь у нее и спереди что-то, наверняка, написано».

   Вечнозеленые туи наконец закончились, и мы вышли на большую поляну, обсаженную кипарисами. Вдали, в розоватой дымке, виднелись горы. Здесь, на живописных холмах, поросших сочной невысокой травкой, прогуливались люди в легких разноцветных одеяниях. Хотя слово «прогуливались» не совсем точно передает их времяпрепровождение. Некоторые из молодых людей и в самом деле гуляли среди тенистых деревьев, с интересом что-то обсуждая. Другие, расстелив на земле покрывала, вкушали изысканные яства и напитки. Были здесь художники с романтическими локонами и кисточками за ушами, писавшие все те же розоватые горы и портреты своих утонченных спутниц. Под огромным тенистым дубом расположились музыканты, играющие на старинных инструментах; несколько пар танцевали, с легкостью выполняя замысловатые фигуры средневекового танца. Навстречу нам по гравийной дорожке гарцевали две прекрасные белые лошади; один из всадников послал Хозяйке Сада воздушный поцелуй. Она снисходительно улыбнулась в ответ…

   Да, здесь мне определенно нравилось. Вся эта роскошная богемная жизнь… Весь этот шелк, виола де гамба, розовый шербет… Ах, можно было бы здесь и задержаться! Тем более, так хотелось есть.

   Я поделилась своими соображениями с Чудовищем.

— Ничего, потерпишь до Праздника. Тебе и похудеть не вредно! А что касается богемной жизни…. Новичкам-то здесь трудновато. Вон, взгляни-ка!

    Я посмотрела туда, куда указывало Чудовище, и увидела забавную картину. Группа оживленных молодых людей играла в странную игру: они по очереди забирались на постаменты и, видимо, изображали статуи. Остальные участники игры раскрашивали ведущего и изменяли его облик. Так, среди «живых скульптур» оказались: очень важный господин с кожаным дипломатом, презрительно оглядывающий всех с высоты; домохозяйка, застывшая с пылесосом в руках; воинственного вида бритоголовый мужчина с синяками и пистолетом, торчавшим из-под кожаной куртки (милиционер? бандит?); очкастая учительница, робко прижимающая к груди стопку тетрадей.

После окончания каждой метаморфозы вся группа бурно аплодировала «статуе» и помогала ей слезть с постамента.

— Это из вновь прибывших, никак не могут привыкнуть к свободному графику, — пояснила Хозяйка Сада с печальным вздохом. — Некоторых я заняла работой в оранжерее, другие стригут траву, а эти вот, неприкаянные, маются….

    Я снова внимательно посмотрела в лицо девицы и вдруг поняла, на кого она была похожа: копия Весенней девчонки, только повзрослевшая, и держится с достоинством.

— Ну что ж, если вы не хотите остаться, то вам вот по этой тропинке мимо фонтана. Там увидите дверь…. Только льва не трогайте — может огрызнуться.

Мы поблагодарили девицу и направились к фонтану. По дороге я ныла из-за того, что мы не увидим роскошный фейерверк, который собирались устроить в саду вечером. Однако Чудовище было неумолимо и только сердито фыркало в ответ.

Возле зеленого мраморного фонтана прогуливался лев. Его грива напоминала золотую проволоку и была заплетена в сотни мелких косичек, а на хвосте красовался розовый бант. Еще одним бантом лев был привязан к стволу какого-то низкорослого деревца.

« — Работа Хозяйки Сада, — подумала я, — не могла использовать веревку покрепче!»

   Лев, правда, не выглядел злобным людоедом. Он грустно смотрел на синий мячик, до которого не мог добраться из-за привязи. Я подтолкнула мяч ногой, и лев с щенячьей радостью бросился за ним в кусты. Пока он возился в зарослях, ломая ветки и фыркая, мы с Чудовищем устремились к заветной двери, ведущей в третий Сад Времени.

