georg — ИРА 4. КОНЦЕРТ

Весь день он бродил по городу. Прошёлся по набережной реки, которая текла из Русановского озера в море. Тёмные воды, плескаясь у спуска, торопливо облизывали каменные ступени. И вот, миновав торговый порт и яхт-клуб, он вышел к морвокзалу. Капитан прогулочного теплоходика бодрым голосом под музыку зазывал желающих совершить кратковременное морское путешествие вдоль побережья. Нельзя сказать, что народ валом валил ощутить прелести морской прогулки, и всё-таки пассажиры сумели больше чем наполовину заполнить столики и скамейки под навесом на верхней палубе. Бархатный сезон заканчивался, и курортники спешили заполнить предстоящую зимнюю скуку воспоминаниями о морском путешествии. После недолгого колебания Коля тоже поднялся на борт теплохода. И вот, убран трап, отданы концы и мелкая дрожь сотрясла палубу. Теплоход задним ходом медленно отвалил от пирса. Затем корпус судна завибрировал ещё сильней. Это капитан перешёл на "малый вперёд". Погасив инерцию движения заднего хода, теплоход замер на некоторое время, и, сначала еле заметно, а потом всё быстрее и быстрее, пошел вперёд. Вот капитан положил штурвал в положение "право на борт", и послушный его воле чистенький, беленький, аккуратненький кораблик, накренясь на левый борт, описал дугу и вышел из гавани в открытое море.

Лёгкий, свежий ветерок забрался под рубашку, лаская приятной свежестью, грудь и живот. Дышать стало легче и на душе повеселело. Чем дальше удалялся от берега теплоходик, тем шире раскрывалась перед Колей величавая картина прекрасного города, раскинувшего, словно чайка, белоснежные крылья по обоим склонам просторной речной долины. Громадные волны скалистых гор, круто спускаясь к побережью зеленой пеной лесов и кустарников, вдруг застыли, поражённые великолепием своей противоположности: вечным движением и непостоянством неоглядной плоскости волнующейся воды.

Капитан повёл своё судно как можно ближе к скалам горной гряды, длинным языком спускавшейся в море. И пассажиры получили возможность вволю полюбоваться грандиознейшей картиной землетворения: вот гора, подмытая морским прибоем, обнажила своё чрево, и стали видны остатки разноцветного огромного пирога, небрежно брошенного в её нутро. А вот там по склонам уже другой горы бегут к морю заросли невысоких деревьев, вперемежку с кудрявой порослью терновника, шиповника, ежевичника, дикого винограда и прочих лианоподобных. Бежали они, бежали, и внезапно остановились на самом срезе крутого обрыва. Всё. Дальше им пути нет. Закончилось царство гор, далее уже царит море. И застыли они, глядя, одни с испугом, другие с любопытством, на валуны и скалы, ещё совсем недавно, в их масштабе времени, бывшими горой, а теперь ставшими добычей моря, которое не спеша, методично, час за часом, день за днём, год за годом, век за веком, обтачивает и подмывает кажущиеся несокрушимыми каменные бока горной гряды. Море никогда не суетится. Ему некуда бежать и незачем мелочиться. Оно не имеет определённой формы. Оно постоянно волнуется и колеблется. Ласковое и нежное на ощупь, оно знает, что этим самодовольным, высоко вознесшимся твёрдолобым скалам не устоять против него. И море, на взгляд такое ласковое и нежное, словно сгустившийся мираж, убаюкивающе покачивающее лодки, катера и яхты на открытой воде, в прибойной зоне внезапно вздымается крутым валом, украшенным кипящей пеной верхушкой, и раз за разом бросается на противника с низким, глухим, рокочущим рёвом, слизывая с его основания где песчиночку, а где и крошечный камушек. Но вот как-нибудь ночью, в жесточайший шторм, когда всё вокруг стонет и завывает от страха перед ураганными, шквалистыми порывами ветра, когда вода, срываемая им с вершин кипящих волн, несётся на тебя сплошным, жутким тёмно-зелёным потоком, подточенная скала не выдержит напряжения штормового напора и с мощным, сотрясающим всё вокруг, гаубичным выстрелом ухнет вниз, в пучину вод.

А утром, когда всё успокоилось и утихло, когда мирно сияет солнышко, когда море плещется у ног, как ласковый котенок, выйдешь на берег моря, глядь, а уступа скалы, страшным зубом нависшим над морем уже и нет. Исчез, пропал, как будто корова языком слизнула. А остроугольные новенькие обломки скал постепенно становятся валунами, а валуны, в свою очередь, становятся всё меньше и меньше, скрываясь, в конце концов, в морской пучине, заполняя собой неисчислимые подводные пропасти.

И смотрел Коля на эту изумительнейшую, великолепнейшую в своей красоте и мудрости, исполненную невообразимой мощи и энергии, работу Создателя, и замирало сердце от восторга, и наполнялась душа благодатью Божьей: ведь всё это Отец создал для меня!

Оставляя за кормой картины одна другой прекрасней, теплоход обогнул крайнюю точку мыса с маяком, посетил Федоровскую бухту и повернул на Новопольск. Но теперь он шёл не вблизи береговой черты мыса, а удалился в открытое море, совершил там циркуляцию и только потом лёг на прямой курс в гавань. Вот оттуда, издалека, Коля увидел и раздвоенный язычок Русановского озера, и изогнутое тёмно-синее русло реки, бегущей по долине к морю. Коля устремился мечтой в Русановку. Он жаждал познакомиться с Константин Михайловичем. Он хотел понравиться ему.

Однако, мечты мечтами, а жизнь наша состоит из маленьких, будничных шажков. Сойдя с теплохода, Коля поднялся в город и продолжил знакомство с ним. Встретился на пути краеведческий музей, зашёл в него. Там он увидел макет местности, окружающей Новопольск. Была на макете и Фёдоровская бухта, видом которой он только что любовался с борта теплохода. Была и Русановка с озером в форме бумеранга. А вот и база отдыха, которой владеет папа Ирочки. Где-то здесь надо Коле устроиться и жить, и работать. Даже на макете видно, что это красивейшие места. Странно, Русановка и Фёдоровка лежат, вроде бы, совсем рядом, а дороги между ними нет. Всё дело, наверное, в крутом горном кряже, который разделяет их. В музее Коля пробыл до самого закрытия. Много полезного и интересного почерпнул он из этого посещения.

Начинало темнеть, когда он опять очутился на улицах города. Новопольск нравился ему всё больше и больше. Ещё бы, ведь здесь живёт она. Да и воздух здесь какой-то особенный: не сухой, но и не чересчур влажный, не жаркий, но и не холодный. Воздух был прохладно-бодрящий и ароматный, пропитанный дыханием моря, высоких гор и хвойных, вечнозелёных лесов. Этим воздухом постоянно дышит Ирочка.

-"Если городу удастся перейти с бензино-солярной тяги на электрическую, то он станет просто чудесным, — думал Коля, неторопливо бредя по главной, многолюдной улице. — А для меня сейчас главное чудо — это хоть краешком глаза увидеть Иру".

Не разделяя, таким образом, даже в мыслях, общенародные проблемы со своими собственными, он продолжал свой путь до тех пор, пока не увидел перед собой кафе. И тут он сразу же вспомнил, что давненько уже ничего не ел. Возникла требующая немедленного решения дилемма: ехать к родителям Игоря или перекусить здесь, в кафе, а потом продолжить прогулку по улицам вечернего Новопольска? А такое занятие, как он уже знал, было любимым времяпрепровождением аборигенов. Побродить по вечерним улицам города, поглазеть на людей женского пола приятной наружности показалось для него более соблазнительным, чем плотно поесть и свалиться в кресло перед "голубоглазой бестией". Немудрено, что он остановил свой выбор именно на продолжении прогулки.

Но это кафе оказалось не из простых, оно подпитывало свои доходы из карманов завсегдатаев областной филармонии. Коля ознакомился с программой на сегодняшний вечер. Был Глюк, было трошечки Бетховена. Были и такие авторы, прослушивание и анализ произведений которых Коля с удовольствием бы отложил в более долгий ящик.

Порядок действий напрашивался сам собой: купить билеты, посидеть в кафе, посмотреть по сторонам, а потом сходить на концерт. Вполне приличный вариант. Лучшего придумать невозможно. Решено — сделано. Уже издали было видно, что за билетами давки нет и не предвидится. Из дверей кассы выходила пара: почтенного возраста женщина с весьма юной особой, которая уже перестала быть девочкой, но ещё не окончательно оформилась как девушка.

-"Бабушка с ещё пока послушной внучкой, — невольно мелькнуло в голове у Коли. — Бабушка мечтает уберечь молодое поколение от растлевающего влияния последних достижений техники, науки и культуры. А само молодое поколение жаждет побыстрее приобщиться к миру взрослых. Внучка ещё не набралась опыта и, скажем, уверенности, чтобы сообщить своей родной бабуле, что она думает по поводу этих самых концертов. И бабушка, так ничему и не научившись за свою долгую жизнь, предпочитает делать вид, что не замечает несоответствия программы концерта уровню развития и интересам стоящего на пороге новой жизни человека. Что девочка выберет? Куда пойдёт? Может быть она и увлеклась бы музыкой, если бы её авторитарно не влекли на эти странные концерты, программы которых больше рассчитана на любящих торжественные заседания и почести, чем на слишком загадочно "простого" человека. И все делают вид, что не замечают важности выбора, который сделает эта девочка, что от её выбора зависит вся наша жизнь. И здесь тоже работает всё тот же наш разлюбезный принцип Вовки из тридесятого царства-государства: "А, и так сойдёт!" А потом пройдёт некоторое время, и нам придётся повторить ещё одну его фразу: "Это что такое? Это что, я должен есть? Что-то мне не хочется". Простите, а кто же пёк все эти пирожки, от которых мы так пренебрежительно и высокомерно воротим наши носы? БОГ? Но извините, ЕГО же нет на Земле уже более двух с половиной тысяч лет. Не надо валить с больной головы на здоровую! Это наше с вами изделие! Так что, кушать подано! Извольте ... , разлюбезные господа и сударыни!"

Итак, билеты куплены. Не спеша, с тщательным, неторопливым, дотошным рассматриванием кипения окружающей жизни съеден бутерброд с ветчиной и яйцом, выпита чашечка кофе с пирожным. Небольшой променад и можно заходить. Коля вспомнил, что у него на лице прекрасно просматривается отметина после стычки с грабителями, поэтому быстро миновал ярко освещённое фойе, заполненное значительным числом людей, которые пришли послушать высокую музыку, встретиться со знакомыми, посмотреть наряды, показать себя, отдохнуть и, если повезёт, завести новое знакомство.

Коля на мгновение задержался у зеркала. Расчесался. Ничего. Сойдёт. Костюмчик, хоть и не шикарный, но, спасибо Светлане, вполне приличный. И хозяин костюма ещё довольно молодой и не слишком уродлив. Не герой сегодняшнего собрания, простой слушатель. Да, а туфли? За время путешествия по городу они основательно запылились. Что же делать? Пойти в туалет и промыть водой? Нет, не годится. Потом не избавиться от неряшливых, грязных пятен. Найти где-нибудь укромное местечко и протереть их уголком ковра? О, это был бы самый замечательный выход! Но где сейчас отыщешь это самое уединенное местечко? В филармонии такого нет. Вокруг люди. Все ходят, смотрят, обмениваются впечатлениями и оценками увиденного. Попадись им только на язычок. Нет, самое лучшее, это пройти в зал, усесться на своё место и притихнуть. Жаль, что читать с собой ничего нет, надо было купить что-нибудь.

Быстро прошёл в зал и сел на своё место. Осмотрелся. Ничего особенного. Заскучал. Стало немного повеселей, когда зрители, то есть, слушатели начали занимать свои места. И вдруг его развлекательная программа резко изменила направление движения, так как впереди справа, в проёме двери появилась Ирочка. Но, должен признаться, Коля не сразу её узнал: во-первых, одета она была совсем иначе, во-вторых, она не гнулась под тяжестью сумок. Нет, узнать её было не просто.

