Для них я просто «номер 115». А ведь когда-то, очень давно, у меня было имя. Сколько прошло времени с тех пор? Двадцать лет? Или тридцать? Не знаю. В моей камере… Что? Ах, да! Простите, простите! Конечно же, палате. Ведь в этом обществе нет тюрем, здесь есть оздоровительные санатории. Ведь это Очень Гуманное Общество. И нет преступников, есть только Больные Граждане, которые нуждаются в Лечении. Я познал все прелести этого Лечения на себе, но не об этом сейчас речь. Да, так вот, в моей палате нет окон и потому, я не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я попал сюда. Солнце никогда не заглядывает сюда. Я лишь приблизительно могу судить об этом, по разговорам, проникающим сквозь дверь моей палаты.
Но и тогда они не упомянули моё имя. Я не вписывался в рамки Нового Общества. Со всей его стерильностью, доверием и наивностью. Открытыми в любое время суток дверями и бездумными… Что ещё не так? Ах, разумеется, как же — как же! Радушными улыбками и всегда довольными лицами.
Но даже тогда, при всех своих Вежливости и Радушии, и всём том, что является отличительными признаками Настоящего Гражданина Нового Общества — они ни разу не упомянули моего имени ни в прессе, ни на телевидении.
Для них я был просто — Ужас Из Нового Чикаго. У такого существа, как я, не могло быть имени. Ведь по их понятиям человеком, а тем более Настоящим Гражданином, я не был. Впрочем, для них эти понятия тождественны. А, следовательно, все, кто не является Гражданами Нового Общества — не являются и людьми. Но оставим это заблуждение на их совести.
Я лишь следовал зову природы, зову своей крови… и чужой. Хотя, обо всём по — порядку.
Почему я пишу об этом? Я чувствую, что близящееся полнолуние последнее в моей жизни. В моей жизни в этом воплощении. Ибо мне известно, что я не умру, как бы им этого ни хотелось. Нет, разумеется, меня не ждёт Воскрешение и Омоложение, как Достойного члена этого Общества. Но они не верят в предрассудки и легенды. А ведь в них далеко не всё ложь и суеверия. Если не сказать больше. И моя душа, душа человека — волка уже ждёт Его. Ждёт Нового Воплощения. Но им невдомёк. Они даже если прочтут это — всё равно не поверят.
И тогда я вернусь. За эти десятилетия моя жажда стала почти нестерпимой. Она медленно точила меня. И с каждым полнолунием я становился всё слабее и слабее. Сейчас я почти не поднимаюсь со своего ложа. Вы спросите, как же так, если в моей палате нет окон, как я узнаю, что близится полнолуние? Да, я не вижу солнца, я не вижу луны, но последнюю я чувствую. Чувствую последние три или четыре года особенно остро. Эти мучительные головные боли. Ночи в полубессознательном состоянии. Но скоро всё кончится и тогда… Тогда Новое Общество вздрогнет от ужаса. Ибо я Вернусь. И принесу с собой Месть. Я найду тех, кто заставил страдать моё тело и мою поистине Бессмертную Душу. Но всё это будет потом… ведь они не верят. Они не знают, как бороться с Нами.
Началось ЭТО давно. Мне тогда было лет десять. Нет, разумеется, я и раньше замечал, что вкус крови, свежей крови, доставляет мне особое удовольствие. И по ночам, в полнолуние, я до утра не мог уснуть. Мной овладевало какое-то беспокойство. Тогда, ребёнком, я не мог себе этого объяснить, но уже тогда понимал, что это надо скрывать. Для меня это было своего рода игрой.
В то время мы жили в пригороде Брунсвика. Есть такой небольшой городок. Или, по крайней мере, был. Уже в конце прошлого века он начал хиреть.
Впервые ЭТО случилось в тот день, когда мне исполнилось десять. На следующее утро после моего дня рождения пришёл сосед. Как сейчас помню.