   Нам даже не пришлось стучать: дверь была не заперта. Мы тихонько вошли, и сразу повеяло осенней прохладой, грибами и прелой листвой. В туман убегала липовая аллея; кроны деревьев казались мутными, янтарно-желтыми, в них таинственно шелестел ветер. Из тумана, окутавшего темные стволы, больше не доносилось ни звука; в полной тишине мы брели по аллее, едва передвигаясь в молочном облаке.

   Лишь через несколько минут солнечные лучики робко начали растапливать туман, потом дохнуло ветерком, и он окончательно рассеялся.

   Первое, что я увидела перед собой, была хорошенькая пестрая трясогузка, которая прыгала по камешкам аллеи, забавно дергая хвостиком. Птичка упорхнула, и, провожая ее взглядом, я подняла глаза: мы вышли к фруктовому саду, залитому мягким осенним солнцем. В саду работали мужчины и женщины в цветастых свитерах — собирали в корзины яблоки и груши. Здесь же, между деревьями, варилось варенье; зеленая антоновка и нарядные ярко-красные яблочки ждали своей очереди, чтобы попасть в большой булькающий котел. Над золотистым варевом поднимался ароматный пар, смешивался с дымом от костра, и запах получался особенно вкусным.

Никто не обращал на нас никакого внимания: женщины пели какую-то грустную и очень красивую песню, уверенно срывали с веток созревшие плоды и осторожно укладывали их в корзину. Вдалеке я заметила поля, на которых собирали урожай люди, казавшиеся маленькими трудолюбивыми муравьями.

Мы обогнали небольшую повозку, груженную блестящими оранжевыми тыквами и какими-то странными фруктами, напоминавшими очень крупные стручки земляного ореха. В повозку был запряжен могучий лев; он медленно шагал по тропинке, время от времени издавая низкий грудной рык. В это самое мгновение льва нежно поглаживала за ушком его спутница. Завидев нас, женщина и лев остановились. Мы подошли поближе, стараясь держаться подальше от сердитой рыжей зверюги. Едва взглянув на женщину с тыквами, я поняла, кто передо мной. Это была все та же Весенняя девчонка, изрядно раздобревшая, но по-прежнему румяная и симпатичная. Ее длинное платье с ярким орнаментом и венок из желтых листьев на голове придавали ей степенности, но в глазах мелькали озорные искорки.

— Приветствуем тебя, о, Хозяйка Осеннего Сада! — напыщенно произнесло Чудовище и слегка наклонило рогатую голову. Я тоже неуклюже поклонилась. — Скажи нам, правильным ли путем мы направляемся к Перепелкиному холму?

— Здесь только одна дорога — та, которою вы выбрали. Доберетесь до пустыря, а дальше увидите вход в последний Сад Времени.

Мы поблагодарили Осень, и уже хотели тронуться в путь, но любопытство заставило меня спросить:

— Скажи, пожалуйста, о, Хозяйка Сада, а что за странные плоды у тебя в повозке?

    И я указала на орехоподобные фрукты; некоторые из них лопнули, так что стала видна розоватая мякоть.

— Это плоды ветчинного дерева. Вообще-то, они у нас не растут — семена, должно быть, случайно занес ветер из Садов Фантазии. Они очень вкусные, мой лев их очень любит. Угощайся!

Но я, памятуя о внезапных изменениях возраста, которые могут случиться из-за здешней еды, вежливо отказалась.

Мы отправились дальше, и видели еще несколько фруктовых садов и полей, где люди собирали урожай. Наконец, повозки с тыквами, дынями и кабачками перестали попадаться нам на глаза; местность стала унылой и однообразной. Небо затянулось сизыми облаками, на черных ветках деревьев дрожали одинокие листы. Потом деревья и вовсе исчезли: мы вышли на пустырь, заросший ржавой травой. Пустырь заканчивался все той же знакомой каменной стеной с двустворчатыми воротами.