Вообще-то, он не исключал возможности увидеть Иру здесь. Ну почему скрипачке не прийти на концерт в филармонию, чтобы послушать Глюка? Но он понимал, что вероятность встречи если и была не равна нулю, то модуль её был весьма крохотным. В общем, хотелось, но не верилось. Да и надеялся он увидеть прежнюю Ирочку, красивую девушку, правда, красивее которой на свете никого нет. Но увидел-то он нечто совсем иное. Он увидел богиню. Поэтому предлагаю простить ему оторопь, которая овладела им с первого взгляда.

И всё-таки он уразумел, что видит Ирочку, а так как она направлялась в его сторону, да к тому же ещё шла не одна, а следом за нею величаво следовала какая-то пожилая женщина, которую Коля сразу же обозначил тётушкой, то он быстро и довольно успешно спрятался за чью-то высокую и пышно всхимиченную прическу. Он себя впоследствии не раз хвалил за проявленную оперативность. И не сделай он этого, Ирочка, увидев его ободранную физиономию, с перепугу могла обнаружить перед тётушкой не только своё знакомство с ним, но и глубокую заинтересованность. А реакцию тётушки на этот факт весьма трудно предугадать, но одно можно было смело предположить — последствия могли быть самыми неблагоприятными. Но всё сложилось, можно сказать, нормально. Из фойе в зал Ира вошла через двери у сцены, и шла к середине, и все сидящие в зале могли видеть её, и все смотрели на неё: женщины с нескрываемым удивлением, а мужчины — с восхищением. Одни замолкали на полуслове, чтобы подольше насладиться лицезрением живого чуда, а другие, заметив, что их собеседник куда-то уставился с удивленным восхищением, оборачивались и замирали от изумительнейшего явления.

Да, не будем упрекать Ирочку за то, что она не сразу обнаружила присутствие Коли в зале. Ведь его восторженный, восхищённый взгляд был далеко не единственным. Мало того, что она была неописуемо прекрасна, так еще и держалась по-царски. А костюмчик чего стоил! Нет, нет, не подумайте, что я говорю вам о денежной стоимости. Многие женщины смотрели на Ирочку с удивлением именно потому, что были высокими специалистками в этом деле, и удивлялись, как можно из дешевой ткани суметь создать такой простенький костюмчик, от которого просто взгляд невозможно оторвать. Это женщинам-то! А что говорить о мужчинах? И как можно осуждать их за это? И имеет ли смысл на них шипеть? И стоит ли сердиться?

Так давай те же и мы бросим взгляд попристальней на костюмчик Ирочки. Я не специалист в этой области, поэтому не смогу по достоинству проанализировать все нюансы и тонкости, но попробую. Поверьте, он стоит того, чтобы ему уделили немного особого внимания. Наряд Ирочки бил, просто, наповал, поражая не только изысканностью вкуса, но удивительной, строгой согласованностью и высокого класса исполнения самого костюма, и Богом данной красоты его хозяйки, и грациозностью их одновременного движения. Излучающий солнечное тепло нежный, бледно-кремовый крепдешин топика, пиджака и брюк невыразимо прекрасно гармонировал с длинными русыми волосами, слегка загорелой нежнейшей кожей чуть удлиненного лица и синими глазами Ирины. Лёгкая, немножко просвечивающаяся ткань струилась по узким плечам, гибким рукам и прямой, словно натянутая струнка, спине. Та же воздушность и полу прозрачность материала брюк несказанно сладкой симфонией увлекала глаз рисунком бёдер и коленей. И получалось так, что одна и та же ткань имела разные оттенки. Под длинным, без воротника, слегка приталённым и расширенным книзу пиджаком был топик, что придавало пиджаку очень светлый, чуть ли не сияющий ярко-жёлтый цвет, а в то же время брюки, ласкающие только ножки хозяюшки, выразительно намекали на загорелый цвет атласной кожи бёдер.

И всё это глаз открывал постепенно, шаг за шагом, по мере того, как Коля приходил в себя от изумления. Невозможно было воспринять эту неземную красоту целиком и остаться в живых. Хотелось прикоснуться и умереть от счастья. Последнее, что доконало его, была особым покроем вывернутая, немножко удлинённая и свободно висящая одна из пол пиджака. Глаз почему-то никак не мог оторваться от этого овального, сияющего лепестка ткани, радостно прильнувшего к нижней части её живота. О, как хотел Николай оказаться на его месте!

Ире казалось, что она достигла вершины восторга. Её простенький, совсем не дорогой наряд привлёк внимание всех. Женщины никак не могли понять, как можно сотворить такое поразительное совершенство из четырёх метров дешевенького крепдешина. А настоящие мужчины в сердце своём давали высокую оценку тому драгоценному явлению, которое видели они перед собой. Их нисколько не интересовала стоимость материала платья, ибо они чётко знали, что платье — это красивая оправа для великолепного, чистейшей воды бриллианта.

Их места оказались на два ряда впереди и правее Колиного места. А он расположился в правой половине зала, почти в проходе. Не отрывая глаз, Коля смотрел, как Ирочка аккуратненько садилась в своё кресло, как она изумительно прекрасно, по-женски очаровательно поправляла свои волосы, как она, грациозно изогнув шейку, посматривает по сторонам, удовлетворенно ловя взгляды не только знакомых, но и любующихся её красотой, как она отвечает на приветствия. При этом иногда она перешептывалась с Екатериной Михайловной, сообщая ей, кого она увидела и кто их приветствует. Взгляд Ирочки медленно скользил по залу против движения часовой стрелки. Ещё одно мгновение, и Коля попадёт в сектор обстрела.

Не выдержав напряжения, Коля пригнулся, прячась за головы соседей. Нет, он испугался не того, что Ирочка узнает его, удивится и своей реакцией на его присутствие в зале филармонии каким-то образом даст понять тётушке, что между ними существует некий особый уровень отношений. Он испугался другого. Он боялся увидеть её презрительную мину.

-" А, это, мол, тот самый, который грузчик, — скажут её глаза. — Ну что ж, спасибо за защиту от грабителей. Спасибо за туфли. Видишь, они и сейчас на мне. Они чудесно гармонируют с моим костюмом. Но не вздумай и помышлять, что ты можешь надеяться на нечто более высокое и близкое. Каждый петушок должен знать свой шесток и не брать в голову лишнего".

Коля никак не мог поверить, что это та самая девушка, которая почти лежала на его груди в троллейбусе. И в то же время, та самая девушка, которая так переживала за него на конкурсе в этом же самом зале, на которую он смотрел с этой же самой сцены, как на недостижимую мечту всей жизни своей. И вот, она сидит недалеко от него, невыразимо прекрасная, прекрасней не только всех девушек в Новопольске, но и всех красавиц всего мира. И если бы не тётушка, можно было бы подойти к ней и справиться о её здоровье. Да? И увидеть испуг в её глазах от того, что могут подумать о ней нормальные люди, увидев её в компании с человеком, разукрашенным таким выразительным синяком под глазом. Ой, нет, теперь она, наверное, ещё дальше от него, чем в прошлом году, когда их разделяли сцена и восторги публики. И всё-таки, это именно она прикоснулась пальчиком к его губам и загадочно так шепнула: "Это очень опасно!" Теперь Коля сердцем очень хорошо прочувствовал, как это опасно. И сладко! Интересно, догадывается ли она о правоте своего предупреждения? Как сладко любоваться её красотой и как мучительно больно сознавать, что она принадлежит не тебе! Ой, как близок локоток, да не поцелуешь. А стоит, всего навсего, только немножко выпрямиться в кресле, и вот она, знакомая милая головка, изумительнейший профиль, чуть-чуть капризно вывернутые губки, Пожалуйста, смотри и целуй взглядом затылок под водопадом ароматных, шелковистых русых волос, не забудь прихватить губами очаровательнейшей формы прозрачнейшее ушко и, поиграв языком с мочкой, медленно скользнуть губами по длинной, гордо изогнутой, стройной шейке к тончайшей, нежнейшей коже горлышка, и замереть там надолго, всем ртом ощущая биение пульса. А в это время левой рукой... Ой, нет, не надо, так можно и тронуться.

Чтобы совсем не сойти с ума, Коля тряхнул головой и попытался вникнуть в происходящее на сцене, вслушаться в музыку, оценить высокий технический уровень исполнения. Всё прекрасно. Прекрасная музыка, прекрасная акустика.

Но проходит всего несколько секунд, и его глаза сами собой возвращаются к созерцанию изящного взлёта любимой брови над синей бездной глаза. Но вот левая бровь её как-то странно, даже несколько сердито изогнулась, нахмурилась. Глаз заморгал, и Ирочка повернулась в его сторону. Хорошо ещё, что в зале во время концерта считается весьма дурным тоном крутиться, суетиться, проявлять нервозность, мешая остальным наслаждаться высокой формой утончённого искусства, поэтому Ирочка постаралась при повороте головы сохранить максимум достоинства, что дало Коле возможность чуть наклониться вперёд и спрятаться от глаз восхитительного создания за мощным затылком, венчавшим обширную шею и громадные плечи, рвущиеся на волю из тесных объятий драгоценного платья китайского шёлка.

Ира не понимала, что происходит. Она уже привыкла к тому, что её костюмчик-троечка не ахти какого премудрого покроя, и из ткани, которую при всём старании никак не отнесёшь к разряду дорогих, редких и причудливых, оказался необыкновенно удачным. Она уже привыкла к тому, что все мужчины и в автобусе, и на улицах города, и здесь, в филармонии не оставляют её без внимания. Взгляды, конечно, разные, но ни одного равнодушного. В каждом из них зажигается тот или иной огонёк. Когда они с тётей проходили по городскому парку, то ей в голову пришла одна нелепая и даже несколько не очень хорошая мысль: " Интересно, что было бы, если бы со мной рядом не было бы тёти Кати?" Конечно, она тут же сама нашла ответ на свой же вопрос: "Неужели ты не знаешь, на что так любят садиться мухи?" Но все эти ситуации и мысли в той или иной степени были ей уже знакомы, она уже обмысливала всё это. Однако было сегодня и что-то новенькое. Если тётя Катя для неё была раньше как средство, отгоняющее назойливых и нежелательных насекомых, то сегодня Ирочка ощущала нечто иное. Сегодня Ирочка чётко ощущала, что чего-то она боится. Но в первую очередь она ощутила в себе стремление что-то найти. А может, кого-то? Она помнила, как с некоторым испугом садилась в автобус. Потом было облегчение, потому что там кого-то не оказалось, и не было угрозы конфликта между тётей и этим кем-то. В городе и в парке она уже чётко ощущала в себе желание увидеть кого-то. Ведь он был где-то в городе. Он мог бы сейчас прогуливаться, о ужас, с какой-то девушкой по вечерним улицам города. И что ей делать, если они вдруг встретятся? Она так и не нашла для себя успокоительный ответ на этот, казалось бы, весьма незамысловатый вопрос. Но теперь все эти страхи остались позади. В филармонии грузчики винных окороков ей до сих пор не встречались.

Но вот, её опять кто-то беспокоит своим слишком пристальным вниманием. Хотя нет, разве это можно назвать беспокойством? Какое же это беспокойство, когда ей приятно, спокойно и тепло оттого, что этот кто-то не просто посматривает на неё, а тщательно, любуясь, изучает её голову, взглядом нежно целует глаза, щекочет шею, заставляет замирать от прикосновения к горлу. И вот опять он трогает её губки, и она приоткрывает рот в томном желании поцелуя. Ну конечно же, это мужчина. Она была в этом абсолютно уверена. А если она и ощущала беспокойство, то только потому, что ей никак не удаётся обнаружить источник такого очень приятного внимания к своей особе, увидеть этого странно настойчивого мужчину. Как ни старалась она спокойно осмотреться, а ни один встречный взгляд не улыбался ей так, чтобы она могла сказать: "Вот он!"