Мать возится в кухне. Отец работает в кабинете, пишет статью для какого-то финансового журнала. Я в гостиной разбираю подарки. Раздаётся звонок в дверь. Открывает мама. На пороге мистер Харрис, сосед, с ружьём наперевес. Разговор из прихожей доносится слабо, но всё же я различаю его взволнованный голос:
— Вы знаете, в округе объявились волки.
И недоверчивый мамин:
— Волки? Навряд ли. Бродячие собаки — может быть. Но волки… сильно сомневаюсь. Нынче бродячих собак развелось много, городские власти почти ничего не делают. Хотя, их тоже понять можно. Финансирование по этой статье урезали до предела.
— Да нет! — Перебил её мистер Харрис. — Самые настоящие волки. Моего Снупи загрызли этой ночью. Горло перегрызли, а самого не тронули. Я выскочил на шум с винтовкой. Вижу тёмно-серая тень, ну я и пальнул. Я абсолютно уверен, что попал. Причём задел прилично, крови было много. Кстати, след ведёт к вашему сараю.
— К нашему сараю? — Теперь мамин голос встревожено. — Надо пойти посмотреть.
В этот момент на лестнице показался папа. Я уже не скрывал своего любопытства и вышел в прихожую.
— В чём дело, дорогая? — Произнёс отец, спускаясь вниз.
— Ты знаешь, Роджер говорит, что в округе появились волки. Он ночью стрелял в одного и попал, а след, который оставил раненый зверь, ведёт в наш сарай.
— Он моему Снупи глотку перегрыз, — подтвердил мистер Харрис.
— Сейчас посмотрим, — сказал папа, — только ружьё возьму.
Он направился за дробовиком в кабинет. Я знал, что ружьё хранится в шкафу, в кабинете. Отец как-то сам показал и научил им пользоваться. Он сказал, что гражданин свободной страны должен знать, что такое оружие и как с ним обращаться. Всё это было ещё до того, как законом запретили его хранение. Поскольку Гражданам Счастливого Государства оружие ни к чему.
Через минуту отец вернулся, и они втроём пошли на задний двор. Меня с собой он ни взяли, сказав, что раненый волк может быть ещё там и что он может быть опасен.
Впрочем, я и так знал, что они там найдут. Огромную лужу полузасохшей крови, немного волчьей шерсти… и всё. Никакого зверя.
Зверь стоял в дверях гостиной, держа в руках пульт дистанционного управления, от подаренной накануне кем-то из гостей, машинки. Им было невдомёк. Что зверь живёт под одной крышей с ними. И что этой ночью он почуял свою силу. Но им нечего бояться, зверь их не тронет. Даже мистер Харрис может не дрожать за свою жизнь. Пока?
Боль в боку понемногу утихла. И сейчас я почти не чувствовал её. Как сказал мистер Харрис, он действительно прилично задел меня. Но, вопреки распространённому в то время мнению, даже если бы он знал, в кого он на самом деле стреляет и воспользовался серебряными пулями, даже если бы я потерял тогда всю кровь — это вряд ли что-то могло бы изменить. К утру от раны остался бы только небольшой синяк.
В прихожей послышались возбуждённые голоса:
— Да, Роджер, ты абсолютно прав, — это папа, — одного я не могу понять, как он мог уйти, потеряв такое количество крови. И потом, почему нет следов ИЗ сарая, если он всё же ушёл. А если сдох, то где труп? Всё это так странно.
Да, папочка, ты и не представляешь, насколько это чертовски странно.
Это уже потом, на протяжении целых восьми лет были кошки, собаки, овцы, коровы… Да мало ли животных попадало «под зубы». Местные фермеры не раз устраивали облавы на волка убийцу. Пока только, правда, домашних животных. Они неизменно находили лишь следы. Иногда кровавые. Мне не всегда удавалось уйти невредимым и незамеченным. Но всё началось с соседского спаниеля Снупи.
