Обидно. Обидно за невыполнение того, что собиралась сделать. Обидно за потерянную боль, за надежду, за мечты. За то, что в нем умерла муза. Я смотрю на него и не вижу света, не вижу как улыбается вдохновение. Я вновь потеряна и пуста.
Почему открытость, дружелюбие и стремление к общению рассматривается как намек на пошлую привязанность, подводные камни которой — животные желания и бесчестная вульгарность?
И несмотря ни на что я вижу странный блеск в его глазах, я чувствую, как он пытается быть ближе. Но отчего тогда он не скажет просто «да»? Почему он молчит? Чего боится? Или это особая игра у народа Людей? Познаю ли я ее?
Великий Демиург, за что ты так жесток? Удивительно, как две разные расы могут чувствовать одно и то же, но подходить к осуществлению своих желаний столь непохожими путями.
Сегодня он торопился туда…я поняла…что она пришла. Я же твержу себе, что это все пустое, что мне наплевать…и…всякий раз все тяжелее и больнее. Волнами находят эти чувства, то терзая мою измученную душу, то отходя, оставляя меня наедине с тем, что осталось. Если описать психологический портрет, то это обескровленное умирающее тело.
Сейчас, как никогда, я понимаю Алису. Стыдно. Она его любила, но не сказала ни слова, писала все, что чувствует, в дневник, в прозе, стихах. Я смеялась над ней, не понимая, почему нельзя просто подойти, сделать первый шаг. Почему нельзя вести себя честно? А теперь поняла — это не по правила Людей. Не даром нас заставляли учить их религии и философию — просто взгляните! Вся их вера окутана страданиями и болью. Искренность есть синоним дурости, странности.
Вот опять он идет мимо меня. Поворачивается и ясно улыбается, сверкая белоснежными зубами. Хитрый взгляд его быстренько осматривает меня с ног до головы, вновь оценивая качество макияжа и эффектность выбранной одежды. И, про себя одобряя сегодняшний образ, кивает мне. В ответ я тоже улыбаюсь, ведь это принято — всегда надо отвечать тем взглядом, которым тебя одарили — таковы правила. Ты со всеми и ни с кем.
Наконец, когда он юркает в свою комнату, я свободно вздыхаю и откидываюсь в кресло. Положив руки за голову, потягиваюсь и закрываю глаза.
— Очень соблазнительный вид — слышится впереди медовый баритон. От испуга я вскакиваю, перевернув чашку с кофе.
— Можно и не подкрадываться — буркнула я, истерично ища тряпку.
— Можно быть поспокойнее, — отвечает он, доставая бумажные полотенца, лежащие справа. Я смотрю на них — и точно, сама ведь положила их на стол для такого случая.
— Валер, сама разберусь.
— Да что ты! Я уже все вытер, — ласково взглянул он, подмигнув. Все также почти танцуя собрав мокрые полотенца, он изящно повернулся и пошел по коридору, кинув:
— Непутевая ты! Выкину их у себя. А то еще урну перевернешь или промахнешься.
«Есть с чего» — тихо проговорила я. И как он оказался так быстро опять у моего стола?
Нужно делать отчет за день. Не хочу. Лень. Настолько лень, что самой противно. А делать отчет нужно. Ибо, если хотя бы пара строчек от меня не придет, на Отриксе поднимут, как это у Людей говорится, шухер. Кстати о словах: на Земле просто бесподобно используют языки! С развитием Народа, их языки развивались вместе с ними, и подчас такие словечки выходят, что без определенной подготовки никогда не разберешься! То ли дело наши…как было тысячи лет, так и осталось. Динамика развития Человечества недаром является самой прогрессивной и быстрой.
На следующий день перед тем, как отправиться в Обитель, я решила заскочить к Максу. Скажем так, исполнить давнее обещание прийти в гости. Держа листок в руке, я старалась найти его дом. Смешно, конечно, потому что карта мне не нужна — я спокойно найду его по запаху. Но использовать даже врожденные возможности запрещено. Подспудно зная, что за мной, скорее всего, следят, я не снимала блокатор с шеи и искренне пыталась вникнуть в рисунок. Наконец, потеряв два часа, я нашла нужную мне улицу. Чувствуя себя героем-ищейкой, я ступила во двор.
Ожидая увидеть помпезное строение, я несколько растерялась, осознав, что не права.
Это был обыкновенный такой кирпичный сталинский дом со старыми подъездами и старыми соседями, с небольшим почти ухоженным двориком, в котором по весне орут коты, а летом местные алкоголики; с вековыми деревьями, на которых уже не одно поколение ворон высматривает, что бы украсть; дети раскрашивают стены, бьют котов и катаются на роликах, стремясь кого-нибудь «случайно» задавить.
Тополиный пух с честью отстаивал репутацию ночного кошмара аллергика, забиваясь во все возможные дыры и лежа белым пушистым ковром, скрывая зелень и асфальт.
Я поднимаюсь по полуразрушенной лестнице ветхого дома. Пятый этаж, квартира сорок восемь, звоню в дверь.