Да, некоторые мужчины продолжали посматривать на неё. И при встрече взглядом ищуще улыбались ей, словно о чём-то просили. И она уже знала, ответную её улыбку мужчина воспримет уже как приглашение к знакомству, и потом очень трудно будет довести до его сознания, что эта улыбка была ничего не значащей, почти случайной, и что он ей надоел уже на первом десятке слов. Нет, тут надо вести себя очень осторожно и быть постоянно наготове к чёткому и недвусмысленному отпору. А иначе настроение будет испорчено не на один день. Да и потом, все эти мужчины улыбались ей, так сказать, в музыкальных паузах, вырываясь на несколько секунд из мира звуков, чтобы порадовать своё сердце взглядом на красавицу, чтобы потешить своё самолюбие возможностью любовного приключения с такой очаровательной девушкой, чтобы потом, дома, представить её в своих объятиях умирающей от страстного желания. Нет, это всё было не то. Тот мужчина, который сумел доставить ей наслаждение не когда-то потом и где-то в другом месте, а именно здесь и сейчас, тот мужчина музыку не слушает. Только она, её губы, глаза, шейка — вся музыка и весь мир. И он не только сам не слышит музыку, но и ей не даёт слушать. И ей надо бы впасть в раздражение оттого, что он мешает ей сосредоточиться. Но ничего подобного она не испытывала. Ни беспокойства, ни раздражения. Только очень приятное, согревающее любопытство: да откуда же льётся это любование?

Вот вроде бы пустячок. Ну мало ли мужчин смотрело на неё сегодня? И в каждом из них было что-то своё. Были нехорошие, жадные: "Эх, не моя жар-птица!" Были и восхищённые: "Вот так птичка!" Много желающих поймать птичку и... Ох! Да если бы для того, чтобы посадить в клетку! Пусть не в золоченую. Пусть в простую, но хотя бы с минимальными комфортными условиями. Однако Ирочка уже знала, чаще всего они могут предложить нечто вроде палаты №6. Так ведь, и это не самое худшее. Чаще всего они хотят поймать птичку для того, чтобы ободрать перья и пустить на шашлык. О женских взглядах тоже лучше не вспоминать. Большая часть из них была удивлённой и оценивающей. Как в магазине.

Так что же ты ищешь, девушка? Одного! Только одного! ЛЮБВИ! И самой любить, и быть любимой! Только ради неё стоит жить на земле.

Да какой же это пустячок? Этот пустячок взволновал её больше, чем все взгляды за целый день. Да не просто взволновал. Она не может забыть поезд, как она лежит на полке под Колей и он изучает её тело, целует взглядом. Вот и сейчас, она уже ни о чём больше думать не может. В ней живёт только одно желание: увидеть этого мужчину. Зачем? На этот вопрос не только она, но и я сам ничего определённого сказать не могу. Зачем? Я уверен, миленькая моя читательница, что ты знаешь ответ на этот чисто риторический вопрос. Я тоже немного догадываюсь о чём идёт речь, но из боязни немножко потерять авторитет в твоих глазах, лучше, помолчу. Зачем? Ира и не думала, что на этот вопрос обязательно надо отвечать. Да перед ней и не было этого вопроса. Она хотела его видеть. Вот и всё!

Этот пустячок давно уже погасил в ней глухое раздражение, вызванное категоричным отказом Генриха сопровождать их на концерт. Нет, он не сказал прямо и откровенно, что его нисколько не интересует классическая музыка. Он не признался, что боится заснуть во время исполнения Бетховена. Но эти корневые причины отказа просто бросались в глаза и вызывали слёзы. Ну конечно же, Генрих сослался на занятость и срочную работу. Он очень многословно извинялся и великодушно предложил машину для выезда в филармонию и обратно, опять напоминал о критическом состоянии здоровья Константин Михайловича, о необходимости не беспокоить его пустяковыми заботами. И он достал её своей ложью. И она в отместку отказалась от машины. Отказалась самым категоричным образом. Настолько категоричным, что даже тётя Катя как-то притихла и необыкновенно покорно согласилась ехать на автобусе.

-"Ну ладно, ну пусть тебе не нравится Бетховен или Глюк,— твердила она сама себе под нос всю дорогу, сердясь на всех мужчин сразу, на весь этот нехороший мир. — Хотя, эта простенькая фраза в голове нормального человека не должна поместиться. Ну, пусть. Ну, предположим, что есть на свете исключение, которое может оправдать отсутствие в человеке увлечения хорошей музыкой. Нет! Боже мой! Неужели на свете существует более глупая фраза, чем эта? Я не могу ни понять, ни воспринять равнодушия к Баху, — Ирина почувствовала, как волна раздражения опять закипает в ней. — Ну ладно, ну пусть, ну предположим, что это возможно, что не нравится. Но ради невесты. Ради будущей жены. Неужели нельзя хоть чуточку потерпеть? Почему не пойти со мной? Почему я в обществе должна появляться только с тётей Катей? Она хорошая, иногда очень хорошая. Но она же — тётя! А мне нужен рыцарь. Пусть не такой блестящий, как король Артур, но мой, собственный, любимый, которого я буду оберегать от нападок других и лелеять. Ведь Еве Бог подарил Адама! А мне что? Это что, устарело? Стало дряхлым и ненужным? Потеряло изюминку новизны и прелесть модерновости? Чушь несусветная! Каждая нормальная женщина должна быть с нормальным мужчиной! Всё остальное ненормально! А иначе — пропади вы все пропадом со всеми своими измами, политиками и погаными бизнесами. Это ещё хорошо, что у меня есть хоть тётя Катя. И всё-таки она, всего-навсего, — тётя! Ну почему к этому замечательному празднику нового, очень удачного костюма не сделать мне маленький праздник почётного мужского эскорта? Да я бы моего мужчину после этого концерта расцеловала бы, и не один раз. Зацеловала бы. Ой, да ему мои поцелуи-то, наверное, вовсе и не нужны. Фу, какая гадость! Нет, нет, надо прекращать такие размышления. А то додумаешься до такого, что потом и жить не захочется. Вот. Опять смотрит. Да кто же это такой? Как же он выглядит? Сколько ему лет? Неужели это уже знакомый мне мужчина? Женат, наверное, поэтому и прячется так усердно, бедолажечка. Ничего, погоди, я тебя всё-таки, поймаю, рыбка моя слабо позолоченная и, наверное, уже обшарпанная и облезлая."

Она уже совсем перестала слушать музыку. В душе поселились покой, тишина и уверенность, что всё будет хорошо. И в зале как будто стало теплее. Сначала именно этим потеплением она объясняла своё успокоение и приятную расслабленность. На улице, мол, прохладно и не совсем уютно, а вот здесь, в зале, собралось много людей, стало тепло и спокойно, вот и расслабилась, размечталась о счастье. Но шло время, и просто хорошее самочувствие превратилось в сладкое блаженство. И опять ей вспомнился плацкартный вагон, пылающий страстью взгляд Коли, обжигающий её своим проникновением в потаенные места, которые ещё никто не трогал. И вот, она прикоснулась пальцем к его губам. Она позволила себе первой прикоснуться к его губам. Какое приятное ощущение. И он нежно поцеловал её пальчик летучим поцелуем. Сладкая истома жарким объятием обволокла грудь. Ей хотелось всю свою ладонь прижать к его губам, чтобы он своими поцелуями утолил пожар в её сердце. Горячая волна перехватила дыхание. Весь мир она сейчас бы отдала за одно его прикосновение, за его пылающий взгляд, за горячий поцелуй. И всё сильнее и сильнее чувствовала она ласкающий шею взгляд слева.

С большим трудом сдерживая себя от поспешности, она повернула голову влево. Ничего особенного. Всё спокойно. Так же неторопливо повернулась к сцене, но начала смотреть не на середину, а немного вбок, куда-то в угол зала. И это принесло успех. Самым краешком левого глаза она увидела, скорее, почувствовала, как там, слева, что-то изменилось, кто-то смотрит на неё. И это был тот, кого она так долго искала. Теперь надо было поймать его. Да так, чтобы он не успел ускользнуть от неё, чтобы прочувствовал, что так с ней поступать нельзя. Всяким шуточкам есть предел. Она быстро, просто, резко повернула голову влево и тут же быстро вернулась к созерцанию сцены. Она намеревалась коротким, хлёстким взглядом осадить наглеца, заставить прекратить неприличное разглядывание без её на то разрешения, поискать себе какое-нибудь другое занятие, более серьезное и достойное. И только тогда, когда выпрямилась и села прямо, начала медленно осознавать, что только что, сейчас, смотрела на Колю. Этого она никак не ожидала! Её брови полезли на лоб, глаза изумлённо распахнулись и она опять очень медленно повернула голову влево.

-"Коля! — еле удержалась от восклицания Ирочка.

— Коля! — кричали её глаза.

— Коленька, миленький, — беззвучно шептали её губы. — Это ты! Как я соскучилась по тебе! Как я боялась, что ты совсем исчезнешь из моей жизни. Миленький. Коленька. Ты живой и здоровый. Ой, синячок под глазом. Это я виновата. Ты хотел предупредить меня, но моя строптивость всё испортила. Прости меня. Я не привыкла к таким быстрым знакомствам. Я, вообще, ещё не знаю, что такое мужчина. Особенно, мой мужчина. Как же мне заслужить у тебя прощения? Ой, как мне хочется поцеловать хотя бы синячок под твоим глазом. И глаза твои, и губы я целовала бы и целовала. Сделай так, чтобы мы остались наедине".

— Ну что ты сегодня всё время крутишься? — не выдержав, зашептала тётя Катя, пытаясь сохранить максимум приличия. — Увидела кого-то из знакомых?

— Да нет, просто, мне кажется, я увидела костюмчик более интересный, чем у меня, — прошептала в ответ Ира на ушко тёте и повернулась опять к сцене. И вдруг с улыбкой отметила сама в себе, что вот сейчас, только что, она соврала своей любимой тёте Кате и не чувствует никаких угрызений совести. Ну, ни капельки! Абсолютно ничего. Невероятно! Она соврала, и чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Нет, совсем не потому, что врала. Причина её радости была в другом. Но Ирочку ну абсолютно нисколечки не интересовал анализ состояния собственной души. Ей сейчас совсем не до того.

-"Ну ладно, — думала Ира, уставясь невидящим взглядом в сцену, — грузчик пришёл послушать Глюка. Наверное, бывает. Я этого, правда, ещё ни разу не встречала, но можно предположить, что это вполне естественно. Да не надо врать себе. Никакой он не грузчик. Да, он сказал, что он — грузчик. Но ведь за этими его словами может быть спрятан какой-то потаённый смысл, которого я пока не понимаю. Потому что не знаю всего. Я ведь тоже почти не соврала тёте Кате, что увидела очень интересный костюм, получше, чем у меня. Почти не соврала. Знаю только одна я, где в моих словах правда, а где прикрытая правдоподобием ложь. Правду-то я и сама себе побоюсь сказать. Так и со словами Коли о том, что он грузчик. Может, у него задание такое. Нет, чтобы во всём этом разобраться, надо поговорить с Колей очень серьёзно и основательно. Вот это дала! Она сама себе даёт программу на свидание с ним! Девушка, что же вы будете делать, когда останетесь с ним наедине? На шею кинетесь? Или сразу же в постель? Чтобы не терять понапрасну времени. Ой, как хочется чего-нибудь такого! Ну, девка, ну, ты даёшь! Засиделась в девках. По любви соскучилась. Вот бы тётя Катя узнала, о чём сейчас мечтает её племянница. А что? Ведь я свинья неблагодарная. Человек спас меня от грабителей. Принёс мне мои любимые туфельки. А я ему даже спасибо не сказала. И ещё считаю себя нормальным человеком. Поругать решила себя за то, что о свидании размечталась. Ох, преступление какое! Уже третий десяток идёт, а она о мужчинах никакого понятия не имеет. Да другая бы на моём месте... Стоп, стоп. Тихо. А то ещё на крутом повороте случится что-нибудь. Давай-ка, лучше, подумаем о чём-нибудь другом. Например, о том, как получилось, что мы с ним оказались не только на одном концерте, но и на одной половинке зала, да ещё так близко друг к другу. Случайность? А не слишком ли много случайностей? И если эта случайность будет меня сопровождать всю мою жизнь, то лучшего и желать невозможно. Значит, мне ничего не надо бояться. Значит, у меня всё будет хорошо. Значит, мне надо просто жить, а моя случайность, пусть это пока называется случайностью, чтобы голова кругом не пошла от счастья, сама устроит так, что я всё равно окажусь с Колей наедине. А в какой форме я выражу Коленьке мою благодарность, это дело второстепенное. Всё сложится само так, как надо".