Я помню свою первую человеческую жертву. Это была девушка с улицы. Произошло это в Нью-Йорке. В этом городе ежедневно исчезали, гибли в автокатастрофах, в перестрелках уличных банд, от рук грабителей и убийц десятки людей. Это сейчас там тишь да гладь, а тогда только начинали наводить порядок.
Осень. Ледяной ноябрьский ветер заставляет редких прохожих плотнее кутаться в пальто. Уже темно и на улицах зажглись фонари. Но на долю этой улицы электрического света приходится не так уж много. Вы спросите, что же заставило меня, привыкшего к крови животных, искать в качестве жертвы человека? Да как раз её отсутствие. Попробуйте в таком огромном городе найти овцу или корову. Вам смешно? А мне было не до смеха. Полнолуние застало меня в городе. В Нью-Йорке. Волчья натура требовала своего. Крови.
Кого в этом городе будут искать меньше всего? Правильно, проститутку. Её исчезновение не взбудоражит город. Может статься так, что его совсем не заметят.
Моя машина катилась вдоль тротуара. Чего ищет её владелец не вызывало сомнений. Марка и модель машины говорили о том, что сидящий за рулём не испытывает финансовых трудностей и обещали хороший заработок.
Обычно их здесь довольно много. Обычно. Но не в этот раз. Может оно и к лучшему. Меньше глаз, меньше шансов что найдут.
Она стояла одна, зябко кутаясь в курточку не по сезону. Я остановил машину и открыл дверь. Девушка подошла. Сколько за ночь? Пять сотен. Идёт. Куда едем? Ко мне домой. Называю район. Она смущённо улыбается. Шикарно, никогда не была. Ты давно этим занимаешься? Неделю. Всё ясно, киваю. Молчание.
Ей от силы семнадцать. Симпатичная. Длинные волнистые рыжие волосы. Огромные зелёные глаза. Жаль.
Ну, вот и приехали. Поднимаемся.
— А у тебя здесь мило. — Произносит она, переступая порог.
Я выдавливаю улыбку.
— Да, стараюсь, чтобы мне самому нравилось.
— Где у тебя…душ? —. — Слегка запнувшись, спрашивает она.
— Дверь в конце коридора. Чистые полотенца в шкафчике. Спальня там. — Я указал в другой конец коридора.
— А ты разве… — Девушка нерешительно улыбнулась.
— Я после тебя.
— А-а
Она аккуратно повесила курточку на вешалку и прошла в ванную. Через пятнадцать минут она вошла в спальню, на ходу торопливо вытирая волосы.
— Ничего, что я взяла твой халат? Ой! Ты ничего не говорил о том, что у тебя есть собака. Она не кусается?
На двуспальной кровати застеленной атласным покрывалом лежал огромный чёрный ВОЛК. Он, не мигая, смотрел на девушку. В приоткрытой розовой пасти виднелись, каждый около дюйма длинной, клыки.
— Эй! Где ты? — Девушка испуганно окинула взглядом комнату.
«Всё!» — решил я, — «Пора!»
На вскрик ей не хватило дыхания. В глазах мелькнуло удивление, когда чёрная тень метнулась к её горлу.
Через несколько секунд всё было кончено. Крови почти не было. С тех пор как я, ещё неопытным волчонком, разрывал артерии своим жертвам, прошло немало времени, и я кое-чему научился. Четыре аккуратных отверстия и несколько капель на полу у порога.
Ах! Я сейчас всё отдал бы за те несколько капель. Но охранники ходят с пистолетами. Да-да, конечно, извините, санитары и врачи. Пистолеты эти заряжены стрелами со снотворным, которое действует почти мгновенно.
А теперь я перехожу к самой печальной части повествования. Разумеется, печальна она только для меня. Поскольку завершилась моей поимкой. Кстати, благодаря тем самым стрелам со снотворным.
