santehlit — Честь имею

    Издало приказ о дембеле Советское Правительство

    Навернулись слёзы на глаза мои

    Не везёт мне в службе — повезёт в любви.

   Слабее всех оказался Ваш покорный слуга — а может, досталось больше? Нет Вадиму круче — он чуть насовсем кровью не истёк. Его в базе сразу на вертолёт и во Владик. Слава Богу, жив. Мы что, у нас только переохлаждение — можно сказать, лёгким испугом отделались. Парни на следующий день в казарму. А мне почти неделю температуру сбить не могли, бредил, говорят, в жару всякой ерундой. Когда оклемался, гости потянулись. Ребята приходили, рассказывали. Полковника Конова сняли с должности — не посмотрели, что кавалер знака «Почётный чекист». Вот за эту самую операцию, в которой довелось нам участвовать. Слишком, говорят, велики потери. Тут ещё мы катер угробили. Притащил его на буксире 67-ой, тот самый, что спасал нас из ледяной купели в затопленной пассажирке. Герасименко, как диверсантов скрутил, на всех парах в базу — за орденами. По слухам — наградят. А нас? Нас, наверное, судить будут. Ждём. Парни в казарме погранотряда ждут. Я в санчасти, отчаянно кашляя….

   Пришли Петька Старовойтов с отцом. Начальник судоремонтных мастерских Паранайска, что на Сахалине, пожал мне руку:

   — Спасибо за сына.

Грохнул на тумбочку угловатую бутылку коньяка.

   — Хочу с тобой выпить. Специально прилетел. Сразу, как узнал.

Петька тактично вышел. За ним потянулись солдаты, сокамерники. Их трое. Молоденький самый — водитель персонального УАЗика начальника особого отдела отряда. Здесь он с огнестрелом. Вернее — с царапиной от пули под мышкой. Застукал его капитан Тимошенко с женой в прелюбодеянии и за кабуру. Жене пулю в сердце, водиле, и себе в голову. Схоронили супругов, а солдатик лёгким испугом отделался да царапиной в левой подмышке.

Рассказывал вечером, когда палатой допивали коньяк:

   …. Были в Уссурийске, шеф: «Давай заедем к крестникам». Задержали нарушителей — ей девятнадцать, ему сорок пять. У него в Китае семья — детишек кишмя кишит, а он: хочу жить в Союзе и только вот с ней.

   — Действительно, кресничек, — вспомнил я историю двухгодичной давности.

   — Так вот, — продолжил водила особого отдела, — ушёл шеф, а через некоторое время летит хозяйка молодая. Ничего из себя, в нашей одёжке. «Идём, — говорит, — солдат, чаю попьём». В сторонку отошла да как начала сморкаться — у меня и аппетит пропал.

   — Обезьяна, — посетовал один из двух «дедов-погранцов». — Никакой культуры.

Я возразил:

   — Это ты напрасно. Китайская культура намного древней нашей.

   — И от того они такие рыпистые? Тебя вон чуток не утопили….

   — Одно другому не мешает. Взять немцев — цвет европейской цивилизации, а сколько народу загубили….

   Заспорили. Фрицев, хотя они тоже гады, когда против нас, уважали больше хунвейбинов.

   У «дедов-погранцов» своя «история болезни». Были в увольнении, сцепились с «шурупами» из танковой дивизии. Толпа тех была — всех перемогли. Одному бойцу косицу проломили — до сих пор в коме лежит. Погранцы ждут и гадают, куда из палаты — на заставу или в дисбат?

   Вот и меня, то ли лечат здесь, то ли в заложниках держат — как дело повернётся. Диверсантам мы не дали уйти, а катер-то угробили. Пропили с Вадимом….

   Достал из тумбочки газету — старший Старовойтов притащил. Отыскал…. Вот она, малюсенькая заметка: «…. уволить в запас…. срок службы которых.… и призвать на действительную срочную службу….». Какие простые, но важные, ёмкие слова! Как долго их ждал….

   По щекам побежали слёзы, я закрыл лицо газетой.

   — Что с тобой? — засуетились погранцы. — Тебе плохо? Позвать сестру? Сестра!

Но пришёл медбрат — сержант срочной службы.

Слёзы вытираю:

   — Со мной ничего — всё в порядке.

   — Вставай, вставай, — потребовал костоправ. — На укол пора.