И сам концерт, и всё происходящее на сцене отодвинулось для Иры куда-то на второй план. Весь смысл существования в данный момент находился слева от неё. Каждая клеточка её тела решала только одну задачу: как изловчиться и посмотреть на Колю еще разочек, глянуть в его глаза, но так, чтобы тётя Катя ничего не заметила? Уже во время перешептывания с тётей Катей Ира переменила свою позицию в кресле так, чтобы легче было посмотреть в Колину сторону. Ещё необходимо помнить, что перешёптываться во время концерта весьма опасно, ибо среди сзади сидящих обязательно найдётся человек, того или иного пола, который обязательно посчитает своим долгом напомнить вам, что вы сидите не в каком-то там шалмане, а в зале филармонии. Хорошо ещё, что тётя Катя села слева.

Закончив перешёптывание с тётей, Ира выпрямилась, но села не прямо в кресле, а немножко наискосок: вот он, смотрит на неё. Кивнул головой. Что-то беззвучно шепчет. Кажется, пытается назначить свидание, наверное, говорит о перерыве после первого отделения. Она еле удержалась, чтобы не кивнуть ему в ответ. И тут же спохватилась. Мало того, что этот кивок уж никак бы не прошёл мимо внимания тёти, так ещё дело и в том, что тётя очень любит прогуливаться во время антракта, поэтому встретиться ей с Колей нет никакой возможности. Надо бы его как-то предупредить, чтобы он не вздумал подойти к ней, когда она будет вместе с тётей. Но как тут предупредишь? И потом, а с чего это Коля решил прятаться? Уж не догадывается ли он, что с тётей шутки никуда не годятся? Наверное, так оно и есть. Ни о чём его предупреждать не надо. Он и сам всё прекрасно понимает. Ира долгим взглядом попыталась сообщить ему свои мысли. И это было очень рискованно. Она с трудом оторвалась от его милых глаз и уставилась в угол сцены, как будто она там что-то видела. Уже знакомый сладкий, горячий туман застелил ей глаза. Только самым краешком глаза она видела, что Коля не прекращает смотреть на неё, заливая её волной любования.

И её охватило беспокойство: всё ли у неё в порядке? Особенно интересовало Иру состояние волос с левой стороны. Она закинула правую руку за голову, убирая волосы с левого уха и перебрасывая их поток вперёд, на правое плечо. Если бы кто-нибудь, наблюдая за её действиями со стороны, сказал бы ей, что она открывает себя восхищённому взору Коли, то Ира такое заявление категорично назвала бы несуразицей. Ничего особенного она не сделала. Просто, волосы щекотали ухо, мешали слушать музыку. Поэтому она и убрала их. Ну что здесь такого?

Так и продолжалось всё первое отделение: пользуясь дарованной возможностью, он не сводил с неё любящих глаз, а она с наслаждением купалась в невидимом для других его море восторга. Уж теперь-то она ни за что не сказала бы ему, что это занятие опасно. Теперь Ирина сама, пользуясь первым же удобным случаем, поворачивала голову в его сторону, ласкала взглядом его лицо, нежилась в сиянии его серых глаз, взором касалась его губ, останавливалась с нежностью и состраданием на синяке под глазом, тщательно осматривала Колю, стараясь запечатлеть на будущее каждую деталь, и обращалась снова к сцене, с удовольствием предоставляя ему возможность осматривать себя. Ей было очень приятно. И она не хотела лишать себя этого удовольствия.

— Ты сегодня ведёшь себя как-то странно, — сказала Ирине тётя, когда закончилось первое отделение и музыканты стали покидать свои насиженные места. — Что-то случилось? Тебя что-нибудь беспокоит? Ты думаешь о Генрихе?

— Вот ещё, — пожала плечами Ира. — Слишком много чести. Давно уже позабыла. Чего ещё можно ожидать от бизнесмена? Ещё захрапел бы на концерте. Я уже рада, что он не пошёл с нами.

— Да, он бы не выдержал весь концерт, — согласилась Екатерина Михайловна. — Тогда, что тебя так сильно нервирует?

— Да, на меня музыка сегодня действует как-то совсем по-другому, — согласилась Ира. — Меня, наверное, больше волнует своя музыка. Пока я занимаюсь разбором, можно ещё найти время для отдыха, для посещения концертов, для новых костюмов. Но это скоро закончится. Скоро начнётся работа над программой, и мне некогда будет и нос высунуть на прогулку.

— Ну, погуляй, погуляй, — тётя сжала руку Ирине. — Набирайся сил для последнего рывка. Ещё немножко, и ты закончишь консерваторию. Ради этого можно и потерпеть. Потом у тебя начнётся совсем другая жизнь. Сама себе будешь выбирать режим дня, что делать сейчас, а что делать не хочется, поэтому можно отложить на "как-нибудь потом", когда ложиться спать, с кем познакомиться сегодня, а кого отложить на завтра. Ты будешь вольная птица! Ты будешь говорить себе: я сама смогу справиться со своими проблемами. А если победишь на международном конкурсе, то для тебя откроется совсем другой уровень жизни. Договоры, контракты, поездки по всей стране и за границу.

— И каждый день расписан, и никаких хочется, а только — надо, надо и надо, — усмехнулась Ирочка.

— Ну и что? — засмеялась тётя Катя. — Зато жизнь какая интересная! Почёт! Слава! Деньги! Независимость! Новые знакомства!

— И позабудь о семье, счастье, домашнем уюте, — вздохнула Ирочка. — Гостиницы, шикарные отели, рестораны, ничего родного, всё вечно новое, ничего постоянного. Мне уже сейчас тошно.

— Да было бы желание! Скажешь только слово, и я всегда буду с тобой! — обрадовалась тётя Катя. — Буду помогать тебе. Буду защищать твои интересы. Вести деловые переговоры. Никому не дам и малейшей надежды на возможность ущемить твои финансовые интересы. Не забывай, что я юрист с банковским уклоном. Но это так, пустяки, к слову пришлось. Главное заключается в том, что ты станешь вольной пташкой. Ты будешь порхать от цветка к цветку, выбирая самый ароматный и сладкий.

— Ой, тётя Катя, только не это, — залилась маковым цветом Ирочка и прижала руки к щекам. — Не знаю, может быть всё дело в том, что у меня небогатый опыт, но того, что я успела понюхать в этой жизни, с меня достаточно. Ничего нового больше не хочу.

— Да, я тебя понимаю, Ирочка, — усмехнулась тётя Катя. — Я сама заметила, что Генрих любит дезодоранты. Даже слишком. Но что поделаешь, он очень сильно занят, ему, наверное, иногда и некогда перед встречей с тобой принять лёгкий душ.

— А в автобусе? — засмеялась Ирочка, спокойно отмечая в себе, что только что она опять вроде бы как даже обманула тётю Катю. Ведь у неё и в мыслях не было Генриха. Она подумала о Коле, о том странном запахе, который исходит от него, такой родной, тёплый, уютненький. Так и хочется прильнуть, зарыться носом поглубже, и чтобы он обнял, прижал и не отпускал вовек. Ведь именно этот странно родной запах, который победил все, так сказать, ароматы битком набитого железного троллейбуса, заставил её лечь ему на грудь и прижаться животом к его животу. И именно воспоминание о том, что произошло в результате этого с Колиным "билетиком", вызвало прилив крови к её лицу. Но это хорошо, что тётя Катя так кстати вспомнила о Генрихе и его малопривлекательном букете. — Вы заметили, какая там богатая смесь запахов? От бензинового перегара до самогонного.

— О да, — засмеялась тётя Катя. — Ну ничего, нам полезно хоть иногда и в автобусе проехаться, посмотреть, как народ живёт, чем он дышит. Вот поэтому я так люблю ходить сюда. Здесь можно отдохнуть от серых, обычных дней, почувствовать, что на Земле могут быть и праздники. Но хватит болтать, пойдём, походим, на людей посмотрим, поговорим. Мне надо повидаться с Зинаидой Петровной, она мне хотела рассказать что-то очень интересненькое. И в буфет сходим, ведь мы так давно там не были.

— Что-то не хочется, — изо всех сил изображая сонливость, лениво потянулась Ирочка. Она вдруг поняла, что сейчас ей случайность предоставляет возможность остаться с Колей без бдительно надзирающего ока тёти. И странная дрожь незнакомого томления охватила всё её тело, и она потягивалась самым старательнейшим образом, чтобы тётя Катя ничего не заметила. — Я ещё от поездки толком не отдохнула. Никого не хочу видеть. С меня и Генриха хватит, с головой, и очень надолго. Мне просто необходимо хорошенько отдохнуть, чтобы не провалиться на зональном отборочном конкурсе. Я его очень боюсь. А вы меня уже в победители международного конкурса определили.

— Победишь, никуда ты не денешься, — тётя успокаивающе похлопала Иру по руке. — Твой профессор говорит, что таких способностей ни у кого нет. Техника у тебя преотличнейшая. Только, говорит, суховата пока ещё игра. Ей, говорит он, надо влюбиться в кого-нибудь, чтобы оживить игру. Вот и костюмчик, кстати, отличный получился. Пользуйся моментом, попробуй увлечь кого-нибудь. Тебя сегодня все глазами пожирают.

— Вы хотите сказать: наголо раздевают?

— Ничего, и к этому надо потихоньку привыкать, всё равно, когда-нибудь с тобой сделают это, и поверь мне, ты будешь чувствовать себя самой счастливой на свете. Такой счастливой, какой ты никогда себя не чувствовала. Это проверено многими тысячами лет, и никогда не было ошибки.

— Почему же, тогда, многие недовольны супружескими отношениями? — удивилась Ира. — Откуда берутся несчастные пары?

— От человеческой неграмотности, — грустно вздохнула Екатерина Михайловна, вспоминая о своём. Раньше она при подобных воспоминаниях плакала. Но прошло уже много лет, многое из плохого забылось, и теперь ей казалось, что в прошлом было немало счастливых моментов, и уже частенько на языке крутилась спасительная и утешительная формулка: "Вот если бы...", которая одновремённо и спасала от сумасшествия, и утешала в страшном, горестном состоянии переживания личной жизненной катастрофы. — А если ещё проще, от эгоизма. Каждый из супругов тянет кокон семейного удовлетворения на себя. Но кокон этот очень тонкий, он не любит некультурного, безграмотного, самовлюблённого отношения. В нём сначала появляются крошечные трещинки, потом прорехи и, в конце концов, он не выдерживает, происходит кораблекрушение.

— Сложно как, — вздохнула Ирочка. — Так вы мне советуете познакомиться с каким-нибудь парнем, поиграть с ним в любовь? А может, заодно, и сразу этим самым заняться?

— А тебе хочется? — засмеялась Екатерина Михайловна.

— Конечно, — коротко и вполне серьёзно кивнула головой Ира.

— Я тебя очень понимаю, — Екатерина Михайловна погладила племянницу руку, а потом не выдержала и страстно сжала ей пальчики. — Сама прошла через это. Но! У нас с тобой слишком много поставлено на карту. Я боюсь, что очень серьёзно влюбишься, и все наши надежды на победу в международном конкурсе пойдут какому-нибудь поганцу на удовольствие, как коту под хвост. Я тебя умоляю, потерпи ещё чуть-чуть. Я уверена, что от Генриха ты не получишь любви, не тот он человек. Он, просто-напросто, не способен дать женщине настоящего удовлетворения. Поэтому он и не имеет постоянной связи. Женщины не держат его около себя. Они попробовали его раз, другой, но ничего хорошего не получили, поэтому ищут себе нового партнёра. И он ищет себе такую, которая даст ему то, чего у него нет и не появится в этой жизни. Нет, на Генриха надеяться не имеет смысла.

— Зачем же вы меня хотите отдать ему? — удивилась Ира.

