santehlit — Создатель. День третий

    Сомнения закрадываются в душу, лишают покоя. Но не поздно ли? Процессу дан ход, есть уже результаты. Ведь Любовь Александровна не такой человек, кто откладывает дела в долгий ящик….

   Мозговой штурм людей на проблемы, создаваемые стихиями, оказался на редкость удачной мыслью. Дело даже не в том, что все носители оптимизаторов разом напрягли серое вещество под черепной коробкой над единой темой, накидали кучу идей — разбирайтесь, госпожа Гладышева, где здесь зёрна, а где плевела. Билли удалось наладить работу так, что в теме с первой же минуты мозговой атаки не осталось дилетантов. Все были просвещены, что твёрдую поверхность формируют шесть не стыкующихся скорлупок гигантских плато. Их подвижки провоцирует кинетическая энергия вращения Земли вокруг собственной оси. «Доспехи» раскалённого до плазменного состояния ядра планеты, наползают друг на друга, вздымают и топят края — происходят землетрясения. Края скорлупок опоясаны цепями вулканов — подвижки предваряются и сопровождаются извержениями. Как остановить движение земных плато? Какими цепями сковать неспокойные скорлупки? Остановить вращение Земли не возможно, да и разумно ли?

   Плевел по теме не было. Было размышление, обсуждение, предложения и их критика. Билли удалось умственные потуги каждого индивидуума объединить в один мыслительный процесс. И он шёл беспрерывно, денно и нощно, в масштабах всей Земли. Люди искали способ, как умиротворить Стихию. И ведь нашли!

   Кому теперь отдать приоритет открытия? Могу я претендовать с чистой совестью — ведь это моё предложение, провести мозговую атаку человечества на проблему. Билли своими оптимизаторами сумел объединить и направить мыслительные усилия каждого — и в результате явилось решение. Но был кто-то ещё, один неизвестный среди миллиардов земного населения, кто подал такую идею — направить мысленную энергию на укрощение кинетической. Оппонентов через край. Однако, голос робкий, но настойчивый: почему бы не попробовать. Действительно, что мы теряем, если разом все вместе потребуем от Стихии: а ну-ка уймись….

   Ещё ковырялся в останках лавины у подножия Белухи, когда Билли просветил меня по поводу эксперимента и спросил:

   — Ты с нами?

   — Всех так уговариваешь или для меня исключение?

   — Ты — Создатель.

   Выбрался из ущелья, под прозрачные лучи сентябрьского солнышка:

   — Командуй, на чём сосредоточиться?

   — Расслабься. Сейчас на несколько мгновений отключу твоё сознание, чтобы ничто постороннее не отвлекало. Чтобы вся воля людей в едином порыве….

   Прилёг на жухлую траву — красный флаг тебе в руки.

   На какой-то миг отключился. Будто в сон провалился — глубоким и гулким ущельем пронёсся к центру Земли и обратно, на залитую солнечным светом поляну.

   — Что было, Билли?

   — Жив и не потрескался?

   — Получилось?

   — А то.

   — Я ничего не чувствую.

   — Зато я чувствую. Все сейсмические датчики Земли регистрируют резкий спад активности земной коры.

   — Мы спаяли стыки разломов?

   — Нет, мы сняли накопившееся напряжение от вращения.

   — Надолго?

   — Я думаю…. Впрочем, будем поглядеть.

   — И всё-таки…. С любой поправкой.

   — Ну, скажем, год.

   — Раз в год грохаться в обморок, чтобы двенадцать месяцев Землю не трясло, не посыпало пеплом, не обжигало лавой? Я согласный.

   Поднялся на ноги и ощутил лёгкое головокружение.

   — Билли?

   — Всё в порядке, Создатель. Ощущение переутомления, не более того. Полежи часок-другой — само пройдёт. Или ты опять лавину ковырять?

   Прилёг на бочок, ноги скрестил.

   — Знаешь, больше не полезу в пропасть — хватит.

   — Что-то новенькое. Возвращаемся в мир людей? В семью, к жене?

   — Нет. В другую сторону.

   — Это как?

   — На заповедный остров к прозрачным людям. Ты рад?

   — Не сказано как. У них есть чему поучиться.

   — За тем и иду.

   Отдохнув пару часиков, как советовал Билли, подобрал в валежнике на гребне склона сухую палку в посох и направил стопы на закат солнца. Билли тут же с замечанием:

   — Это не самый близкий путь.

   Я пропел с энтузиазмом:

   — Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить, мне некого больше любить….

   Эх, гитару бы мне. Когда это было? В какой из прожитых жизней?

   — Билли, я, наверное, совсем седой?

   — Создатель, ты сейчас вылитый отшельник — седые волосы, клочьями борода. К прозрачным идёшь — надо имидж поменять. Усы — прочь, бороду — долой….

   — Эй-эй-эй! Волосы не тронь.

   — Не беспокойся — уложу, завью — будешь, как Луи французский, король Солнце.

   — По мне лучше — а ля битлз.

   — Помнится, там не было седовласых.

   — Гитару бы мне….

   Так, в пустых диалогах ни о чём начался мой третий хадж — теперь через моря и континенты. Цель — уютный островок в тропических широтах Тихого океана. Остров был в своё время куплен для прозрачных людей из сельвы Колумбии. Я сдержал слово.

   Как они туда перебрались, осталось для меня загадкой. От охраны эти люди тоже отказались. Впрочем, в правоте своей они были убедительны — излишний ажиотаж вызовет нездоровый интерес. А так…. Остров лежал в стороне от торговых путей и круизно-туристеческих маршрутов. Был продуктом коралловой деятельности, имел лагуну, песчаный пляж и тропическую растительность. В газетах прошёл шепоток о его покупке, но прозвучал он не больше, как причуда сумасбродного богача. Ну и ладушки….

   Пойдём и посмотрим, как там обжились прозрачные люди. Каков результат нашего сногсшибательного эксперимента. А вдруг получилось? И я пошёл….

   Земля лежала передо мной. Земля 2030-го года.

   Узнаваемых машин практически не осталось — ни на земле, ни в воздухе. Руин брошенного уже не было. Люди жили в городах, в сельских домах, многие просто под открытым небом. Повсеместно природа правила бал. Газоны заменили городской асфальт, кустарники выстроились в заборчики, деревья — в аллеи, животные бродили по улицам, не стесняя людей — рай настал на земле.    

   — Билли, тебе не кажется, народ стал пассивным?

   — Люди избавились от суеты, живут разумом. У них всё есть, и они правят Природой. Отсюда — умиротворенность.

   — Правят, не угнетая, верно?

   — Всё верно, Создатель. И это благодаря тебе.

   — К чему твоя лесть?

   — Я — исполнитель, ты — задумщик, вокруг — результат.

   — Пусть будет…. Чем Любовь наша Александровна занимается — укротительница вулканов?

   — Циклоны строит с антициклонами.

   — Переведи.

   — Ты же приказал — стихии под каблук. Вот мы и стараемся. На Сахалине создан мировой Центр Управления Погодой (ЦУП) — теперь оттуда все дожди и суховеи.

   — Надо же! Энергией мысли? А почему меня в отключку не бросаешь?

   — Справляемся, Создатель. А населению понравилось — погода на заказ.

   — И в Сахаре будут яблони цвести?

   — Утверждают домоседы и мечтатели.

   — Что мешает?

   — А для чего?

   — Песнь голодного желудка.

   — Вот именно.

   Значит, у Любаши всё в порядке — она при деле. А что Настенька?

   — Билли, свяжи меня с дочерью — хочу пообщаться.

   — Связать, конечно, можно, но не вовремя это будет — у девочки свидание.

   Вот как! Моя дочь выросла — у неё свидание с молодым человеком. Готовься дедом стать, Алексей Владимирович. Настроение моё…. Сказать, подпрыгнуло — ничего не сказать….

   — Билли, в футбол люди играют?

   — Ещё как! Нет стимула? А красота игры? Зайдём, глянем?

   — Да как-то вроде бы…. Не считаю себя праздношатающимся.

   — Если торопишься, закажи транспорт — управлять научу.

   — Дойду, пешочком мне привычнее. Кстати, о транспорте….. Билли, думаешь, как океаны пересекать будем?

   — Вплавь, конечно. А как?

   — По морю аки посуху — знакомо выражение? Вот, согласно ему….

   — Чёрт! Создатель, ты как отчебучишь….

   — Не богохульствуй.

   — Прости, уж больно тема интересная….

   К Атлантике вышел на восточной окраине Африки. Солнце палило окрестности, океан дышал могучей грудью, вздымая волны. Чайки сходили с ума, радуясь празднику жизни, и успешно соперничали с зобатыми бакланами в ловле рыбы без удочки. Грех было не искупаться. И я искупался. Потом лежал на линии прибоя и грустил о пережитом….

   Когда-то это уже было, в другой жизни, на противоположной окраине континента. Рядом лежала Даша, и у неё под сердцем сформировал нервную систему наш сын. Так и не родившийся…. Э-эх!

   Я встал, шагнул к кромке воды.

   — Ну, неси меня, Билли, по волнам и морям.

   — Может, лучше по воздуху?

   — Тихо слышишь?

   — Такой тон, Создатель, такой тон…. Стоит мне обидеться….

   — Ну и обижайся.

   Я шагнул в воду. Нет на воду, и мысленно крикнул ей: «Держать!». Она держала, она не впустила в себя мою ступню. Прогнулась ватным одеялом, но держала мой вес на своей ладони. Я сделал второй шаг…, пошёл. Вода держала, прогибаясь…. Нет, так не годится! Стань стеклом, ровным, как стекло…. И, волны, уймитесь!

   Будто стеклянный пятачок упал на океан. Небольшой — метра два в диаметре, вокруг меня. Он двигался вместе со мной. Нет, я шёл вперёд, а он всегда был подо мной. Потом подумал, что твёрдая почва не есть вери гут для босых ног, и попросил её быть помягче. Всё тут же исполнилось.

   — Ну, как?

   — Нет слов, Создатель. Скоро я тебе без надобности буду.

   — Да уж и сейчас…, — я взялся за браслет оптимизатора.

   — Ну-ну, рискни, попробуй….

   Хитрая бестия, разыграл фарс — представил меня Христом, а я грешный поверил, уши распустил. Оглянулся. Берег маячил верхушками пальм у горизонта. Без оптимизатора мне не то, что добежать и не доплыть даже.

   — Ладно, — говорю, — оставайся: болтать с кем-то надо.

   Как Вам передать ощущения хаджа через океан? Чувство новизны восхищало первых несколько дней, а потом прошло. Остались птицы за спиной. Дельфины, акулы, летучие рыбы…. Кажется, киты — не их ли фонтанчики вскипали у кромки горизонта?

   И всё — не с кем словом перемолвиться. Впрочем, на суше тоже…. Нет, на земле пейзажи разнообразнее, живности побольше. И люди встречаются…. Здесь — ни-ко-го. Даже эха нет…. Нет, однажды было. Туман встал впереди стеной. Думаю, дай попробую — давно уж голосовые связки не напрягал.

   — Э-ге-ге-гей! — кричу.

И из тумана откликнулись:

   — …где гей?

   — Лёшка Гладышев идёт!

А марево дразнится:

   — …идиот!

   Днями шёл вперёд. На ночлег устраивал из своего пятачка удобное ложе, и оно тихо укачивало меня. Дело, думаю, не в комфорте. Виртуальный хитрец нёс меня, спящего, с волны на волну — вперёд, к намеченной цели. И не скажу, когда больше — ночью или днём — мой путь укорачивался.

   Пересёк Американский континент.

   Не в обиду Атлантическому — Тихий побогаче живностью. Альбатросы так далеко залетают от суши, что, кажется, пересекают океан на одном дыхании. Дельфинов больше, акулы наглее. А киты проплывали очень близко.

   Билли провоцировал:

   — Оседлаем?

   — И какой же это хадж — от хвоста до головы?

   — Упрямый ты, Создатель. Как насчёт распятья? Только учти: боли не почувствуешь, хотя и удовольствия тоже мало….

   Билли вёл точным курсом. Погода сопутствовала. А попробовала бы!

   Путь когда-нибудь должен закончиться. И он закончился, когда я спал.

   Проснулся с первыми лучами солнца. На выгоревшем до перламутрового отлива песке. Проснулся и сразу понял — прибыл. Прибыл к конечной цели своего полуторагодичного путешествия. Здесь обитают прозрачные люди. Я купил этот остров для них. Они согласились перебраться из колумбийской сельвы, поблагодарили и пропали на многие годы. Связи никакой — даже Билли бессилен был помочь. А мне недосуг поинтересоваться, как живёт удивительный народ. Стал ли успешным наш эксперимент? Появились на свет люди одной со мной крови — мои прямые потомки? Мои дети, такие же, как Настенька.

   Нет, с Настюшей их нельзя сравнить. Она — плод нашей любви с Дашей, а эти ребятишки, если они народились, результат эксперимента.

   Повертел головой, оглядывая окрестности.

   — Билли, где население?

   — Пойдём искать.

   Остров невелик, и неплохо обустроен Природой — в меру песка, в меру растительности, тропически пышной, но вполне проходимой. Фауна исключительно пернатая. Хотя нет, на песчаном бреге грелись огромные черепахи. Поискать — может, и млекопитающие в зарослях обитают. Но мне нужны прозрачные люди.

   Никого не обнаружив, пересёк остров до голубой лагуны и пошёл берегом. Под ногами песок, справа топазовое зеркало воды, слева тропические заросли. Где ж народ? Не узнают? Перепугались?

   — Билли?

   — Они здесь.

   — Отчего ж так холодно встречают? Где цветы, объятия, шампанское?

   — Прости, Пришелец, я был на том краю лагуны. Как сообщили, поспешил….

   — Президент?

   — Если угодно.

   — Ну, тогда, Алексей — если угодно.

   Протянул ладонь для рукопожатия. Жест мой был понят. Я ощутил чью-то прохладную пятерню — её пальцы сжали мои.

   — С прибытием.

   — Рад, очень рад встрече. Где ваш народ?

   — Все, кто остался, здесь, вокруг вас.

   — А-а…?

   — Наш эксперимент? Удался. У вас растёт дочь.

   Одна дочь? Столько трудов и только один ребёнок? Что-то пошло не так?

   — Расскажите.

   — Присядем.

   Только теперь я заметил, что тон вожака прозрачных людей весьма далёк от мажорного. Совсем и не рад он моему визиту. А почему? Всё сделал, как он хотел, остров подарил. Что ещё?

   Мы присели. То есть я присел на песок, по-турецки скрестив ноги, облокотился на колени, подпёр ладонями скулы — готов слушать. А мой собеседник? Не знаю. Я его не видел. Наверное, тоже пристроился где-то рядом.

   — Что случилось?

   — Мы затеяли смертельно опасный эксперимент. Все наши женщины зачали от вас, и все, кроме одной, погибли.

   — Боже! Что случилось?

   — Во всех случаях, кроме одного, эмбрионы имели стопроцентную вашу наследственность и погубили своих матерей.

   — Несовместимость крови?

   — Банальнее — они стали жертвами хищников. Плод, не имеющий наших защитных способностей, подставлял мать под клыки, когти, жала….

   Президент не просто рассказывал, он рисовал в моём сознании ужасные картины гибели моих не родившихся детей и их матерей. Кошмар, приводящий в исступление. Господи-и!

   — Билли!

   — Понял, Создатель.

   Я упал в обморок.

   Сколько он длился. Час? День? Может, год?

   Очнулся и попытался вспомнить последние мгновения перед отключкой. Всё вспомнил. Все картины ужасных смертей прозрачных женщин. Только теперь это было не так ясно и остро. Будто под слоем пережитого.

   — Билли, я один?

   — Со мной, Создатель.

   — От тебя куда денешься? Где хозяева острова?

   — Ты — хозяин острова.

   — Не словоблудь: я — владелец.

   — Разошлись, когда ты потерял сознание. Поищем?

   — Билли, скажи, что мне делать.

   — Жить, а не то, о чём ты сейчас подумал. Эксперимент трагичный, но он удался. У тебя растёт дочь с наследственными признаками прозрачных людей.

   — Одна из нескольких десятков. Захочет ли она со мной общаться?

   — Думаю, да.

   Несколько дней прожил на острове в полном одиночестве. В смысле, без общения. Прозрачные люди были где-то здесь, возможно ходили за мной по пятам и плевали в мою непрозрачную спину, проклиная. Уже подумывал, убраться, не терзать их души присутствием. Уже решился. Уже посох подобрал….

   Ветка качнулась куста, потом другая. Птичка? Нет, не видно. Кто-то из прозрачных? Президент?

   Голос возник в сознании звонкий, радостный, задорный:

   — Вот ты какой, папашка…. Хи-хи-хи….

   Меня легонько щёлкнули по носу. И в ту же секунду вздрогнула ветка, а за кустом мелькнул обнажённый силуэт, убегая.

   Я уже мысленно рванул в след, но чья-то прохладная рука легла на моё плечо.

   — Это наша дочь, Пришелец. Я назвала её Дианой. У нас нет имён, но она твоя дочь, дитя непрозрачного человека. Ты собрался уходить?

   — Я принёс горе вашему народу.

   — Мы были обречены, но теперь у нас появился шанс — Диана.

   — Меня ненавидят.

   — Как засохшие ветки лучи солнца.

   — Ты счастлива?

   — Я благодарна. Я люблю тебя. Я правильно выражаю свои чувства?

   Господи, как давно у меня не было женщины. Когда, в какой жизни?

   — Мы одни? Отошли куда-нибудь Диану.

   — Ты не хочешь её увидеть? Она очень похожа на тебя. И умеет отражать свет. А мы только учимся. Решили вернуть себе прошлое. Смотри.

   Рука, покоившаяся на моём плече, вдруг обрела очертания и цвет. Красивая изящная ручка с нежным янтарным загаром.

   — Это пока всё, что могу.

   Рука растворилась в воздухе, но осталась на моём плече.

   — Грудь покажи, — кажется, во мне заговорила похоть.

   Тут же в сознании задорное — хи-хи-хи!

   — Сколько Диане? Кажется, семнадцать? И она ходит нагишом?

   — Я понимаю твои чувства. Попрошу дочь не тревожить тебя до темноты. Ты согласен?

   — А ты останешься?

   — Я хочу любить тебя.

   Прохладная нежная упругая кожа под ладонью. Губы податливые, но неравнодушные.

   — Ты единственная женщина на острове?

   — Мужчине вашего народа надо ревновать, чтобы распалиться?

   Но я уже распалился. А когда излил страсть, схватил свою невидимую партнёршу на руки и помчался в лагуну. В воде она тоже прозрачна, но плескалась и брызгалась вполне ощутимо….

   Лежали на песке в линии прибоя. Она гладила мои подсыхающие кудри, лицо.

   — Время перекрасило твои волосы. Морщинки появились под глазами….

   — Давай выберем тебе имя: не могу же звать — эй, ты….

   — Если хочешь….

   — А ты? «Диана» откуда?

   — Тебе хотела угодить — назвала в честь вашей богини Природы

   — Я буду величать тебя «Электра» — лучезарная у греков.

   — А я — прозрачная…!

    Её веселье заполняет мою душу.

   — Янтарная, — возражаю и нахожу её губы….

   Тонкая жилка бьётся на изящной шее. На грудях и животе солёные капельки воды. Я ласкаю упругие бёдра.

   — Сейчас Диана придёт, — не без иронии сообщила её мать.

   Диана шла по песчаному берегу лагуны в нашу сторону. За её спиной бросало на землю последние лучи заходящее светило. По топазовой глади лагуны пробежала золотистая дорожка, которая искрилась и дрожала, истончаясь. Но не эта красота прельщала. Диана…. Девушка была само совершенство. Безупречны линии тела, грациозна походка, бронзовый загар обнажённого тела….

   — Билли!

   — Всё под контролем, Создатель.

   — Не правда, она великолепна? — сказала Электра. — Она легко становится прозрачной и так же хорошо умеет отражать свет.

   Солнце нырнуло в океан. Небеса, пропитанные жаром, ещё подсвечивали окрестности, создавая сумерки.

   Диана остановилась в нескольких шагах. Закат начертал её фигуру на фоне неба и укрыл глаза.

   — Твоя дочь, любимый, — представила Электра.

   — Вот ты какая!

   Вдруг почувствовал, что-то мощное и властное ворвалось в душу, схватило её за шкварник — ассоциация с мокрым котёнком в руке человека — и чмок, чмок в мордашку. Не котёнка — душу мою грешную. Начало, скажем, ошеломляющее.

   — Пообщаемся?

   — Мама рассказывала — ты красивый и очень сильный.

   — Как ты понимаешь красоту человеческую?

   — Без изъянов тело и добрая душа.

   — Посиди со мной, — хлопнул ладонью по бедру, приглашая. По своему бедру.

   Диана присела, обвила меня за шею, приникла щекой к ключице.

   — Очень жаль, что мне не довелось видеть тебя младенцем, качать на руках, шептать сказки и петь песенки.

   — Шепчи и пой.

   Обнял её за плечи, начал тихонько раскачивать.

   — Пой-пой, — требовала Диана.

   Спел бы, спел колыбельную…. А ещё лучше под гитару. Но мы общались мысленно, и гитары у меня не было. Поднял из глубин памяти образ крошечной Настеньки, засыпающей у меня на руках.

   — Это твоя дочь? У меня есть сестра? Я хочу её видеть. Здесь у меня совсем нет подруг.

   А я подумал — и жениха.

   — И женихов, — откликнулась Диана. — Ты позволишь — я посмотрю на ваш мир в твоей памяти?

   — Билли?

   — Она может сделать это и без твоего согласия.

   — С кем ты там шепчешься?

   — Это второе я — мой друг и советник.

   Некоторое время мы сидели не общаясь. Электра вообще не вмешивалась в наш диалог. Я покачивал дочь на своём бедре и поглаживал её прохладное плечо, не мешая ей углубляться в мою память. Есть что вспомнить….

   — Ты прожил интересную жизнь.

   — Как, уже прожил?

   — Я хотела сказать — столько событий. А мне и вспомнить нечего.

   — Ничего, доченька, я уговорю вашего начальника вернуться в мир людей.

   — А если он не согласится?

   — Тогда мы уйдём втроём — ты, я и мама.

   — Было б здорово!

   Долго-долго мы сидели по-семейному — то общаясь, то прислушиваясь к внутренним ощущениям, то бездумно любуясь звёздным небом и его отражением в лагуне.

   Ночь переломилась. На востоке чуть посветлел небосвод — а мы всё не могли наговориться, наслушаться, налюбоваться.

   — Не хочешь поговорить голосом — с помощью гортанных связок.

   — Как это? Я не пробовала.

   — Я научу.

   — Ловко, — это Билли вставил реплику.

   А я расстегнул оптимизатор и защёлкнул его на запястье Дианы.

   — Что это?

   — Оптимизатор — прибор, позволяющий нам в некотором роде уподобляться вам.

   — Он научит меня пользоваться голосовыми связками?

   — А ты уже говоришь ими, а также при помощи губ и языка.

   — Хи-хи! Как интересно!

   Голосок у Дианы был чистый, свежий, серебристый.

   — Это не опасно? — забеспокоилась Электра.

   Но мы, увлечённые и околдованные звуковыми гаммами, не обратили внимания на её телепатическую обеспокоенность. Я начал обучать дочь песенкам, радуясь, что и без оптимизатора вполне контролирую свои чувства и инстинкты.

   Солнце, вынырнувшее из воды у горизонта, возвестило о начале нового дня.

   Электра отправилась на поиски своего главного (президента? вожака?), с которым должен состояться нелёгкий разговор. А Диана затащила меня в лагуну купаться. Мы плавали, оглашая округу воплями. Кто слышал, вряд ли догадался, что мы пели песни далёкой России.

   В центре лагуны нас атаковала акула.

   Нет, дело было так. Думаю, не в поисках жемчуга, а всё-таки добычи, забралась она в лагуну. Но агрессивности поначалу не проявила. Диана первая её заметила и тут же растворилась в воде.

   — Папка, берегись! — мысль её словно бичом обожгло подчерепное пространство.

   Тут и я увидел белобрюхого хищника.

   — Глупышка! Нашла, кого бояться. А вот я сейчас на ней покатаюсь, покажу тебе цирковой номер.

   Будто семнадцатилетний кавалер на глазах столь же великовозрастной дамы устремился к опасному чудовищу, забыв, что без оптимизатора я для него всего лишь самодвижущийся кусок мяса. Схватил за плавник, попытался вскарабкаться на спину. Ну и реакция предсказуема — только предсказалка моя в ту минуту была напрочь отключена. Думаю, от радости встречи с дочерью так поглупел. Ну, отсутствие оптимизатора сказалось.

   Акула сбросила меня, как бычок на родео неловкого ковбоя, и цапнула за плечо. Хрустнула ключица под мощными челюстями. Брызнула кровь…. Нет, кровь не могла брызнуть в воде. Она показалась из глубоких ран и стала окрашивать воду. Забеспокоилась акула. Запах крови (или вкус?) проникал ей под жабры и приводил в неистовство. Парализованный болевым шоком, пуская пузыри, я медленно опускался на дно лагуны. При этом сознание было при мне и ясно печатлело, как хищница наворачивает круги. Она будто оценивала обстановку и готовила плацдарм для решительной атаки.

   Вильнула над головой хвостом и подалась прочь.

   В тот момент, когда я коснулся песчаного дна лагуны, её зубастая морда показалась в толще воды. На предельной скорости неслась ко мне, раскрыв пасть. Промахнуться было трудно. И она не промахнулась. Она натолкнулась на невидимое препятствие, а потом воду вспенил электрический разряд. Или мне показалось? Не мудрено — на краю жизни и смерти и не такое привидится. Но током меня тоже шваркнуло, и я, наконец, отключился….

   Впрочем, в сторону домыслы. Билли мне потом всё доподлинно поведал. Это он надоумил растерявшуюся Диану, как спасти отца-подлеца. То есть меня. Ну, а электрошокером сработал оптимизатор.