Мне тогда было, двадцать пять… нет, двадцать восемь лет. Да, именно так. Двадцать восемь. Тогда, в обновлённом Чикаго возник Ужас. И наводил панику среди жителей. Каждое новое полнолуние знаменовалось пятью-шестью новыми жертвами. Этому способствовало то, что Граждане теперь не запирали дверей. С преступностью было покончено. А по утрам находили целые семьи с жуткой отметиной на горле. Граждане Счастливого Государства были в панике. Они требовали от властей что-нибудь предпринять. И те предприняли.
В тот злосчастный для меня вечер, я вышел на охоту раньше обычного. Прокравшись по притихшим улицам, я выбрался в пригород. Выбрав дом, стал ждать. В конце — концов, свет в доме погас, и все легли спать. Через дверь в кухне я прошёл в дом.
Тьма в доме меня не смутила, я хорошо видел и так. Я шёл почти хозяйским шагом, как по своему охотничьему угодью. Да, в принципе, так он для меня и было.
Спальни у взрослых были раздельные. Если бы кто-то мог меня в этот момент видеть, он заметил бы лишь одно, как огромная чёрная тень проскользнула в плохо прикрытую дверь одной из спален.
Здесь спал мужчина, тридцати с небольшим лет. Он даже не успел проснуться. Бедолага, он так и не узнал, что убило его в ту ночь. Покончив с ним, я направился в соседнюю комнату. На кровати сидела, растерянно хлопая ресницами, молодая женщина. Вряд ли ей было больше чем мне. Она увидела меня. Взгляд её замер, затем медленно поднялся на стену, за которой, по всей видимости, находилась детская. У неё в глазах застыл немой вопрос. Я понял, о чём она думает, и дважды повёл головой из стороны в сторону.
Женщина тихо, едва слышно прошептала:
— Дети… Детей не трогай, хорошо? У тебя свои, наверное, есть…
Я повторил свой жест. При этом видимо, помимо моей воли, в моих глазах мелькнула тоска.
— Бедняга. Если бы у тебя были дети, тогда ты понял бы меня.
Я медленно подошёл к ней. В тот момент я понял, что не смогу сделать того, зачем пришёл. Я не сентиментален, чёрт возьми! Но мной овладело чувство, которому я не нахожу названия. Вы можете его назвать, как хотите: тоской, ностальгией по ласке или как-то ещё, неважно. Но я положил голову к ней на колени. Она осторожно прикоснулась рукой к шерсти, затем провела ею между острых ушей.
— Я знаю, что ты сейчас сделал. Я не буду звать на помощь, но это наверняка сделают другие. Я не осуждаю тебя, такова твоя природа. Я догадываюсь кто ты. И знаю, что сейчас полнолуние. Скоро сюда придут, тебе лучше уйти. В сущности, кем он мне был? Отцом моих детей, человеком с которым я жила. Я не держу на тебя зла. Возможно, ты не так ужасен на самом деле. А теперь, либо делай то, зачем пришёл, либо уходи.
Не имея в таком обличии, иной возможности выразить ей свою признательность, я поставил передние лапы на край постели, и моя голова оказалась на уровне её лица. На долю секунды в её глазах мелькнула тень испуга. Я не оговорился, лишь лёгкая тень и только на долю секунды. Я лизнул её в щёку. Она грустно улыбнулась и произнесла:
— Будешь жив, заходи. А теперь иди, тебе пора.
В эту секунду внизу хлопнула парадная дверь.
— Беги! Они убьют тебя.
На лестнице уже загрохотали ботинки. Я сорвался с места. На верхней ступеньке лестницы я появился в тот самый момент, когда первый человек был на полпути наверх. У подножия лестницы раздались удивлённые крики:
— Вот он! Смотри, какой здоровый!
Захлопали выстрелы пневматических ружей. Вокруг засвистели стрелы со снотворным. Стоит одной из них задеть меня, и я окажусь беспомощнее слепого щенка.