— Если коротко: потому, что у него есть деньги, — печально улыбнулась Екатерина Михайловна, продолжая поглаживать Ирочке руку. — Я понимаю, что это звучит ужасно. Но не я же сделала таким этот мир! — Екатерина Михайловна закрыла лицо руками и некоторое время сидела молча. Потом опустила руки на колени и стала смотреть куда-то в сторону. Вокруг них уже давно почти никого не было, и никто не мог услышать их странно откровенный разговор, который вспыхнул сам по себе, как все очень серьезные вещи, неожиданно и неподготовлено. Но она чувствовала, что это очень важный разговор. И он никогда больше не повторится. Никто не мешал им откровенничать. Только какой-то молодой мужчина сидел на два ряда сзади и слева, наклонив голову, будто что-то разглядывал у себя под ногами. Нет, он не мог слышать их шёпота. Екатерина Михайловна сердито оглянулась на него и опять повернулась к племяннице. — Я в Сибири хватанула нищеты. И я не хочу, чтобы ты тоже узнала, что это такое. Какая там любовь, когда не знаешь во что одеться, и нет никакой уверенности, что перед сном удастся что-нибудь покушать? Нет, Ирочка, миленькая ты моя, любименькая, в нищете не до любви. Я согласна, что с милым и в шалаше рай. Но надо, чтобы вокруг шалаша ходило хорошее стадо, которое даст и молоко, и масло, и мясо, и шкуры. И чтобы в шалаше было не холодно. А то уйдёт твой милый добывать что-нибудь, да задержится, неизвестно где и с кем. А тебе холодно. Что делать? Козла с собой в постель тащить? Или, в лучшем случае, пастуха пригласить, чтобы согрел, да приласкал?

— Ой, тётя Катя, ну вы сегодня и выражаетесь как-то очень странно, — засмеялась Ирочка. — Ну почему именно козёл? Или поганец? Разве нельзя найти кого-нибудь поприличней? Найду хорошего парня и полюблю его, а он полюбит меня.

— Ага, вот этого я и боюсь, — горячо зашептала Екатерина Михайловна. — Да нет их, этих самых хороших парней, о которых ты говоришь. Нет! Ты понимаешь? Нету! Все они козлы и поганцы. Знаю я, посмотрела на всяких. На словах такой хороший, такой справедливый и любящий, а как дойдёт до денег, до необходимости пожертвовать чем-нибудь, да хотя бы, просто потерпеть, так только ты его и видела. И это ещё хорошо, если исчезнет. Ещё хуже будет, если останется и будет нервы и жилы мотать. Скареды, скупердяи и жадины. Нет, ты подожди немного. Дело-то не в них, а в тебе. Я согласна с твоим готовым возражением. Может быть, где-то и есть хороший парень. Один на всю страну. Но я не верю, что его можно найти. Я не знаю, как его отыскать. А я за тебя боюсь. Я же тебя очень хорошо знаю Ты ужасно влюбчивая. Ты же до сих пор нетронутая только потому, что тебе некогда. Ты же по-настоящему ещё никого не любила. Это будет твоя первая любовь? Ты уже влюблялась?

— Да нет, — пожала плечом Ирочка. — Ну, были парни, которые поначалу нравились. Потом поговоришь, так, пообщаешься, и куда-то всё исчезает. Спокойно так смотришь на него. Пробовали целовать меня. Ничего особенного, не увлекало.

— Вот, это потому, что среди них не было того, в кого бы ты могла влюбиться. А сейчас ты стала очень горячей. Я вижу и чувствую: в тебе всё бурлит и клокочет. После этой твоей поездки, после этого странной попытки ограбления ты сама на себя не похожа. Я боюсь за тебя. Если ты влюбишься, то всё может поломаться. Я не хочу рисковать. Ирочка, миленькая, прошу тебя, ну не надо сейчас экспериментировать. Ну, поиграйся с кем-нибудь в глазки, ну помечтай, как он тебя будет целовать, обнимать и трогать там, где, считается, трогать нельзя. Но близко к себе не допускай. Поверь, ты не выдержишь. Ты — живой человек. Ни один нормальный человек, ни одна женщина не сможет удержаться, если он нравится ей. Умоляю тебя, не надо...

— Ой, тётя Катя, вы со мной так говорите, будто я прямо сейчас решила в кого-то влюбиться и заняться этими опасными играми.

— Ну и хорошо, — облегчённо вздохнула Екатерина Михайловна, ободряюще похлопывая Ирочку по руке. — Крепись, девушка. У нас очень замечательное будущее впереди. А потом уж мы всё догоним. И перегоним всех. Уж они-то, эти мужики, поработают на наше удовольствие. Ну, я побегу. Может, всё-таки, пойдём, в буфет заглянем, чем-нибудь вкусненьким побалуем себя?

— Нет, я не хочу, — покачала головой Ира. — Я, лучше, отдохну.

— Отдохни, отдохни, труженица ты моя ненаглядная. А тебе всё-таки чего-нибудь куплю. Посиди, помечтай.

Екатерина Михайловна встала, и Ирочке тоже пришлось приподняться, чтобы пропустить тётю к дверям. Проводив тетю взглядом до самых дверей, одарив её одной из самых доброжелательных улыбок, Ира повернулась влево. А Коля уже поднимался, чтобы войти в её ряд и сесть рядом. Но Ира движением пальца остановила его намерение и пальцем же показала, что ему, лучше, сесть позади неё. Коля не осмелился возражать и выполнил указание царицы своего сердца.

— Здравствуйте, Коля, — неожиданно даже для самой себя обратилась она к нему самым строгим голосом. И мягко, но весьма настойчиво отняла у него свои руки, которыми он завладел сразу же, как сел в кресло позади неё. А сердце её замирало от близости его глаз, от теплоты рук. Она изо всех сил старалась не открыть ему своих переживаний, своего ощущения счастья при виде его, но она, в то же время, стремилась не дать ему власти над собой. Она и сама себе ни за что бы не призналась, что боится его напора, той скорости, с которой он завладевает её сердцем. — Нам нельзя сидеть так, чтобы нас видели вместе

— Почему? — удивился Коля. — Эта женщина, которая сидела рядом с тобой, это родственница твоего супруга? Ты боишься, что тебя обвинят в измене мужу твоему? И почему ты решила обратиться ко мне на "вы"? Это что, попытка оскорбить меня или, просто, отбросить подальше за ненадобностью?

— Коля, ну прошу тебя, не надо грубить. Я понимаю, я виновата: ты хотел предупредить меня о тех грабителях, а я не поняла тебя, я была несправедлива к тебе. И вообще, я даже не поблагодарила тебя за ту помощь, которую ты оказал мне в ту ночь. И за туфельки тоже. Прости меня, я плохая, я недостойна даже видеться с тобой, — Ира говорила и говорила. Но ей особенно-то и некогда было вникать в смысл своих собственных слов. Её интересовало сейчас совсем другое. Сидела она к нему в пол-оборота, положив локоть на спинку мягкого, бархатистого бордового кресла. И пользуясь близостью его лица, жадно рассматривала его, стараясь запомнить как можно больше деталей, мелких и крупных. Слишком много думала она о нём все эти последние дни и ночи, и для чёткости рисуемой в воображении картины, для полноты и яркости чувственных переживаний ей не хватало именно мелочей: брови, глаза, нос, щёки, скулы и, конечно, губы. Теперь она наберёт их побольше в свою память и воспользуется ими потом, ночью, в своей комнате, когда все в доме будут уже спать, а она, обняв подушечку, будет представлять себе, как она ласкает своего Колечку, целует его, гладит. А он лепечет ей милые и ласковые глупости. — Если я говорю тебе, что нас не должны видеть вместе, то только для того, чтобы уберечь тебя от неприятностей. К нам домой приходила милиция. Они искали тебя. Вот только поэтому нам нельзя сидеть рядом. Если кто-нибудь из них увидит нас с тобой вместе, то они могут догадаться, что ты именно тот, которого они ищут. И не надо пытаться обидеть меня.

— Меня ищет милиция? — удивился Коля. — С чего бы это? Они хотят обвинить меня в том, что я пытался отнять у тебя скрипку?

— Нет, они хотят поощрить тебя.

— Милиция меня хочет поощрить? — Коля сделал вид, что удивился ещё больше. — Нет, я к такому не привык. С милицией у меня совсем иной уровень отношений. Но Ира, оставим их. Объясни мне, лучше, почему я недостоин, посидеть рядом с тобой? Только прошу тебя, ни слова о милиции. Я дорожу каждой секундой проведённой рядом с тобой. И ты не прогоняешь меня. И я слышу твой голосочек, и по его интонации я смею надеяться, что ты не сердишься на меня. Можно я сяду в кресло рядом с твоим? Я хочу подержать твою ручку в своей руке.

— Ой, Колечка, я боюсь. Мне так много надо рассказать тебе. Но нам нельзя здесь, в зале, сидеть рядом. Ой, Колечка, я такая плохая. Мне так много надо у тебя спросить. Но я не могу. В любой момент может вернуться моя тётя. Со мной рядом сидела моя родная тётя, а не какая-то там родственница выдуманного тобой мужа, которого у меня нет и никогда не было. Не надо меня оскорблять. А ты женат?

— Здрасьте, пожалуйста, — иронично покачал головой Коля. — Лучше вопросика не придумала? Сидел бы я тут, рядом с тобой, если бы у меня была жена. Бегал бы за тобой, как мальчишка, если я бы был женат. Да разве я позволил бы себе работать грузчиком, если бы у меня на шее висела семья? Лучшего вопросика у тебя нет для меня? Я люблю тебя, — произнёс он внезапно для самого себя. Он сам не понимал, как эти слова вдруг вылетели из его сердца. — Я всё время думаю о тебе. Я мечтаю о тебе, — Коля спешил излить накипевшее на сердце, пока не вернулась драгоценнейшая тётенька. — Я хочу видеться с тобой всё время. Если тебя нет рядом, я жить не хочу. Это не жизнь, это сплошная мука. Знать, что ты где-то рядом, и не видеть тебя — это каторга. Как мне регулярно видеть тебя?

— Ой, Колечка, да что же ты со мной делаешь? — Ира прикрыла руками пылающие щёки. — Ведь в любой момент может войти тётя. А она не должна видеть нас вместе. Ни в коем случае.

— Но почему? Что это за тётя такая?

— Тётя Катя не хочет, чтобы мы с тобой встречались, — Ира в волнении тискала свои пальцы. — Она не любит тебя. Она может рассказать милиции о тебе. Она всё время расспрашивает меня о тебе, вернее, о том парне, который спас меня в ту ночь. Колечка, миленький, если бы ты знал, как я боюсь за тебя.

— Да откуда твоей тётке знать обо мне, чтобы меня не любить или любить? — Коля разволновался всерьёз. Ко всем проблемам ему только тёти не хватало. — Ты обо мне ничего не знаешь. А уж для твоей тётушки я вообще что-то вроде фантомаса. С чего это она меня невзлюбила, ещё не видя меня? Что такого особенного ты сообщила ей обо мне?

— Ничего я ей не рассказывала. Я сказала, что у тебя на лице была косынка, поэтому я не могу узнать, кто меня защитил, — Ирочка уже чуть не плакала. — И что я могла ей рассказать о тебе? Ты сам говоришь, что я ничего не знаю о тебе. Ой, Коленька, прошу тебя, отойди от меня. Когда ты рядом со мной, тебе грозит большая опасность. Мы потом как-нибудь встретимся и поговорим. Это очень долго объяснять. Я потом тебе всё расскажу. Ты, только, не покидай меня. Хоть иногда будь рядом. Мне хватит, если я тебя увижу хоть издали. Но сейчас ничего нельзя сделать. Как-нибудь в другой раз.

— Тебе можно позвонить?

— К телефону первой подойдёт тётя, — покачала головой Ира. — Ты ни одного словечка не сможешь мне сказать.

— Так как же мне с тобой встретиться?

— Это невозможно, — чуть не застонала Ира. — Ты везде будешь натыкаться на тётю. А она не даст нам встретиться.

— Пойдём, — вдруг решительно сказал Коля и встал.

— Куда? — испуганно залепетала Ирочка.

— Пойдём, выйдем, поговорим.

— Но я не могу, — совсем затрепетала она. — Я же сказал: потом, как-нибудь в другой раз. Скоро должна тётя вернуться.

— Ну и что? — Коля взял Иру за руку и потянул, заставляя встать. — Придёт, сядет и посидит. Она, наверняка, устала от твоего постоянного присутствия. Ей, просто, необходимо отдохнуть от тебя. Ну пожалей ты свою любимую тётеньку.

— Но что я ей скажу, когда она спросит меня, где я была? — Ира, продолжая лепетать, покорно встала. Она готова была идти за ним куда угодно.

— Скажешь, что встретила Надежду.

— Какую Надежду? У меня нет никакой Надежды среди знакомых.

— Вот это зря. Обязательно заведи, — Коля отпустил её руку и шёл параллельно по своему ряду. — Ну, раз у тебя нет Надежды, скажешь, что встретила Веру.