Пошли в процедурную. Сержант в белом халате трепался напропалую:

   — Горячий укол — хлористый кальций. Он тебя к утру на ноги поставит. Закатай тельник до предплечья. Поработай кулаком….

   — Зубов не жалко?

   — Шутить изволите…?

Он перетянул мне руку жгутом, нашёл иглой вену, выдавил туда содержимое шприца. Вздулась шишка.

   — Сейчас будет немножко жарко, — и развязал жгут.

Какой немножко! Будто огнедышащий дракон лизнул мою спину. Я дёрнулся грудью вперёд, упал со стула и отключился на полу.

   …. Вернувшееся зрение явило сознанию такую картину: я — спиной на полу, на мне — костоправ хлещет по щекам. Потом сунул в нос нашатырь:

   — Ты что? Что с тобой?

   — Дом увидел, как наяву…. Слышь, брат, помоги. Мне надо связаться с бригадой в Дальнереченске. Позволь к телефону….

Костоправ взликовал, что ко мне вернулось сознание, и рад был помочь:

   — Так, это, коды надо знать…. Ты знаешь?

Я не знал.

   — Юлька! Юлька нам поможет. У меня девчонка на телеграфе служит. Пойдём.

Мы прошли в кабинет военного врача. Костоправ дозвонился до своей Юльки, уворковал её помочь. Телефонистка связалась с Дальнереченском. Был звонок в политотдел бригады, дежурному по части. Наконец нашли квартирный телефон Юрченко.

   — Да, — раздался на том конце провода узнаваемый голос с хрипотцой.

   — Добрый вечер, Павел Евгеньевич, главный старшина Агапов Ханкайская группа катеров. Прошу прощения за поздний звонок.

   — Да уж…. Я слушаю, старшина.

   — Приказ вышел, товарищ кавторанга, занятия начались, меня ждут в институте.

   = Я помню о своём обещании. Но мне сказали: у тебя проблемы со здоровьем.

   — Жив и здоров, Павел Евгеньевич, и вам желаю….

   — Слышу. Рад. Завтра дам команду готовить тебе документы на расчёт. Приезжай….

   — А Переверзев?

   — Я ему сейчас позвоню.

   — Спасибо.

   — Спасибо, друг, — я полез обниматься к костоправу. Ткнулся носом в его плечо и не смог удержать слёз.

   — Ну-ну, — похлопывал ладонью моё плечо сержант. — Ну-ну.

   Переверзев явился после обеда.

   — Личные вещи остались? Собирайся. Завтра еду в бригаду и тебя захвачу.

   — В бригаду? На ГАЗоне? 200 вёрст в холодном пыльном кузове? Боже праведный! А почему не на поезде? Билетов не достать? А попробовать? Дайте мне шанс.

   — Хорошо. Не уедешь сегодня — завтра со мной на машине.

   Сборы были не долги — вещи мои хранились в каптёрке. Я из санчасти перебрался в казарму, где уже обитал наш героический, но сухопутный теперь экипаж. Прощались, обнимались, собирались всей толпой в самоволку — меня на вокзал проводить. Герасименко явился. С пирса. Специально, по приказу замполита. Вот спелись два друга! Ухмылки его ясны, как день. До касс дойдём — билетов нет — назад в казарму. А на машине мне ехать — точно гроб: кашель бьёт, испарина, слабость. Ну, не долечился — соврал: уж больно домой хочется.

   Я думаю, Переверзев этим ходом ещё одну цель преследовал. Гераська, он взрывной, самолюбивый. Я тоже не со свалки призван. Отношения наши далеко не приятельские. Весьма вероятно, что сцепимся мы у последней черты (на вокзальном перроне) друг другу в глотку, а долбанный старлей пожнёт плоды своих интриг.

Прощай, братва! Ну, веди меня, сундук, на вокзал.

Идём, молчим. Я впереди, Гераська за спиной — конвоирует.

На вокзале кассирша:

   — Билетов нет. Но могут быть по прибытию поезда.

О-пана! Зацепочка!

   — Буду ждать, — говорю. — Могут быть места по прибытию поезда.

Гераська пожал плечами — имеешь право. Прибытие в половине двенадцатого. Ещё два часа. Готов ждать. Вот, ублюдок!

   На вокзале народу тьма — призывников провожают. Вот они — свежестриженные, нахально-растерянные — с родственниками, друзьями, подругами.