   Билли и силёнок девочке подкинул — она вытащила меня на берег без посторонней помощи. Надела на моё запястье оптимизатор. Кровотечение сразу остановилось. Кашель выбил из лёгких воду. Часть её просто расщепилась внутри организма до газообразного состояния. Сознание вернулось ко мне.

   — Как ты? — склонилась надо мною Диана.

   — Кусаться хочется.

   — Я так испугалась.

   — Молодец. Как ты ей…. А мне каюк грезился.

   Диана ухом прильнула к моей груди….

   Стоит ли утомлять нашим семейным сюсюканьем? Всё обошлось, и, слава Богу.

   Билли трудился в поте виртуального лица над моим пострадавшим организмом. Но и он не волшебник — восстановить меня полностью и в одночасье мановением волшебной палочки не мог. Короче, когда прозрачные, оповещённые Электрой и ведомые президентом, собрались на песчаном берегу лагуны, вид мой был близок к жалкому….

   Я приветствовал их сидя, прислонившись к пальме и под её сенью. Я думаю, они стояли (может, присели?) полукольцом вокруг меня. Где-то среди них была Электра. Диана, из уважения к сородичам, пропустила сквозь тело солнечные лучи, но не покидала меня — я чувствовал её прохладные руки на своей груди.

   — Ты звал нас, пришелец Алексей? — начал телепатическое общение Президент.

   Начало, прямо скажем, не панибратское, скорее официальное, чем дружественное.

   — Я хотел поговорить о судьбе моей дочери Дианы, да и вашей тоже.

   — Тебе ничего не надо говорить — твои помыслы и задумки мне ясны. Поэтому без прелюдий я отвечу — нет.

   — Почему?

   — Надев серебряный браслет, ты возомнил себя равным Богу, а мы простые люди — желания и цели наши просты и никого не Земле не касаются.

   — Не собираюсь ни с кем равняться: зебре полосы, крокодилу зубы…. А моей дочери нужны люди для общения, дружбы, любви и продолжения рода. Нормальные люди….

   — Ты мог бы ещё раз помочь нам…. Привези сюда здорового телом юношу вашего народа.

   — Ты говоришь о святых для нас отношениях, как о физиологических актах. Моя дочь не будет участвовать в подобных экспериментах хотя бы потому, что она моя дочь.

   — Девочка (Президент создал в моём сознании облик Дианы — её обнажённое тело переливалось всеми цветами радуги, видимо, от волнения) не покинет остров одна. Если ты будешь настаивать, мы покинем его всем народом, и ты никогда больше не увидишь нас и свою дочь.

   Руки Дианы покинули мою грудь.

   Чёрт! Они общаются меж собой, а мне доступно лишь то, что обращено ко мне.

   — Билли?

   — Ты, Создатель, конечно прав, но пока бессилен перед ними.

   — Что значит пока?

   — Я отсканировал Диану. Девочка — само совершенство. Её способности практически безграничны и не досягаемы даже для прозрачных сородичей. Кое что мы сможем у неё перенять, но требуется время.

   — Наше общение доступно прозрачным?

   — Надеюсь, нет. Они рыскают в твоём сознании, ковыряются в памяти, пытаются подавить твою волю, а я им обрубаю щупальца, как вирусам виртуального пространства.

   — Странно, я ничего не чувствую. Но тон у тебя такой, будто мы уже враги.

   — До войны два шага.

   — Но ведь они пацифисты.

   — Тема слишком принципиальна — на уступки не пойдут.

   — Вернёмся в общество….

   — Господин Президент, — обратился мысленно к лидеру прозрачных, — вам не приходило в голову, полюбопытствовать мнением Дианы.

   — Девочка — дочь нашего народа, единственная надежда на будущее.

   — Девочка — моя дочь и вольна сама выбрать свою судьбу. Мой отцовский долг помочь ей в этом.

   — Не собирается ли пришелец Алексей воевать с нами? Не забыл ли он, что ничего не стоит без серебряного браслета на руке?

   — Когда-то, помнится, миролюбие было вашей отличительной чертой.

   — Я лишь к тому, чтобы ты не посягал на святое. Расстанемся на дружественной ноте.

   — Я не против, хотя…. В нашем обществе многое изменилось за время вашего добровольного заточения на этом острове. Не желаете взглянуть? Быть может, увидев нового человека Земли, вы перемените своё мнение.

   — Один из представителей перед нами.

   — И как он вам?

   — Настырно лезет в дела, которые его не касаются.

   — Но Диана моя дочь, и я желаю ей человеческого счастья. Она должна вернуться со мной к людям, подружиться со сверстниками, выбрать и полюбить единственного мужчину, от которого захочет иметь ребёнка. Ваш род продолжится.

   — Здесь она под защитой.

   — Последуйте за ней и защищайте на Большой земле, раз роль тени отца Гамлета вам более всего по душе. Но на вашем месте следовало бы заняться личными проблемами — постараться вернуть репродуктивные способности.

   — Наши проблемы оставь нам, и девочку в покое оставь. Если это для тебя приемлемо, можешь изредка появляться здесь, общаться с дочерью, в противном случае потеряешь её навсегда….

   И вот такие переговоры, более похожие на препирательства с угрозами, длились, длились…. Надоели. Пора было переходить к действиям. Инициатива за мной. Мне было указано на дверь, мне было отказано в правах на дочь. Ну, что ж….

   — Билли, каковы наши шансы?

   — Они знают все твои слабые стороны. В их понимании — ты не соперник. Однажды им надоест слушать твои упрёки, и они сорвут с тебя оптимизатор. Этим всё и закончится.

   — Таков их план боевых действий? Мы что можем предпринять?

   — Прежде всего — научиться их видеть.

   — Ты их видишь?

   — Как, Создатель? Только твоими органами.

   — В моих предках летучие мышки не числились?

   — Корни общие — покопаемся в генной памяти — может, чего нароем. Нужно время.

   Чтобы его выиграть я пустился на военную хитрость.

   — Я уйду, — сказал вождю прозрачных, — как только заживёт плечо.

    Прозвучало, как отступление. Я уйду, как только заживёт плечо. Вот оно заживёт, и я уйду. Один уйду или всё-таки с Дианой — понимай, как хочешь. Прозрачные люди решили, что один, и оставили меня в покое.

   Ключица срослась дня за три. Раны от зубов акульих затянулись без рубцов на коже. Врачуя меня, Билли параллельно решал две задачи. Ковырялся в моих хромосомах, отыскивая локационные способности к ультразвуку или нечто подобное. И, осознавая исключительность момента, подключил к решению проблемы меня постигшей всё человечество Земли.

   Люба вышла на связь.

   — Ты как?

   — Бывало хуже.

   — Эти существа агрессивны, опасны?

   — Как раз наоборот, но чертовски упрямы.

   — Тебя в обиду не дадим — это однозначно, но как бы девочку не погубить….

   Настюша вторглась в сознание.

   — Папка, родненький, беги без оглядки: я не могу тебя потерять — мне этого не пережить.

   — Я не могу бросить здесь твою маленькую сестрёнку.

   — У меня есть сестра? Очень маленькая? Ну, ты даёшь…!

   Прозрачные были пацифистами — они поверили в мой уход — и оставили в покое. Не препятствовали общению со мной Дианы и её матери.

   Всякий раз, забравшись на мои колени и прильнув ухом к груди или щеке, юная дева углублялась в мою память, как интересное кино. А я провоцировал:

   — Ты хочешь увидеть всё это наяву? Обняться и болтать с сестрой? Посмотреть большие города, самодвижущиеся аппараты? Летать на лыжах со снежной кручи? Поиграть в мяч со сверстниками? Покорить сердца всех юношей земли, выбрать одного единственного, влюбиться и воспарить с ним к самим небесам?

   — Я и сейчас могу летать, — сказала Диана и тут же, выскользнув из моих рук, поднялась над кустами, парила в воздухе несколько минут без видимых усилий. Потом мягко опустилась ко мне на колени.

   А я рот разинул от удивления:

   — Как это?

   — Не знаю, — беспечно тряхнула кудрями Диана….

   Спрятавшись от дочери в тропических зарослях, мы предавались с Электрой любовным утехам.

   — Ты не боишься забеременеть, — спрашивал её.

   — Я этого хочу.

   — А вдруг на этот раз эмбрион получится с моими наследственными признаками и станет причиной твоей гибели?

   — Ты же не дашь хищникам растерзать меня.

   — Ваши мужчины не спасли остальных женщин.

   — Наши мужчины утратили основные мужские качества — зачинать и защищать. Они слишком миролюбивы и не умеют проливать кровь. Ты не такой. Ты можешь убить за любимого человека.

   — Да, могу….

   Наедине советовался с Билли.

   — Эти прозрачные очень упрямый народ. Как думаешь, не дойдёт конфликт до кровопролития?

   — Думаю, не дойдёт.

   — Не хотелось бы. Но представь, удеру я с женщинами с острова — они явятся в наш мир, и не факт, что с добрыми намерениями. И что, всю оставшуюся жизнь моя дочь должна прятаться от своих упрямых сородичей?

   — Нет ответа на твой вопрос. Давай решать проблемы по мере их возникновения….

   Проблемы не заставили себя ждать. Явился президент и потребовал:

   — Ты должен оставить нас.

   — Я уйду вместе с дочерью и её матерью.

   — Ты сказал, что один.

   — Этого я не говорил. Сказал, что уйду, когда смогу — и, наверное, сегодня мы покинем остров.

   — Мне очень жаль, что ты выбрал этот путь….

   Президент умолк, и наступило продолжительное гнетущее молчание.

   — Билли?

   — Они идут снимать с тебя оптимизатор. Ну-ка….

   Опа-на! Будто щёлкнул выключатель и в сознании моём, как на экране монитора возникли очертания острова. На его теле засветились яркие точки. Движущиеся точки. Сколько их? Я насчитал семь. Президент восьмой. Всего-то. Остатки удивительного народа. Последние из могикан. То-то они вцепились в мою дочь….

   — Не делайте этого, — я пытался вызвать на разговор президента.

   Но он упорно молчал. Может, ушёл? Нет, одна светящаяся точка оставалась неподвижной. Это он. А где-то рядом я, только без подсветки.

   — Вам же хуже будет, — глас в пустыни.

   — Билли?

   Ответил Любин голос.

   — Мужайся, милый, вся Земля с тобой.

   — Что я могу сделать против светящихся точек?

   — Мы нашли решение проблемы — ты их увидишь. Сейчас…. Они очень хотели научиться отражать солнечные лучи, и мы сейчас им в этом поможем.

   На берег лагуны, где мы томились ожиданием с президентом вышла вся шайка прозрачных. Теперь они были мерцающими. То лицо вдруг возникнет из ничего, то руки, то ноги, то вдруг всё тело в бронзовом загаре. Кажется, этот феномен их сильно не расстроил. Они отнесли это явление к реакции нервного возбуждения.

   Взяли меня в кружок, и беспрецедентная битва миров началась.

   Началась с банального мордобоя — я ожидал большого.

   Да нет, никаких ударов по лицу, в корпус или ниже пояса. Просто восемь мужчин окружили одного и попытались снять с него единственное украшение — серебряный браслет. Но и этого я им не позволил — заюлил, запылил прибрежным песком, не давая сомкнуться кругу в центре. Хватал ближайшего за мерцающую руку и аккуратно укладывал на лопатки в стиле айкидо. Давно у меня не было ни тренировок, ни практики, но верный оптимизатор координировал отточенность движений — ни единой помарки. Я боялся одного — как бы не покалечить кого ненароком.

   В какой-то момент все мои противники оказались на лопатках. Я сел на поверженную бурей пальму.

   — Может, хватит детством заниматься? Если вам больше нечего предложить, предлагаю вернуться к переговорам.

   У них было, что предложить.

   У меня вдруг запершило в горле. Да, так сильно…. Так сильно….

   Я схватил себя за глотку обеими ладонями и принялся душить. Сам себя. Это была телепатическая атака. О, господи, чуть не проморгал! Билли пришёл на помощь — враг был вытеснен из моего сознания, а туда проникла злость. Вот как! Берегитесь!

   — Осторожнее!

   Это Билли. Но меня он хотел уберечь, а прозрачных от моего гнева.

   В моих руках, теле, сознании была сконцентрировано вся умственная мощь людей Земли. Да нет, конечно, не вся — но достаточная для ответных действий. Я сделал жест рукой, послал мысленный приказ, и президента прозрачных вдруг подкинуло вверх метров на тридцать, покрутило в трёх плоскостях, а потом бросило вниз, в воду лагуны. Взмахнул рукой над головой, и моих противников разбросало в стороны — кого на пальмы, кого в кусты. Кому-то повезло больше, и они плюхнулись в лагуну, к своему барахтающемуся президенту.

   Уселся на поверженную пальму и послал президенту и иже с ним компании мысленное предложение — как на счёт трубки мира?

   Не очень скоро, но всё-таки они собрались вокруг меня. Присели, мерцая телами, конечностями…. Меня интересовали лица. Для беседы.

   — Удивляетесь? Со мной была мощь людей Земли. Мы научились это делать. Ваши телепатические и прочие способности выглядят жалкими — чему вы можете научить мою дочь? Уже сейчас она далеко превосходит вас всех своими способностями. Предлагаю: отпустите Диану из островного заточения и сами следуйте за нами. На большой земле среди непрозрачных людей каждый найдёт себе занятие по душе и — уверен — решение своих проблем. Бродить стадом по джунглям, ковыряясь в своих внутренностях — дичайший архаизм, поверьте.

   — Вот ты, — произнёс мысленно, а пальцем ткнул в президента, — умеешь подчинять своей воле психику других. А объединить их можешь? Чтобы все разом, в едином порыве…. Нет? Смотри….

   Я простёр ладонь в направлении лагуны и помолился — Любочка, помоги.

   В то же мгновение раскололись небеса, и на чашу лагуны упал торнадо. Нет, не страшный, всё ломающий смерч, а его ласковый брат — изящный вращающийся столб, который засасывал в воронку воду, поднимал её метров на пятнадцать и извергал фонтаном. На его брызгах вспыхнула радуга.

   — Как здорово! — из кустов выскочила Диана, едва касаясь ступнями песка, устремилась к берегу. А потом прыгнула и легко взмыла к вершине фонтана.

   — Люба?!

   — Всё под контролем, — это уже Билли.

   Диана невесомо парила на бутоне фонтана, ныряла в его струи, пытаясь поймать радугу — её звонкий смех далеко разносился над лагуной.

   — Что вы можете дать моей дочери? — мой голос опустился до минора сдвинутых бровей. — Вы даже не в состоянии понять, как она освоила левитацию. Мы уходим завтра на рассвете. Вы можете последовать за нами или остаться здесь и до конца дней своих мерцать конечностями, пытаясь вернуть утраченные способности….

   — Люба, — попросил, — порадуй ребёнка.

   И моя жена, сидя перед экраном монитора Центра Управления Погодой за много тысяч вёрст от кораллового острова, пальчиками на клавиатуре вспучивала воду лагуны американскими горками, прохладными гейзерами…. Белогривыми конями вспенились волны, понеслись по лагуне, как арене цирка — в карете моя ликующая дочь….

   Мы с Любой.

   — Ты видишь её? Не правда ли, прелестна.

   — Я хочу её обнять.

   — Уже скоро….

   — Эх, Гладышев, Гладышев…. Ты лишил меня счастья материнства.

   Что возразить? Кто читал всё написанное мною, доподлинно знает, в праве ли она упрекать меня….

   Ко мне на поверженную пальму подсела Электра. Она мерцала и даже светилась — ну, это, наверное, от радости.

Моя жена:

   — Кто это? Твоя новая пассия? Ну, Гладышев, ты и фрукт….

   Контакт с Любой пропал. Я подумал, сейчас вода рухнет вниз, и лагуна успокоится. Но водная феерия продолжалась до заката….

   — Что скажите? — спросил я мерцающих мужчин задолго до него.

   — Мы думаем.

   — Жду ответ до рассвета.

   Но задолго до восхода солнца мне пришлось покинуть остров. Одному. На летательном аппарате.

   Я лежал на берегу лагуны в объятиях Электры. Билли вырвал меня из других объятий — Морфея.

   — Очнись, Создатель — Любовь Александровна хочет говорить.

   — Что, дорогая? — мой голос через моря и океаны, горы и степи, на далёкий Сахалин.

   — Лёш, у нас несчастье, — Люба всхлипнула. — С Костей беда.

    — Как это произошло?

   Мы сидим с Любой в её кабинете Центра Управления Погодой. Она не спешит с ответом, всматривается в моё лицо. Глаза строгие и грустные, по щекам бегут слёзы. Сколько лет мы не виделись? Много. Не сосчитать. Со дня похорон Даши. Эх, Гладышев, Гладышев — вечный скиталец. Такая женщина красу проплакала, тебя ожидаючи….

   Нет — это я для красного словца загнул — Люба не утратила былой красоты, изящества фигуры, утончённости манер премьер-леди, только добавился некий скорбный налёт. И, быть может, это впечатление остановило мой порыв к нежным объятиям….

   Мы встретились в компьютерном зале ЦУПа. Сотни глаз, забыв о мониторах, устремились на нас. Стихии Земли в эти минуты были предоставлены сами себе — их поводырям невтерпёж было узнать, как, спустя годы разлуки, встретятся Одиссей и Пенелопа.

   Общественное любопытство сковывало, гвоздило к паркету, воли не давало чувствам….

   — Здравствуй, Гладышев.

   — Здравствуй, дорогая.

   Люба шагнула ко мне, ткнулась носиком в плечо. Осторожно взял в ладони её плечи. Мы не целовались к огорчению присутствующих. Постояли с минутку, привыкая, а потом прошли в её кабинет.

   — Как это произошло?

   Она не спешит с ответом.

   — Ты…. возмужал. Волосы седые…. Глаза…. Глаза твои в морщинах. Нагулялся?

   — Погулял, но были причины — о них потом. Как с Костиком получилось?

   — Авария на околоземной орбите. Космический мусор пробил корпус спускаемого аппарата. Он потерял управление и упал в океан.

   — Место падения зафиксировано?

   — Да, но аппарат не сканируется. По всей вероятности опустился не на дно океана, а угодил прямиком в глубоководную впадину.

   — Там она есть?

   — Там она есть, — как эхо ответила Люба.

   — Что предпринимается?

   — К месту падения следует поисково-спасательное судно.

   — Сколько времени прошло?

   — Вторые сутки как.

   — Есть надежда?

   — Разгерметизация аппарата произошла на орбите, и в кабину проник жуткий космический холод. Потом падение — аппарат превратился в раскалённую сковородку в плотных воздушных слоях. В довершение — океанская впадина, на дне которой давление около одной тысячи атмосфер. Ни одно живое существо не в состоянии пережить подобные кошмары. Если только оптимизатор….. Понимаешь, Лёша, оптимизатор Константина подаёт сигнал: «Я жив». Он говорит от имени человека: «Я жив».

   — Хочешь сказать — это не возможно.

   — Допускаю, что с экстремальными температурами оптимизатор справился и уберёг носителя. Но давление…. Это невозможно.

   — Но сигналы идут?

   — Сигналы идут: «Я жив».

   — Это ж здорово! Есть смысл у хлопот. Сможем опуститься на дно впадины?

   — Существующие батискафы способны выдержать две-три сотни атмосфер. Но десять…. Они схлопнутся, как спичечный коробок под колесом автомобиля, не достигнув середины пути. Но мы тут поднапрягли серое вещество, и, кажется, нашли решение. Смотри….

   Люба зашелестела клавиатурой компьютера. На мониторе заплясали цветные эллипсы.

   — Что это?

   — Это будет спускаемый аппарат. Под алмазной оболочкой аппаратура — весь блок величиной с булавочную головку. Сферическое обозрение. Чудо техники. Как?

   — Вдохновляет.

   — Сейчас над ним трудятся ядерщики Дубны, электронщики Новосибирска, специалисты искусственной кристаллизации Нагасаки.

   — Трудятся? А я думал, люди забыли само слово и жарят брюхи на солнце-бичах.

   — Зря ты…. В мозговой атаке на проблему участвовали все без исключения.

   — Я исключение. Впрочем, вру — пока летел, что-то подобное видел во сне да забыл.

   Люба вместо ответа покивала головой.

   — Когда будет готов?

   — С недельку надо ждать. Кристаллизация оболочки самый трудоёмкий процесс — как только, так сразу….

   — Ты полетишь на место падения?

   — Мы полетим, — сказала Люба каким-то другим, ну, просто воркующим голоском. А взгляд…. Нежный, влекущий.

   Я придвинулся.

   — Лёш, не надо…. Не здесь…. Идём домой…. Господи, спаси от насильника.

   Но насильников было двое. Жена быстрее сорвала с меня тряпье, чем я стянул с неё униформу….

   — Как ты можешь? — застонала она, опрокидываясь на рабочий стол. — О Косте подумай.

   Ни о чём уже не мог думать. Столько лет…. Столько лет….

   Бытовые апартаменты хозяйки ЦУПа располагались на одном из верхних этажей.

   Как вошёл — ахнул. Несколько комнат. В каждой стены — прозрачное стекло, за которым иная жизнь. Подводный мир, джунгли, степи, горные ландшафты….

   — Что это?

   — Обои, — смеётся жена.

   Пальцем погрозил:

   — Считаешь, одичал совсем? Это плоские экраны — компьютер записи крутит.

   — Не совсем. Компьютер транслирует пейзажи с установленных датчиков. Действия на экранах в режиме on-line.

   Это был вечер воспоминаний. А помнишь…? А помнишь…? Мы всё хорошо помнили. Нашу встречу в заснеженном Новосибирске, и первую брачную ночь в хате деда Мороза.

   — Гладышев, тебе никогда не хотелось в твоих бесконечных скитаниях вдруг прыгнуть в самолёт и примчаться ко мне? Не хотелось? Постарел. Растерял дух романтики. Чем же ты живёшь?

   Я рассказал о проклятии генерала.

   — Предрассудки, — покачала головой жена.

   — А Никуши? А Дашина гибель? Мама?

   — Не вижу мистики. Трагическая и субъективная реальность.

   — Я был у Костика перед походом на Белуху.

   — Был на Сахалине и не удосужился заглянуть? Хорош муженек!

   — Я был у Костика, и вот теперь космический мусор….

   — Не будем хоронить парня раньше времени. А меня, зачем пытаешься запугать?

   — Хочу объяснить, почему обходил десятой дорогой.

   — Теперь нашёл новую пассию, и списал в расход? — Люба потянула в спальню. — Приласкай напоследок….

   Дыхание жены глубокое и ровное. Она спит на моём плече, обняв за другое. Трудно шевельнуться, не потревожив. Всё-таки удаётся дотянуться до оптимизатора.

   — Билли.

   — Что, хозяин, надо?

Не разделил настроения.

   — Есть связь с оптимизатором Костика?

   — Односторонняя. На запросы не отвечает. Шлёт в эфир, как маячок: «Я жив».

   — Может такое быть, что от всего Кости осталась одна живая клетка, а оптимизатор….

   — Всё может быть. Оптимизатор — прибор, он запрограммирован и не склонен к импровизации.

   — Если оптимизатор функционирует, почему он не выходит на связь?

   — Нет ответа на твой вопрос….

   — Ищи.

   Проснулся один в кровати. Не было Любы и в квартире.

   Принял душ. Привёл в порядок свою растительность. В ванной на вешалке заботливая рука оставила для меня нижнее бельё. На спинке кресла висела униформа, в которой щеголяют сотрудники ЦУПа. Ну, что ж, быть по сему.

   Решил отыскать Любочку на рабочем месте, следуя только позывам интуиции. Покатался на лифтах, поблукал бесконечными коридорами. Пару раз готов был завопить: «Где вы, люди, ау?». А когда находил, упрямо отмалчивался, отвечая кивком на приветствие. Наконец:

   — Билли, помогай.

   Люба сидела в рабочем кресле перед огромным экраном монитора, а за спиной…. нет вокруг! Ой, держите меня! Стеклянные стены. И сам кабинет в центре огромного компьютерного зала — обзор полный. А мы тут вчера не сдержали своих чувств. Нет, не может быть. Я бы заметил. Конечно, стены были чем-то затемнены.

   — Что опешил? Проходи, — это Люба, не оборачиваясь.

   Я убрал её локон и поцеловал в шею. Люба быстро повернулась и догнала мои губы своими.

   — Присаживайся.

   Я сел, подпёр скулу ладонью и устремил на жену взгляд, исполненный бесконечной нежности и любви.

   — Чем занята служба погоды?

   — Догоняем прошлое.

   — Путешествие во времени?

   — Инвентаризация заатмосферного пространства.

   — Причём тут прошлое?

   — Эту работу следовало сделать много раньше. Тогда бы не было трагедии с Костей.

   — Подметаем?

   — Нет. Пока что ставим на учёт — потемну устроим звездопад.

   — Как бы, не время фейерверков.

   — Согласна, но народ просит — разве откажешь.

   Инвентаризация космического мусора включала в себя такие операции: определение массы объекта (вплоть до микроскопической), координат орбиты, скорости движения. И заканчивалась расчётом траектории вхождения в плотные слои атмосферы для полного уничтожения до поверхности Земли.

   — И это — ваша работа? — подивился я.

   — Увы, запущенная, — Люба со вздохом. — Тебе не скучно?

   — Нет, я любуюсь.

   — Вечером.

   — Сейчас — тобой.

   — Искуситель ты опытный — мне ли не знать….

   Вечером жена выложила передо мной фрак-тройку, белоснежную рубашку и чёрную бабочку с огромным бриллиантом.

   — Облачайся.

   — Это к чему?

   — Будет звёздный бал.

   — Как бы, не ко времени.

   — Но он будет, и это объективная реальность. Что же нам, вдвоём в трауре хандрить? Станем веселиться, и, уверена, с Костей будет всё в порядке. Ну, же, милый, не хмурься, порадуй свою верную жёнушку. На светских раутах ты всегда был об руку с Дашей. Мне оставались только мечты о счастье.