— Ага, — засмеялась Ира. — А если тётя не поверит про Веру, надо будет сказать, что я встретила Любу.

— Я всегда знал, что моя жена будет большая умница, — Коля вышел из своего ряда и поджидал, когда Ира поравняется с ним.

— Коля, пожалуйста, прошу тебя, не гони так быстро, — услышав эту потрясающую фразу, Ирочка беспомощно улыбалась, ничего не видя перед собой. — Я не привыкла к таким темпам. Я не могу так быстро. Ты словно ураган ворвался в мою жизнь. Ты всё перевернул. Всё сдвинул и переставил. Я теперь не знаю, о чём мне думать и как мне жить.

— Ты не рада моему появлению?

— Ну что ты, нет, конечно, но дай мне хоть некоторое время, чтобы я хоть немного привыкла, — Ира взяла его под руку. — Я так счастлива, что даже и не знаю, как я буду жить без тебя.

— А ты совсем не живи без меня, — улыбался Коля, пытаясь Левой рукой завладеть её кистью. — Давай жить вместе.

— Я бы с удовольствием, — с затаённой радостью в глазах улыбалась Ирочка. — Но я не вижу, пока, никакой возможности для этого. И потом, я о тебе ничего не знаю. Может, ты авантюрист.

— К сожалению, ничем не могу ни подтвердить твоё предположения, ни опровергнуть. Я не уверен, что хорошо разбираюсь в этих самых, как ты говоришь, авантюристах. Но то, что я не очень-то спокойный, это точно. Но прошу понять меня: я теперь ни за что не отстану от тебя. Я буду преследовать тебя повсюду. Я изо всех сил буду стараться убедить тебя в том, что я хороший, что я самый лучший из всех, кого ты встречала в своей жизни, и кого можешь встретить в будущем. Но ты в любой момент легко можешь избавиться от моего назойливого присутствия. Стоит тебе только сказать мне: ты мне надоел. Или если я увижу, что кто-то другой завладел твоим вниманием и сердцем, и всё, я исчезну из твоей жизни безмолвной тенью в безлунную ночь. Не бойся, я не измучу тебя своей назойливостью.

Коля мягко освободился и сам взял её под руку. Он был рад, что она положила свою ручку ему на локтевой сгиб, но ему этого было мало. Он сам хотел держать в своих руках её ладошку, гладить тонкие и нежные пальчики, прикоснуться к локотку любимой. Он сам жаждал ещё раз ощутить атласность её кожи, с которой успел познакомиться ещё в поезде. И он ласкающим движением скользнул вдоль её предплечья и захватил пальчики в свои руки, и принялся гладить и ласково мять их.

К этому времени они уже покинули зал и быстро пересекали фойе. Ирочка, боясь встречи с тётей Катей, просто тащила его в такое место, где нормальных людей в антракте не встретишь. А выбора, собственно-то, и не было. Путь у них был только один — район раздевалки. Уж там-то тётю Катю никак сейчас не встретишь. Но Ирочку сильно смущало стремление Коли завладеть её руками и откровенное поглаживание пальчиков. Она не привыкла к таким открытым ласкам. Уж слишком это, считала она, бросалось в глаза встречным. Её казалось, что люди видят её счастье и сейчас закричат, как дети: "Жених и невеста! Тили-тили тесто!"

Предлагаю понять её пугливость и простить. Ведь она ещё ни разу в жизни не шла под руку с парнем, который так радостно сходит от тебя с ума. Не будем вспоминать о Генрихе, ибо он тут ну совершенно ни при чём. Ирочка ещё не знала, какое это огромное удовольствие — идти рядом с влюблённым в тебя мужчиной. Она чувствовала, что вся сияет от счастья, и, в то же время, боялась, что окружающие начнут посмеиваться над её состоянием. Ощущения Ирочки, испытываемые в этот момент ею, можно сравнить с ощущениями ребёнка, который вдруг, в первый раз пошёл сам, без чьёй-либо помощи. Или с теми ощущениями, когда ты впервые вдруг сам поехал на велосипеде. Или тогда, когда вдруг осмелился и бросил руль, и полетел, как птица над миром. Что там нирвана или какое-то просветление.

Наконец Ира, справившись с замиранием сердца в груди от первого, счастливого, головокружительного полёта, решилась немножко ограничить наслаждение, прекратив поглаживание Колей своих пальчиков. С этим намерением она отправила Колину ладонь себе под руку, прошу прощения за неточность, под мышку. О, если бы она знала, что она делала!

Коля не стал ни обижаться, ни огорчаться, ни, даже, расстраиваться. Ему некогда было размениваться на такие мелочи. Он тут же продолжил поиск удовольствия в новой позиции. Он рад был прикоснуться и к её пяточке. А уж умудриться не получить наслаждения тогда, когда твои пальцы зажаты у неё под мышкой? Да это же просто невозможно! Там ничего не надо делать, удовольствие само придёт к тебе. Сначала Коля обнаружил, что толщина её руки достигает таких угрожающих размеров, что его большой и средний пальцы, образуя кольцо, соприкасаются кончиками. Это показалось ему не просто забавным и милым, это очень тронуло его. Потом Коля выяснил, что поглаживание её руки в этой зоне приносит ничуть не меньше наслаждения, чем поглаживание кисти, так как под мышкой кожа теплее и намного нежнее. Это открытие заинтересовало его. Затем, исследуя этот весьма приятный фактор, он внезапно для себя обнаружил, что грудь у девушки начинается именно там, под рукой. И если очень исхитриться при поглаживании руки, то тыльной стороной пальцев можно ощущать и грудь. И он так увлёкся этим открытием, что Ирочке пришлось опять взять его ладонь в свои руки.

— Перестань, ты что делаешь? — зашипела она, изо всех своих силёнок сжимая его ладонь. — Это уж совсем слишком.

— Так как же мне увидеть тебя? — прошептал он, останавливаясь. Они уже миновали фойе и остановились в каком-то тупиковом закуточке под лестницей. — Ну посоветуй мне хоть что-нибудь.

— Не знаю я, — взволнованно вздохнула Ирочка, прислоняясь спиной к стене. Прохлада камня приятно остужала разгоряченные лопатки. — Тётя Катя постоянно находится со мной.

— А во время занятий? Она, что, и в аудитории сидит, когда ты занимаешься с профессором?

— Ну нет, что ты, — отрицательно качнула головой Ира, удивленно посмотрев на него: что это, мол, за грузчики теперь такие грамотные пошли? — Когда как. Иногда в фойе около вахтёрши поджидает. А если мы на машине приезжаем, может и в машине ждать меня. Но чаще всего прогуливается по магазинам. А ты что такое задумал? В консерваторию собираешься прийти?

— Пока не знаю, — пожал плечами Коля, торопливо и пристально рассматривая её лицо. — Там поглядим. Неужели ни один парень не пытался с тобой познакомиться?

— Перестань. Зачем ты об этом? — Ира как-то отчуждённо полуотвернулась от него и стала смотреть куда-то в сторону, в далекое и тёмное окно. — Не надо обо мне плохо думать.

— Прости. Я ничего плохого не думал. Просто, хотел обогатить свой жизненный опыт. Но ты всё время будь наготове. Я в любой момент могу появиться около тебя. Днём и ночью.

— И даже ночью? — засмеялась она.

— А что? Очень даже легко и просто. Я такой.

Коля подступил к ней вплотную и, склонившись, застыл в нерешительности, будто испугавшись собственного нахальства. Ира испуганно подняла на него глаза. Наконец-то Коля отважился и, подняв руки, положил их ей на плечи. Ирочка замерла. Наверное, надо было защищаться. Но как защищаться, если не хочется? И от чего защищаться? Он же ещё, почему-то, ничего не делает. И от кого защищаться? Может, от самой себя? От своего желания обнять его и прижаться к нему всем телом? А он наклоняется всё ниже и ниже. От прикосновения его рук, от его тёплого дыхания, от странного выражения его глаз у неё в голове всё закружилось. Она забыла обо всём: и зачем сама привела его сюда, и что хотела ему сказать. Где-то далеко в сознании лёгкой тенью мелькнула мысль о том, что, стремясь избежать встречи с тётей, она сама завела его в такое место, где он без помех мог поцеловать её. Она одновремённо и боялась, и страстно желала, чтобы он это сделал. Каждая клеточка её тела тянулась к нему. Хотелось полежать у него на груди, как тогда, в троллейбусе. И её руки сами поднялись, и кулачками упёрлись ему в грудь. Наверное, она вначале собиралась остановить его стремление поцеловать её. Но разве она виновата, что у неё ничего не получилось? Он всё притягивал и притягивал её к себе. И она, изнемогая в борьбе с собой, не выдержала, её кулачки разжались, ладошки распрямились и прижались к его груди, наслаждаясь теплотой его тела и движением крепких мышц. И она опустила голову, пряча выражение своих глаз, боясь, что он прочтёт в них её сильное желание его ласк, попытается сделать с ней то, что она так сильно хочет.

А Коля, то сжимая её плечики, то ласково поглаживая их, скользнул пальцами по шее, еле касаясь, провёл по волосам, потом, нежно взяв её голову в свои руки, приподнял лицо, наклонился и чуть тронул своими губами её губы, будто испрашивая разрешения поцеловать её.

Ира замерла. Весь мир исчез. Стало тихо, хорошо и сладко. Она не ответила на поцелуй. Ей было некогда. Тёплая волна новых, незнакомых ощущений обволокла её сладкой негой. Она не анализировала, не сравнивала, не отслеживала его действия, как программу соблазнения девушки, то есть, не делала всего того, чем обычно была занята раньше в подобной ситуации. Ей было просто хорошо, и этого пока было больше, чем достаточно. Она лишь хотела, чтобы этот поцелуй никогда не кончался. Вот только по всему телу разлилась какая-то странная горячая волна, и оно всё налилось тяжестью, и ноги стали вдруг почему-то ватными, и перестали держать. И захотелось прилечь. И она, слегка пугаясь того, что её ноги сейчас подогнутся в коленках, подняла свои руки, и сначала положила их Коле на плечи, а потом и вовсе обняла его, то ли повисая на нём, то ли привлекая к себе поближе, и, упираясь плечами в стену, изогнулась дугой, принимая тяжесть его тела на себя. И ротик сам собой приоткрылся, будто одновременно и приглашал отведать её сокровища, и, в то же время, жаждал прильнуть к источнику высочайшего, ни с чем не сравнимого наслаждения.

Да, времени у них было так мало, что надо было торопиться пользоваться даже не минутками, но секундами счастья. Коля с нежной страстью впился в раскрывшийся бутон, всасывая нежную, ароматную, сочную мякоть внутренней поверхности губ своей возлюбленной. Страсть разгоралась с каждой секундой. Его руки, зажатые в кольце рук Ирочки, отпустили её голову, опускаясь ниже, ласково тронули грудь, однако, уловив нервную дрожь, пробежавшую по её телу, испугавшись, скользнули ещё ниже, прошли под мышками и опять легли на плечи, но уже со стороны спины. Но долго там не задержались, а принялись гладить сначала лопатки, затем бока, и, наконец, талию. Но и на талии им почему-то не лежалось. Его мизинцы ощущали начало перехода талии в округлости ягодиц. И очень хотелось опуститься и потрогать их. Но было страшно. Поэтому руки его поднялись вверх и принялись гладить всю спинку. И это поглаживание становилось всё сильней и стремительней. И Коля уже не просто поглаживал спину, а мял, пощипывая и потискивая, то и дело приподнимая Ирочку и привлекая к себе. И она почувствовала его ногу у себя между бёдрами, и ощутила восстание, которое происходит у него в штанах. И закипела в её жилах кровь, и захотелось возмутиться, чтобы самой не натворить глупостей. А тут ещё Коля, придерживая снизу левой рукой её спинку, правую руку опустил совсем низко и начал гладить гораздо ниже. Нет, нет. Это было уж совсем ни к чему. Если ему спустить и эту вольность, то он может подумать о ней невесть что. И с какой это стати? Разве она его собственность?

— Да что же ты делаешь? — испуганно зашептала Ирочка, с лёгким смешком вырываясь из его объятий и отталкивая Колю от себя. — Кругом же люди. А вдруг сюда кто-нибудь спустится.