   У меня созрел план. Подошёл к группе ребят.

   — На службу? Основное армейское правило знаете? Старшин уважай, кусков презирай. Видите, сундук меня пасёт? Можете прессонуть, чтоб я его на вокзале больше не видел?

   — О-о, да легко. Мы его щас в ближайших кустах закопаем, — пообещали провожающие, выпендриваясь перед отъезжающими.

   Не знаю, закопали Герасименко в ту ночь на вокзале, иль убёг Николай Николаевич, но пропал с моих глаз навсегда…. С новыми знакомцами-призывниками я не только сел в поезд, но и без билета доехал до Дальнереченска — закосил под «покупателя». Настоящие были не против.

   В бригаде меня ждали документы на главного корабельного старшину. Прощальный жест полковника Конова. И ещё известие, что машина с замполитом, выезжая из Камень-Рыболова, перевернулась. Переверзев сломал ногу и попал в санчасть. Вот так судьба распорядилась.

   Дембеля с малых катеров поинтересовались, не нужно ли что через забор пронести? У меня в портфеле ничего предосудительного. Разве что альбомчик.

   — Кто дежурный на КПП?

   — Старлей Ершов.

Докатился Кабанчик — на сундуковские посты заступает.

   — Легко пройду — старый корифан.

Но я ошибся….

Ершов не кинулся обниматься. Сказал деловито:

   — На дембель? Что везём? Открывай портфель — таможенный досмотр. Так, тельник один, зубная щётка… так…. А это что? Дембельский альбомчик? Ну-ка, ну-ка, полюбопытствуем…. А тебе известно, старшина, что снимать боевую технику запрещено? Не обессудь….

Он рвал листы из дембельского альбома и вглядывался в моё лицо с садистским удовольствием.

   — Что ты лыбишься? Что ты лыбишься?

   — Я думаю, переступлю порог КПП и больше никогда, ни одной писе не позволю унижать себя безнаказанно. Клянусь.

   — Может, поговорим на эту тему в кабинете начальника политотдела, или ты торопишься?

   Вырванные листы Кабанчик сунул в урну, альбом положил сверху на портфель. Я потянул его за ручку, и альбом скатился на пол. Пусть остаётся. Уж лучше без него, чем с таким.

   — Честь имею! — козырнул и вышел вон.

   Этот случай рассказал полковнику ЧВВАКУШа, вместе с двумя патрульными курсантами остановившему меня на вокзале в Челябинске. Я уже переоделся в дембельскую форму и поджидал электричку в родной район. Полкан полистал мои документы, пересчитал знаки на груди и сказал:

   — Служили вы отлично, но зачем же форму нарушать? Кашне вам не положено. Снимите, застегнитесь и наденьте «слюнявчик».

   — «Сопливчик», товарищ полковник, — Я стоял в распахнутом бушлате и роскошном офицерском кашне на шее. Не соответствовал, явно….

Но падать ниц в трёх шагах от дома так сильно не хотелось….

— Вы можете затащить меня в гарнизонную губу, отнять звание и награды…. Я три года не был дома, готов задержаться ещё на десять суток, но «сопливчика» у меня нет — в части оставил….

   Он был мудр, этот полковник ЧВВАКУША. Он усмехнулся, вернул мне документы и взял под козырёк. Я мог презирать любого человека — будь он маршал или рядовой — это субъективно. Но объективно — я обязан отдать честь воинской форме. И я опустил портфельчик, застегнул бушлат, даже крючок у горла, упихал с глаз кашне, и встал «смирно», приложив ладонь к бескозырке.

   — Вольно, — сказал полковник и протянул широкую ладонь. — Поздравляю с возвращением.

Слёзы побежали по моим щекам, когда показали патрульные спины.

Потоки их были дома. Мама плакала, уткнувшись носом в моё плечо. Отец размазывал сырость кулаками по щекам. Сестра — оптимистка. Явилась и пихнула меня в кресло:

   — Рассказывай.

   — Что, милая?

   — Как что? Анекдоты армейские — страсть люблю.

   — Да не был я в армии — три года во флоте.

   — Напрасные годы, заметь, — встрял отец. — Сейчас бы уже институт заканчивал, в начальники готовился.

Я задумался — а напрасные ли?

                                                                                                                                А. Агарков. 8-922-709-15-82

                                                                                                                                                п. Увельский     2009г.