Я лишь на мгновенье задержался на верхней ступеньке лестницы.
Мощный толчок и чёрный волк преодолел все пятнадцать ступеней лестницы. Ещё прыжок и я у открытой парадной двери. В полете, я услышал, как тело сбитого мной в первом прыжке человека достигло нижних ступенек. Наступила такая тишина, что я различил хруст. Его не спутаешь ни с чем. Ещё до того, как мои передние лапы коснулись порога, я знал — этот человек мёртв. Ещё всего один бросок и я на свободе. Но глухой хлопок предопределил мою судьбу на ближайшие десятилетия. Стремительно приближались кусты живой изгороди. Спасительная зелень. Но ещё быстрее накатывалась тьма беспамятства, беспомощности…
Огромный чёрный волк, так грациозно взмывший в воздух в последнем прыжке, теперь неуклюже растянулся на тех самых кустах живой изгороди, что должны были укрыть его от человеческих глаз.
Толстые ветви пригнулись почти до земли. Люди боязливо подкрадывались к тому, кто ещё несколько минут назад был кошмаром их ночей. Десятки стволов пневматических ружей смотрели на него. Постепенно тело начало приобретать человеческие формы. На молодого человека лет двадцати восьми из окна второго этажа смотрела женщина с карими глазами. В её глазах блестели слёзы. Над Чикаго вставало утро нового дня.
Суда не было. Молодого человека признали невменяемым, социально-опасным и постановили поместить в санаторий для лечения. По сути же, никто толком не знал, как его лечить. А потому, Самое Гуманное Государство в лице его не менее Гуманных Граждан почло за лучшее забыть о пациенте №115, палаты №93, Специального Санатории для Социально-опасных Личностей, что в трёх милях от города Брунсвик, штат Теннеси. И только женщина в пригороде Чикаго иногда вспоминала о нём, грустно вздыхая и украдкой смахивая слёзы.
Пациента №115 обнаружили утром в палате мёртвым. Врач, чтобы хоть как-то объяснить эту странную смерть, указал в качестве причины кровоизлияние в мозг. Этот пациент провёл в санатории тридцать восемь лет. И, несмотря на это, к моменту смерти не более чем на тридцать. Единственное, что портило его приятное некогда лицо это ввалившиеся щёки и слегка вытянутая «волчья челюсть» с едва выступающими над остальными зубами четырьмя клыками.
Неделю спустя по Чикаго прокатилась волна жутких убийств. Жертвы находили с прокушенной шеей, без единой капли крови в теле. Охота была избирательной. Гибли только те, кто тридцать восемь лет назад служил в Департаменте Правопорядка и Дисциплинарных Взысканий и пара-тройка судей. Никто, разумеется, не догадался связать эти смерти со странной смертью в Специальном Санатории пациента №115. Никто, кроме…
Она уже тридцать восемь лет была вдовой. Она уже дважды проходила курс Омоложения. Но, несмотря на обилие предложений, так больше и не вышла замуж. У неё уже были взрослые дети, подрастали внуки, но она осталась такой же какой была тридцать восемь лет назад.
Женщина взглянула в окно. Полная луна. «Совсем как тогда» — подумала она. Задёргивая шторы, она заметила тень, мелькнувшую в кустах живой изгороди. Женщина тряхнула головой и тень исчезла. «Показалось». Только сегодня по телевизору сообщили об очередном зверском убийстве. И у неё почему-то кольнуло сердце. Уже тридцать восемь лет никто не согревал её постель. Женщина вздохнула, с какой-то странной тоской посмотрела на полную луну, проглядывающую сквозь шторы, и легла.
Она проснулась от ощущения под рукой чего-то мохнатого и тёплого. Ещё не открыв глаза, она знала что увидит.
Она провела рукой между острых ушей:
— Я знала, что ты вернёшься. Я ждала.
Огромный чёрный волк слизнул со щеки женщины слезу.
5 Октября 2002 года.