— Но я имею право на премию, — слегка задыхаясь, тоже тихо прошептал Коля, медленно выплывая из сладкого тумана. Он взял её руки в свои, чтобы она не слишком удалилась от него. — И потом, какие люди? Здесь нет никого. Иди ко мне. Ещё один...

— Какую ещё премию? — торопливо остановила она Колю, не сводя глаз с его шевелящихся губ. Но теперь она смотрела на них совсем иначе. Конечно, они ей и раньше очень нравились, но теперь её сердечко замирало, когда смотрела на эти губки.

— "Надо же, с виду вроде бы обыкновенные, немного толстоватенькие губки, особенно нижняя, — мысленно плыла Ирочка по волнам только что отшумевшей страсти. — А сколько сладкого огня в них. Так и сгореть недолго. А как хочется сгореть. Ах, как хочется, чтобы он ну хотя бы ещё разик поцеловал. И ему хочется целовать меня. Вон как он смотрит на мои губы. Прямо, упивается ими. Аж жарко становится. Ни за что бы не подумала, что целоваться — это так приятно. Надо же, сколько прожила на свете, и только сейчас узнала, что это такое прелестное занятие. Ой, да у него же губы в моей помаде".

Она тихо засмеялась.

— Как это, какую премию? — Коля сделал вид, что обиделся, — А наш договор с тобой? Я не вижу ничего смешного. Ты же сама обещала, что не оставишь меня без вознаграждения за оказанную услугу. Ну почему ты смеёшься надо мной?

— Ой, Коленька, извини, я смеюсь совсем не оттого, что ты думаешь. Просто, я выпачкала тебя своей губной помадой. У тебя губы красные, — Ирочка освободила одну руку и стала вытирать пальчиком его губы. — Вот над этим я и смеюсь. Никогда не думай, что я могу плохо о тебе что-то подумать. У тебя есть платочек? А то мой остался в сумочке, а сумочка у тети она взяла платок, который дал ей Коля, и принялась любовно приводить его рот в порядок. — Ну вот, теперь, кажется, всё в порядке, — с сожалением вздохнула она, отдавая ему платок.

— Да? — обрадовался Коля. — Теперь можно опять целоваться?

— Ну да, нашёл место, где целоваться, в фойе филармонии. Сейчас все сбегутся сюда смотреть на нас. Ещё милиция заберёт. Никогда раньше не встречала целующихся здесь. Мы, наверное, первые. Ты всегда целуешься в филармонии?

— Никогда не целовался в филармонии, — чуть напрягаясь, качнул головой Коля, чувствуя, что сейчас его будут испытывать.

— Да? А где ты раньше целовался?

— Ты уверена, что я раньше целовался? — Коля опустил свои руки, выпрямился и ожидающе смотрел ей в глаза.

— Конечно. Ты очень мастерски целуешься. Ну, так где ты раньше целовался? — она с любопытством смотрела на Колю. Её интересовал не столько сам ответ на вопрос, сколько его реакция: будет ли изворачиваться, как это всегда в таких случаях делал Генрих, или скажет честно.

— Тебе как рассказывать? — серьёзно и с признаками нарастающего отчуждения спросил Коля. — С указанием географических координат? С подробным описанием места действия?

— Ничего не надо, — вздохнула Ира. — Сколько их у тебя было?

— Одна.

— И долго вы с ней…целовались?

— Одну ночь.

— Всего одну ночь? — с явным облегчением удивилась Ира. — Надо же, какой способный! Всего за одну ночь научился так хорошо целоваться. И как её звали?

— Валя.

— Ну... и что с ней?

— Вышла замуж.

— Да? — вдруг обрадовано удивилась Ира и хотела ещё что-то спросить, но запнулась, помолчала. И тихо, почти утвердительно произнесла. — И ты после этого стал грузчиком?

Коля молчал.

— Да? — стояла на своём Ира.

— Да, — тихо произнёс Коля и склонил голову.

— А кем ты был до этого? — спросила Ира.

Она чувствовала, что ведёт себя очень опасно. Коля очень напряжён. Наверное, он любил её. Но что-то произошло. И Ирочка чувствовала, это что-то — очень страшное. Он очень не хочет вспоминать об этом, он может сорваться. Сейчас нельзя его спрашивать об этом. Когда-нибудь, потом, она обязательно узнает, почему девушка решила бросить такого замечательного парня и выйти замуж за другого. Может, он наркоман? Нет, не похоже. Да и наркоман, наверное, не сможет работать грузчиком. Нет, тут какая-то странная история. Молчит.

— Не скажешь?

Коля молча отрицательно покачал головой.

— Ну и ладно, и не говори. Только, не обижайся, если и я тебе не всё скажу. Ой! — вдруг вспомнила она. — Так у меня же помада, должно быть, на губах размазана. А моя помада в сумочке у тети. И что я ей скажу, когда она меня увидит с такими губами? Пойдём, — Ира потянула Колю за руку к зеркалу. — Дай мне, пожалуйста, ещё раз твой платочек. Сейчас попробую что-нибудь сделать. Вот ужас. Нет, не избежать мне допроса.

— Скажешь, что встретила Веру, а та угостила тебя яблоком, — попробовал посоветовать Коля. — Вот помада и размазалась.

— Ты очень нехороший человек, — засмеялась Ира. — Ты учишь меня обманывать мою родную тётю. Да и с яблоком ничего не выйдет. Тётя знает, что яблоки я предпочитаю только в салатах. У меня от них оскомина. Но я воспользуюсь твоей дельной мыслью, хоть она и учит меня обманывать. Я скажу, что встретила Любу, и она угостила меня сладкой грушей. Я не удержалась и попробовала. Это будет почти правдой. Вот, кажется, и всё. Ну как, пойдёт? — Ира весело повернулась к Николаю.

— Пойдёт, — вздохнул Коля, не зная, как теперь вести себя.

— Ничего ты не понимаешь, — засмеялась Ира, понимая его затруднения. — И верить тебе нельзя.

— Почему? — опять насторожился Коля.

— Но, ведь, ты смотришь мне в глаза, — продолжала смеяться Ира. — А смотреть надо на губы.

— Я на всю тебя смотрю во все глаза, — серьёзно произнёс Коля.

— Вот, вот, — продолжала веселиться Ира. — Ты смотришь во все глаза и ничего не видишь, а тётя моя один раз глянет и всё видит, до самого донышка. Её никак не проведёшь.

— И это ей доставляет удовольствие?

— Не знаю, — пожала плечами Ирочка. — Меня это сейчас мало интересует. Скоро закончится антракт, а я тебе ещё не сказала самого главного. Пойдём. Ты обязательно это должен знать.

Ира взяла Колю под руку и повела его на то место, где они только что были. Там она прислонила его к стене, а сама стала рядом. Все его попытки приблизиться и обнять её она решительно отбила. Единственное, что ему удалось сделать, так это завладеть одной её рукой.

— Слушай и постарайся не мешать мне, потому что времени осталось совсем немножко, — серьёзно произнесла она, глядя в противоположную стенку. — Я — Русанова. Ты что-нибудь слышал о Русановке и о Русановском озере?

— Слышал, — кивнул Коля, поворачиваясь к ней лицом.

— Когда-то они были нашим родовым владением. У меня есть младшая сестрёнка — Александра. Учится в школе. Есть старший брат — Володя. Закончил горно-технологический институт. Нам пришло извещение, что он пропал без вести на Кавказе, при взрыве бронетранспортера. Но я не верю. Хотя очевидцы утверждают, будто они своими глазами видели, как горящая машина перевернулась и полетела вниз, в пропасть, в бурную горную реку. При падении она несколько раз ударялась о камни, взорвалась и вся рассыпалась на части. Место падения было почти недоступное. А боевики вели прицельный обстрел, не давали головы поднять. Только через неделю смогли обследовать место падения. Но тело Володи не нашли. Сказали, что его могло выбросить при падении через пролом в корпусе, и потом река унесла его. А для меня Володенька живой. Мама умерла почти год тому назад. Папа взял громадный кредит под земельный залог. На эти деньги он купил базу отдыха в Русановке, вместе с землёй. Это наше бывшее имение. Папа с мамой мечтали вернуть нам право на владение нашим старым родовым поместьем. Поначалу всё шло хорошо. А потом будто что-то поломалось. Первым пришло извещение о гибели Володи. Потом заболела мама. И вроде бы ничего страшного. Ну, немножко простудилась. На работе холодина. Стала подкашливать. Но на работу продолжала ходить. Кашель усилился, стал грудным. Пошла на приём к врачу. Диагноз — ангина. На работу ходить нельзя, источник инфекции. Надо отлежаться, отдохнуть, просто выспаться. Попросила прописать ей постельный режим на дому. Нельзя. Каждый больничный лист на строгом учёте. Проверяют. И вообще, много вас желающих дома лечиться, а зачем же, тогда, мы, врачи, которые. В общем, надо было "в лапу" дать. А мама стесняется, никогда этого не делала. В итоге, легла мама в больницу с лёгким кашлем, а из больницы нам выдали тело мамы, чтобы мы положили его в гроб, — Ира замолчала, чтобы проглотить слёзы. — Потом у папы начались непонятные вещи твориться на работе. И вроде бы начиналось всё хорошо. База отдыха стала пользоваться доброй славой, и не только в нашем городе. Папа наладил круглогодичный режим работы. Люди начали приезжать из города отдохнуть на выходные. Питание хорошее, корпуса тёплые, природа красивая. Уезжая, люди говорили: "У вас воздух тут какой-то необыкновенный. Вдохнёшь раз-другой, и как будто заново на свет народился". В общем, людям очень понравилось. Опять начались паломничество женщин к Бабьему источнику. Ты про него слышал что-нибудь?

— Нет. Но обязательно узнаю всё, и очень подробно.

— Я тебе как-нибудь потом расскажу. Так вот, всё у папы начиналось хорошо. Да, профилакторий! Ты знаешь, что это такое?

— Немножко в курсе. Сам никогда не был. Слышал.

— Заключил папа несколько договоров с руководителями крупных предприятий о том, что их работники после рабочей смены могут приехать на базу отдыха, чтобы отдохнуть, подлечиться, да просто поправить здоровье. Нашёл хороших медработников. Начал закупать оборудование для физиотерапевтических кабинетов. Массаж, бани, бассейн, вечера отдыха. Всё шло замечательно. И вдруг как-то всё перевернулось. Все руководители предприятий и оптовых баз отвернулись. Условия договоров перестали соблюдаться. Попробовал папа добиваться через суд, но, конечно, ничего не получилось. Иски или не принимались к производству, или по ним выносились такие странные, мягко говоря, решения, что папа не рад был начатой затее, В общем, всё пошло кувырком. И вот, сейчас папа стоит перед громадной, неразрешимой проблемой: приближается время погашения ипотеки, а все деньги пошли на реконструкцию и приобретение оборудования. Поток желающих отдохнуть без видимых причин иссяк. И если папе не удастся рассчитаться с задолженностью, то мы потеряем базу отдыха.

— Ну, не такое это простое дело, — Коля попробовал успокоить разволновавшуюся Иру.

— Не знаю, ни разу не пробовала участвовать в такой акции. И не имею желания. Но ведь для меня самое страшное совсем не в этом. То, что у нас отберут наше родовое поместье, меня не очень сильно волнует. Жили без него, проживём и дальше. Дело совсем не в базе отдыха, не в имении нашем. Дело в том, что здоровье у папы уже на пределе. Он после смерти мамы перенес инфаркт на ногах. Не захотел ложиться в больницу. Сказал, что без него база отдыха заглохнет. Ему не на кого там положиться. Там все чужие. Он один. И если ему не удастся выполнить мечту мамы, то есть, сохранить для нас базу отдыха, он не выдержит. Я боюсь за него. Если бы Володя был жив, он бы обязательно нашёл выход из этого трудного положения. Он достал бы деньги. Там, за озером, в горах у нас кое-что спрятано. Надёжно спрятано, глубоко. И папа один не сможет до этого места добраться. Если бы Володенька был жив, — тихо заплакала Ира. Она изо всех сил прижалась к стене, вытянувшись стрункой. — Не знаю, зачем я это всё тебе говорю. Может быть, тебе это и не интересно. Но мне показалось, — она замялась. — Дай мне, пожалуйста, ещё раз твой платочек. — Ира вытерла глаза, аккуратненько вытерла носик и отдала Коле. — Со мной тебе столько неприятностей прибавилось. Их у тебя, и без моих, наверное, предостаточно. А тут ещё эта милиция со своей странной заботливостью. Если тётя увидит тебя и узнает, что это ты защитил меня от грабителей, она может рассказать о тебе полковнику. Не со зла, так просто, для общения с ним. Он ей очень понравился. Вряд ли нам с тобой удастся встречаться. Ты хороший, но я на всё пойду, чтобы спасти папу. Поэтому, если я буду отказываться от встречи с тобой, не сердись на меня. Я не о себе думаю.