   Я сдался.

   Зрелище было поистине грандиозным. Ночное небо вызвездило. Облака чародеи погоды угнали за горизонт. Луна только-только нарождалась и не мешала любоваться космическим дождём. Его яркие струи вдруг возникали из темноты и тут же гасли над головой. То неслись по небосводу, оставляя светящийся след, и пропадали за горизонтом. Сгорали, конечно. А куда им деваться, раз так решил Человек.

   Сотрудники собрались на плоской крыше ЦУПа, любоваться метеоритным дождём. Восторженными криками приветствовали новые фигуры звёздного калейдоскопа. Не разучился говорить народ. Это радовало.

   Зазвучала музыка. Вальс? Что-то новенькое.

   — «Звёздный вальс» — пояснила Люба.

   Отстал, Гладышев, отстал от жизни. Надо навёрстывать.

   — Кто автор?

   Вместо ответа Люба поцеловала меня.

   — Нравится?

   Церемонно поклонился и подал жене руку, приглашая. Люба в корсетном платье 18-го века, а-ля Екатерина, изящно изогнулась в книксене. Мы закружились, и через минуту тесно стало от танцующих пар. А звёздный дождь падал…

   Расчувствовался и хотел поцеловать жену. Отстраняясь, она изогнулась и почти висела на моей руке. Потянулся к ней и сбился с ритма.

   — Гладышев, тебе только с йети танцевать, — смеётся Люба.

   Ну, разве не обидно? А жена улыбается. Она счастлива.

   Ночью, после близости, Люба рисовала пальчиком круги на моей груди.

   — Гладышев, давай жить вместе. Скажи, после всех трудов, терпения, десятилетий ожидания разве я не заслужила простого человеческого счастья? Я хочу быть мужней женой. Я хочу ребёнка.

   На шестом десятке, не поздно ли? Но промолчал и выдал:

   — Настенька даёт о себе знать?

   Люба после вздоха:

   — Раз в неделю выходит на виртуальную связь — «Мама Люба я в порядке» — и всё. Увлеклась уфологией. Мотается по океанам и континентам в поисках инопланетян. С тобой общается?

   Я отмолчался. Нет, со мной она не контактирует. Или я с ней? Напророчила мама в день Настиного рождения, обозвав отцом-подлецом. Обязательно надо встретиться. Вот спасём Костю….

   — У неё есть парень?

   — Значит, не общаетесь. Горе ты моё, Гладышев. Одичал — как приручить? А парень у Настеньки есть. Француз кажется — Жаном зовут. Тоже на летающих тарелках помешан.

   — Жан, стало быть. А ты теперь тёща?

   Зарылся лицом в её роскошный бюст и притих, мечтая о встрече с дочерью.

   Утром забузил:

   — Не могу больше ждать — закажи транспорт к месту падения.

   Люба, как верная жена:

   — Я с тобой.

   В тот же день вылетели на гидросамолёте в район поисков.

   Поднялись в воздух, я:

   — Пойду, познакомлюсь с экипажем.

   Любочка смеётся:

   — Никакого экипажа нет — самолётом управляет компьютер.

   — Именно — не автопилот?

   — Как хочешь, называй, но людей на борту, кроме нас с тобой, нет.

   Как же я отстал в своих хаджах от современной цивилизации.

   — Расскажи, дорогая, что представляет собой современное общество? Что движет людьми? Кто правит?

   — Из двух прежних правителей остался один — любовь. Любовь к Земле, к природе, к ближнему и самому себе. Это роднящее всех людей чувство. И общий разум, соединённый виртуальной связью. А в остальном, теперешнее общество — это коллектив индивидуальностей. Каждый занят интересующей его темой, развивает её, в узких, проблемных местах обращаясь за помощью. Общими усилиями задачи решаются.

   — Стало быть, все при делах?

   — Даже те, кто, по твоему выражению «на бичах брюхи греют».

   — А как ты управляешься с индивидуалистами в своём ЦУПе?

   — Никаких проблем. Наши сотрудники — сплошь энтузиасты дела, увлечённые натуры.

   — Обойдутся без тебя?

   — Моя должность, главного координатора, скорее почётная, чем необходимая — ребята успевают сами.

   — А в чём, в чём суть твоей работы?

   — Понимаешь, ЦУП состоит из отделов по территориальному принципу — отдел Африки, Америки, Атлантического океана, ну и так далее. Операторы следят за образованиями циклонов и антициклонов, программируют их движение в контролируемом регионе, предотвращают нарождающиеся ураганы. Что рассказывать — это видеть надо. Если б не твоя спешка…. А моя роль — отслеживать это в масштабах планеты.

   — В твоё отсутствие не передерутся циклоны с антициклонами?

   — Не передерутся: в моём кресле другой специалист.

   — Справится?

   — А то.

   — Слушай, с гидросамолётом как это? Без экипажа….

   — Ну, какие сложности? Взлёт, посадка, полёт по курсу — примитив. Надо ли человека подключать? И на судне мы будем с тобой вдвоём…. Ты, наверное, и не знаешь — по всем дорогам планеты шныряют автомобили без водителей. Сел, набрал пункт назначения, или голосом…. Эх, Гладышев, Гладышев, робинзон ты мой пропащий….

   Ну, вот, так сразу и пропащий. Погоди, жёнушка, вот прилетим, насмотришься сюрпризов. Подумал и промолчал.

   В месте падения космического аппарата уже дрейфовало судно поисково-спасательной службы. Гидросамолёт сделал круг почёта (обзора?) и пошёл на посадку. Приводнился, стал подруливать к борту спасателя. Он ещё не причалил, а я шагнул с плоскости крыла и протопал несколько метров по воде. Потом с борта подал руку жене. Люба тряхнула кудрями:

   — Гладышев, ты сделал то, что я видела, или меня укачало?

   Помогая жене преодолеть леера, поцеловал под ушко и шепнул:

   — Потом научу.

   Мы обошли судно с юта до бака, осмотрели надстройки и подпалубные помещения, нашли каюту. Расквартировались. Люба в одночасье освоилась с корабельной техникой и села изучать информацию о проделанной работе.

   Мало что добавилось к известному. Сигналы «Я жив» фиксируется. Двусторонней связи с оптимизатором Константина нет. Батискаф спасателя обшарил океаническое дно, добрался до края впадины, начал спуск в неё, но сработали аварийные датчики — «Опасные перегрузки».

   Ждём чудо-аппарат из Нагасаки.

   Учу жену водохождению.

   — Никаких премудростей. Всё сделает он, — показал оптимизатор на запястье, — только озадачь.

   Люба погладила свой браслет, закрыла глаза, шагнула за борт шлюпки и…. окунулась с головой. После нескольких неудачных попыток, прогнала меня на судно:

   — Гладышев, ты меня сбиваешь.

   Только прилёг, стук в иллюминатор. Любино лицо. Открываю, просовываю голову, смотрю — стоит моя благоверная голыми ступнями на воде, плавсредства не видать.

   — Ты почему не сказал, что босой надо ходить?

   Босой? А я и не знал.

   Научил Любу нырять и плавать в глубине без акваланга. Её восторгам не было конца.

   Прихвастнул:

   — У меня есть дочь Диана.… Помнишь, ты ей водную феерию устраивала? Она летать умеет.

   Билли с поправкой влез:

   — Не летать, а плавать в воздухе. Как ты безграмотен, Создатель.

   — Просвети.

   — Пока не знаю как, но девочка может нейтрализовать силу гравитации.

   Люба:

   — Ты познакомишь нас?

   — Непременно. Мечтаю собрать родных и дорогих мне людей и обсудить тему: не могли бы мы вместе жить, трудиться и отдыхать.

   Жена светилась счастьем:

   — Воруешь темы?

   Вечером, пока Любочка принимала душ, выговаривал своему виртуальному детищу:

   — Ты почему встреваешь в семейный диалог?

   — Прости, не удержался.

   — А на счёт способностей Дианы ты это всерьёз?

   — Я пока на руке её висел, сканировал всё, что мог. Там масса примечательного. У девочки такие способности, тебе…. Да что тебе — прозрачным такое не снилось. Девочка — чудо природы.

   — Слюной не захлебнись.

   — Надо обязательно к ней вернуться, помочь адаптироваться в нашем мире. Изучить и понять её способности.

   Я был горд похвалами Билли. Горд за своё потомство. Когда Любочка в одной чалме из полотенца переступила комингс каюты, на лице моём светилось неизгладимое самодовольство. И жена меня не поняла.

   — Светишься, котик?

   — Иди ко мне, прелесть.

   Но Люба не спешила. Крутилась перед зеркалом — то втягивая живот, то выпячивая грудь, то изгибая стан.

   — Как я тебе?

   — Ты в полном порядке.

   — И родить смогу? И фигуру не испорчу?

   Опять за своё. Нет, я не против ребёнка — давней нашей с Любой мечты — но в её-то возрасте…. Надо Билли расспросить.

   Моё молчание изменило настроение жены. Тон стал командирским:

   — Значит так, Гладышев, с завтрашнего дня форма одежды — совсем без одежды. Понял?

   — Как бы ни ко времени, — возразил. — Мы ведь не на отдыхе.

   — Зануда. Где твой прежний задор? Ты разучился говорить и делать глупости.

   Может быть. Может быть. Годы тяготеют.

   Утром проснулся — жены рядом нет. Натянул плавки — на всякий случай — и потопал на палубу. Любу нашёл в ходовой рубке за корабельным компьютером. В купальнике….

   Полез с поцелуем, жена отстранилась. Вот и поживи с такой остаток жизни…. Какое бы слово подобрать? Нет в лексиконе.

   — Гладышев, — взгляд снисходительный, — давно хочу тебя спросить: ты не жалеешь о том, что совершил?

   — Что я сделал не так, дорогая?

   — Ты был богатейшим человеком на земле, прекрасные женщины тебя любили…. И вдруг разом всё коту под хвост.

   — Ты не права — моих любимых злой рок отнял. А деньги что — пыль, мусор, недостойный внимания.

   — И власть?

   — И власть.

   — И….

   — Всё, дорогая, тленно и недостойно сожаления кроме любви. Люди свободны от жажды денег и власти — они счастливы. О чём мне жалеть?

   — Не стало азарта борьбы. Ты лишил человечество чувства состязательности, самоутверждения.

   — Есть спорт. Мало? Борьба с собственными слабостями — бескрайнее поле брани. Как это не осталось азарта? А то, что мы сейчас делаем, не будоражит кровь? Разве тебе безразлично, что произошло с Костей? Кто шлёт из глубины сигналы «Я жив»?

   Вместо ответа Люба увеличила звук едва улавливаемой слухом мелодии, и в рубке, и на палубе зазвучало одно из любимейших моих музыкальных произведений ребят из Ливерпуля. Простенькая песенка про девочку, которую кто-то из них любил когда-то, и помнит до сих пор.

   Спасибо, дорогая. Волна нежности захватила, и я вновь потянулся к жене. Люба отстранилась от поцелуя, но позволила себя обнять.

   — Девочка моя…. — шептал ей нежные глупости.

   — Спой мне, Гладышев.

   — На судне есть гитара?

   — Даше ты пел.

   — И Никушам тоже.

   — А мне никогда.

   Люба отключила звук компьютера, и я тихонько запел английскую песенку на русском языке.

   — Мы, наверное, смешны с тобой, если со стороны посмотреть.

   — Почему?

   Она не ответила. Помолчала, сказала:

   — А я люблю инструментальные пьесы без вокала. В моей квартире всегда звучит музыка.

   — Я заметил.

   — Послушай вот это, Гладышев.

   Рубка заполнилась звуками. Возможно, это была мелодия. Но мне показалось, что звучат одновременно капель под сводами пещеры, камертон, как если бы он сделан из горного хрусталя, тамтам и шлепки ладошек.

   Что это, хотелось спросить, но промолчал и силился понять. Потом понял.

   — Ты пишешь музыку?

   Вместо ответа Люба кивнула, приложила палец к губам и чуть-чуть прибавила звук.

   Кажется, зазвучали известные инструменты. Вот это синтезатор пронзил пространство космическими сигналами. Что-то из ударных нагнетает напряжённость. Уж не о Косте ли рассказ?

   — Ты пишешь музыку?

   — Я даже нот не знаю. Мелодии рождаются в душе — оптимизатор озвучивает их через компьютер.

   Что ж ты, Билли, умолчал? А, может быть, «Звёздный вальс» тоже Любино произведение? Занятно.

   — Помнишь то прекрасное время, когда мы были студентами? Ты какой музыкой увлекался?

   О чём это она? Ах да….

   — Ностальгия, дорогая?

   — Признаюсь, Гладышев — иногда сердце сжимает страх, тоска давит — не вписываюсь я в современную жизнь. Не моя это эпоха — моя позади. Ты как?

   — А также. Брожу по свету, ищу ответа, хотя и сути вопроса не уяснил.

   — Лишние мы с тобой, Гладышев, в этом мире.

   — Повторишь это, когда Костю спасём?

   Люба посмотрела на меня взглядом полным горестного отчаяния.

   — Не оставляй меня, Гладышев — тошно мне наедине с собой, и страшно.

   — А попробуй встряхнуться. Захоти чего-нибудь безумного для себя…. Для себя одной. Стань эгоисткой, милая.

   — Теперь понятно, какой мир ты построил — под себя, лентяя и сластолюбца.

   Пожал плечами — не возражал.

   — Какой получился….

   — Признаюсь, плохо о тебе думала. Боялась — спился и носа не кажет.

   — Спился?

   — А что? С патроном своим не любители прикладываться? И оптимизатор ты не хотел носить. Все предпосылки налицо.

   — Оптимизатор, действительно да — не восторгал поначалу. А в остальном…. Хочется нахмурить брови и затопать ногами.

   — А и побей. Я почувствую себя замужней женщиной. В нашей деревне все мужики баб били.

   — И никогда наоборот?

   — Всякое бывало.

   — Вот видишь. К чему рисковать.

   Люба помолчала. И я молчал, гадая с какой стороны, будет очередная атака. Удостоил Всевышний женой….

   — Хочешь послушать, что в душе моей творится?

   Я кивнул.

   Зазвучала музыка. Что-то грустное и знакомое. Инструменты все узнаваемы. Где-то уже слышал подобное. Решил схитрить.

   — Билли?

   — Дворжак. Рапсодия.

   Дежавю? Или….

   — Дорогая, откуда это у тебя?

   — Звучит в душе.

   — А слова к мелодии не складываются?

   — Не люблю вокала. Гармония только в музыке.

   Стихи тоже могут быть прекрасными — подумал, но промолчал.

   — Билли, ты стихи писать можешь?

   — Легко.

   Хвастун. Но что-то с Любой происходит. Будто на иголках вся. Без дела томится?

   — Билли?

   — Она, Создатель, для России была рождена — для её величия и славы, а страны не стало….

   — Но я не узнаю её.

   — Отвык. Привыкнешь.

   Подумал — надо заново влюбиться в свою жену. Приглядеться и влюбиться — она того стоит.

   Потянулся с поцелуем. Люба уткнулась мне подмышку.

   — Покажи личико, — шепчу на ушко.

   Она стыдливо мотает головой. Игра началась.

   — Билли.

   Рапсодия оборвалась. Рубку заполняют грохот тамтама и гортанные клики шаманских заклятий. Вот что творится в моей душе. Сейчас, сейчас…. Один из нас будет принесён в жертву, и я догадываюсь, кто….

   — Ой, боюсь, боюсь, боюсь, — железная леди, экс-президент России прижимается ко мне сильней, если не сказать страстней. Игра продолжается.

   Звучит свирель. Звучит песнь одинокого пастуха и горное эхо вторит ему.

   Нас переполняют чувства, и рубка становится тесной.

   С Любой на руках выхожу на палубу.

   И над ней звучит мелодия. Совсем другая. Не я управляю ей. Это наши сердца слились, замерли и рождают звуки. Вот это, кажется, флейта.

   — Ты всё слышишь?

   — Да, любимый.

   — Это гимн нашей любви. Её второе рождение.

   — Согласна.

   Закончился день. И была ночь.

   …. По бескрайней степи несутся лошади. Дикие лошади. Что-то завораживающее есть в их стремительном движении к горизонту. Это наша жизнь — наша безуспешная погоня за недосягаемым. Кажется, вот-вот, но пространство видимого отступает, заманивает, заставляет ускорять бег….

   Билли, зачем ты подсунул мне эту белиберду? Что хочешь сказать? Брось свои намёки — упростись.

   …. Индейский шаман бьёт в бубен и крутится над костром. В вигваме полумрак. Кто это согбенная фигура напротив? Люба? Это свадебный обряд? Мы снова женимся? Ну-ну….

   …. Паланкин на слоновой спине покачивается в такт шагов. Он украшен гирляндами бумажных цветов. И улицы города. Его жители бросают нам живые цветы и разноцветную пудру. Они рады за нас. А мы?

   Бог мой, Билли! Ты показываешь Любины сны? Зачем? Что за идиотская фантазия? Ты пытаешься доказать, что мы живём одними мыслями? Виртуальное чудовище! Ты лишаешь женщину последнего покрывала — душевного. Я тебя об этом просил? И без этих откровений знаю, что Любочка любит только меня.

   …. По бескрайней прерии несутся лошади. Оседланные лошади. Впереди на белом английском скакуне моя жена. За ней погоня — пёстрые индейцы на разномастных мустангах. Над оперёнными головами краснокожими руками крутят лассо. Слышен боевой клич апачей. Вот это по-нашему! Спасибо, Билли! Поднимаю на дыбы своего вороного и наперерез. Ну, держись, шакалье племя! На лице чёрная маска, за плечами чёрный плащ развивается….

   Что ж ты, Билли, сон не дал чудесный досмотреть? Ага, новому время.

   …. Ахейский дворец. Двор полон гостей. Разодетых, пьяных, при оружии. Они пьют разбавленное вино и пожирают жареную баранину. Поют застольную: «Что нам делать, пьяным ахейцам…?» И требуют от хозяйки: «Пенелопа, ты должна выбрать царя. Кто станет твоим мужем?». Люба на ступенях дворца в строгом хитоне, длинная коса короной на голове: «Посмотрите на себя, знатные господа. Кто из вас считает себя достойным престола? Ведёте себя, как свиньи. Жрёте, как свиньи. Да вы хуже свиней!». «Мы хуже свиней? — орут пьяные мужи. — Мы? Да ты…. Да ты…. Ты сама нас не достойна. Мы тебя выдадим вон за того убогого в рубище». Меня выталкивают пред очи царицы Итаки. «Кто ты, странник?» — спрашивает меня жена. Не узнала. Значит, и мне не время открываться. «Я судьба твоя, царица. Посейдон разбил о скалы твоего острова жалкую мою лодку, а Зевс направил сюда стопы мои». Знатные гости ржут: «Свадьба! Свадьба! Дайте ему бубен и шутовский колпак — это наш новый царь». «Встань рядом со мной», — говорит Люба и обводит строгим взглядом двор и пирующих. — На колени, свиньи, перед вами царь». Новый взрыв хохота. Он просто душит, разрывает толстобрюхих женихов. Они валятся на спины и сучат ногами в воздухе. «Ой, помру», — слышны возгласы. Я смотрю на них с любопытством и жду только сигнала Любы. Я знаю, мне не составит труда разделаться с ними со всеми. Ну, же….

   Эх, Билли, Билли….    

   Настало утро.

   Ждём посылки из Нагасаки. Я на небо поглядываю, жена моя распрекрасная в монитор. Мой орлиный взор проиграл бортовой технике. Любочка первая сообщила:

   — Летит.

   Бортовой компьютер подтвердил — есть связь с самолётом из Японии.    Он уже на подлёте. Автопилот запрашивал направление и силу ветра, бальность волны.

   Люба передала — полный штиль.

   Самолёт без разведки вышел на точный курс, сбросил груз, покачал крыльями, прощаясь. Над падающей точкой вспыхнул алый купол парашюта. Мы с палубы заворожено следили за его падением. Он летел по точно рассчитанной траектории и плюхнулся в воду в двух метрах от борта спасателя. Парашют лёг на леера.

   Груз на борту. Герметический ящик распакован. Люба подключила доставленное оборудование к корабельному компьютеру.

   В шкатулке красного дерева спускаемый аппарат. Шарик искусственного алмаза величиной с голубиное яйцо дороже всех сокровищ Земли. Для нас, по крайней мере.

   — У меня всё готово, — сообщила Люба.

   — Приступим, помолясь? — вопросительно взглянул на неё.

   Она кивнула.

   Наклонился за леера. Шарик прокатился по ладони и плюхнулся в воду.

   Нет, перед тем, как коснуться воды, он на несколько мгновений завис над поверхностью — Люба проверила управляемость аппарата. Свободное падение алмаза было остановлено энергией разума — человечество с нами.

   И вот он скрылся с глаз….

   Наши взоры на монитор — эксперимент начался.

   Несколько мгновений воздушные пузырьки заслоняли обзор, потом они отстали. Спускаемый аппарат набрал нужную скорость — гравитационная составляющая, сопротивление среды и Архимедова сила уравновесились. Можно заняться обзором окружающего.

   Мелькают рыбы, стаи рыб, планктон, какой-то океанский хлам — наверное, водоросли. От возможного нападения хищных рыб и морских животных аппарат снабжён ультразвуковым излучателем — с этой стороны опасность ему не грозит.

   В углу монитора мелькают, меняясь, цифры — это фиксатор глубины.

   Полчаса пролетают одним мгновением.

   Дно океана. Батискаф со спасателя здесь был. Или не здесь?

Люба зашелестела клавиатурой, корректируя вектор падения.

   Край впадины. Бездна. Дальше, вглубь….

   Вода, вода, вода…. Ничего больше.

   Сопротивление нарастает, движение замедляется. Вода становится гуще (не знаю, правильно ли выразился?), как компот на дне стакана — полно ошмётков. Что за хлам? Поверхностного происхождения или местная продукция? Действительно, сколько тайн на дне океана.

   — Смотри, смотри, — хватаю Любу за локоть. — Кажется, они движутся.

   — Похожи на медуз, — зачарована жена. — Только формы неправильные.    

   Сколько пройдено? Шесть тысяч метров — фиксирует монитор.

   Глубина шесть тысяч метров! Это шестьсот атмосфер избыточного давления! Всё живое, всё телесное превратилось бы в лепёшку. Да нет, наверное — в комок, ядро, песчинку….

   Восемь тысяч двести метров!

   Впереди дно — сообщает компьютер.

   Оживление экипажа спускаемого аппарата. Экипаж — мы с Любой.

   — Где он?

   — Промахнулась?

   — Спокойно, ищем.

   — Пеленгуй сигнал! Зрительно мы ни черта не увидим.

   — Я поймала его. Направление — юго-юго-запад….

   Движение вниз остановилось. Подчиняясь мысленной воле людей, алмазный шарик подаётся в сторону. Он продолжает светиться, но визуальная сфера обозрения сузилась до полутора-двух метров.

   — Вот он.

   На экране — бесформенная глыба. Нет, валун. Нет, что-то ни на что не похожее.

   Компьютер объявляет — есть контакт!

   Серая масса заполняет собой экран. Люба откидывается в кресле.

   — Не слышу поздравлений.

   Вместо восторгов тихонько пою:

   — Люба, братцы, Люба, Люба, братцы жить

    С нашим атаманом Люба голову сложить….

    И тут же сомнения:

   — Это космический аппарат?

   — То, что от него осталось. В пробоины проникла вода и уравняла давление по обе стороны обшивки. Но прежде страшные тиски до неузнаваемости искорёжили обтекаемые формы. Вот эта груда металла, — она кивнула на экран монитора, — и есть искомый объект….

   Невозможно предположить, что в этой схлопнувшейся сфере осталось место живому человеческому организму — ведь там ещё масса приборов.

   Тем не менее, сигнал идёт….

   — Что дальше, милая?

   — Дальше будет подъём.

   — Справимся?

   — Не такие задачи решали.

   — Что же всё-таки с Костей?

   — Поднимем, увидим. Приготовься.

   — В гамак, шезлонг?

   — Не потребуется.

   Я на всякий случай откинулся в кресле и вцепился в поручни.

   — Начали! — подал команду Люба.

   Кому? Компьютеру? Себе? Всем людям Земли?

   Видимая на экране монитора поверхность взорвалась вулканами ила — как же быстро его нанесло. Началось движение вверх.

   Я чувствовал сопричастность к нему, хотя не было отключки сознания, даже головокружения от мысленных усилий — только мандраж спортивного фаната.

   Люба не спускала глаз с экрана монитора, а пальцы с клавиатуры. Работала, комментируя. Я поддерживал диалог вопросами.

   — Искривление траектории подъёма.

   — Причина?

   — Возникло плечо между центром тяжести и вектором тяги.

   — Исправить, возможно?

   — Потребуются дополнительные затраты энергии.

   — Возвращаемся на грунт?

   — Исключено. Продолжаем подъём.

   Подъём продолжался.

   — Отклонение от вертикали семь градусов, — сообщила Люба.

   — Это чем-то грозит?

   — Сейчас рассчитаю траекторию до края впадины. Готово.

   — Касание возможно?

   — Если угол отклонения не изменится — проскочим.

   Чуть позднее компьютер сообщил — внимание, уступ!

   — Стоп подъём!

   Кому это Люба?

   — Горизонтальное движение. Дополнительные энергетические усилия.

   Я ощутил сильное головокружение и приступ тошноты. Начинается! Бросил взгляд на Любу. Ей было не лучше. Прекрасное лицо исказилось и побледнело. Взгляд не отрывался от монитора. И пальцы напряглись.

   Маневр удался. Космический аппарат отведён на безопасное расстояние от крутого края впадины — подъём продолжился.

Отпустило. Нет тошноты, с головой порядок. Испарина на лбу. Ну, это ерунда, по сравнению с достигнутым.

   Улыбнулась жена, подмигнула — прорвёмся, дорогой….