— Кто там? — раздался знакомый сонный голос
— Звучишь вполне по-выходному, — весело сказала я
— Что нельзя сказать о тебе, Лис, — Рассмеялся Макс, открыв дверь и заключив меня в железные объятия.
— Ты рад меня видеть, — выдохнула я.
— Конечно, дорогая.
— Нет, Макс, это утверждение…я сейчас задохнусь.
— О, прости, — он потрепал меня за плечо, — однако ты неженка. Заходи и располагайся. Чаю?
— Нет. Вообще-то я тороплюсь. У меня важное дело.
— о, это займет всего пару минут!
Я, слушая, Макса, осматривалась. Честно говоря, зная его любовь к гламуру и богемному образу жизни, я была несколько удивлена кошмару, творящемуся у него дома.
— Ремонт затеваю, — Макс будто читал мои мысли. — У меня тут хохма такая. Звонит Чувак с работы на домашний, спрашивает…
— Макс, я тороплюсь вообще-то…
— Да, прости. — Он замялся.— Собственно вот. — Он указал на портрет. —это мои родители. Они умерли пять лет назад.
— И ты думаешь, что с помощью Каббалы и спиритизма ты сможешь найти их?
— Да, поэтому я так обрадовался, узнав, ты мастер в этом деле. Я думаю, твоих знаний будет достаточно…
— Послушай, Макс, — я взяла его за руку. — я понимаю твое желание увидеть их снова. Но, боюсь, не в моих силах помочь тебе.
— Почему?
— Они сделали все, что от них зависит в этом мире. Они исполнили родительский долг. — Я улыбнулась. — Понимаешь, каждый из нас с рождения…как бы это…принадлежит сам себе…всегда одинок. Есть обязанности, появляющиеся в течение жизни. Однако все это происходит до тех пор, пока ты не обретаешь семью. И самое главное — детей. Как только у тебя рождается ребенок, ты уже не смеешь отдаваться своим желаниям. Твой долг с минуты его рождения — вырастить его и обеспечить нормальную жизнь. Лишь после того, как ты увидишь его благополучие, зрелость и достаточную силу, чтобы нормально жить, лишь тогда, повторяю, ты сможешь уйти на покой.
И от твоего желания или нежелания это не зависит. Если ты умрешь раньше этого срока, раньше, чем получишь благодарность своего ребенка за данное ему счастье, ворота в другие измерения будут для тебя закрыты.
Макс тупо уставился на меня
— Не понял.
— Я говорю это к тому, что твои родители ушли уже после того, как ты состоялся. Они были свидетелями твоего триумфа в этой жизни. Поэтому смысла искать их нет. Они уже в другом мире.
— А если у них остались…ну…другие дела?
— Это уже решается не здесь. Там, — я показала пальцем вверх, — и там, — сказала я, посмотрев вниз. — Все зависит оттого, какой путь они выбрали и с кем заключили договор. Потому я и здесь. Я изучаю древние народы Земли. Заключение контрактов с Небесной сферой и Адом — моя специальность.
— Ты что, представитель секты?
— Не совсем. Видишь ли, я немножко не из этого мира.
— Это я уже понял, — усмехнулся Макс.
— Нет, не то. Я хочу сказать…да вот, погляди сам, — я скинула заклинание Личины.
— ЧЕРТ!
— Нет. Вообще-то я фея.
Макс олицетворял собой одновременно немую сцену из «Ревизора» и игру «Море волнуется раз…» в действии.
— что и следовало ожидать, — я вздохнула и села на пол.— Раз уж ты сам заставил меня открыться, давай я тебе все вкратце расскажу, а ты уже думай, что с этим делать (все равно тебе никто не поверит, подумала я). Идет?
Никакой реакции. Он, тупо уставившись, смотрел на меня, как пряник на молоко.
Я откашлялась.
— Для начала скажу свое настоящее имя. Меня зовут не Алиса, а Джанни. Джанни Обвиус-Гольд. По профессии Заменяющий Маг. По виду среднее между Эльфом и Нимфой — о таких слышал в сказках?
Никакой реакции.
— заменяю Землян. Умрет из вас кто по нашей вине, мы за него лет так 50-70 проживем, с его личиной, голосом, его семьей. Потом иллюзия смерти и все с самого начала, ага?
Я мило улыбнулась (если, конечно улыбку из 38 острейших зубов можно назвать милой). Видимо, это подействовало, ибо мой очумевший человеческий друг внезапно ожил и с открытым ртом выбежал из комнаты с криком: «Я ща вернусь. Мне надо переварить»
— Ну вот и прекрасно, —сказала я вслух.
Приняв позу лотоса, я закрыла глаза и стала ждать. Неотложное дело отложим до завтра.
***
Ничего не скажешь — влюбленность у Алисы получается весьма оригинальная. С одной стороны, она впадает в истеричную депрессию оттого, что Валера кокетничает и ухаживает за другими; изнывает от ревности, когда он заходит в отдел ее названной соперницы. Одновременно ухитряясь при этом спать с половиной города, ходить в свинг-клубы и безобразничать до потери морали на лице. Уникально. Спать с одним, гулять со вторым, а любить вообще третьего. И при этом ревновать.