Сергей Хмельницкий — Останься....

Палата реанимации. Белый кафель, окно, календарь, стул, тумбочка, запах. Очень неприятный. Звук улицы не проходит сквозь стекло. Он боится неживого звука. Тяжело дышать воздухом этой комнаты. Шаги. Дверь палаты открывается, заходит медсестра и проверяет капельницу. Все в порядке. Смотрит на койку. На ней лежит молодая девушка со светлыми волосами. Ее глаза закрыты, рот чуть приоткрыт в ожидании глотка воздуха. Темные разводы под глазами, словно размазанная темно синяя тушь. Одна рука свисает с кровати. Другая, зажата резиновым ремнем, из узла которого торчит котетктор, рядом широкая лента лейкопластыря, из которого жалом торчит игла с трубкой.

Медсестра садится на стул и смотрит на панель с приборами. От одного она не может оторвать взгляда. Вспышка зигзагообразных линий появляется все реже. Пульс снижается до 32 ударов в минуту... тише... вниз... вспышка уже не такая яркая. Медсестра нажимает на кнопку звонка над койкой и резко встает. В окно бьется белый голубь, неистово, будто пытаясь разбить окно. Медсестра, не отрываясь, смотрит на него. Он отлетает назад, и в силе взмахов своих крыльев, вперед, ломает их, пробивая стекло. Белый голубь лежит на полу среди острых, как лезвие, осколков. Его крылья нервно вздрагивают, медленно окрашиваясь в розовый цвет. Голубь медленно закрывает глаза и вздрагивает уже в последний раз. Белый цвет становится темно красным.

Медсестра медленно отходит назад к стене. В это время слышатся быстрые шаги, бег, непонятный грохот. Дверь резко распахивается, медсестра вжимается в угол стен ближе к дверям. Два врача забегают в палату.

Девушка лежит с открытыми глазами. Она смотрит на врачей, улыбаясь. Поднимает руку, показывая им свою открытую ладонь.

— Не надо. Нет смысла.

Шепот голоса среди ворвавшегося шума. Ветер, который тут же вздернул шторы вверх к потолку.

— Спасибо.

Еще слово. Рука опускается резко вниз. Опавший листок, рождаясь весной, осенью падает вниз за пару секунд. Волосы один за другим, подчиняясь ветру, закрывают лицо девушки.

— Свет. Включите свет…

Голоса становились тише и тише. И вскоре тишина коридора, стала звенящим нестерпимым криком, ударяясь об стену, падая на пол.

В этот же день… Немного времени до этого.

Я стоял посередине улицы, и наблюдал, как отрывались желтые листки от лапоподобных ветвей и падали вниз на холодную землю. Одновременно я следил за секундной стрелкой часов, и пытался засечь время падения. Секунды… Чтобы вырасти и созреть, наслаждаться солнцем понадобились месяцы, а упасть…

— Привет!

— Привет!

Я вспоминал первую встречу с ней. Легкая и свободная. Живая улыбка. Глаза с игривым огоньком. Звонкий смех, и очень ласковый голос. Ее слова нежно прикасались ко мне, я боялся вспугнуть ее своей напористостью. Мне хотелось прижаться к ней. Поцеловать. Завернуть ее в себя. Уберечь от всего, грязного и злого. Мне так хотелось, быть с ней. Но почему, когда мы чего-то хотим очень сильно, мы меньше всего, это получаем. Навсегда.

Падение… Не знаю почему, так меня привлекло именно один листок. Он был зелено — желтым и видимо не созрел для падения, но другие подталкивали его вниз, цепляя его своими руками, обрывая с ветки. А он умудрялся увернуться от их ударов, насколько ему позволял его стебель. А братья — листья не унимались и гурьбой сваливались на него, бросая ему вызов пренебрежения, ненависти и непонимания. «Я не хочу» — кричал он и вырывался, отталкивал их от себя, снова вздрагивая и устремляясь вверх, показывая им свою независимость. Я вспомнил рассказ О. Генри о последнем листке, который спас жизнь больной девушке.

…Но звонок мобильного прервал мои мысли. Я залез в карман, вздрагивающий кусок пластмассы, вырывался из рук. Телефон уже разрывался. Прохожие смотрели на меня, а я смотрел мимо них, туда, где стоял корпус больницы.

— Уходи. Обещай, что не будешь, здесь. Уходи. Я прошу тебя.

Зачем я послушал ее? Зачем ушел? Вопросы змеиным клубком извивались в моей голове, царапая своими когтями внутри меня. И вдруг тишина. Внезапная и немая. Как одно ее слово... Прощай.

Я выключил мобильный. Так не ответив на звонок.

— Вы ее родственник?

Врач смотрел на меня серьезно и без каких либо сострадательных эмоций.

— Нет.

— Кто вы?

— Я ее...

Но врач, все понял.

— Она умерла.

...Я шел, не зная куда идти. Проходил сквозь улицы, обходя людные места. Смотрел, но ничего не видел. Я шел. Не понимая, зачем иду. Не помня, каким образом здесь остановился, на краю крыши, незнакомого мне дома, я смотрел вниз. Внизу под окнами игрались дети. Они бегали и что-то кричали. Мне не хватало одного шага. Наверное я ждал темноты. Я посмотрел на заходящее солнце. Мои глаза смотрели на него и не боялись обжечься. Внезапно, раздался звонок мобильного. Я не обращал на него внимания до тех пор, пока не вспомнил, что я все-таки выключил его. Я посмотрел на монитор… номер не определен. Я почувствовал своей спиной чье-то присутствие.

— Привет!

— Привет!

Она была в белом платье. Ее улыбка была необъяснимо светлой и теплой, которая смогла бы разжать кулак, самому сильному человеку на земле. Ее волосы развевались, как белые ленты. Ее глаза светились любовью и смотрели на меня, ни разу не смотревшие таким взглядом.

Я видел ее живую и такую близкую. Она подошла ко мне, и поцеловала в губы.

— Останься. Ради меня.

Я ничего не мог сказать, и словно застывший камень, боялся пошевелиться. О чем я думал тогда, не знаю. И мог ли я понять, что происходит?

Она улыбнулась. Поправила рукой волосы и произнесла последнее, что я услышал от нее.

— Я люблю тебя.

Она закрыла мне глаза своей рукой. Я повиновался.

Я стоял с закрытыми глазами и слышал ветер, потом, случайный звук хлопающих крыльев птицы.

Когда я открыл глаза, я стоял на земле. Рядом игрались дети. Мама одной девочки, позвала ее домой. Девочка посмотрела наверх, на свое окно.

— Мамочка, сейчас.

Почему я посмотрел наверх... не знаю...

— Я вернусь.

Я сказал это автоматически, как эта девочка. Не зная кому говорю и зачем.

Временами я возвращался на эту крышу. Сидел и смотрел на закат солнца, на играющих детей, на проходящих внизу людей… на жизнь.

А иногда, я оглядывался назад, и видел только её.