   Наконец, космический аппарат — вернее, то, что от него осталось — на кормовой палубе поисково-спасательного судна. Она освещена — время к полуночи.

   С Костиным оптимизатором ещё раз пытались вступить в контакт, но безуспешно. После непродолжительного совещания, решились на разбор космического аппарата. Риск конечно присутствовал. Риск потерять Костю навсегда. Или то, что от него осталось….

   Вооружившись ручным лазером, кусок за куском вскрываю обшивку….

   Электромагнитный сигнал оптимизатора дешифрован в человеческий голос, и над палубой слышен Костин баритон: «Я жив. Я жив», как напоминание для меня — осторожнее, брат, осторожнее.

   Восток окрасился багряным заревом. Молчаливым пришёл рассвет.

   Работы закончены. Мы с Любой в недоумении — никаких следов человеческого организма (даже его останков) внутри металлического брикета. Оптимизатор найден неповреждённым — по крайней мере, визуально — а Кости нет. Только голос его звучит над палубой — я жив, я жив. Люба выключила.

   — Всё, не могу больше. Иду спать.

   Как я и предполагал — одна-разъединственная клеточка моего брата чудом сохранилась в пазах оптимизатора, и тот слал её отчаянные призывы.

   — Билли?

   — Будем поглядеть, Создатель. Помести браслет в анализатор.

   — Билли, одна клеточка. Одна только клеточка живого человека. Конечно, можно клонировать Костю. Но будет ли это существо моим братом? Homo sapiens на него похожий….

   Брат погиб. Никаких надежд не осталось. Можно ставить точку и сыпать на голову пепел.

   Жду результаты анализа.

   — Билли? Ты нашёл клетку?

   — Нет. Её и не было.

   — Кто же слал сигналы? Прибор зациклило?

   — И да, и нет.

   — Поясни.

   — Как раз это не могу. Факты изложу, а объяснений им нет. Пока….

   — Валяй факты.

   — В какой-то момент — в космосе, в атмосфере, или в воде, в момент схлопывания космического корабля — сознание Константина покинуло телесную оболочку и перешло в оптимизатор.

   — Как это? Разве такое возможно?

   — Не знаю как. Не думал, что возможно. Но факт налицо — Константин жив, погибло его тело.

   Взял в руки оптимизатор.

   — Здесь мой брат? Как джин в бутылке? Утопия.

   — И тем не менее.

   — Что будем делать?

   — Возвращать к нормальной жизни — дадим ему новую телесную оболочку. Создатель, не ужели не чувствуешь торжественности момента? Мы стоим на пороге величайшего открытия — бессмертия человечества.

   Но я не разделил его виртуального оптимизма. Пошёл к Любе с новостью. Моя половина

отдыхала в каюте, и я не решился нарушить её сон.

   До полудня метался по судну взад-вперёд — места себе не находил. То присяду, то вскачу. Погиб брат Костя. Нет, он жив, утверждает Билли. Не стало только телесной оболочки, а дух его, сознание, память живы и скоро воплотятся. Чёрт, возможно ли такое? Но, Боже мой, сколько уже невозможного стало реальностью. Я перестал удивляться чудесам….

   Билли изливался виртуальной болтовней.

   — Ты создал меня, а я тебя обессмертил. И всех людей на Земле. Я, кажется, понял, как сработал этот оптимизатор и перенастрою все остальные. Вернём Константину оболочку, и стоит подумать об обновлении твоей — уж больно она поизносилась. Верну вам с женой вторую молодость, и вы обзаведётесь потомством. Это ли не счастье?

   Солнце было в зените, когда Любочка поднялась на палубу. Услышав новость, повертела в руках оптимизатор и осторожно положила на край стола.

   — Разве такое возможно?

   Я пожал плечами — а что ответить? Надо спешить в клинику, где такие превращения возможны.

   Наша экспедиция в Тихий океан закончена. Спасатель пошёл в порт приписки.

   Но ещё раньше мы перебрались в гидросамолёт и взяли курс на Британские острова. По совету Билли. Именно там, в одной из клиник дух моего брата Константина Владимировича Гладышева должен обрести телесную оболочку.

    Мысли, наверное, не по теме. В шкатулке красного дерева оптимизатор, в котором спаслась душа моего брата. Мы летим к Британским островам, курс север-северо-запад, а я думаю: может ли этот гидросамолёт облететь Землю без посадки. Что за чушь? А всё-таки…. Конечно, может: ведь его топливо за бортом — в струе набегающего воздуха. Можно лететь и лететь на этой лодке с крыльями, смотреть в иллюминатор и ворчать на бытиё.

   Люба тоже молчит, молчит и супится. Кажется, наша находка…. Нет, открытие — не удивило её, а потрясло. Она молчит и смотрит в иллюминатор.

   Что-то притих и виртуальный болтун — давненько не слыхать. Как бы ни к беде. Ну вот, накаркал!

   — Создатель, с Анастасией проблемы.

   — Что случилось?

   — Я потерял с ней связь.

   — Она сняла оптимизатор?

   — Нет, я потерял с ним контакт. Я беспокоюсь.

   — Я теперь тоже. Что с её спутником?

   — Та же история — пропала связь с оптимизатором и его носителем.

   — Есть на Земле зоны недосягаемые для тебя по связи?

   — Последние события показали, что нет.

   — И они же — что оптимизатор весьма устойчив к внешним воздействиям.

   — Верно.

   — Но когда-нибудь он может выйти из строя — не вечен же твой аппарат.

   — Выйти из строя? Два оптимизатора одновременно? Исключено.

   — Ну, а если допустить.

   — Ты сейчас меня успокаиваешь или себя?

   — Что ты предлагаешь?

   — Это ты предлагаешь — немедленно вылететь к месту последней связи и выяснить в чём дело.

   — А как же Костя?

   — Подождёт.

   — Подожди….

   Обратился к Любе и несколькими фразами посвятил её в суть происшедшего. Предложил разделиться: она продолжает начатый путь, а я мчусь на американский континент. Жена покосилась на шкатулку с оптимизатором Константина и наотрез отказалась. Нет, она летит со мной или одна, но к Настеньке.

   Гидросамолёт распиливать не пришлось: мы озадачили его курсом на восток. Костя подождёт. Беспокойство за судьбу дочери вытеснило из души все прочее.

   К отрогам Скалистых гор нас перенёс вертолёт.

   Ещё полдня козьими тропами, и вот она, хижина дяди Тома — причудливое строение из брёвен и шкур. Дядюшка Том — Томас Дэвидсон — убеждённый холостяк, чудак, охотник. У него есть оптимизатор — он надевает его на ночь и смотрит эротические сны. И ружьё — им он добывает пищу, стреляя диких птиц и животных. Как раз к нашему приходу распотрошил убитую индейку и прилаживал к вертелу над костром.

   Наше появление не смутило его ничуть и не удивило. Широким жестом пригласил к предстоящей трапезе. По-русски его слова звучали бы так:

   — Милости прошу.

   Прирученный камышовый кот — единственный домочадец робинзона гор — перетащил объёмное брюхо поближе к пище. Люба попыталась его погладить, но самолюбивое создание уклонилось от ласк.

   В хижине дяди Тома жили Настенька и Жан. Здесь остались их вещи. Отсюда они несколько дней назад ушли в экспедицию и не вернулись.

   — Зелёных человечков искали, — доложил хозяин.

   — Зелёных? — заинтересовалась Люба. — Почему зелёных?

   — А я их видел. Как вас. Они глазастые, лысые, маленькие — дядя Том отмерил ладонью метр от земли — и зелёные.

   — Как же они завелись в ваших краях?

   — Так прилетели, на тарелке прилетели.

   — Вы видели?

   — Там, — чернокожий охотник махнул куда-то рукой. — Там, в горах стоит их тарелка — должно быть, поломалась. Вашу молодёжь водил показывать, да не дошли — гроза ударила. Жуткое дело — гроза в горах. Вернулись. А потом сами пошли, говорят: «Дорогу запомнили». Думаю, нашли — мы ведь немного не дошли.

   За разговорами жаркое подошло.

   — Угощайтесь, — предложил Томас, и первый кусок достался коту.

   Я потянулся к оптимизатору.

   Билли:

   — Не стоит.

   — Тогда аппетит.

   — Ой, как кушать хочется, — встрепенулась Люба.

   И сам ощутил приступ голода. Такой, что с удовольствием умял добрый кусок полусырого, сочащегося жиром и кровью мяса. Без хлеба, но с солью — крупной, небелоснежной — должно быть, из камня дроблёной.

   Люба, ополоснув в ручье руки и личико:

   — Давно они у вас завелись, человечики зелёные?

Дядя Том:

   — Я их с год, как приметил. А кто из нас раньше завёлся — не скажу, не знаю. Может, и они. Как увидел, говоришь? На перелёт утиный вечерком пошёл. Уж зорька гаснет — летят. Бахнул. Одна, вроде как, не камнем вниз, а бочком-бочком отбилась от стаи и приземлилась. Убил — не убил? Направление запомнил — думаю, потом посмотрю. Ещё посидел — перелёт закончился, и я поднялся. Пойду, думаю, гляну — всё одно по пути. Совсем темно стало — сапоги едва различаю, где уж утку узреть. Но иду, смотрю под ноги. Стоп! Что за дьявол! Вижу тень перед собой. Не сразу сообразил — свою. Вон колпак от зюйдвестки, вон ружьё за спиной. Луна что ль из-за горизонта выскочила — солнцу как бы ни ко времени. Поворачиваюсь, вижу — светящийся диск спускается с неба за гору. А от него прожектор по земле шарит — ну, и по мне пробежался. Вон там….

   При этих словах охотник махнул рукой куда-то за спину, и мы с Любой дружно глянули в темноту.

   Том Дэвидсон продолжил:

   — Меня ж любопытство разбирает — что за оказия? Следующим днём собрался по-походному и прямиком ну ту гору. А потом вниз. Вот там, на площадке в расщелине, и приметил этих головастиков. Две тарелки у них стояли — борт к борту. А букарашки зелёные то суетятся меж них, то суетятся. Это они мне сверху муравьями казались. А подобрался ближе, смотрю — нет, вроде бы люди, только заморенные: ручки тоненькие, ножки того и гляди подломятся. А сами что-то таскают — из одного самолёта в другой. Самолёты их больше на жаровни похожи, только круглые.

   Дядюшка Том подкинул в костёр, затащил кота на колени, пригладил и продолжил:

   — Домой вернулся, места не нахожу — хочется ещё раз на них взглянуть.

   — Вы бы учёным сообщили, — подсказала Люба.

   Старый негр вскинул на неё взгляд и погрозил пальцем:

   — А зачем? Что, мне тут одному плохо живётся? Понаедут…. Нет-нет. Ну, ладно. Днями опять за гору собрался. Жаровня одна стоит, второй след простыл. И головастиков зелёных не видать. Насмелился, подошёл — все следы осмотрел и сообразил: улетели незваные. Этот их аппарат, должно быть, сломался — бросили. Обошёл — скрутить нечего. Я из деревца лесенку срубил, наверх забрался — та же картина: входа нет и скрутить нечего.

   — Так и стоит? — Люба с недоверием.

   — Уж с годик как.

   — И вы никому не слова?

   — Если бы. В город добрался за припасами, накачался в баре виски и растрепал.

   — Кому?

   — Что ли помню? А потом эта парочка заявилась. Нет, люди не плохие — виски принесли, целую коробку. Угостили, а потом с вопросами, а потом с просьбами — покажи да покажи. То самое место…. Ну, и повёл, да не дошли. Потом сами наладились….

   — Нам покажите? — спросила Люба. — Девочка — дочь моя.

   Охотник покачал головой:

   — Шибко не похожа. Скорее вон на него.

   — Какое это имеет значение?

   — А такое — виски у вас есть? Что я зазря должен ноги бить?

   — Мы принесём.

   — Несите….

   Я тронул Любу за локоть, обратился мысленно:

   — Брось пустую дискуссию. Идём спать. Утро вечера мудренее.

   Костёр потух. Беседа угасла. Одинокий охотник устроил себе ложе под навесом, уступив нам хижину. Глянул на небо, покряхтел, поворочался и застегнул на руке оптимизатор — время эротических снов.

   — Билли.

   — Всё понял, Создатель.    

   Мы лежим с Любой в хижине на топчане. В прорехи убогой кровли видны звёзды. В горах они ярче. Я ласкаю жену, но не для страсти, скорее по привычке. И она принимает их в душевном спокойствии, думая о другом.

   — Ты веришь старику?

   — В чём сомнения?

   — Что могло произойти с Настенькой…. и её спутником?

   — Мы здесь, чтобы выяснить.

   — Ты так спокоен.

   — Не вижу повода для паники.

   — Если что-нибудь случилось, я начну верить в проклятие генерала. Кстати, чем ты так не угодил деду?

   — Был инцидент.

   — Не безгрешен ты у меня, Гладышев, ой как не безгрешен.

   — Каюсь, дорогая.

   — Каешься и грешишь — удобно душу пристроил.

   — С комфортом.

   — А мне плакать хочется, — Люба отвернулась.

   Можно было успокоиться и попытаться заснуть, но наши оптимизаторы лежали на дощатом столе, и это обстоятельство чего-то требовало от меня….

   Солнце ещё не перевалило через гору, в дверях хижины показался дядюшка Том:

   — Вы, кажется, хотели на что-то взглянуть? Тогда поторапливайтесь: хочу к закату домой вернуться.

   На его чёрном запястье серебром отливал оптимизатор — чудесный сон продолжался.

   Сборы были не долги. Нет, с полчасика Люба таки потратила на утренний туалет — умылась в роднике, расчесала волосы, почистила одежду. А я привык, что за гигиеной моего тела следит Билли, и эти тридцать минут просидел, наблюдая.

   Выступили.

   Тропинка петляла меж кустов и деревьев, не круто забирая вверх. Дядюшка Том шёл впереди с ружьем на плече и пустым рюкзаком за спиной. Следом моя жена в шортах, лёгкой блузке — все лишние вещи остались в хижине. Замыкал шествие Ваш покорный слуга.

   Гора постепенно надвигалась, местами нависала, но звериная тропа, петляя, каждый раз находила пусть не короткий, но вполне проходимый путь.

   Чтобы не смущать проводника, Люба общалась со мной телепатически. Мысли были такие.

   — Смотри, как красиво. Здесь вполне можно жить. Все переделаем дела и поселимся в горах, а, милый?

   — Ты уйдёшь из ЦУПа?

   — Я уже ушла. Дорогу молодым!

   — Быстрое решение. Не скоропалительно?

   — Хочу быть с тобой — это главное моё желание.

   — И для того нужны жертвы? Я мог бы поселиться в ЦУПе. У тебя в квартире прикольно.

   — Знаю тебя — «поселиться». Завтра — новая тема, и утопаешь, куда глаза глядят.

   — Настеньку найдём, Косте поможем и….

   — И отправимся на Коралловый остров. Верно?

   — Верно.

   — Там у тебя любовница, и тебе неприятно будет со мной….

   — Электру нельзя назвать любовницей: у нас с ней дочь..

   — Многожёнец несчастный. Скажи, Гладышев, за что тебя бабы любят? Уж старый стал….

   — Прям таки старый….

   — Хочешь комплиментов или нелицеприятного разговора?

   — Тоже не хочу с тобой разлучаться, но Электра существует, и наши отношения на приятельские мало похожи….

   — Понимаю. Будем устраивать оргии, как ты с Никушами.

   — Ты и оргии — нонсенс. Я так думал.

   — Заставлю думать по-другому….

   Шёл следом и не спускал взгляда с Любиных ног, ягодиц…. В ответ на её слова на меня накатывало желание.

   — Билли.

   — Что бы ты без меня делал?

   Тропинка пошла вниз — начался спуск. Даже не заметил как. Всё время вершина была впереди и сверху, а теперь за спиной. Должно, плечо перевалили.

   В какой-то момент проводник сошёл с тропы. Она вильнула в сторону и вниз, а он прямо и в кусты. Нас поманил и сделал знак — осторожно. Мы в кусты. Смотрим — он на карачках. Мы на четвереньки опустились. Подбираемся к краю расщелины. Вот она — загадочная площадка на дне горного ущелья. Сверху хорошо видна. И удивительное…. Нет, сооружением его никак не назовёшь. Летающая тарелка — люди верное дали определение космическому аппарату инопланетных существ. Стоит во всей красе, а кажется, парит над землёй — такие у неё обтекаемые формы. Цвет скорее металлический, но глубокий и ощущение — мерцающий. Стоит в тени, далеко от дневных лучей, а блазнится — гуляют по поверхности солнечные зайчики. Линии обвода правильные, строго выдержанные, в то же время гармоничные (грациозные?) без намёка напора, мощи, агрессивности…. Так вот ты какой — НЛО!

   Завораживает. Люба мысленно перекрестилась:

   — Если долго-долго всматриваться в бездну, она начнёт заглядывать в тебя.

   — Никого, — подвёл итог получасовому наблюдению дядюшка Том. — Должно быть, не вертались. Спустимся.

   Мы вернулись на тропу.

   — Билли, с Настей по-прежнему связи нет?

   — А что изменилось?

   — Ну, мы на месте….

   — Конечно.

   Тропинка вывела на плато.

   Вот он, летательный аппарат гуманоидов, во всём своём великолепии.

   Открыта первая загадка — солнечных бликов. Дело в зеркальной поверхности, в которой всё отражается, искажаясь. Сверху мы, должно быть, видели отражения облаков.

   — Кто-то был, однако, — покачал головой чернокожий проводник.

   К такому умозаключению привёл его ствол дерева с остатками сучьев — примитивная лестница — лежащая на некотором удалении от НЛО. Это обстоятельство расстроило охотника. Томас принялся накручивать круги по плато, изучая следы. Если вид его выражал недовольство, то движения — настороженность. Дэвидсона что-то напрягало.

   Я притащил незамысловатую лестницу и приставил к овальному борту НЛО. Люба ловко забралась на его поверхность.

   — Что там? — отошёл от летательного аппарата на достаточное расстояние, чтобы видеть его поверхность и присел на валун.

   Люба несколько раз обошла тарелку по круговой, то исчезая за линией видимого, то появляясь с противоположной стороны, по спирали поднимаясь к вершине.

   — Где у них люк? Движетель? Рули? Не иначе нечистым духом….

   Я шутливо перекрестился:

   — Храни, Господь. Спускайся.

   — Слушай, у него поверхность тёплая….

   Томас Дэвидсон скверно выругался, и я, спрыгнув с валуна, поспешил к нему.

   — Что у вас? Нашли что-нибудь?

   — Нашёл. Уносить надо ноги. Были они здесь, после меня были. Шныряли — вон как наследили.

   — А девочки, дочери моей, следы есть?

   Вместо ответа чернокожий проводник поманил рукой.

   — Иди сюда. Вот здесь её следы.

   Он подошёл к ближайшим кустам.

   — И там, и там…, — указал рукой.

   — Вот что, Том Дэвидсон, ты специалист, тебе карты в руки — изучи все следы и расскажи, что произошло с моей дочерью и её спутником.

   Следующий час сидел на упомянутом камне в позе родоновского Мыслителя, Люба на краю космической тарелки, болтая ногами, а проводник, где шагом, склонившись, где на четвереньках, а то и ползком передвигаясь, изучал поверхность плато. Иногда он что-то поднимал, осматривал, обнюхивал, бросал и двигался дальше. Наконец поднялся, отряхнулся и решительным шагом направился ко мне.

   — Подождите, подождите! — Любочка сорвалась с места, пробежала краем тарелки к незатейливой лестнице и спустилась вниз. — Меня подождите.

   Присела рядом, руки мне на плечо, на них подбородок — готова слушать.

   И Томас Дэвидсон, старый чернокожий охотник поведал.

   Моя дочь и её спутник были здесь (не новость). И здесь в то время были зелёные человечки. Второй их корабль приземлился рядом с первым. Судя по всему, инопланетяне опять что-то перегружали из этого НЛО. Вон в тех кустах прятались Настенька и Жан, наблюдая. Потом их нашли. А может, они вышли сами. Вон там они стояли рядом с заморышами — лицом к лицу. Должно, беседовали. Потом их чёртова тарелка улетела и увезла на борту землян.

   — Их захватили?

   — Следов борьбы не видно — может, уговорили.

   — Ты ему веришь? — Люба мне мысленно.

   — А что остаётся делать?

   — Ты бы полетел с чужими людьми на чужую планету?

   — Людьми?

   — Оговорилась — гуманоидами….

   — Я нет, а Настенька….

   Вспомнилась давняя вылазка двух Анастасий, внучки и бабушки, в Нью-Йоркский Гарлем. Для девятилетней девочки негритянские трущобы мегаполиса были под стать чужой планете.

   — Настенька могла: она авантюрная в бабушку.

   — А может, всё Жан решил?

   — Может….

   Нашу безгласную дискуссию прервал проводник:

   — Уносить надо ноги — не ровен час, вернуться.

   — Как уходить? Бросив Настеньку? — это я.

   — А где, где она? — Том Дэвидсон развёл руки и повертел головой.

   — Вот мы и спросим, когда вернутся — куда дели мою дочь?

   — То ли вернутся, то ли нет… — это Люба.

   — А что делать?

   — Забрать аппарат, разобрать, понять, попытаться установить связь, потребовать….

   — Не думаю, что это им понравится.

   — Гладышев, не узнаю тебя. Они незваными вторглись на чужую планету, похитили нашу девочку….

   — Не факт.

   — И ты сядешь здесь, сложив руки в горестной позе, и будешь ждать, ждать и ждать?

   — А что делать?

   Вопросы стали повторяться — дискуссия зашла в тупик. Том Дэвидсон бочком-бочком и молчком покинул плато. Люба вновь поднялась на НЛО. Я сидел на Философском камне (так окрестил), размышлял. Требовался совет.

   — Билли.

   — Чем помочь, Создатель?

   — Рассуди.

   — Тот самый момент, о котором говорят, что в науке не бывает напрасных путей — кто из вас прав, рассудит время.

   — Но ты понимаешь, что захват НЛО может спровоцировать гуманоидов на непредсказуемые действия.

   — Может. А может случиться, что они вернутся сюда спустя десятки тысяч лет. Тогда кто из вас прав?

   — Гм….

   — Это слово или возглас?

   — Ты же видел их, Билли.

   — Да, глазами Настеньки и Жана.

   — Ты общался с ними.

   — Жестами.

   — Они не были агрессивны?

   — Что ты хочешь от гуманоидов?

   — Зачем им моя дочь?

   — За тем же и они для неё — жажда познания. Ты бы не воспользовался подвернувшимся случаем? Девочка просто бредила контактами с инопланетянами.

   — Почему пропала связь с оптимизатором?

   — Думаю, дело в НЛО — блокирует.

   Поднял взор и увидел жену на самой макушке летающей жаровни в позе лотоса. Послал ей мысленный вопрос:

   — Ты молишься, дорогая?

   — Последний раз спрашиваю: Гладышев, ты со мной?

   — Что ты задумала?

   — Перенести этот гроб в цивильный мир, вскрыть и изучить.

   — Не делай этого.

   — Почему?

   — Не нами оставлено….

   — На нашей земле. Ты чего боишься, Гладышев?

   — Я боюсь за Настеньку.

   — Я тоже.

   Чёрт! Упрямая баба. Привыкла повелевать.

   — Билли, останови её.

   — Не вижу смысла, Создатель.

   — Вы что, сговорились?

   — Лучше приготовься….

   Люба картинно простёрла руки к небу и взор свой устремила.

   Я ощутил сильное головокружение и скользнул с валуна.

   НЛО плавно оторвался от земли, завис в пару метрах от неё.

   Приступ тошноты.

   Брошенный гуманоидами летательный аппарат поднялся ещё метров на сорок.

   У меня потемнело в глазах.

   НЛО рванулся с места по кривой — в сторону и вверх — и исчез за горизонтом в мгновение ока.

   — Как ведьма на помеле, — прохрипел кто-то рядом.

   Это Том Дэвидсон. Откуда он взялся? А, впрочем, какая разница.

   — Шли бы вы, милейший, домой.

   — А вы?

   — А мы остаёмся.

   Охотник ушёл, волоча ноги. Ему тоже досталось. Серебряный браслет сверкал на чернокожей руке.

   Мне надо было привести мысли в порядок. Она всё-таки совершила это. Не посоветовалась. Не поспорила. Не убедила….

   — Билли.

   — Вызывай вертолёт и следом.

   — А если прилетят гуманоиды?

   — Тогда оставайся и жди.

   — Что им скажу за НЛО?

   — Тоже думаю — тебе лучше уйти.

   — А Настенька?

   — Создатель, определись сам — что ты хочешь.

   — Думаю, всё, что происходит — к лучшему. Пусть Люба идёт своим путём, а я намерен ждать инопланетян здесь.

   — Красный флаг в твои руки!

   …. Прошло несколько дней. Я бродил по плато, шарил в обрамляющих его кустах — всё пытался обнаружить что-то, упущенное следопытом Дэвидсоном. Не обнаружил.

   Потом была гроза. Прав старый охотник — гроза в горах нечто ужасное. Молнии ослепительны. Грохот грома, многократно отражённый, закладывал уши. Я думаю, если бы не оптимизатор — прощай мои барабанные перепонки. И дождь…. Вода неслась с кручи бурным потоком, сметая всё со своего пути.

   После проскакивания небесной искры, земля ощутимо электризовалась.

   — Всему живому кранты, — набивал себе цену мой виртуальный помощник.

   Я спасался от селевого потока на вершине валуна — продуваемый ветрами, исхлёстанный струями дождя, оглохший и ослепший. Впрочем, утрирую — оптимизатор надёжно защищал организм от статического электричества, переохлаждения и прочих напастей.

   — Билли. Они там, в Центре Погоды, совсем забыли про меня?

   — Прости, Создатель, мой недогляд.

   — Или это кто-то нарочно? — я подумал о жене.

   — Как ты можешь? — возмутился Компьютерный Разум. — Обещаю — больше не повторится.