   Оглянувшись в последний раз на хмурую осеннюю страну, простиравшуюся за нами, мы с Чудовищем вместе открыли тяжелую скрипучую дверь…

   И шагнули в зиму. В ослепительно-белую, пушистую зиму с сугробами, ледяными горками и снегирями на ветках. Привратник, похожий на заснеженную елку, набросил мне на плечи шубу, и очень своевременно: в своей легкой одежде я быстро превратилась бы в сосульку.

Было пасмурно, и падал легкий снежок. Среди замерзших деревьев виднелись черепичные крыши домов. Из печных труб вился дымок, в некоторых окнах горел мягкий свет. Дорожки были очищены от снега, вдоль них стояли белые скамейки с резными ножками. Я бы назвала это место Садом скамеек — так их было много. Кое-где, парочками или в одиночестве, на скамейках сидели пожилые люди, укутанные в теплые пледы. Некоторые были погружены в раздумья, другие тихо беседовали друг с другом. Между скамейками неуклюже вышагивал большой королевский пингвин, разнося на ледяном подносе лекарства.

К нам подъехала на коньках пухленькая старушка, одетая в белую мохнатую пелерину; на голове у нее красовалась забавная шапка с тремя бунбонами. Несмотря на изрядный возраст старушки, я увидела в ней знакомые черты Хозяйки Сада.

— Здравствуйте, мои милые, здравствуйте! Вам осталось пройти совсем немного, са-а-мую капельку!

Престарелая дама подхватила меня под руку, и, что-то радостно лопоча, потащила вперед. Чудовище поспешило за нами — его шерстистым лапам не страшны были здешний холод и лед. Я же, в своих кроссовках, так и норовила разбить себе нос.

— Скорее прочь отсюда, не могу видеть этих ипохондриков! — воскликнула Зима, очевидно имея в виду стариков на скамейках, с унылыми лицами кутавшихся в пледы. — Нужно вам сказать, милочка, что в моем саду есть и весьма энергичные экземпляры, не чета этим, вечно обсуждающим капли да пилюли!

Вскоре я поняла, на что намекала Хозяйка Сада. Апатичных и вялых на скамейках становилось все меньше, зато стали встречаться пенсионеры, без сомнения, ведущие активный образ жизни. Вот нашу дорогу пересекла группа лыжников: подтянутые, розовощекие, они бодрым шагом направлялись в близлежащий лес.

   Возле ледяной горки ждали своей очереди любители покататься на санках. Целая банда обстреляла нас снежками, прячась за стволами деревьев и стенами снежной крепости. В общем, и здесь бурлила жизнь — нужно было только найти себе занятие по душе.

Мы прошли мимо льва, которого я сначала приняла за снежную скульптуру. Он был совершенно белым, даже глаза выцвели от времени и стали бледно-голубыми. Лев сидел на невысокой каменной тумбе, печально опустив голову и тяжело вздыхая.

— Совсем он у меня раскис! — пожаловалась старушка, подошла ко льву и погладила его лохматую серебристую гриву. — Ничто его больше не забавляет: ни мячик, ни ветчина, ни игры…. Вот разве что бенгальские огни…. Кстати, у нас сегодня карнавал с елкой, сахарными пряниками, подарками! Может, задержитесь? Всем моим старичкам было бы очень приятно побеседовать с вами — хоть какое-то разнообразие!

— Нет уж, нет уж, спасибо, — в один голос поспешили ответить мы с Чудовищем. — Нам бы поскорее выйти к Перепелкиному Холму, а то мы на праздник опоздаем.

— Очень жаль! Ну, тогда вот и дверь!

Я как-то не сразу заметила стену перед нами: она вся была завалена снегом, только красные ягоды шиповника торчали из сугробов.

Старушка вручила нам две лопаты и объявила, что нам самим придется раскапывать ворота, поскольку привратника на выходе в саду нет.

— Да, и конечно, не забудьте вернуть шубу, она из меха гималайских туч — единственный экземпляр!

Хозяйка поцеловала нас на прощанье (меня в лоб, а Чудовище в    мокрый розовый нос) и укатила прочь на своих узорных коньках, похожих на сахарные пряники.