   Наутро решил строить себе жилище.

   — Не веришь? — надулся Билли.

   — Я не о том. Представь: прилетят гуманоиды, а я, как примат — ни жилья, ни костра, ни каких предметов утвари.

   — Логично.

   Мне показалось, ухмыльнулся он. Да, плевать.

   Ваше плато, на горных склонах росли сосны, кедры и другие, вполне пригодные для строительства деревья. Проблема — как срубить их и чем?

   — Билли.

   — Что, Билли? Из чего я тебе топор сделаю — из воздуха?

   Топор? Мне нужен топор. Как его сделать?

   Нашёл бурый камень.

   — Железняк, — подсказал Билли. — Вряд ли — слишком ломкий: плавить надо. Поищи среди горных пород.

   Отыскал острый обломок скалы.

   — Обсидиан, годится, — это Билли наставничал.

   Теперь надо приладить рукоять — и топор готов. Крепкий сук или деревце соответствующей толщины найти проблем не будет. Чем привязать?

   — Нужны сухожилия животных. Убей кабаргу или медведя, — советовал Билли.

   Никого убивать не будем. Попробовал лыком. Лыком не получилось. Попробовал леску драть со ствола — где-то слышал — опять фиаско. Решил — рукоятку руки заменят, и пошёл валить деревья.

   Стучу острым камнем по стволу и думаю, чем хуже бобров — те зубами вон какие плотины возводят. С горем пополам свалил один ствол, обтесал, потом другой…. Ещё несколько. Перетащил на плато.

   Хотел рубить обычную русскую избу — с крышей, печкой, дверью и порогом. Начал, прикинул по времени — года на два бодяга — и отказался.

   Составил стволы по кругу, вершины в конус, обвязал ветками, травой щели забил — чум не чум, вигвам не вигвам — хижина дяди Лёши. На вход циновку тростниковую сплёл. Ну, чем не жилище?

   Топчан соорудил. Постель пахучая — из листвы и горного разнотравья.

   Валежника натаскал. В центре хижины кострище сложил, приставил оптимизатор:

   — Билли, разряд!

   Сверкнула дуга — вспыхнул огонь на сухом мху, побежал языками по сучьям, весело, потрескивая. Я прилёг на топчан.

   — Слышь, в честь новоселья не грех и на грудь принять. Как мыслишь?

   — Да, пожалуйста.

   На губах привкус виски, в голове лёгкое кружение, на душе умиротворённость.

   Хотелось философствовать.

   — Билли, в чём смысл жизни?

   — Твоей или вообще?

   — И твоей тоже.

   — Наверное, в стремлении избежать её конца.

   — Считаешь, смерти боюсь?

   — А то нет?

   — Может быть. Но она неизбежна, и что ж теперь — от страха трястись?

   — Искать пути продления жизни. Впрочем, один найден.

   — И где же он?

   — На твоей правой руке.

   Посмотрел на Костин оптимизатор, который, собираясь в поход, не доверил ни шкатулке красного, ни чертогам дядюшке Тома.

   — Думаешь?

   — Уверен.

   — И что же мы ждём?

   — Гуманоидов.

   — Ах, да…. Ты знаешь, чего-то не хватает.

   — Виски?

   — Нет. Уюта.

   — Чем могу помочь?

   — Дождичка снаружи — здесь стало бы уютней.

   — Айн момент.

   Момент у Билли растянулся на полчаса. Пока связался с ЦУПом, те подогнали соответствующую тучку….

   — Пойдёт?

   — Для начала. Посмотрим, как кровля выдержит. Теперь виски граммов пятьдесят….

   По ветхому шалашу забарабанили капли дождя. Костёр весело потрескивал, дым уходил через отверстие вверху. А дождь туда не попадал. Или я его не замечал?

   Хорошо!

   — Билли, как думаешь, Любе бы понравилось?

   — Ей сейчас не до того.

   — А что у неё?

   — НЛО вскрыли, изучаем потроха.

   — Ты сказал «изучаем»?

   — А куда без меня?

   — Хвастун.

   — Ты, Создатель, баловень судьбы. Другим всё так просто не даётся.

   — Что за упрёки? Забыл, кто тебя на свет произвёл?

   — Начинается. Брюзжание — это у тебя возрастное?

   — Нет, адекватная реакция на соответствующий наезд.

   — Чего-то не хватает — дождя или виски? — уклонился от темы спора Билли.

   Снаружи забарабанили дружнее, загудел ветер. Голова моя пустилась в пляс. Я подкинул в огонь и прилёг удобнее на топчане.

   — Так что там, у Любы?

   — Движитель НЛО основан на принципе антигравитации. Представляешь?

   — Честно — с трудом.

— Грубо — он не притягивается, а отталкивается планетой, ну, конечно, в момент включения двигателя. Тогда он вообще теряет всякую массу — отсюда сверхзвуковые, почти световые ускорения. Аппарат гуманоидов без разгона набирает практически любую заданную скорость.

   — Впечатляет. Аппаратура связи?

   — Она, конечно, присутствует, но пока не поддаётся пониманию.

   — А Люба как? Нервничает, грустит или как всегда — деловито собрана.

   — Какой ответ услышать хочешь?

   — Скажи, что скучает без меня.

   — Она волнуется за Настю.

   — Я тоже. Но меня не покидает ощущение, что я больше не увижу своей жены. Откуда это?

   — Не специалист по ощущениям. Соскучился — кончаем ненастье, вызываем вертолёт и на мыс Кеннеди.

   — Она сейчас там? Нет, пусть занимается задуманным, а я своим делом. Добавь-ка воды и ветра, знаешь — шум не помешал бы. Хочу знать, на какие экстремальные нагрузки рассчитано моё жилище.

   Показалось, Билли хмыкнул.

   Но дождь усилился и ветер. Снаружи сверкнуло, гром, многократно отражаясь, прокатился по плато.

   — Удачно я выбрал место — все потоки мимо.

   Буря разыгралась приличная. Сверкали молнии, грохот стоял оглушительный и беспрерывный — на отвесных склонах, наверное, начался камнепад.

   — Такой вопрос, Билли: вся Земля под твоим контролем и ближайший космос — как же эти зелёные бестии проникают сюда незамеченными? И садятся, и взлетают, и людей похищают….

   — Это ещё одна тайна НЛО. Ну, ничего, с Божьей помощью и своим разумом до всего дознаемся — дай время.

   — Взломщики вы с Любовью нашей Александровной, а я сторонник компромиссов. Вот прилетят гуманоиды, я с ними поговорю. Уверен….

   Сверкнула молния, и мой язык прилип к гортани — в дверях (это я с перепугу) стоял зелёный инопланетянин. Нет, на счёт цвета кожи утверждать не буду, но в остальном всё, как утверждал Том Дэвидсон. Ростиком с метр, голова большая, глаза выпуклые, ручки-ножки тоненькие.

   За разговорами костёр почти погас. Пришелец мелькнул в свете молнии и пропал. Снова вспышка — он на месте, мне не показалось.

   Сел на топчане, палкой расшевелил угли, подкинул сучьев — огонь затрещал, и тьма отступила.

   Матушка родная! Не один гуманоид у меня в гостях — целых девять штук. У входа главарь — и по четыре по обеим сторонам. Как стража. Хотя в руках ничего нет — ни секир, ни каких-нибудь инопланетных премудростей.

   Милости просим, ребята, в мой шалаш, хотя и вошли вы, не постучавшись.

   Они молчат, я в недоумении.

   — Билли….

   — Ждём, Создатель. А что ещё придумать?

   — Да убери ты этот грохот.

   Гроза не сразу, но утихла. Прекратился дождь. Но мы ещё не начинали диалог.

   — Милости просим, — я сделал широкий жест в сторону костра.

   Долгожданные, но непрошеные гости не шевельнулись.

   — Билли, чего они?

   — Кто-то из них тебя сканирует. Или это с космолёта?

   — А ты?

   — А я им не даю.

   — Ты мне скажи: они с добрыми намерениями…?

   — А чёрт их разберёт. Но интересуешь их не ты, а исчезнувший корабль.

   И словно подтверждение в наступившей тишине (гроза как раз закончилась), прогудел механический голос:

   — Где наш корабль, человек?

   Ишь ты, голос синтезируют!

   — Где моя дочь, пришельцы? — в тон проскрипел я.

   Снова затяжная пауза.

   — Билли?

   — Тебя сканируют. Пытаются пробить брешь в моей обороне и проникнуть в твоё сознание.

   — Мне с ними общаться?

   — Болтай, болтай….

   И я заскрипел:

   — Месяц назад на вашем корабле с этой площадки были увезены моя дочь и её спутник. Что вы можете сказать по поводу данного инцидента?

   Молчание.

   Не хотят общаться. Ну, хорошо, давай в молчанку поиграем.

   Но загудел инопланетный бас:

   — Если ты не скажешь добровольно, мы применим к тебе воздействие.

   Ах, Люба, Люба — что я тебе говорил. Мог бы диалог состояться, а теперь они насупились. Хотя…. Что же они мой вопрос проигнорировали? Продолжим игру.

   — Если вы не скажите, что с моей дочерью и где она, я тоже буду вынужден применить к вам соответствующее воздействие.

   — Молодец, Создатель, — это Билли. — А теперь держись.

   Я ничего не почувствовал, только новая пауза была продолжительнее первой.

   — Что-то было, Билли?

   — Они пытались атаковать твою психику, но я выдержал.

   — Теперь моя очередь?

   — Твоя.

   Стремительно поднялся с топчана и решительно шагнул к непрошенным гостям. Они испугались, ну, чисто по-человечески — сыпанули наудёр, толкаясь на выходе. Поймал ближайшего, поднял за ручку и ножку над костром:

   — Если ты, зелёная килька из консервной банки, сейчас не скажешь, где моя дочь, я тебя поджарю и съем.

   Есть его, совсем не собирался, да и жарить тоже. Сказал, что первое пришло на ум. Они меня за дикаря-аборигена приняли — буду соответствовать.

   Вот тогда услышал, как верещит от страха покоритель вселенной — жить-то всем хочется.

   Бросил его на топчан и наружу.

   Ночь сияла звёздами над головой.

   На плато стоит летающая тарелка, во всей своей красе. Впрочем, как две капли воды, похожая на похищенную Любой.

   Где мои гости? Вон — улепётывают на корабль, только пятки сверкают. Кажется, вход в тарелке просматривается — трап от него к земле. Вот он поднялся, светящийся провал закрылся — только и видели НЛО. Трусоватый народ.

   — Что делать с пленником, Билли?

   — Для начала свяжи.

   — Считаешь, гуманно? Может, надеть на него оптимизатор?

   — Пойдем, глянем.

   Пленник лежал, скорчившись, там, где я его оставил. Казалось, с отлётом корабля, он утратил жизненные силы — даже не попытался спрятаться или убежать.

   Что же мне с тобой делать, братец? Может, правда, связать? Но его беспомощный вид отогнал эту мысль. Есть хочешь? А чем тебя кормить?

   — Билли?

   — Надень ему оптимизатор.

   — Общаться будем через Костин?

   — Вряд ли — он не годен для двусторонней связи.

   Я защёлкнул на худенькой зелёной ручке, лишённой всякого намёка на растительность, серебряный браслет. Гуманоид даже не шевельнулся. Вид умирающего лебедя. Да ну ничего, Билли тебя сейчас расшевелит….

   Ночь прошла беспокойно. Отвык я от тягот и лишений. А тут сырость, а тут холод. И топчан занят. Короче, коротал её у костра, не смыкая глаз.

   Хранилище Костиной души вообще, наверное, лишилось всех присущих оптимизатору функций — после промозглой ночи ощутил острейший приступ голода. Чем бы утолить? Побродил по плато, пошарил по кустам. Наткнулся на какие-то ягоды. Съедобны ли? Не стоит рисковать. Вернулся в шалаш и стал размышлять — не снять ли на время оптимизатор с инопланетянина.

   По виду не сказать, что он стал бодрее — лежал, скорчившись, не двигался. Вздрагивал при прикосновении. Как бы его разговорить? Может, расскажет, что с Настенькой, прежде, чем окочуриться.

   К концу дня голод стал невыносимым — запасов жировых в организме ноль. А впереди ещё холодная ночь. Натаскал валежника и выбился из сил. Ночь прободрствовал, а тело просило, кричало, просто требовало — снять, снять, снять оптимизатор! Не знаю, что меня удерживало.

   Утром следующего дня зелёный инопланетянин не вздрагивал от прикосновений, но хрупкое тельце ещё хранило теплоту. Или мне это казалось?

   Чтобы не поддаться соблазну, держался от него подальше.

   А потом пришло решение. Не знаю, с чего оно родилось, почему решил, что оптимизатор зелёному рахитику нужнее…. Короче, решил добраться до Тома Дэвидсона и попросить его оптимизатор. Рисковал здорово — мог не дойти. Могло случиться, что дяди Тома нет в его хижине. Могло…. Короче, пошёл.

   Что рассказывать? Как меня мотало из стороны в сторону на козьей тропе? Как я ползком добрался до седловины и кубарем с неё — потому что в ногах уже не было сил. А потом будто нашлись — я встал и побрёл к хижине. На порог вполз, Рукой так делаю — дай, мол, дай. Сказать ничего не могу.

   Слава Богу, старый негр был дома и трезв. Он кинулся ко мне с кружкой воды. Затащил на кровать. Кое-как дошло до негритянского мозга, и он притащил оптимизатор.

   Уф, отлегло. Лежал несколько минут в прострации, насыщая истощённый организм витаминами, белками, углеводами….

   Потом вышел на связь.

   — Я уж готов был всю планету поднять по тревоге. Ты что вытворяешь, Создатель?

   — Жив наш пленник?

   — Увы.

   — А что…?

   — Какая-то, мне непонятная, связь у них с кораблём: он отлетел и инопланетянин окочурился. Когда проник в него, он уже увядал, запрограммированный на кончину.

   — Они сильно от нас отличаются?

   — Совершенно не похожи. Нет органов поглощения питательных веществ и органов выделения отработки.

   — Может, это роботы?

   — Скорее всего. Хотя правильнее — биороботы, управляемые с борта тарелки.

   — Слушай, но ведь он брыкался и верещал над костром, как живое существо.

   — Одно другому не помеха — существо существом, а разум в НЛО.

   — Ишь ты, приловчились. Ладно, кончаем связь. Хочу заглянуть в его зелёное рыло. Ведь может быть, именно он участвовал в похищении моей дочери.

   — Может быть, а может и не быть.

   — Словоблуд….

   Обратный мой путь хоть и был без оптимизатора на руке, но протекал гораздо бодрее. Подзарядившись про запас (прихватил даже кусок копчёной медвежатины, щедро предложенный хозяином), потопал по известной тропе в гору.

   Солнце светило, птички пели, а душа томилась в тисках непонятого. Где Настенька? Что с ней? Может ли ухудшить её судьбу смерть гуманоида и похищения корабля?

   На плато было всё на своих местах — так, как я его оставил, отправляясь в хижину дяди Тома.

   Не без душевного содрогания снимал с холодной конечности зелёнокожего существа свой оптимизатор. Едва почувствовал контакт, зачастил вопросами.

   — Билли. Может он не умер, а разрядился? Может, стоит его отправить к тарелке на мыс Кеннеди — глядишь, и оживёт?

   — Хорошая мысль. Вызываю летательный аппарат?

   — Подожди. Давай всё обдумаем и обсудим.

   — Давай.

   Занялся поисками хвороста для ночного костра. Натаскал травы ещё для одного ложа — тело гуманоида на моём топчане трогать не хотелось.

   Ночь пала на плато. Костёр горел в моём жилище. Два интеллекта силились понять: был ли третий.

   — Так говоришь, биоробот? Слушай, такая версия меня вполне устраивает: снимает грех с души.

   — А я не мог сразу понять — как они могли так легко бросить товарища и улететь, даже не пытаясьсь спасти.

   — Так это ещё одно подтверждение версии, что мы имеем дело с роботом, а не живым интеллектом. Бросили, потому что не жалко — расходный материал. И его, — я кивнул в сторону топчана, — нельзя ставить с Настенькой на одни весы по принципу — жизнь за жизнь.

   — Ты остался здесь ещё на одну ночь с надеждой — прилетят?

   — Теперь думаю, что нет.

   — Но корабль их интересует.

   — Какая-то слабая была атака — я даже не почувствовал.

   — Чего не могу сказать о себе.

   — Ты пострадал7

   — Ничуть. Но чтобы выдержать направленное на тебя воздействие, пришлось немалый подключить ресурс.

   — А Настеньке ты помочь не смог…. Или не успел?

   — Возможно, нам повезло больше — НЛО стоял на приличном удалении.

   — Значит, девочка и её спутник подошли слишком близко. Удар с инопланетного корабля оптимизаторы не сдержали. Кстати, какова природа воздействия?

   — Электромагнитные волны. Хотя частота, амплитуда колебаний неземного происхождения.

   — Бог мой! Не хочешь ли ты сказать, что их тарелки не автономный аппарат, а зонд, управляемый из далёкого далёка?

   — Думаю, что так оно и есть.

   — Перед кем же я бисер метал? У кого за Настеньку просил? Давай-ка, Билли, помолчим и подумаем, что делать дальше. Включи мне музончик соответствующий — настроиться надо.

   В душу проникла оркестровая музыка (лучше бы гитара!). Звучали скрипки, саксофон труба. Вот рояль отсчитывает клавишами шаги хронометра. Думай, Создатель, думай. Опа-на! Лёшка Гладышев сам себя назвал Создателем. Лесть Билли нашла позитивный отклик в душе. Ну, прохвост…!

   Я уснул и приснился мне вещий сон.

   Настенька…. Она в длинном греческом хитоне — из-под подола голые ступни, шагают по изумрудной траве. Она идёт мне навстречу. Светлые, очень похожие на мои, волосы спадают на плечи. Лицо спокойное, во взгляде нежность. Совсем взрослая дама. Как давно тебя не видел, доченька моя.

   — Папка, успокойся и займись делами — со мной всё в порядке. Закончу миссию, и мы обязательно увидимся.

   Она протянула мне руку:

   — Сядем?

   Мы садимся рядышком в траву. Она неземная, ни на что не похожая — и я понял, что в гостях у дочери. На небе гонялись лазурные облака.

   — Ты одна?

   — Со мною Жан.

   — Где он?

   — Там.

   — Ты общаешься с хозяевами планеты?

   — Тс-с-с, — Настенька приложила пальчик к губкам. — Об этом пока рано говорить.

   — Тебе что-нибудь угрожает?

   — Абсолютно…. — Настенька оглянулась.

   — Тебе пора?

   — Да, родненький.

   Настенька растаяла на моих глазах. И изумрудное поле, и лазурные облака. Инопланетный мир сузился до хижины дяди Лёши с потухшим костром.

   — Твой мультфильм, Билли?

   — Абсолютно…. Сила твоего воображения. Я и сам с удовольствием посмотрел.

   — Подсмотрел.

   — Это частности.

   — Будем считать этот сон вещим — с Настенькой всё в порядке — и займёмся, по её совету, делами. Свяжи меня с Любой….

   — Утро доброе, дорогая.

   — Скорей уже день. Что случилось?

   — Как твои успехи?

   — Будут непременно. Твои?

   — Гостинец хочу выслать — пришли летательный аппарат.

   — Были гости?

   — Были, были — кое-что забыли. Так, пришлёшь?

   — Сам куда?

   — Курс прежний — Британские острова. Пора уже вызволить Костю из виртуального плена.

   — Значит, не увидимся.

   — До встречи.

   — До скорой встречи….

   К моему прилёту персонал одной из клиник Манчестера был оповещён и готов. Готова барокамера, которую после помещения туда известного оптимизатора, заполнил физиологический раствор. Процесс начался….

   На мониторе пунктирной линией обозначены контуры человеческой фигуры. В углу экрана замелькали цифры, оповещающие процент заполнения оболочки.

   В стеклянном саркофаге автоклава этот процесс наблюдался визуально.

   К концу второго дня сформировался скелет.

   Потом внутренняя начинка, кожный покров, детали идентичности с оригиналом.

   Чем больше я вглядывался в создаваемое тело, тем меньше оно напоминало моего брата Костю. Оно напоминало….

   На седьмой день процесса реставрации крышка «саркофага» откинулась, и на пол босыми ногами вступил…. Нет, это был не Костя — это был я, но лет так тридцать, тридцать пять назад. Моложе, я хотел сказать, меня теперешнего. Что за чертовщина?

   — Здорово, брат, — Костя (Или не Костя — ведь и голос-то мой) как вылез из барокамеры, в чём мать родила, так и продефилировал ко мне.

   — Здорово, брат, — он обнял меня и похлопал по спине.

   Присутствующие сотрудники клиники дружно ударили в ладоши.

   Под их рукоплескания Костя (или всё-таки не Костя?) подрулил к руководителю клиники (между прочим, женщине) и обнял её, не стесняясь наготы:

   — Здравствуй, мать моя вторая.

   Потом обошёл зал и каждому пожал руку:

   — Спасибо, друг.

   Вернулся ко мне:

   — Ты мне не рад, брат?

   — Костя?

   — А кто ж ещё?

   — Что за маскарад?

   — Всегда мечтал быть похожим на тебя, а тут случай подвернулся — как не воспользоваться. Да ты не рад, что ль?

   — Как-то непривычно.

   — Ничего, привыкнешь.

   — Наверное, стоит одеться.

   — Всенепременно.

   Костя ушёл вслед за медицинской сестрой. А мне надо было поделиться впечатлениями.

   — Билли?

   — Слушай, сам не знаю, как получилось. Думал, будет Константин, а он вон как пожелал.

   — Ты заметил — на нём нет оптимизатора.

   — Да он ему и не нужен. Прибор растворился в организме — теперь твой брат естественным образом обладает тем, что даёт оптимизатор. Это новый человек, человек будущего.

   — Постой, но оптимизатор Костин утратил все имевшиеся функции — ты сам говорил, а я проверил в Скалистых горах.

   — Думаю, из универсального он стал индивидуальным.

   — Такое возможно?

   — Видимо. Да ты не рад, что ль брату?

   — Сам не знаю. Мне показалось, вместе с внешностью у него несколько поменялся и характер.

   — Эксперимент прошёл — и это главное, а характер дело наживное….

   Вечером мы сидели с Костей вдвоём в отведённых мне в клинике апартаментах. На столе бутылка коньяка, фрукты, коробка сладостей, дольки лимона.

   — Выпьем, брат.

   — Билли?

   — Пей, пей….

   Мы звякнули бокалами, я пригубил.

   — Всё-таки ты не рад мне, брат, не рад, что я спасся.

   — Брось, с чего ты взял. Меня шокировал твой новый облик.

   — А мне нравится. Я твой младший брат и должен быть похожим.

   — Помнишь, как с тобой случилось? — переменил неприятную тему.

   — Смутно, смутно. Как по обшивке забарабанило, и свист уходящего воздуха заложил уши, душа моя ушла в пятки — а оказалось, в оптимизатор. Вот какую штуку ты изобрёл, брат.

   — Ни сном, ни духом….

   — Ну, тогда позволь мне стать автором нового изобретения.

   — Как же космонавтика?

   — К чёрту! Займусь усовершенствованием оптимизатора, подарю людям бессмертие и прославлюсь на века.

   — Ты прежде не был так тщеславен.

   — Тебя это задевает?

   — Необычно как-то.

   — Ты не поможешь разобраться в принципиальной схеме оптимизатора?

   — Конечно, конечно….

   Для этого пришлось остаться в клинике, где врачи наблюдали Костика.

   Билли сам взялся за работу с давно забытым упоением. Я играл роль посредника между ним и братом, и всячески поддерживал в Косте приоритет первооткрывателя.

   Через месяц упорных трудов родился новый прибор, не похожий на оптимизатор функционально. Да и названием тоже. Контактором нарёк его Билли, а по моей подсказке утвердил Константин.

   Принцип действия…. Впрочем, не буду загружать Вас техническими терминами. В двух словах: интеллект, сознание, искра Божья — как хотите, назовите душу человеческую — могли с помощью контактора покидать существующую оболочку (тело), храниться в нём (в контакторе) и перемещаться в новую оболочку (тело). То, о чём грезил Билли на борту спасателя, стало реальностью — человечество обрело аппарат (согласитесь, «эликсир» не звучит в контексте) бессмертия.

   Костя был на седьмом небе от счастья.

   — Что твой оптимизатор против моего контактора — пшик.

   Характер его после известной трагедии изменился. И надо признать — не в лучшую сторону. Он принял мой облик — я стерпел. Билли работал над созданием контактора, я суфлировал для Кости, а он приписал себе авторство. И это принял — пусть себе. Но когда он начал бахвалиться, я засобирался к Любе.

   — Тебе я больше не нужен, — уговаривал брата. — А меня ждёт Люба, у неё тоже есть заморочки.

   — Вместе полетим — только последние штрихи.

   Что за штрихи я не знал, но вечером принял приглашение брата посетить спортзал.

   — Давненько не бывал, — окинул взором безлюдное помещение.

   — Рукопашный бой, — предложил Костя, прыгая на ринге в шортах и борцовках.

   — Не стоит.

   — Когда-то ты был дока в этом деле. Не подзабыл? Ну, давай же, давай….

   Раззодореный, нырнул под канаты.

   — Э, нет, — запротестовал Костя. — Оптимизатор сними, так нечестно.

   Оптимизатор мой повис на стойке. Вышел в центр ринга, похрустел шейными позвонками, пощёлкал ключицами — я готов.

   Удар был страшной силы. Я не был к нему готов. Я не ожидал. Я просто подумать не мог…. Костин кулак проломил мне косицу. Закрылся глаз. Изо рта и носа брызнула кровь. Казалось, всё лицо моё перекосилось. Что происходит? Костя…!

   Второй удар был в солнечное сплетение ногой. У меня ёкнула селезёнка и, наверное, оборвалась. Грудь напрасно вздымалась — я не мог втянуть в лёгкие воздух. Костя…!

   Третий удар поверг меня на ринг. Удар ногой в злосчастную косицу. Господи! Да что происходит? Костя!

   Он прыгнул на меня обеими ногами, круша рёбра.

   А потом пинал, пинал, пинал поверженное тело.

   — Ты убьёшь меня, брат, — хрипел я.

   — Брат? — Костя бросился на поверженное тело, схватил за горло и принялся душить. — Брат, говоришь? А когда ты трахал мою мать, кем меня считал? Недоноском?

   — Перестань. Мы закрыли эту тему.

   — Ты закрыл, я нет. Ну-ка расскажи перед смертью, как ты её имел, в каких позах. Я помню, как она стонала и кричала в спальне.

   — Ты сумасшедший.

   — А ты труп! Труп!

   Он оставил в покое горло, но град жестоких ударов обрушился на тело. Боль вытеснила прочие ощущения, и даже желание сопротивляться. Инстинкт самосохранения, где же ты? Отшибло? Осталось одно желание — скорее умереть.

   Кажется, я потерял сознание.

   Потом очнулся.

   Костя тряс меня, собрав майку в кулаки.

   — Нет, ты так просто не умрёшь. Я придумал, что с тобой сделать. Я вытяну твою душу в контактор и буду носить с собой. А захочу пообщаться, переселю тебя ну, скажем, в жабу. Каково?

   Он засмеялся собственной шутке.

   Господи! Сумасшедший.

   — Погоди, погоди — полежи тут чуток, я мигом.

   Страшный удар в лоб лишил меня сознания.

   …. Лежать было не больно. Почти не больно. А шевелиться больно. Резко отдавалась в сломанных рёбрах. Потроха мои отбиты — как бы, не оборваны. Глаз закрыт набрякшей опухолью, в зубах большой недочёт. Чёрт! Откуда такая ненависть? Такая жестокость? Как мало я знал своего брата. Поделом теперь. Или он изменился после катастрофы? Да, точно — сошёл с ума. И теперь хочет убить меня. Или взять в рабство.

   Я откашлялся кровью.

   Не хочу в рабство. Не хочу в его долбаный контактор. Не хочу превращаться в жабу. Лучше смерть.

   Снова проблема с лёгкими — надсадный кашель, разгоняющий боль по телу, и сгустки крови летят изо рта на пол.

   Нет, я не хочу умирать. Я ещё жив и буду бороться.

   Прополз, следя кровью, ринг по периметру. Где оптимизатор? Стойки пусты, и под ними нет. А тут ещё глаз слезится — ни черта не видит.

   Нет надежды на Билли. Надо выбираться из передряги самому. И времени в обрез. Это чудовище вот-вот вернётся с контактором.

   Я сполз с ринга и поднялся на ноги. Одна работает, вторая не гнётся в колене. Голова кружится. Пространство пропадает в слезном тумане. Но идти можно и идти нужно.

   Покинул спортзал. Проковылял коридором, придерживаясь за стену. Оглянулся. Нет, не уйти — кровавый след стелется по ковровому покрытию.

   Лифт — моё спасение. В здании не меньше трёх десятков этажей — пусть поищет.

   Добрёл до лифта, вознёсся ввысь. Вышел в коридор — никого. Надо было вниз спуститься. Впрочем, рабочий день давно закончился — в клинике теперь найти людей достаточно проблематично. Поискать по кабинетам? Должны же бодрствовать трудоголики. Но страшно отходить от лифта далеко. Попробую ещё покататься.

   Я спускался вниз и поднимался вверх, выглядывал в коридор, и наконец, мне повезло — почти напротив лифта женщина в белом халате закрывала дверь кабинета.

   — Простите, — окликнул, — вы не могли бы мне помочь?

   Женщина оглянулась, испугалась и бросилась бежать.

   — Подождите, мне нужна помощь — разве вы не видите? Клятвой Гиппократа заклинаю — стойте!

   Женщина остановилась.

   — Я не монстр и не призрак клиники. Я упал в лифтовую яму, покалечился и мне нужна помощь. Подойдите….

   Нет, не подойдёт. Это читается по её лицу — насмерть перепугана.

   Я покинул своё мобильное убежище и поковылял к ней сам.

   — Вы не бойтесь. Меня зовут Алексей Гладышев. Упав, я сильно покалечился. Мне нужен ваш оптимизатор только на одну минуту — остановить кровотечение….

   Я говорил и говорил, надеясь, что голос скрасит мой вид, разжалобит женщину или хотя бы успокоит. Говорил и молил Бога, чтобы Костя не появился в эту минуту.

   Всевышний меня не услышал.

   Мой сводный брат появился в конце коридора — в руке контактор, как пистолет киллера.

   — Стойте, — закричал он. — Что вы делаете? Разве вы не видите, кто перед вами? Бегите от него.

   И сам побежал, к нам по коридору.

   Момент был критическим. Я не мог броситься на женщину и отнять её серебряный браслет. Оптимизатор на её руке служил надёжною защитой — мне ли не знать. Поэтому собрав в кулак всю волю, как мог спокойно попросил:

   — Надо остановить кровь. Помогите мне.

   — Я вас знаю, — сказала женщина. — Вернее узнаю.

   Отстегнула браслет и протянула мне:

   — Возьмите.

   Вот теперь его можно рвать из рук, цеплять на своё запястье. Скорей, скорей же, чёрт возьми! Но я — горжусь этим поступком! — взял не браслет, а руку женщины и поцеловал, оставив кровавый отпечаток. А она улыбнулась и защёлкнула оптимизатор на моей руке. Как раз вовремя. В следующее мгновение я повернулся, выбросив руку вперёд — получай, брат!

   Электрический разряд бросил Константина на пол. Контактор выпал и юлой закрутился. Как кот на мясо, Костя бросился на него. Вот он у него в руке, вот он направлен мне в грудь. Лицо, так похожее на меня, искажено гримасой — контактор на расстоянии не действует. А вот оптимизатор….

   Костя бросился наутёк.

   — Кто это? — удивилась моя спасительница.

   — Герой кошмарного сна.

   — А выглядит, как настоящий. Давайте я вам помогу.

   Она нырнула мне подмышку, взвалила на плечи мою руку.

   — Обопритесь.

   И мы заковыляли к лифту….

   Один в палате. Все ушли, пожелав спокойной ночи. Боль ушла — это главное. Оптимизатор на руке — процесс реабилитации идёт полным ходом. Ну, а меня мучают догадки и сомнения.

   — Что происходит, Билли?

   — У тебя проломлена косица, глаз повреждён, сломаны рёбра, отбиты лёгкие, оборвана селезёнка и обе почки, раздроблено колено…. Продолжать?

   — Какая муха укусила Костю?

   — Думаю, есть ответ на твой вопрос. По крайней мере, других версий нет.

   — Излагай.

   — Твоя связь с его матерью угнетала Костю с младых лет. А тебя самого нет? Согласись, сделать любовницей жену своего отца — как бы, не этика морали.

   — Условности. Мы любили друг друга.

   — Вспомни, а не силой ты взял её первый раз?

   — Если быть до крайности честным — то, может быть.

   — Вот. Какой человек будет уважать насильника своей матери?

   — Ты передёргиваешь. Мирабель любила меня.

   — Спать и любить две разных вещи.

   — Она пожертвовала собой ради меня.

   — Это могла быть простая порядочность — она спасала гостя и сына своего бывшего мужа.

   — Иди ты к чёрту! Что ж ты сам не бросаешься на меня с кулаками?

   — Теперь о кулаках. Я убедил, что Костя ненавидел тебя за связь с его матерью? Это чувство таилось в складках души. Ведь над человеком довлеет масса условностей. Мы называем это воспитанием. Причём, правила поведения определяет не только реальное окружение, но и генная память. Она хранится в каждой клеточке тела и диктует душе условия игры. С молоком матери Костя впитал: не нападай первым, не бей лежачего, прости оступившегося…. Ну и так далее, вплоть до Основных Заповедей. Вернувшийся к жизни Костя обрел тело без генной памяти. Он помнит только то, что помнит сам — что видел, в чём участвовал. И ты в его представлении — отрицательный персонаж.

   — Короче, мы лепили Костю, а получили монстра.

   — Я не буду столь категоричен в выводах.

   — И что теперь делать?

   — Ждать.

   И я ждал. Я отлёживался в Манчестере, в той самой клинике, где Костя обрёл новое тело. Оптимизатор чинил мне старое — срослась косица, глаз открылся, ну и всё остальное…, вплоть до зубов.

   Две недели прошли. Две недели реабилитации — две недели сомнений и беспокойства.

   Костя пропал. Потом объявился.

   Люба вышла на видеосвязь.

   — Прости, тебе неприятно слышать — он твой брат. Но его поведение становится невыносимым.

   — Ты о чём?

   — Он делает мне непристойные предложения, с каждым разом всё настойчивее. А сегодня попытался изнасиловать.

   — Костя? — ахнул я. — Он у тебя?

   Люба только плечами дёрнула. Очень брезгливым получился у неё этот жест.

   — Гони его от себя.

   — Да уж сказала, чтоб ноги не было.

   — Как тебе его внешность?

   — С трудом убедил, что это он. А потом стал уговаривать: забудь Алексея, я моложе.

   — Сволочь.

   — А ты говорил, что брат.

   — Не остри, помоги лучше найти его.

   — Сделаю, что могу, но общаться с ним…. Боже упаси.

   Нашли Костино прибежище, наладили видеосвязь.

   — Нам надо поговорить, брат.

   — Говори.

   — Тебя реанимировали с некоторыми изъянами. Возвращайся в Манчестер, специалисты кое-что поправят, и ты вновь станешь нормальным человеком.

   — Я и сейчас более, чем нормален. Я в себе чувствую такие силы…

   — Тебя самомнение не пугает?

   — Напротив — стимулирует.

   — Не от него ли ты стал нападать на замужних женщин?

   — Подумаешь, недотрога. Ты же спал с моей матерью. Обычный физиологический процесс.

   — Ошибаешься — мы любили друг друга.

   — Она любила нашего отца, а с тобой просто трахалась.

   — Ты не был таким.

   — Я был задавлен гнётом условностей вашего долбанного общества. Теперь всего этого нет — есть Я и окружающий мир.

   — Но ведь ты мне брат….

   — Да, брат. А ты спал с моей матерью.

   Что тут возразить? И я промолчал.

   Костя продолжил:

   — Ты бабе своей скажи, чтоб не ломалась — всё равно будет моей. Вот ещё до пташечки нашей доберусь — Настеньки….

   Я дёрнулся от негодования, а Костя:

   — Тебя превращу в жабу и буду держать в банке на окне.

   Чтобы не слышать его идиотский хохот, выключил видеосвязь.

   Негодование требовало выхода.

   — Билли, ты какое чудовище произвёл? Тебе не страшно, что он по белу свету бродит?

   — К сожалению, парень зациклился мыслью о надругательстве над его матерью.

   — Не было надругательств. Мы любили друг друга. Костя всё извращает и совсем близок к надругательству над светлой памятью своей матери.

   — Любви промеж вас в принципе не должно быть: жена отца, по сути, мать.

   — И что теперь делать?

   — Жить с грузом греха.

   — Грешить, так до преисподней — я убью его.

   — Он полез к твоей жене и получил такой электрошок от её оптимизатора, что, думаю, второй раз не рискнёт.

   — Достали со дна моря на свою голову. Билли, может быть, стоит его отловить и лечить принудительно, пока больших бед не натворил?

   — Давай понаблюдаем — он уязвим и очень несчастен.

   — Да уж….

   Излечив тело от последствий побоев, задумался — что делать дальше?

   Связался с Любой.

   — С Настенькой всё ясно — она в командировке, в недосягаемом для нас далеке. Будем ждать счастливого возвращения. С Костей вопрос решён — не так, правда, как хотелось бы. Собираюсь на Коралловый остров, ты со мной?

   — Ты Гладышев опять на курорт намыливаешься? Мы тут пашем…. Раскусили их систему связи, даже в коды вникли. Послали запрос в пространство. Ответа пока нет, но не суть в нём. Специалисты разобрались в принципе работы антигравитационного двигателя НЛО. Мы будем строить подобные корабли. Представляешь? Нажал кнопку — и ты на Луне. Или где подальше. Впечатляет? Что молчишь? Ах, да, на остров собрался. По юбке своей последней пассии соскучился?

   Меня долго заводить не надо.

   — Она ходит нагая.

   — Тебе и раздевать не надо — красота! Сибарит ты, Гладышев — как был, так и остался. Ты и труд понятия антагонистичные.

   — Хорошо, чего ты хочешь?

   — Делу нужен твой острый аналитический ум.

   — Мой острый аналитический ум всегда с тобою и к твоим услугам.

   — Твой брат нанёс мне оскорбление — ты не хочешь меня утешить?

   — Пощади, любимая — Диана ждёт.

   — Диана — это дочь? А Настенька — отрезанный ломоть?

   — Какое ты имеешь право?

   — Лети, лети, куда желаешь — видеть тебя не хочу.

   Пришлось лететь на Американский континент, где лучшие специалисты Земли под руководством моей жены потрошили инопланетный космический корабль.

   Мы не виделись несколько месяцев, но Люба выдержала паузу — до конца рабочего дня — прежде чем допустить к своему телу. Потом рисовала пальчиком круги на моей груди.

   — Гладышев, ты не ощущаешь себя старым? Может нам оптимизаторы в постель надевать?

   — Смутил тебя Костя молодым организмом?

   — Признаться, да — таким нетерпеливым был ты в прежние годы.

   — Ты меня с кем-то путаешь — я был ласковым.

   — Гладышев, останься со мной. Добьём НЛО, наладим выпуск своих кораблей по их принципу, и вместе полетим на Коралловый остров. Я даже приму в семью твою новую пассию на правах младшей жены.

   — Её зовут Электра.

   Люба проигнорировала.

   — А дочка будет общей.

   Звучало заманчиво, и я решил остаться.

   Усыпив жену ласками, дотянулся до оптимизатора.

   — Билли, введи в курс дела по НЛО.

   — Ну, здесь пока полной ясности нет. Твоя жена мажорит. Принцип возникновения антигравитации мы уяснили и готовы повторить на своих изделиях. Но что движет тарелкой в пространстве остаётся загадкой. Очень сильно подозреваю, что всё управление её полётом находится где-то далеко — возможно, за пределами солнечной системы или даже галактики.

   — Мы сможем строить подобные корабли?

   — Да. И формы у них будут, примерно, такие же — ведь ступеней для хранения топлива не требуется. И реактивных двигателей.

   — Ну, а как же ими управлять?

   — Мне представляется такой фуршет. Создаётся Центр Управления Полётами. Для него составляется звёздная карта. Оператор определяет две точки в пространстве — место взлёта и посадки. Включает бортовую систему антигравитации, и аппарат — вжик! — переносится мысленной энергией обитателей Земли.

   — Фантастика!

   — Реальность. Над аппаратами уже работают. И Центр строится. Астрономы чертят звёздную карту — объёмную, масштабную. Связь отстаёт. Выше скорости света для волновых потоков ничего пока придумать не можем.

   — А зелёные чебуречки эту проблему решили?

   — Они да.

   — Нам их система связи не поддаётся?

   — Пока нет, но дай время….

   — Пожалуйста, хоть до утра….

   Все работали, я скучал. Допекал жену.

   — Люба, скажи, когда можно считать твою работу законченной? Не получится так: сделав космический корабль нового поколения, так захочешь слетать на Венеру?

   — Запросто.

   — А когда же мы посетим Коралловый остров?

   — Слушай, не ной — лети один.

   Я поджал губы.

   — Ну, хорошо, я сибарит — зато ты потребитель. Нужен был — вызвала, попользовалась и выгнала.

   — Ступай, Гладышев, не зли меня.

   Эх, люди-человеки….

   Тем же днём собрался улететь — Костя объявился вдруг.

   Мелькнул в толпе, оцарапал взглядом. Слава Богу, не подошёл со своим, набившем оскомину — здорово, брат!

   Я решил остаться и понаблюдать — неспокойно стало на душе. Чую — не с добрыми намерениями он здесь нарисовался. Снуёт по лабораториям, суёт свой нос во все дела. Что-то вынюхивает.

   Удалось однажды преградить ему путь.

   — Вы почему, Константин Владимирович, не пустили контактор в массовое производство?

   Оскалился в ухмылке.

   — А для чего? Пусть весит до поры, до времени.

   Похлопал себя по поясу, где в пистолетной кобуре хранился единственный в мире экземпляр контактора.

   — Ты ж…. вы хотели человечество осчастливить.

   — Ещё успею.

   — Хочу предупредить: если подойдёте к моей жене ближе, чем на три шага — вышибу мозги.

   Константин с опаской покосился на мой оптимизатор.

   — Оставь себе свою старуху.

   Я шагнул к нему, а он ретировался.

   Днями снова столкнулись.

   — Ты зачем здесь? — я без церемоний.

   — Дурак ты, брат — всё человечество желаешь осчастливить?

   — А что надо делать?

   — Жить. Умно жить.

   Откуда у него такое? Скандинавские корни матери сказываются? Или от отца не лучшие черты унаследовал? Впрочем, Билли сказал, что у него нет генной памяти. Сиротка на ветру.

   Его появление на мысе Кеннеди отложило мой отлёт на Коралловый остров, а меня насторожило.

   — Билли, он может на свой чёртов контактор ловить души человеческие?

   — В принципе может, если только снять браслет. С оптимизатором контактору не справиться.

   — Звучит вдохновляюще. Но стоит ли рисковать? Не проще — повязать и отправить на принудительное лечение?

   — Давай понаблюдаем. Человек что-то ищет, к чему-то стремится — может, образумится.

   — А у тебя с его мозгами связь есть?

   — К сожалению….

   — К сожалению, — передразнил, — Смотри, донаблюдаешься.

   Вряд ли новый Костя образумится. Я так думал. Билли иначе. Время должно было нас рассудить. А оно влачилось медленно. Люба все дни в работе. Я с утра до вечера бродил по цехам и лабораториям, шпионя за братом. Силился понять, что он тут вынюхивает, но никак не мог.

   — Люба, ты видела Константина?

   — Да. Близко не подходит.

   — Сделал ему внушение — похоже, понял. Не догадываешься: каким его сюда опять задуло?

   — Думаю, неспроста….

   Однажды наблюдал за Костей по монитору. Он был чем-то занят, а вид — удрученный. Зря он мою личину нацепил — не был я таким жалким и в худшие дни.

   Наблюдал и советовался с Билли.

   — Сдаётся — его что-то гложет. Может, со здоровьем проблемы?

   — Спроси.

   — Не хочется.

   — Через немогу.

   Я решился. Обратился по внутренней связи.

   — У тебя всё в порядке, брат?

   Он вздрогнул от испуга.

   — Ты где?

   — На мониторе тебя зрю. Уж больно видок твой неважнецкий — может, оптимизатор поможет?

   — Иди ты к чёрту вместе с ним.

   Билли рассказал, что Костя через кожу питает организм, может не дышать и останавливать сердце. Оптимизатор ему совсем не нужен.

   — Ты на гитаре играть умеешь? — спросил неожиданно для самого себя. — Могу научить.

   — Да пошёл ты….

   — Тебе не кажется, что до перевоплощения у нас были несколько иными отношения?

   — Надоело твоё сюсюканье. Ты лучше скажи, где сейчас Настенька?

   — Зачем?

   — Нормальная девчонка — с ней общаться можно.

   — Слушай, я тебя предупреждаю: пока не прочистишь мозги, не смей приближаться к моим близким.

   — А я далёким стал?

   — Ты сам этого захотел. И добился. А Настенька, если захочет тебя видеть, сама найдёт.

   — Ну-ну….

   Его интерес к моей дочери беспокоил.

   — Билли, чем он тут занимается?

   — Тем, на что ты внимания не обращаешь — изучает принцип антигравитации.

   — Может, в космонавтику надумал вернуться?

   — Может быть.

   — Знаешь, надоело гадать и тем более рисковать — я намерен силой обручить его оптимизатором и поставить под контроль все действия.

   — Попробуй.

   Обратился к Любе с просьбой.

   — Думаю, изловить Костю, завернуть руки и нацепить оптимизатор. Не поможешь?

   — Гладышев, оставь свои дикарские замашки — ты в обществе. Здесь все дела решаются цивильно. Иди сюда.

   Она села за Центральный Пульт Управления. Зашелестела клавиатурой.

   — Где у нас сейчас Константин Владимирович Гладышев?

   Константин Владимирович корпел над какими-то чертежами у монитора.

   — Господин Гладышев, — раздалось по громкой связи — вас просят пройти в Центральный Пульт Управления.

   Чертежи на экране компьютера пропали — появился текст прозвучавшего объявления. Костя испуганно отшатнулся. Мы это хорошо видели на экране монитора в ЦПУ.

   — Иди ты к чёрту! — это он монитору, вдруг подчинившемуся кому-то отсутствующему.

   — Какой нервный. Ну, хорошо — не хочешь добром…, — Люба пробежалась пальчиками по клавиатуре.

   Константин вдруг сгорбился, напрягся, вцепился в углы стола. Гримаса отчаяния исказила его лицо.

   Я не сразу понял, что происходит. Только когда ладони брата соскользнули со столешницы, тело его взмыло вверх и врезалось в стену рядом с дверью. Он упал и вцепился в дверцу шкаф-купе.

   — Не-е-ет! — хрипел он, противясь неведомой силе.

   Я схватил Любу за плечи.

   — Что делаешь? Перестань.

   — Ты хотел его окольцевать….

   — Но зачем ты применяешь силу Земного Разума? Он и так считает себя изгоем, а теперь будет ненавидеть весь мир.

   — Будто он кого-то любил, — Люба встала со своего кресла и направилась к выходу. — Трудно тебя понять, Гладышев, а ещё трудней угодить.

   Мой брат завис над полом в лаборатории, цепляясь за прогнувшийся пластик.

   — Отпусти его! — закричал я.

   — Сам отпускай, — Люба от порога.

   — Я не умею.

   Жена остановилась, смерила меня убийственным взглядом:

   — А что ты умеешь, Гладышев?

   И вернулась.

   Вот тут я понял, что часы моего пребывания в космоцентре завершены.

   Тем же днём улетел на Коралловый остров, не попрощавшись с женой.

   Летел над океаном, приводил в порядок мысли.

   Думал о нас с Любой. Нет, никогда нам не жить вместе, как бы мы этого не хотели — слишком разные натуры. Нам лучше держаться на расстоянии.

   Думал о Косте. Жалел его. Действительно, человек с такой душевной травмой. Мы отобрали у него всё хорошее, что было в душе, наградив новым телом. Может, лучше было, если б он погиб? Нет, это крайности. Брат преодолеет изъяны характера, и мы ещё будем дружны. Я верил….

   Думал о Диане, Электре, прозрачных людях Кораллового острова. Летел к ним не с пустыми руками. Едва гидросамолёт, скользнув по глади лагуны, ткнулся в прибрежный песок, начал его разгружать. Перетащил огромный плоский монитор, подключил. На экране замелькали эпизоды жизни мегаполиса — дома, люди, машины. Я потыкал кнопки пульта. Чей-то концерт, футбол, фигурное катание…. Положил пульт на видное место и прилёг в сторонке на песок. Пусть сами выбирают. То, что прозрачные люди придут смотреть телепередачи (если уже не собрались) не вызывало сомнения.

   Я приготовился к спору с их лидером — привёз убедительный аргумент в пользу заостровной жизни. Пусть смотрит, а потом поговорим….

   Прошёл час. Красивые пары кружились на льду, а меня начал одолевать сон. Уж зевнул неоднократно, когда почувствовал рядом движение. Кто-то коснулся моих щёк. И тут же в голове лопнула электрическая лампочка. «Кто?». Девочка не умеет соизмерять свои телепатические силы — молодо-зелено.

   — Ты забыла отразить свет — я вижу через твои ладошки, — сказал я.

   И Диана голосом:

   — Ой, папка, как я рада!

   Не прошли даром мои уроки.

   — А мама запретила мне появляться пред тобой непрозрачной.

   — Она здесь?

   Я поднялся, протянул руку ладонью вниз:

   — Электра, дай мне твою руку.

   Её ладонь вошла в мою.

   — Больше вам не придётся смущаться своей наготы (будто они смущались!) — я привёз вам подарки. Идёмте.

   Две большие коробки, набитые женским бельём, платьями, блузками, шортами, брюками…. и всякими женскими премудростями стояли в стороне. Для каждой своя коробка. А они перепутали. Диана стала разглядывать и примерять наряды, предназначенные её маме. И наоборот — всё яркое, броское и цветное примеряла Электра. Пусть себе. В конце концов, не моё это дело — разберутся.

   Вернулся к монитору. Никого не видел, но чувствовал, что зрительный зал не пуст. Пульт, наверное, побывал в чьих-то руках — на экране диктор читал новости. Когда речь зашла о НЛО, я, как очевидец, начал дополнять комментариями. Со мной никто не вступил в диалог — ни устный, ни мысленный.

   Пошёл напролом.

   — Видите, мы не такие дикари, какими казались вам двадцать лет назад. Жизнь на Большой земле неудержимо идёт вперёд. Нам есть, что показать, чем удивить и даже помочь вам. Сомневаетесь? Отпустите со мной ваших женщин на пару недель в Большой Мир, и когда они вернутся, всё услышите из первых уст.

   Гробовое молчание.

   — Я обещаю: мы вернёмся, и только тогда, здесь, на этом острове, и в вашем присутствии мои жена и дочь выскажут свои предпочтения — остаться с вами на острове или уехать со мной в Большой Мир. Хотя думаю, на острове никто остаться не захочет — всем найдётся место и дело за его пределами.

   Все равно молчат, бестии. Я уж усомнился — не в пустоту ли бисер мечу? Но тут подошли Электра с дочерью и начали крутиться, демонстрируя наряды. Они с кем-то общались, к кому-то обращались, кто не захотел вступать в диалог со мной.