   Мы остались разгребать снежный завал. Занятие оказалось довольно тяжелое, к тому же, Чудовищу, с его когтистыми лапами, не слишком хорошо удавалось орудовать лопатой, так что мне пришлось работать за двоих.

   Освободив дверь от снега, я повесила шубу на ветку ближайшего дерева и вопросительно посмотрела на Чудовище.

— Теперь вперед! Мы почти на месте! — воскликнуло оно и, упершись рогатым лбом в створку, толкнуло ее…

    Перепелкин холм лежал перед нами: огромный травянистый холм, усеянный пеньками разного диаметра. Очевидно, был вечер, потому что над землей парили розовато-лиловые, очень похожие на китов, облака. Никого из людей не было видно, наверное, еще не успели сюда добраться. Чудовище объяснило, что лучшее место для культивирования чайников — на вершине, мол, почва там самая плодородная, и чайники получаются на редкость большие и нарядные.

    Мы направились к центру холма, пробираясь между пеньками, сервированными как чайные столики. В траве шныряли яркие перепелки, и я поняла, откуда холм получил свое название.

    Добравшись до места, мы устроились около широкого пня, на котором красовались две небесно-голубые чашки с блюдцами и вазочка с земляникой. Я огляделась: оказывается, холм был расположен в самом центре Садов Времени, они образовывали вокруг него концентрические круги.

— Здесь был когда-то пятый Сад Времени, — сказало вдруг Чудовище. — Правда, так давно, что никто не помнит, на что он был похож. Все, что осталось — пеньки да перепелки. А раз в году здесь вырастают удивительные чайники.

Наконец, на холме начали появляться люди. Они тяжело опускались на землю, занимая места у древесных столиков. Вероятно, их путешествие не было таким же приятным, как наше: выглядели они бледными и помятыми.

— Ты говорило, что они шли по какой-то грибнице? — шепнуло я Чудовищу.

— Да, вдоль подземного лабиринта грибов-глазунов. Они, конечно, не опасны, только все время пялятся на тебя из углов — бр-р-р    …. Если бы не мои хорошие отношения с Хозяйкой Сада, нам бы тоже пришлось плутать в потемках.

   Скоро все пространство вокруг нас было заполнено народом. Люди возились в земле, выкапывали маленькие ямки и зарывали в них чайные пакетики. Чудовище тоже сделало в земле углубление, и мы зарыли там мой ромашковый чай. Потом мы стали ждать. Чудовище сказало, что нужно сконцентрировать все мысли на месте посадки и думать только о будущем чайнике. Я сидела на траве, смотрела на маленький холмик и представляла, что же из него появится. Появился сначала крошечный росток с бутончиком на конце. Бутончик на глазах рос, разбухал, вытягивался, пока не достиг размера среднего арбуза. Наконец, этот тюльпан-переросток надулся до предела и с громким треском лопнул. Внутри пыхтел и плевался травяным настоем пухлый заварочный чайник. Он до смешного походил на одну из тех важных толстых перепелок, которыми просто кишел холм.

Ему вторили десятки других чайников, вылупившихся из таких же бутонов; все они имели причудливую форму, но неизменно напоминали своим видом здешних птиц.

— Ну вот, — сказало Чудовище, — пришло время пить чай. Мне кажется, тебе сподручнее разлить его по чашкам.

Я осторожно взяла чайник за похожую на крыло ручку и налила нам с Чудовищем по чашечке горячего ароматного напитка. На вкус это был обычный ромашковый чай, только очень крепкий. Мы с удовольствием его пили, заедая кисленькой земляникой из плошки. Люди вокруг делали то же самое, и я подумала, что это, хотя и приятный, но все же чересчур тихий праздник. К тому же, угощения для пикника было явно маловато.

Чудовище, заметив мое недоумение, загадочно улыбнулось.

— Теперь нужно вспомнить свое заветное желание. Из-за этого и весь сыр-бор. И Сады Времени, и крокодиловый лес, и чай, и перепелки. Давай, загадывай, и дело с концом!

Я как-то вся напряглась и стала отчаянно вспоминать, чего же мне хотелось больше всего на свете.