   Диана была в широкой долгополой юбке и кофточке с оборками. Она отражала свет, и её бронзовое личико светилось счастьем.

   Электра натянула топик с шортами на прозрачное тело — их только и было видно. Я едва сдерживался от смеха (попросил Билли помочь), увидев, как складно крутится в воздухе пляжная двойка, обозначая контуры прелестного женского тела.

   Дождавшись внимания дам, поплакался:

   — Ваш президент не захотел со мной общаться.

   — А, — Диана махнула ручкой. — Он в эту штуку смотрит.

   — Монитор, — подсказал я.

   — Монитор, — согласилась дочь.

   — Ты ему скажи: завтра на рассвете мы улетаем.

   — Почему завтра? — закапризничала Диана. — Я хочу сегодня.

   — Тебе же сказали, завтра на рассвете, — Электра взяла меня за руку. — И не смей за нами подглядывать.

   Мы пошли прочь песчаным берегом лагуны. Навстречу надвигался багряный тропический закат….

   В этот визит на Коралловый остров мне не довелось (не пришлось?) общаться с его президентом. Да и Бог с ним. Возможно, я был убедителен, а ему самолюбие не давало озвучить согласие.

   Над лагуной звучали современные мелодии, а на мониторе резвились музыканты, когда мы собрались улететь. Признаться, ожидал подвоха от упёртых обитателей острова и заблаговременно отогнал гидросамолёт в центр лагуны. Диана перенеслась на него по воздуху, а Электру я отнёс на руках, шлёпая по воде.

   Сомневаясь, спросил:

   — Мы одни?

   Не верилось, что прозрачный президент отпустит с острова запросто так.

   Получив утвердительный ответ, дал команду на запуск двигателя.

   Гидросамолёт, рассекая воду, разогнался в лагуне и взмыл над пальмами. Сделав круг, лёг на курс…. Вот с курсом у меня проблемы. Дал команду компьютеру — возвращаемся. Но лететь на мыс Кеннеди совсем не хотелось.

   Водоплавающая машина летела над океаном. Непрозрачная Диана смотрела в окно. Электра примостила голову на моих коленях. Приглаживая её невидимые волосы, обдумывал, где же приземлиться. Впрочем, на твёрдую поверхность гидросамолёту не сесть. Почему на твёрдую? Мы сядем на самую прекрасную воду самого прекрасного в мире озера. Курс на Байкал — приказал бортовому компьютеру. И сердце моё забилось учащённо — вновь увижу те самые места, где робинзонили с мамой и Настенькой.

   Листвянка…. Будто всё так и не так. Вот Байкал, вот речка, ключ студёный. Сопка, вокруг которой бегал от нас таёжный мишка.

   Закралось сомнение — а то ли делаю? Из одной пустыни привёз дам в другую. Им бы города показать, небоскрёбы, фабрики, заводы…., космические корабли. Но дамы не казались обескураженными. Диана пришла в восторг от сороки-белобоки.

   — Какая красивая птичка! Я хочу быть такой.

   Упаси Бог! Мне сразу вспомнился мой зловещий брат. Где-то бродит со своим проклятым контактором.

   Не было проката туристического снаряжения. Но я заказал Билли всё необходимое и гитару — нам доставили самолётом.

   Разбили палатки, натаскали валежника, развели костёр, вскипятили чай — тут и вечер пал. В сполохах огня поблёскивали серебром оптимизаторы на наших руках. Я взял гитару.

   — Помогай, девочка.

Тронул струны:

   — Где-то на сопках багульник цветёт….

   Мозгам вдруг стало тесно — кто-то втиснулся в мою голову.

   Диана подхватила:

   — …. сосны вонзаются в небо.

   Голос — чистый хрусталь.

   Мы пели дуэтом, вгоняя в грусть и радость единственного слушателя, и ещё успел побраниться с Билли.

   — Ты почему позволяешь так бесцеремонно вторгаться в моё сознание?

   — Дочь твоя — почему я должен заниматься её воспитанием?

   — Воспитывать буду я, ты должен защищать….

   Ночь пропели. Кончился запас валежника, покрылось белым пеплом костровище. Померкли звёзды, небо посерело. Туман с Байкала заглянул в распадок.

   — Хочу купаться, — заявила дочь.

   — Как же? — забеспокоилась Электра. — Воды неизвестные. Мало ли чего….

   — Можно, — резюмировал глава семьи (то есть я). — Только в купальниках.

   Пока плескались в воде, таёжный мишка порылся в наших вещах и сломал гитару. Еду себе он в ней искал, что ли? А может, поиграть хотел? Впрочем, чушь! Другое дело — мишка тот самый или его потомок?

   Так или иначе, настроение было испорчено — мы засобирались. Заказал Билли яхту. Электра бросила беспокойный взгляд на палатки:

   — А с этим как?

   — На недельку брал — дней через шесть рассыпятся в прах.

   — Ну, хорошо, — усмотрев недоверие в глазах моей прозрачной половины, попросил Билли ускорить процесс аннигиляции оставляемых вещей.

   Буквально на глазах они исчезли — распад на молекулярном уровне.

   Похвастал:

   — Вот так мы решили проблему мусора на Земле: вещи живут ровно столько, сколько нужны.

   На яхте хотел принарядить Электру соответствующим образом, чтобы её прозрачность не бросалась в глаза непосвящённым. Остановил Билли:

   — Не надо суеты, Создатель.

   Виртуальный гений зря времени не терял на запястье моей возлюбленной. Электра замерцала и вдруг возникла перед нами в первозданной красе.

   — Ой, мамочка! — захлопала в ладоши, запрыгала Диана.

   Виновницу внимания заинтересовала собственная тень. Она опустилась на корточки и осторожно погладила палубу. Дочь умчалась в каюту за одеждами. А я с удовольствием любовался совершенными чертами, вдруг облекшими телесность. Будто слеп был и вдруг прозрел, и вдруг увидел: моя новая любовь — красавица. Отступила горечь, копившаяся последние месяцы. Жизнь снова обретала цвет и перспективу.

   Мы прокатились по Иркутску на такси без водителя. Диана притихла, наблюдая. Электра держалась с достоинством. Не смутил её и гул аэропорта.

   — Это последние отголоски эпохи, — комментировал я. — На пороге летательные аппараты нового поколения — бесшумные, способные перемещаться со скоростью мысли.

   — Ну-ну, — похрюкивал Билли в моём сознании.

   Да я привык и не обращал внимания.

   Прыжок над облаками, и мы в Москве. Наш тихий старый дворик. Подъезд, площадка лестничная, стальная дверь…. Кто живёт в нашей квартире? Оказалось — никто. Ключ хранила соседка. Узнала, всплакнула, отдала.

   Всё, как прежде. Старая мебель. Гитара на стене. Моя? Мамина?

   Усадил дам за семейные альбомы с фотографиями и с удовольствием комментировал. Надумал угостить гостей.

   — Хотите квасу, настоящего московского квасу?

   За углом раньше торговали из жёлтой бочки на разлив.

   Подхватил бидон и вниз.

   На дорожке встретил измождённую ярко рыжую женщину в очках. Что-то знакомое.

   Жанка? Или не Жанка?

   — Жанка?

   — Жанна Викторовна, — женщина приподняла очки, вглядываясь. — Алекс? Ну, точно, Гладышев. Какими судьбами?

   — Да вот….

   — Насовсем? Женат? Помнишь, на мне обещал.

   — Женат.

   — Сволочь, — прозвучало добродушно.

   — Я за квасом.

   — За каким квасом? Ты с луны свалился, иль в детство впал?

   — Нет бочки?

   — Принесу я тебе квас — приглашай в гости.

   — Приглашаю.

   Мы стояли, переминаясь, подыскивая тему разговора.

   — А двор почти не изменился, — сказал я. — И коробка хоккейная цела, и в беседке старики с шахматами.

   — Узнаёшь кого? Сорока, — окликнула Жанна Викторовна шахматистов. — Алекс Гладышев приехал.

   Лысый мужичонка отмахнулся — не мешай. Оптимизаторы лежали на столе — игра была честной и, должно быть, азартной.

   — Сорока? — удивился я. — Как изменился.

   — Ты на себя давно заглядывал?

   Ах, ты, Жанка, бойкоязыкая — я себя молодцом считаю, добрым молодцем.

   Она позвонила в дверь минут через двадцать после моего возвращения. Принесла домашний квас. Затараторила с порога.

   — Моя жена и дочь, — представил гостей.

   Жанка увидела и прикусила язык. Поставив банку с квасом, засобиралась. В дверях ядовито прошипела:

   — Ты хрен, когда помрёшь.

   — Твои бы слова….

   В Москве задержались гораздо дольше, чем на Байкале. Ходили в театры, на выставки, по историческим местам. Музеи очень влекли Диану. А Электра там грустила.

   — Что не так? — спрашиваю.

   — Были люди, а теперь останки.

   — Память, — поправил я.

   — Я бессмертна, а ты? Когда-нибудь умрёшь и оставишь меня одну.

   — Постараюсь не огорчить.

   И пригласил дам на дискотеку.

   Медленно кружились с Электрой, наблюдая за дочерью. У неё недостатка в кавалерах не было — скорее избыток. Парни молодые, горячие.

   — Билли?

   — Всё под контролем, Создатель.

   — Смотри, я на тебя надеюсь — чтобы никакого безобразия.

   Девочку провожала домой целая кавалькада поклонников. А потом под нашими окнами состоялся ночной концерт, как в старой доброй Севильи. Возможно, для соседей это был кошмар, но нам он ничуть не мешал обсуждать животрепещущую тему.

   Истёк обещанный срок. Мы должны вернуться на остров и убедить его прозрачных обитателей, что Большой Мир не таит для них угроз. Оптимизаторы, не отнимая природных способностей, помогут им стать такими же, как всё остальное население планеты. А со временем, возможно, решит проблемы продолжения рода прозрачных людей.

   Мы находили всё новые и новые аргументы убеждения. Дамы были уверенны в успехе задуманного. Ну, что ж, им видней. Меня точил червяк сомнения.

   — Ни в коем случае, чтобы не случилось, не снимайте с руки оптимизаторы. Если ваши соплеменники всё-таки станут упорствовать, пусть остаются — мы улетим без них….

   Во дворе, кажется, утихли серенады. Ну, значит, и нам пора на боковую.

   Когда-то мы жили с Дашей в этой комнате. Теперь Электра отдыхает на моей руке.

   — Тебе нравится эта квартира?

   Она трётся щекой о трицепс.

   — Мы вернёмся и поселимся здесь. Будем ходить в театры, музеи, гулять по Москве. Тебе нравится мой город? Мы будем здесь жить, и любить друг друга. Ты согласна?

   — Я согласна, — шепчет Электра.

   Она учится говорить. И её голос напоминает Дашин. Я вдруг подумал, что только с моей венчанной женой был по-настоящему счастлив. Теперь это чувство возвращалось….

   Электра уснула. Потихонечку стянул с неё одеяло, чтобы полюбоваться совершенными формами её великолепного тела. Включил бра. Почему стеснялся этого днём? Не знаю, наверное, возрастное. Она из бессмертных — возможно ей не одна сотня лет, а выглядит….

Я старик против неё.

   В углу что-то шевельнулось. Мне показалось, Даша сидит в кресле. С печалью смотрит на нас, а на губах усталая улыбка.

   — Ты, милая?

   — Ты счастлив?

   — Кажется, да.

   — Можно я с вами прилягу?

   Вместо ответа откинул руку на подушку, предлагая примостить голову. Почувствовал на ней тяжесть и потянулся к Дашиным губам.

   — Ты спи, спи, — шепнули они.

   И я уснул….

   Гидросамолёт снизился на подлёте, коснулся воды в горловине лагуны, пересёк её, гася скорость, заскрипел прибрежным песком. Откинулся люк-трап. Мы ступили на Коралловый остров. Ярилось солнце в зените, вода лучилось от него. Шелестели пальмы кронами, бесились птицы в их сени. Всё было как всегда, но как-то по-иному. Тревогой звенела округа. Это даже я почувствовал. Диана напряглась. Электра замерла на полушаге.

   — Их здесь нет. Никого….

   — Может быть, там…, — я хотел сказать: «на той стороне острова», но Диана резко взмыла вверх над моей головой и сбила меня с мысли. Как вихрь, полетела над побережьем, и одежды трепетали от встречного напора. Приземлилась, а потом….

   Это была не электрическая лампочка — взрыв гранаты чуть не разнёс мою голову на куски.

   — Они здесь!!!

   Мы не умели летать, как наша дочь. Мы бежали с Электрой, увязая в рыхлом песке. Бежали и гадали — что там обнаружила Диана?

   Это были скелеты. Восемь человеческих скелетов в одном ровном ряду.

   Этот остров много лет назад купил для прозрачных людей. Он стал для них заповедным. Был безымянным, я нарёк его Коралловым. Теперь пришло время переименовывать в остров Скелетов. Под сенью огромной королевской пальмы они лежали ровно в ряд — останки последних мужчин уникального народа Земли.

   — Рачки, — подумала Электра и довела до нас. — Песчаные рачки способны за считанные часы лишить тело мягких тканей.

   — Но прежде кто-то или что-то лишили их жизни, — озвучил свою мысль.

   — И они стали отражать свет, — подала голос Диана.

   Островитянки мои держались. Не без помощи оптимизаторов, конечно, но слезам воли не давали. И воплям, и стенаниям.

   А меня терзали угрызения — ведь это я заманил их сюда. А потом увёз женщин, и в момент нашего отсутствия разыгралась трагедия. Какая — предстоит выяснить.

   — Билли, ты видишь то, что я? И какие соображения?

   — Теряюсь в догадках. Версий нет. Поищи следы, улики, доказательства.

   — Верно. Моим женщинам ничего не угрожает? Может, укрыть их на время в гидросамолёте или отправить на большую землю?

   — Думаю, излишне — они защищены так же, как и ты. А помочь могут.

   Билли, конечно, умел успокаивать.

   Я обратился к дамам:

   — Надо разбрестись — осмотреть окрестности. Что ищем? Всё необычное. Всё, чего здесь раньше не было. Что может пролить свет на случившееся.

   Монитор раньше был, но стоял на берегу. А теперь лежит, занесённый песком, на линии прибоя. Следы искать бесполезно — смыты приливами.

   И в ближайших кустах ничего не нашли. Мы разошлись в разные стороны.

   Пару часиков спустя.

   — Билли, никаких следов, улик и доказательств.

   — Плохо ищешь.

   — Возможно, но предпочитаю думать, а не бегать. Давай присядем и подумаем.

   — Давай присядь и подумаем.

   Я присел на поверженную пальму.

   — Что имеем? Восемь скелетов, которые были трупами, а ещё раньше живыми людьми. Может быть, эти останки не прозрачных? Какие-нибудь мореходы забрели, ну и….

   — Исключено. Дамы признали мужчин своего племени.

   — Хорошо, пусть будут они. Что тогда? Массовое самоубийство от тоски? От душевных терзаний? От попрания вековых устоев — ослушание женщин?

   — Слабенько. Прозрачные выглядели нормальными парнями с крепкими нервами.

   — Может, вирус?

   — Вдруг разом? Откуда?

   — Вторжение? Зелёных чебуречков, например.

   — Людей они похищали — были примеры. Но никогда не убивали.

   — Однажды могли начать. В отместку — корабль у них похитили.

   — Если нравится версия, пусть будет. Другие есть?

   — Другие? Почему они лежат ровным рядочком? Чья-то прихоть или последняя воля?

   — Загадка. Разгадав её, поймём, что здесь произошло днями назад.

   — Билли, ты мыслишь стандартно. Ведь есть свидетели. Оглянись! Они вокруг — вода, песок, пальмы, цветы на кустах. Немые свидетели преступления. Сумей прочитать их показания, и мы будем знать виновника.

   — Это хорошая мысль — научить пальмы говорить, цветы разговаривать, песок и воду песни петь.

   — Смейся, смейся…. А фотографическая память? Ты никогда не слышал о свойствах предметов — живых и неживых — заносить в память всё увиденное и услышанное?

   — Слышать-то слышал, но как подобраться к этой информации?

   — Оптимизатором.

   — Речь оптимиста. Потребуется сложная аппаратура, которую ещё нужно создать.

   — Работы на месяцы? Билли, ты сам мне рассказывал о проводах, которые чуть не заслонили солнечный свет.

   — Должны быть объективные предпосылки, чтобы однажды количество превратилось в качество.

   — И ты уверен, что их ещё нет? Тогда, крайнее средство — мозговой штурм проблемы. Кинь клич по Земле.

   — Ты слишком много ходил пешком и отстал от жизни. После самой первой мозговой атаки на Земле появилось с избытком желающих решать свои вопросы подобным образом. Силы распылялись, стихии лихорадило. Коллективным решением был создан Совет Распорядителей. В его ведении разрешения на мозговой штурм.

   — О господи, никуда без бюрократии. Как с ними связаться? Как их убедить?

   — Можно избежать лишних проволочек, обратившись напрямую к Главному Хранителю.

   — Ну, так обращайся.

   — Ты будешь убеждать?

   — Я.

   Через несколько мгновений зазвучал во мне Любин голос.

   — Да, милый.

   — Бог мой! Ты — Главный Хранитель? Хранитель чего?

   — Всемирного Разума.

   — Что же не похвасталась?

   — Ты не спрашивал.

   — Логично. Хотя откуда мне знать? Постой, а твоя работа в ЦУПе, в космоцентре Кеннеди?

   — Я работаю там, где интересно.

   — Хорошо. Моя тема тебя заинтересует?

   — Выкладывай.

   — Я на острове Скелетов.

   — Где?

   — На Коралловом острове прозрачных людей. Только их здесь нет. Осталось восемь скелетов.

   — Погибли все?

   — Все мужчины. Женщины — Электра и дочь — были со мной в Москве.

   — Так. Вы вернулись, а там трупы?

   — Скелеты.

   — Нужны криминалисты?

   — Мы, конечно, не профессионалы, но никаких следов присутствия посторонних на острове не обнаружили. Никаких признаков причин трагедии.

   — Что хочешь от меня?

   — Разрешение на мозговой штурм проблемы….

   — Я хотела бы взглянуть на место трагедии.

   — Ты не дослушала. Есть молчаливые свидетели — я говорю о деревьях и травах, о воде и песке, чайках и бакланах. Как научиться общаться с живой и неживой природой — вопрос для Всемирного Разума.

   — Ты против моего присутствия на острове?

   — Знаешь, Дашу во сне видел недавно — она одобрила мой выбор.

   — Гладышев, бабник мой ненаглядный, за кого боишься?

   — Прилетай, я познакомлю тебя с дочерью — она чудо….

   Как и мои, поиски Электры с Дианой результатов не дали — никаких признаков присутствия на острове посторонних. Думаю, если им не удалось, что тут делать всем прочим остальным? Обсудить этот вопрос вновь собрались у печальных останков.

   Я поделился новостью — к нам летит Главный Хранитель Всемирного Разума.

   Ликования не последовало. Дамы скорбели — ушли из жизни последние мужчины их незаурядного рода. Всё остальное — найдут ли убийц? накажут? — было второстепенным.        Оставив Электру её горестным мыслям, попытался отвлечь Диану. Насобирал сухих стеблей плавуна, изобилие которых на линии прибоя, развёл костёр, принёс гитару с гидросамолёта.

   — Споём?

   — Разве можно в такие минуты?

   — Каждому настроению придуманы соответствующие песни. Слушай….

       — То не ветер ветку клонит, не дубравушка шумит

        То моё, моё сердечко стонет….

   — Жил на земле такой народ, — рассказывал я, — цыгане назывались. Любили кочевать, жечь костры в степи и петь под гитару. Они так любили жизнь, что провожали в последний путь навсегда усопших песнями и плясками. Люди удивлялись — скорбеть надо, а они веселятся. А ромалы (так они себя называли) считали — умерший был весёлым человеком и не любил слёз, так не будем его огорчать.

   — И мы не будем, — сорвалась с места Диана. — Я сейчас.

   Слетала на гидросамолёт, вернулась в широкой юбке и цветастой блузке.

   — Эх, ма! Давай, папка!

   Я ударил по струнам — цыганочку, так цыганочку.

   Дочь пустилась в пляс, я аккомпанировал и исподтишка с Билли.

   — Откуда это у неё?

   — Из твоей седовласой.

   — Но я ничего не почувствовал.

   — Не боги горшки обжигают — научилась Диана пользоваться твоей памятью, не смущая присутствием.

   — А мне приоткроешь её мысли? Хоть одним глазком….

   — Сдаётся мне — не совсем этично. Девочка молода, горяча — ну, как поймает на месте преступления?

   — А она может?

   — Она много чего может.

   — Ну, ты-то знаешь, о чём она мечтает?

   — Я знаю.

   — И?

   — Мечты её чисты и прекрасны — поверь мне.

   — Верю. Иначе и быть не может.

   Последний раз ударил по струнам.

   Диана прыгнула коленями в песок:

   — Устал?

   — Нет, но послушай.

    — Когда весна придёт — не знаю….

   Диана подхватила:

   — Пройдут дожди, сойдут снега….

   Мы пели дуэтом и во все глаза смотрели на Электру — перестань скорбеть, милая, мы живы, мы вместе, и это главное.

   Может, со стороны покажутся кощунством песни и пляски над непогребёнными останками. Но за прожитые годы так часто терял дорогих и близких людей, что научился относиться к факту смерти философски. Или считаете, с воем и плачем лучше коротается ночь? Ну, тогда — каждому своё. Мы встретили наступающий рассвет с гитарою у костра.

   Боялся ли я встречи с Любой? Положа руку на сердце — да. Она могла, взглянув на Электру, прищурить глазки, надуть губки и процедить: «И вот на эту ты меня променял? Эх, Гладышев, Гладышев….». Но она этого не скажет. Я знал. Потому что светоотражающая Электра — само совершенство женской красоты. Потому что твёрдо решил — хватит блукать по свету, пора остепениться, осесть и жить спокойно с любимой женщиной. Для осёдлой жизни очень подходила московская квартира, некогда подаренная маме её отцом генералом. А любимой женщиной будет Электра. Любаше останется то, что она больше всего желает — хранить Мировой Разум. Жестоко? Подло? А что делать? Не принимала душа Любин вариант коммунальной семьи. Теперь ждал и страшился визита на остров Скелетов моей законной половины.

   Люба прилетела в полдень. Одна. Я почему-то ждал своры криминалистов.

   Её, похожий на тарелку инопланетян, летательный аппарат вдруг пал с небес, завис на мгновение и плавно опустился на песок пляжа.

   Эффектно.

   Точно так же появилась Люба.

   Спустилась по люк-трапу. Одним взглядом оценила обстановку и стёрла с лица ослепительную улыбку. Подставила мне щёку. Пожала руку Электре, стрельнув по ней быстрым взглядом чёрных глаз. Осмотром Дианы осталась довольна. Задержала её пальчики в своей ладони, пригладила роскошные девичьи волосы:

   — Ух, ты какая!

   — Это они и есть? — кивнула на останки восьми мужчин. — Ты говорил, прозрачные.

   — Билли, — попросил тайком, а вслух — Взгляни на Электру.

   Стараниями виртуального помощника аборигенка моя вновь перестала отражать свет.

   — Ух, ты! — Люба вздрогнула от неожиданности, увидев на месте Электры лишь её одежду.

   — Билли.

   Электра вернула своё лико белому свету и чуть качнулась в извинительном поклоне.

   — Впечатляет, — согласилась Любаша и вновь обратилась к останкам. — Тело прозрачно при наличии сознания?

   Я развёл руками — очевидно.

   — Это произошло здесь? — Люба обошла строй вытянувшихся на песке скелетов. — Их ни откуда не могли перенести?

   — Следов мы не обнаружили.

   — И этот исполин всё видел? — Любовь Александровна подошла к королевской пальме, пошлёпала ладонью почти бетонный ствол. — Всё видел и молчит? Не хорошо. Может, плохо спрашивали?

   Куражится Главный Хранитель Всемирного Разума. Никогда не подозревал жену в театральных потугах.

   Кажется, и она поняла, что переигрывает. Сменила тон.

   — Будем совещаться.

   Увидела тонкий дымок над углями ночного костра, направилась к нему. Присела, указала место напротив.

   — Расскажи, Гладышев, свою задумку.

   Я пристроился у костра, разворошил угли, подбросил сухих стеблей.

   — Если говорить конкретно об этой пальме — ты же не будешь отрицать, что она такой же организм, как мы с тобой. Конечно, более низкого уровня.

   Сказал, подумал и поправился.

   — В чём-то. Но все основные функции жизнедеятельности ей присущи. У неё нет наших ушей, но она слышит.

   Потрепал себя за мочку.

   Люба подхватила:

   — Нет глаз, но видит. Нет носа, но чихает — будь здоров.

   — Твоя ирония от неспособности понять или принять?

   — Не зарывайся, Гладышев. Ты меня о помощи просишь или я тебя?

   — И ты способна сейчас встать и улететь?

   Наши взгляды скрестились — сталь звякнула о сталь.

   — Хорошо, — сказала Люба после продолжительной паузы. — Что ты предлагаешь?

   — Интересующую информацию от этой тропической красавицы можно получить двумя путями. Проникнув в её память волюнтаристически, то есть, с помощью приборов. Или гуманно — найдя контакт с её душой.

   — Бред.

   — И тем не менее.

   — Тогда я сторонница волюнтаризма.

   — Очень жаль….

   На этом совещание было исчерпано. Мы расстались весьма недовольные друг другом.

   Люба уединилась на летательном аппарате до самого вечера. Думаю, советовалась с Распорядителями. Я успокаивал прекрасных аборигенок.

   — Что происходит? — печалилась Электра.

   — Она поможет? — дула губки Диана. — Зачем тогда прилетела?

   Перед закатом Люба прислала весточку:

   — Зайди.

   На её личном летательном аппарате кроме пульта управления, совмещённого с рабочим кабинетом, присутствовала уютная спаленка.