— А желание только для себя, или можно загадать что-нибудь и для других?

— Э-э-э…так вы, чего доброго, рай на земле сотворите! Для себя, конечно. И только одно. И на всю жизнь…. Да ты расслабься, оно само и вспомнится.

Я снова начала копаться в своих мыслях и вдруг… ощутила странное покалывание во всем теле. Я становилась невесомой: что-то сначала приподняло меня с земли, и я стояла в траве, покачиваясь, словно воздушный шарик, а потом я и вовсе потеряла вес и, взмахнув руками, взмыла вверх.

Внизу осталось улыбающееся Чудовище, махавшее мне лапой; внизу остались и другие участники весеннего пикника, вероятно, еще ломающие себе голову над заветным желанием.

А я летела и летела ввысь, пока не добралась до сиреневого живота тучи, которая все-таки оказалась огромным задумчивым китом. Я пощекотала его под брюшком и осмотрелась.

Прямо подо мной виднелся Перепелкин холм, с высоты похожий на зеленый пирог; от него, как круги по воде, разбегались разноцветными кольцами Сады времени. Немного в стороне колыхалось изумрудное море крокодилового леса и изрезанное островками озеро, где мы встретили одинокого ученого.

Еще много интересного увидела я с высоты. Увидела Сады Фантазии, полные удивительных животных и растений, мрачные и туманные Лабиринты Ночных Кошмаров, откуда доносились леденящие кровь вопли. Далеко на западе сиял янтарным светом океан, в который медленно опускалось похожее на ломтик лимона солнце.

Я обнаружила, что с легкостью могу управлять своим телом во время полета: стоило мне лишь представить нужное движение — и вот я уже поворачиваюсь или кувыркаюсь в воздухе.

Сколько же длится мое путешествие? Час? День? А может, месяц?

Как бы ни приятно было парить вот так, среди облаков, придется возвращаться назад. Мои, наверное, уже давно вернулись с работы, ищут меня. Ну что ж, сделаю им сюрприз, вылезу из шкафа и скажу «Ав!» — пусть думают, что хотят.

Опустившись чуть ниже и еще раз помахав Чудовищу на прощанье, я полетела к гардеробному лесу. Обратный путь занял не больше пяти минут. Пролетая над Островом уединения, я легонько щелкнула удода, дремавшего на лысине Профессора, и сказала, что нехорошо оставлять своих детей на голове у маленьких девочек.

Свой шкаф я нашла не без труда. За время моего отсутствия он совсем зарос, покрылся зелеными побегами, и, если бы не знакомая одежда, я вряд ли бы его отыскала.

Слава богу, дверцы с той стороны были все еще открыты. Я снова оказалась в своей комнате, а часы, привычно тикая, показывали, что прошло не больше часа с момента моего исчезновения. Я аккуратно склеила створки шкафа клеем «Момент», так, чтобы они снова изображали обычную заднюю стенку, и уселась на диван, чтобы немного перевести дух.

С тех пор я ни разу не была в гардеробной стране. Не знаю, что меня удерживает, может быть, страх увидеть вместо зеленой травы оклеенную рисунчатыми обоями стену? А что касается моего заветного желания…. Я часто спрашиваю себя, возможно, мне стоило не торопиться и придумать что-нибудь более здравое и полезное для жизни: ну, например, пожелать есть все, что угодно, и оставаться стройной, или иметь волшебный чемоданчик с неразменным миллионом или еще что-нибудь в том же роде.

Но когда я летней ночью открываю окно и, вдохнув прохладный пряный воздух, взлетаю ввысь, к кронам шелестящих лип и дрожащим фонарям, то совсем не жалею о том, что загадала.

А помните мою соседку, Прасковью Тимофеевну? Так вот, вскоре после этого случая она организовала весьма преуспевающее хозяйство по выращиванию трюфелей. Говорят, ее трюфели попадают в лучшие рестораны города и даже за границу. Было ли это ее сокровенным желанием? Кто знает…