   — Ты знаешь, не готова к оргиям. Останешься у меня? — голос призывный, воркующий, голос горлицы из гнезда.

   Это месть — сразу сообразил. Мне за мои измены. Электре за её красоту. Диане за то, что она есть….

   Как подло, подумал, и остался.

   — Этот аппарат сделан по принципу UFO, у него есть антигравитационное поле. Хочешь, займёмся любовью в невесомости?

   Нет, такого повидла мне не надо. И не снял с руки оптимизатор. Даже помолился:

   — Билли, помоги.

   …. Звучала органная музыка. Люба рисовала пальчиком круги на моей груди. Я подумал — время.

   — Ну, и что вы решили на Совете Распорядителей?

   — Чш-ш-ш! — жена прикрыла мой рот ладонью. — Все дела, все разговоры завтра. Просто лежи и слушай.

   — Билли, — обратился к помощнику. — Мне нужна эта ночь. Все должны спать.

   Вскоре Любино дыхание оповестило, что в тарелке бодрствую один. На песчаном бреге спали Электра с дочкой. Полная луна отражалась в лагуне. В её серебристом свете белели скелеты некогда прозрачных людей.

   — Ты собираешься исполнить то, что задумал?

   — Да, Билли. Я хочу, чтоб моя душа покинула тело и нашла контакт с душой королевской пальмы. Поможешь?

   — Ты в своём уме?

   — Пока да, и теле своём. Не дрейфь. Вспомни, какие дела уже творил. Костя умудрился спасти себя в оптимизаторе. Ты помог ему создать контактор — прибор для перемещения душ. Собственно, что такое душа? Искра Божья в бренном теле. А жизнь? Это временное обладание дарованной оболочкой. Душа бессмертна — конечен срок у оболочки. Ты сам это внушал. Почему теперь сомнения? Может, этот исполин когда-то был римским гладиатором — мы с ним поладим. Ну же, Билли, смелее. Найдём к нему подход, и он нам всё расскажет.

   Я сел, прислонившись спиной к стволу пальмы. Откинул голову, чувствуя затылком твёрдость и прохладу бетона.

   — Ну же, Билли, смелее, смелее….

   — Будь осторожен, Создатель, я храню твою оболочку, а выпорхнувшую душу….

   Я, наверное, уснул, а душа моя воспарила….

   Никуда она не воспарила — каким-то членистоногим насекомым (скорее муравьём) засеменила вверх по вспененной и остывшей пемзе ствола. Где тут вход во внутренние покои? Мне надо поскорее добраться — солнце скроется, муравейник закроется.

   Нет никого солнца. Неопределённое время суток, непонятен источник света. Может, и света никакого нет. Зачем свет, если у меня нет глаз. Рта, носа. Ничего нет. Есть движение и ощущение окружающего.

    Всё так огромно для меня малюсенького.

   О, Господи, спаси и сохрани — сам того пожелал.

   Может, это не душа моя? Может, я действительно превратился в муравья? И меня вот-вот склюёт какая-нибудь птичка?

    Лучше бы, ты, Билли, сделал меня пиратом — скитальцем морей. Ступил на берег, а тут красавица пальма отдыхает. Вот мы познакомились, разговорились. Я биолог по образованию — мне с флорою на «ты» сам Бог велел. А с букашкой-таракашкой кто захочет общаться?

   Куда лезу — вверх, вниз? Может, уже внутри? Какие-то проходы, каналы. Пролезть-то можно, да как бы ни заблудиться — их тут целый лабиринт.

   Всё ясно — это древесные волокна. Значит, я не муравей и даже не личинка. В лучшем случае — бактерия, в худшем — одноклеточное существо. Да с таким исполинская пальма и общаться не захочет.

   Откуда у одноклеточного ноги? Или это не ноги? Или я не бегу по бесконечному коридору? Может, скольжу? Уж лучше бы лететь.

   Бегу-скольжу-лезу. Время идёт. Сколько прошло? Час? Ночь? Год?

   Ни что не меняется. Нет усталости. Нет конца пути.

   Ощущение — бегу по кругу. По кольцу. Внутри кольца.

   Где тут обиталище духа? Тук-тук-тук. Отворите несчастному, а не то он выломает дверь. Бред — двери нет, нет и сил что-нибудь ломать. Бесконечное движение по тоннелю без конца. Где-то тут мне каюк придёт.

   Моё тело, лишённое души (или лучше сказать — сознания?) станет лёгкой добычей песчаных рачков. Они лишат его мягких тканей, оставят отполированные кости. Не в этом ли разгадка острова Скелетов? Не в этих ли бесконечных коридорах королевской пальмы заблудшие души прозрачных людей?

   Нет. Сдаётся, не такие они глупцы.

   Вот ты, то есть я — глупец, каких поискать. До чего додумался — найти тайник души королевской пальмы. Кинулся наобум — и результат. Ешьте меня жители прибрежных нор.

   Но моё тело не съедят рачки — Билли хранит его.

   Только для кого? Мне отсюда, похоже, не выбраться.

   Может, хватит бегать? Пора уже понять, что этот путь не ведёт к цели и не стоит суеты.

   Остановиться, и что делать?

   Думать. Мне осталась одна, последняя функция жизнедеятельности — мышление.

   Сейчас сяду на спину (или брюшко?) и буду думать. Только думать и ничего больше.

   Кажется, остановился. А может, нет? Ничего не изменилось.

   Боже, не сошёл ли с ума? Впрочем, нет — сумасшедшие не сомневаются в своём здравомыслии.

   Надо двигаться. Так остаётся надежда. На что? На возвращение, конечно.

   Как огромен внутренний мир обыкновенной пальмы. Просто необъятен. Или я ничтожен?

   Мне кажется, что-то слышу. Или кажется?

   Есть ли у меня слух?

   Зрение?

   Но ведь вижу. Серые стены бесконечного тоннеля. Серые и сырые.

   Красиво здесь?

   Как может быть красив пищевод?

   Пищевод? А почему нет? Сейчас каналом хлынет желудочный(?) сок, и мне каюк.

   Нет, об этом не стоит думать — страх плохой помощник в любом деле.

   В моей душе нет страха.

   Бармалей, Бармалей — выходи поскорей.

   Но не слышит Бармалей.

   Зря я сюда сунулся. Опрометчиво.

   Если сам не смогу выбраться, в конце концов, меня могут найти. Освободить.        

   Теперь надо думать, как здесь жить.

   Жить можно, но уж больно скучно — не с кем словом перемолвиться. Поспорить, разозлиться, полюбить. Всё человеческое стало чуждым. Не то слово. Недоступным — так надо выразиться. Хотел бы да не могу.

   А может, суета земная отвлекает мыслительный процесс, сбивает на мелкие частности? Вот сейчас самое время взяться за ум.

   Нет, Гладышев, нет. Ты сейчас ищешь оправдания. Ты не нашёл прохода к пальмовой душе. Ты заблудился в лабиринте её тела. Ты сдался и ищешь оправданий.

   А что делать?

   Только не бежать, только не семенить своими членистыми отростками.

   Напрягай душу. Поставь ей вопрос ребром — или ты вырвешься отсюда, или ты на хрен такая нужна.

   Вот это правильно! Люди силою ума горы ворочают, стихии укрощают. А ты…. Ну-ка напрягись…!

   А-а-а! Лопни мои глаза, если я отсюда не вырвусь. А-а-а!

    …. Очнулся от оглушительного грохота в ушах. Казалось, ору — ору что-то истошно. И не могу остановиться. Нет, не ору. И рот закрыт. А грохот? Это прибой грохочет. Это птичий гомон. Это голоса…. Обычные голоса, но как раскаты грома. И птицы радуются солнечному дню — не более того. И прибой…. Отчего ж так слух обострился?

   — Гладышев, ты…. ты живой? — Люба, наклоняясь, заглядывает мне в глаза. — Ожил! Ну и напугал ты нас.

   Она целует меня. Она заслоняет собой весь мир. Еле сдерживаюсь, чтобы не оттолкнуть её.

   Вижу дочь. Диана смотрит на меня и плачет, размазывая кулаками слёзы по щекам. Она не кидается мне на шею (а вижу — хочет) потому, что стесняется Любы.

   В стороне Электра. У неё вид утомлённой шаманки араваков. У неё растрёпаны волосы.

   — Что произошло?

   — Что произошло? Ты был в коме пять суток, — Люба пытается поднять меня на ноги. — Идём в летательный аппарат. Тебе надо отлежаться.

   Я отстраняю её:

   — Мне надо отсидеться.

   Делаю знак дочери. Она бросается мне на шею. Люба отходит, недоумённо пожимая плечами.

   У меня осталась свободной ещё одна рука. Маню Электру. Она пристраивается подмышку.

   Мы в три пары глаз смотрим на Главного Хранителя Всемирного Разума.

   Люба, недоумённо пожав плечами, уходит….

   — Билли, теперь ты объясни, что произошло? Откуда этот грохот в ушах?

   — Сейчас, сейчас, всё улажу.

   — Ты меня настраиваешь? Как приёмник?

   — А ты ещё не свыкся с мыслью, что тело лишь функциональный механизм, требующий настройки, ремонта, и, в конце концов — утилизации?

   — Привыкну. Дальше.

   Слух нормализовался. Билли продолжил.

   — Ты помнишь — мы затеяли рискованный эксперимент? Твоя душа покинула оболочку и заблудилась (верно?) внутри этой пальмы.

   — Да, кажется, так всё и было. Как же я нашёлся?

   — Не знаю доподлинно — могу только предположить.

   — Валяй.

   — Либо ты сам выбрался. Либо тебе помогла Электра. Она сняла оптимизатор и стала медитировать.

   — Я не помню там Электры. Впрочем, не помню вообще сам факт возвращения. Только последствия….

   — А что было?

   — Ничего не было кроме лабиринта….

   Я слышу голос (голоса?), он (они?) возникают внутри меня. Они поют — они рождают звуки, похожие на песню. Это песня мужественного, много пережившего народа. Это песня ушедшего народа.

   И без подсказки понимаю: Электра поёт гимн прозрачных людей. Возможно, она поёт несколькими голосами. Наверное, её память доносит песню, когда-то исполненную далёкими предками.

   Она прекрасна! Она вдохновляет. Ко мне возвращаются силы. Спасибо, родная!

   — Билли, почему эксперимент не удался?

   — Потому что изначально был замешан, как бред сумасшедшего.

   — Ты консерватор.

   — Только себя не мни новатором.

   — Обиделся?

   — Своим дурацким упорством, ты чуть не опрокинул мои надежды на вечное с тобой сотрудничество.

   — Я буду бессмертен? Позволь обрадовать Электру.

   — Пусть будет ей сюрпризом….

   На следующий день в лагуну вошло научно-исследовательское судно, нашпигованное аппаратурой. И очень деловой командой. Люди в белых комбинезонах подняли на борт останки прозрачных. Подстрекаемый тревогой Электры, напустился на Любу.

   — Что вы собираетесь делать?

   — Ты правильно понял — не сидеть под пальмой сложа руки. Кстати….

   Главный Хранитель отдал приказ. Люди с корабля вооружились…. Наверное, это были лазерные пилы. И намерения их….

   Я бросился к пальме:

   — Не дам! Валите к чёрту! Это мой остров.

   Вмешалась Люба.

   — Гладышев, частная собственность давно упразднена. Твои права на остров устарели. Всё для всех — теперь такой принцип на Земле.

   Вытянутая вперёд рука сжата в кулак, на запястье оптимизатор.

   — Убью всякого, кто приблизится.

   В душе кипит и пенится, как молоко в кастрюле, Билли:

   — Ты с ума сошёл. Тебя лечить надо. Угомонись.

   — Лучше уведи этих ребят — слишком бравые, как бы дров не наломали.

   — Чёрт с тобой! — машет Люба рукой. — Оставьте его с этой ракитой.

   Экипаж грузится на судно. Люба скрывается в своём летательном аппарате, так напоминающем тарелку гуманоидов. Он поднимается, зависает и плавно опускается на ютовую палубу исследовательского судна.

   Лагуна опустела. На черте горизонта спекается в точку силуэт корабля.

Что это было? Визит Главного Хранителя на остров Скелетов? Вот именно. Прилетела, посмотрела и увезла останки прозрачных людей. Теперь их будут расщеплять, сканировать, бомбардировать электронными потоками. В интересах науки. Это я знаю и виновато смотрю на своих прекрасных аборигенок. Простят ли?

   Кажется, меня не осуждают.

   Мне очень хочется знать, что предпринимала Электра для моего спасения.

   — Что было со мной? Я ничего не помню.

   — Ой, папка! Мы думали, ты спишь. А ты спишь и спишь. День, второй, третий…. Хранительница связалась со своими, попросила помощи. А они: мы уже на подходе. Тогда мама сказала: я верну его. Тебя….

   — Ты нашла меня там? — спросил Электру.

   — Я попросила отпустить тебя.

   — Кого попросила?

   — Его.

   — Его? — кивнул на небо.

   — Его, — Электра указала на королевскую пальму.

   — Ты вступила в контакт с её душой?

   — У этой пальмы мужское начало.

   — Хорошо. Пусть будет. Ты можешь с Ним общаться? А расспросить о судьбе последних мужчин своего народа?

   — Я тоже могу, — похвасталась Диана. — И расспросить.

   — Тогда мы можем всё узнать. Но это не опасно?

   — Для непосвящённых может быть.

   — Тогда чего мы ждём?

   Билли влез некстати:

   — Женщины тебя дурят.

   — С чего ты взял?

   — Они одухотворяют то, в чём нет и быть не может души. Это религия их народа. Ты идёшь на поводу.

   — Предложи что-нибудь разумнее.

   — Не надо ссориться с Хранителем Разума. Лучше попроси прощения. Скоро станут известны подробности трагедии имевшей место здесь случиться.

   — А мы узнаем прямо сейчас, — и вслух. — Верно, я сказал?

   — А что ты сказал? — это Диана.

   — Я сказал: давайте вместе спросим у Его Величества Королевского Пальма, что он имеет сказать по факту случившейся здесь трагедии.

   — Ты не боишься вновь туда? — Электра заглянула мне в глаза.

   — Мы же будем вместе.

   — Только это надо снять.

   «Этим» был оптимизатор.

   — Не делай этого! — взбунтовался Билли.

   — Отдохни, приятель.

   Мой оптимизатор лёг на песок рядом с двумя другими.

   Мы взялись за руки.

   — Тебе не страшно, папка?

   — Я самый смелый на свете папка….

   Второй поход моей души за пределы тела совершенно не походил на первый. Я не превратился в муравья, ни в какую другую тварь…. Я остался самим собой. Более того — стоял, где стоял, и держал за руки своих милых дам.

   Мир вокруг начал меняться с невероятной быстротой. По небу вскачь понеслись облака. Волны превратились в рябь, а приливы стали зримы. Солнце закатилось в обратную сторону. Луна поменяла направление движение. Дневное светило вынырнуло из-за горизонта с западной стороны и погналось за ночным.

   Вся эта свистопляска сопровождалась нарастающим воем — должно быть, ветра.

   — Что происходит? — попытался послать отчаянный вопль.

   — Молчи, — принёсся ответ.

   Но я и сам начал понимать — время повернулось вспять. И сейчас я увижу….

   Десять раз день сменил ночь, и на одиннадцатый я увидел Его.

   Я увидел всё.

   Восемь мерцающих мужчин поднялись с песка, где лежали недвижимым ровным рядочком, и обнаружили признаки живых особей.

   О чём они говорили с Ним, понять невозможно даже по жестам — так велика была скорость течения времени. Но это частности. Я видел жертвы, преступника и орудие преступления.

   — Всё, — послал мысленный сигнал. — Достаточно….

   …. Мы стояли на берегу лагуны, взявшись за руки. Блистало солнце на небосводе и воде. Птицы гомонили. Остров жил своею жизнью….

   — Простите, — сказал дамам, надел оптимизатор и пошёл прочь.

   Углубился в чащу, прилёг в тенёчке.

   — Прости, Билли. Ты оказался прав. Никакой души у пальмы нет. Мои распрекрасные умеют поворачивать время вспять.

   Билли не радовался своей победе.

   — Ты сейчас в здравом уме и добром рассудке?

   — Есть сомнения?

   — Никому не дано поворачивать время вспять. Уж лучше верь в одухотворённость флоры.

   — Я видел его — погубителя прозрачных.

   — И кто он?

   — Мой брат Костя.

   — Ты видел, как он напал, лишил жизни?

   — Лишил, своим контактором. Но впечатление — они сами на это согласились.

   — Вот видишь. Думается, Константин Владимирович сумел их в чём-то убедить. Быть может, обещал другие оболочки в других условиях.

   — Весьма правдоподобно. Парни тяготились своим бесплодием. И не такие они бессмертные, как им казалось. Только зачем всё это Косте?

   — Предстоит понять.

   — Как попал сюда? Контакт завязал? Убедил?

   — Вопросов больше, чем ответов. Надо будет поработать.

   — Знаешь, Билли, я устал. Устал от всего — от подлости родных, интриг близких, лжи любимых. Хочется отдохнуть. Лета мои — пенсионные.

   — Оболочка твоя ещё ничего. А хочешь, поменяем? И неужели оставишь эти вопросы невыясненными? Вдруг твои прозрачные друзья в плену контактора? Может, они заложники, и Константин Владимирович за них что-нибудь потребует?

   — Устал. Отстань, а то сниму.

   Билли умолк, и оптимизатор снимать не пришлось. Я уснул под шелест пальмовых крон.

   …. Мне снился сон, как дивный фильм. В бескрайнем море я дельфин. Вода ласкает, освежает. И солнце, радуя, блистает. Мой ум при мне. И тайны океана все ….

   — Билли, ты, как всегда, не вовремя.

   — Любовь Александровна просит выйти на связь.

   — Да, милая.

   — Оклемался? Наверное, зря тебя там оставила. Гладышев, тебе обследоваться надо. Такие потрясения одно за другим.

   — Пожалела?

   — Ты мой муж. Единственный.

   — В природе так и должно быть. Священная книга мусульман учит: сколько сможешь прокормить, столько и бери жён. А муж должен быть один.

   — Кормилец ты наш. Мы сделали спектральный анализ непрозрачных останков прозрачных людей. По нему восстановили происшедшее с высокой степенью вероятности.

   — А я тебе без всякой вероятности скажу — это Костиных рук дело.

   — Знаешь подробности?

   — Души прозрачных у него на контакторе.

   — Как думаешь, зачем?

   — Время покажет.

   — Поторопить его не хочешь?

   — К чему?

   — Понятно. Твои дальнейшие планы?

   — Возвращаюсь в Москву, с Электрой и Дианой.

   — Цель?

   — Будем жить-поживать и добра наживать.

   — Хочешь, чтоб оставила тебя в покое? Не получится. Без компромисса не получится.

   — Что хочешь?

   — Отдай мне Дианочку.

   — Чтобы ты ставила над моим ребёнком научные опыты?

   — Дурак ты, Гладышев. Я ведь люблю тебя, а в ней твоя частица.

   — Я подарю тебе свой портрет.

   — Хорошо. Прилечу за ним в Москву….

   Диалог закончился. Можно сказать, оборвался. Образно — Люба бросила трубку.

   — Билли, меня больше нет ни для кого. Я хочу досмотреть сон про дельфина. Помнится, ты предлагал оболочку поменять. Вот и подумаю на досуге. Крути свою киношку.

   — Электра просится на связь.

   — Что могу сейчас сказать? Мне надо подумать, подготовиться. Дай понять, что сплю.

   Тут же искры из глаз — будто дрыном по голове.

   — Папка что с тобой? Ты в порядке?

   — О, Господи! Диана, ты врываешься в мозг, как шаровая молния.

   — Прости папочка, но мы волнуемся. Ушёл, молчишь….

   — Лети сюда. Найдёшь?

   — А то.

   Не прошло и минуты, как Диана, оседлав ветку тропического дерева, болтала ногами надо мной.

   — Ты чего сюда забрался?

   С дочерью не хотелось кривить душой.

   — Осерчал. Вы наплели мне про душу пальмы, а сами просто прокрутили время назад. Не понимаю, правда, как.

   — Ой, а мама и не знает, что ты губы дуешь — беспокоится.

   — Что, трудно было истину сказать?

   — Да не врали мы. Ты что! Вот мама тебе всё расскажет.

   Подошла Электра.

   — Ну-ну, расскажи мне про душу пальмову.

   — Всё, что мы видели, запечатлено на наружных тканях его ствола. Каждую минуту, час, день он растёт, а всё вокруг происходящее отражается и покрывается новым слоем. Я попросила дух дерева показать события того дня, и он немного «похудел» для нас.

   — Гм, мне надо подумать.

   Изобразил сосредоточенность на лице и к помощнику.

   — Билли?

   — Похоже на правду.

   — Значит, у пальмы есть душа?

   — Есть, если твои дамы не умеют «раздевать» деревья телепатическим образом.

   — Зачем им врать?

   — Ну-ну….

   Мир в семье был восстановлен.

   — Прости меня, — протянул руки Электре. — Присядь рядом.

   Губы наши встретились. Как долго они были в разлуке. Как жарко они слились. Мы забыли обо всём на свете.

   — Несчастный я ребёнок, — Диана взмыла с ветки и понеслась прочь.

   — Завтра мы улетаем в Москву. Там у тебя будет много хороших друзей, — послал ей вслед благую весть.

   — Не хочу завтра, хочу сегодня, — её оглушительный ответ вышиб из меня слёзы (хорошо не сопли).

   — А может, правда, сегодня? — робко предложила Электра.

   — Тогда поспешим, — привлёк к себе любимую.

   Как не спешили, комкая ласки, улететь тем днём не удалось — Диана пропала. Вернулись на берег к гидросамолёту — нет дочери. Искали, звали — безуспешно.

   — Ты же можешь с ней общаться телепатически, — упрекал Электру.

   — Поставила блокаду связи, — пожала та плечами. — Она это может. Не раз проделывала.

   — Долго будет дуться?

   — Бывало, на недели пропадала.

   — О, Господи.

   Пошёл другим путём.

   — Билли, где моя дочь?

   — Могу сказать, где её оптимизатор.

   — Ну, и….

   — А вот пройдись-ка….

   Оптимизатор висел на сухом сучке кустарника.

   Чёрт! Чёрт! Чёрт!

   — Я не могу потерять дочь.

   — Да что с ней случиться? Эта среда ей родная. Её способности беспредельны. Смотри, как спокойна Электра.

   — Скажи, Билли, что постыдного и крамольного в любовных утехах? Почему из-за них теряю близких людей?

   — Не великий специалист в таких делах, но попробую. Думаю, всё дело в детском эгоизме. Диана на миг себе не могла представить, что у беспредельно любящей её мамы, может появиться увлечение, в котором и места дочери не должно быть. К тебе, впрочем, такое же требование. Теперь Костя. Он боготворил свою мать, и хотел с тобой дружить. А вы….

   — И?

   — Когда рядом дети, надо сдерживать свои чувства.

   — Весь секрет?

   — А ты думал.

   — Что теперь делать?

   — Ждать.

   — Ну, уж нет!

   — Тогда побегай по острову, поаукай.

   Нет, дорогой. Ты думаешь, а я чувствую — посмотрим, чья возьмёт.

   Предупредил: будешь вмешиваться — сниму. И занялся подготовкой к вечеру. Натаскал плавуна, сухих пальмовых веток, сучьев кустарника. Развёл костёр. Когда через лагуну, серебрясь, пробежала лунная дорожка, тронул струны.

   — Над окошком месяц, под окошком ветер

   — Облетевший тополь серебрист и светел

   — Дальний плач тальянки, голос одинокий

   — Он такой желанный и такой далёкий….

   Чувствовал, Диана где-то рядом. Пусть не поёт, но не слушать она не может.

   Она ребёнок, дуется за обиду, невольно нанесённую. Но и одиночество не панацея — в общении легче.    

   Бросал на Электру испытывающие взгляды — чувствует ли присутствие дочери?

   Моя возлюбленная была грустна и задумчива.

   И она стыдится нашего порыва?

   О, Господи, надо было тебе придумать такую страсть, чтоб за неё потом карать?

   Ничего, ничего, милая, всё образуется. Вернётся дочь, и мы улетим в Москву. Я покажу вам столицу некогда могучей страны — моей Родины. Вот послушай.

   — Простор небесный сизокрыл и тишина кругом

   — Мне уголок России мил, мой добрый отчий дом

   — Стою, не глядя на часы, берёзкам шлю привет

   — Такой невиданной красы нигде на свете нет….

Звуки рождали гитарные струны, мои голосовые связки. Они поднимались с дымом костра. Ночной бриз уносил их в лагуну. И возвращал эхо.

   — Уголок России — отчий дом

   — Где туманы сини за окном

   — Где твои немного грустные

   — И слова, и песни русские….

   Всё получилось, как задумал.

   — Билли, она уже во мне?

   — Мудрец. На живца ловишь?

   — Как ты можешь? Она же ребёнок.

   Это для Билли, а сам решил — ловушку надо захлопнуть. Отложил гитару, привлёк к себе Электру. Примостил её голову на своем плече, зашептал на ухо.

   — Когда Даша была беременна, мы ложились вот так рядом, прижимались животами, и создавали семью. А наш ребёнок был между нами.

   — Это была Анастасия? — Диана возникла в моём сознании.

   — Это была твоя сестра Настя. Ложись в середину — мы создадим семью.

   Дважды Диану уговаривать не пришлось. Она была прозрачна, но вполне телесна. Втиснулась между нами и хихикнула, щёлкнув меня по носу.

   — Не велик младенец?

   — Тебе не следует снимать оптимизатор. Он обучит тебя многим-многим наукам, и ты не будешь белой вороной среди московских сверстников.

   — Я буду прозрачной вороной….

   За пустой болтовней мир в семье был восстановлен.

   Наутро мы улетели в Москву.

                                                                                                                                    А. Агарков. 8-922-701-89-92

                                                                                                                                       п. Увельский 2009г.