— Когда истекает срок ипотеки? — спросил Коля.

— Будущим летом. А что?

— Времени ещё достаточно. Нет причин для отчаяния. За это время многое можно изменить.

— Ничего уже нельзя изменить, — горестно покачала головой Ира и прижала руку ко рту, чтобы опять не расплакаться. — Папа уже всё перепробовал. Это не просто какое-то невезение. Здесь лежит что-то пострашней, а что, папа не поймёт.

— А если попробовать взять кредит?

— Папа пробовал, — вздохнула Ира. — Ничего не получается. Какая-то глухая стена. Такое впечатление, что они все заодно. Папа боится, что это кем-то организованная акция. А это страшнее, чем просто невезение. Кто-то очень сильный стоит за всем этим, и ему нужна Русановка. А папа не хочет отдавать им её. Но почему ты меня не спрашиваешь о самом главном?

— О чём? — спросил Коля, думая о том, что вот, ещё не побывав на базе отдыха, он уже узнал, в каком положении находится её хозяин. Для выполнения задания осталось совсем немножко — стать необходимым человеком, завоевать доверие и заключить договор на долгосрочную аренду. А это, кроме всего прочего, поможет ему, Николаю, получить благословение у будущего тестя. Останется только наладить отношения с тётей Иры. Но с ней, похоже, придётся немало повозиться. Чем он может похвастаться и что он может предложить для возбуждения интереса к своей персоне? Машины нет, квартиры нет, дачи тоже нет. Да ничего у него нет. Что же он имеет, что может положить на чашу весов, чтобы перевесить их в свою сторону? Своё лауреатство? И всё? Но это хлипкое преимущество перед другими он хотел бы попридержать на самый крайний случай, как главный козырь. Ну ладно, это, так сказать, на будущее. Но вот сейчас есть что-то такое, чего он не должен упустить. Это разговор налетчиков о том, что Генрих — это, всего навсего, подставная фигура какого-то хозяина. Жаль, забыл его фамилию.

— Ты почему-то не спрашиваешь, у кого мой папа взял деньги. Ты, что, знаешь его имя?

— Думаю, что знаю, — пожал плечами Коля.

— Знаешь? — Ирочка с испуганным изумлением повернулась к нему. — Ты знаешь имя нашего кредитора? Не может этого быть! Откуда? Ты же говоришь, что ты грузчик. Откуда грузчику знать финансовые тайны нашей семьи? Это нотариальная тайна! Об этом в Новопольске знают только несколько человек. И эти несколько человек ждут рокового часа, чтобы растерзать моего папочку. Нет, не верю я, что ты знаешь его имя! Скажи! Кто?

— Ну, вы с папой, наверное, считаете, что деньги вам дал Генрих.

— Откуда? — чуть ли не застонала Ира. — Откуда тебе известно это? И как же ты, после этого, должен плохо думать обо мне, — Ирочка в испуге закрыла лицо руками. — Кто ты такой? Ты шпион! Ты их человек! И наша встреча на морвокзале была не случайной. Это они послали тебя следить за моим папочкой, чтобы он не ускользнул из их паучьих сетей. Как ты мог?

— Ира! Не надо! — тихо возмутился Коля. — И Константин Михайлович, и ты думаете, что эти деньги — Генриха. Но это не так. Эти деньги Генриху дал совсем другой человек. Я не помню сейчас его фамилию, но я вспомню, обязательно вспомню. Она какая-то очень странная. Я её обязательно вспомню.

Коля хотел сказать Ире, что он знает, как найти того человека, который хочет схватить Константин Михайловича за горло. А знать врага в лицо, это уже не мало. Тем более, что есть люди, которые хотят и могут помочь её папе.

Но похоже было на то, что Ирочка уже не слышала его. Она, кажется, нашла объяснение тому невероятному числу случайных совпадений, которые обрушились на неё в последние дни, от которых голова её пошла кругом, и она наделала столько ошибок. И теперь только это объяснение руководило ею.

— Константин Михайлович!? — ахнула она. — Ты знаешь, как звать моего папу? И ты говоришь, что ты грузчик? Да ты всё знал уже тогда, на лестнице, ведущей к солнечным часам, когда предложил мне помочь нести вещи. Грузчик! Да ты хуже Генриха! Тот схватил меня только за горло. А ты захватил моё сердце! Зачем ты это сделал, Коленька?

— Опомнись! Что ты несёшь? — Коля попытался завладеть её рукой, но она сильно оттолкнула его руки от себя и изо всех сил вжалась в стенку. И он не стал настаивать, повернулся к ней, опёрся левой рукой о стенку, нависая над ней, и стал горячо шептать, размахивая правой рукой.

— Да, я раньше уже видел тебя, но ничего не знал о тебе. Я не виноват, что информация о Русановых сама стекается ко мне со всех сторон. Мне только остаётся её анализировать и делать выводы. Но то, что ты пытаешься повесить на меня, это, просто, абсурдно. Даю слово, что тогда, при нашей встрече на морвокзале, я почти ничего не знал о тебе. Я знал только одно: мы с тобой уже никогда не расстанемся. Я в этом и сейчас уверен. Ну почему ты не веришь мне?

— Я хочу поверить, но не могу, — покачала головой Ира.

— Но почему? — возмутился Коля.

— Я всё время задаю себе вопрос, — грустно проговорила Ирочка. Она слегка расслабилась, но всё ещё продолжала искать опору у стенки. Теперь она рассеянно, но уже довольно осмысленно что-то рассматривала на потолке. — Почему так много случайных совпадений в истории нашей встречи? Ты так странно подошёл ко мне у лестницы, чтобы помочь нести вещи, а потом, ни о чём не расспрашивая, поехал со мной на троллейбусе. А я, как малолетняя деревенская простушка, устроилась на твоей груди. Я думала, что мы вот-вот расстанемся. А ты уже всё знал наперед. Всё очень точно рассчитал. Не надо. Ничего не говори. Ты спросил, вот я тебе и отвечаю. И ничего не надо мне говорить. Теперь я сама всё прекрасно понимаю. Не покупая билета, ты садишься со мной в поезд, в тот же вагон, в то же купе. Не знаю я, как ты это сделал. И знать не хочу. Наверное, у таких как ты, есть какие-то особые документы. В вагоне ты вёл себя как самый настоящий опытный обольститель. И я попалась. Как дурочка. Тебе очень многое удалось. А с грабителями тебе так повезло, что я начинаю думать: а не подстроено ли это ограбление специально? И с туфельками ты ловко провернул дело.

— Чушь собачья, — застонал Коля, от возмущения подняв голову и готовый завыть голодным волком. — Ты насмотрелась дурацких американских фильмов. Я не понимаю, в чём ты обвиняешь меня? Ты нагородила сорок бочек арестантов, и каждый из них не в своём уме. Ну скажи мне на милость, ну ради чего стоило городить весь этот огород? В чём смысл всей этой чехарды? Какова её конечная цель? Неужели только лишь для того, чтобы завладеть Русановкой? Да неужто это такое громадное сокровище, чтобы стоило разыгрывать весь этот спектакль, который ты так живописно разрисовала в своём воображении?

— Не надо делать вид, что ты ничего не знаешь, — с вызывающе недружелюбным равнодушием глянула на него Ирочка. — Хватит притворяться. Надоело уже.

— Чего я не знаю? — удивился Коля.

— А всего, — голос Ирины был колючим и пустым, как выжженная солнцем степь. Она опять смотрела прямо перед собой. — Хотя, ты можешь и не знать. Тебе, как простому, рядовому шпиону...

— Ирочка, ну перестань, прошу тебя, — Коля чуть не завыл. — Ну, это же нелепо.

— Да, ты мой шпион, — с горечью повторила Ира. — В моём собственном сердце. Тебе, конечно, могли и не сообщить. Ну, так слушай. Я тебе расскажу. Для расширения твоего жизненного кругозора. Может пригодиться когда-нибудь. Так вот, Русановка, сама по себе, имеет большое значение только для нас, Русановых. Она — наш корень. Для вас же значение Русановки заключается в том, что она — ключ к озеру, а озеро — прекрасный транспортный путь к тем горным отрогам, с которых оно начинается. А иначе к нашим старым горным разработкам и не пробраться. Дорог к ним нет и проложить невозможно. Только по озеру.

— Ты имеешь в виду старые шахты по добыче серебра?

— Вот видишь, грузчик ты мой разлюбезный, — горестно покачала головой Ирочка. — Тебе и это известно. Какие грамотные нынче грузчики пошли. Я иногда думаю: да пропади пропадом они, все эти шахты, семейные драгоценности, имения и владения, сколько они горя принесли в наш дом, сколько слёз и переживаний! Да не стоят они даже одной слезинки мамочки! — Ирочка опять умолкла и, полуотвернувшись от Коли, опустила голову.

И только сейчас понял Коля, как ей тяжело, как она чуть ли не до слёз, до крика нуждается в поддержке. И скрипка для неё, и все эти конкурсы, это всего лишь средство спрятаться от одиночества сердца своего. И ему очень захотелось просто обнять её, приласкать, утешить, сказать, что не даст её никому в обиду, насмерть станет на защиту. Нет, только не сейчас. Сейчас она его заботливость о ней может расценить как ещё одну попытку завладеть её семейными секретами. А тут ещё эти фамильные сокровища примешались. Вот уж совсем некстати.

— Да, конечно, серебра там ещё много осталось, — Ирочка немного успокоилась, выпрямилась, но не повернулась к Николаю, а опять стала смотреть в противоположную стенку, будто она там что-то видела. — Но дело не только в серебре. Даже не столько в серебре, сколько в тех сопутствующих металлах, которые раньше считались примесями. Там, в наших горах много чего есть. И вольфрам, и титан. Там, если хорошо покопаться, можно отыскать всю таблицу Менделеева. Там есть такие места, где и грибы собирать нельзя из-за высокой радиоактивности. И ко всем этим стратегическим сокровищам существует только один более или менее доступный путь — через нашу Русановку и наше озеро. Вот что влечёт твоих хозяев в наши горы, — с грустью закончила Ира и умолкла.

— Даа, — задумчиво произнёс Коля после некоторого размышления. — Вот этого я, действительно, не знал. Это надо очень тщательно продумать.

— Это, как-нибудь, уже без меня, — тряхнула головой Ирочка, отгоняя жалость к самой себе, подступившую к горлу. Страшно, очень страшно было расставаться с мечтой о счастье. — Мне уже давно пора идти. Тётя, наверное, беспокоится.

-"Вот теперь у меня есть объяснение, которое я могу предъявить тёте Кате, оправдывая и мои заплаканные глаза, и испорченную краску на губах подумала она. — Скажу, что вдруг, ни с того, ни с сего, вспомнила о Володеньке, и разрюмсалась. Это будет почти настоящей правдой".

— Да, наверное,— рассеянно согласился Коля. Ему не давала покоя мысль: знал ли о запасах стратегического сырья в горах Игорь? И даже если знал, и даже если не связывал эти самые запасы с утешительной акцией, не являются ли они с ним, просто, пешками в какой-нибудь очень крупной игре?

— Ну, тогда, я пошла, — будто чего-то ожидая, произнесла Ира. — Меня уже давно ждут.

— Да, конечно, — опять рассеянно согласился Коля.

Ира постояла ещё несколько секунд. Коля продолжал молчать, размышляя о новых проблемах, которые могут помешать осуществлению его счастья. А Ирочка никак не могла заставить себя вот так, просто, взять и уйти, и остаться опять одной. Наконец, она, проглотив комок в горле, изо всех сил стараясь не проронить слезу, оттолкнулась от стены и пошла к лестнице. Ей ужасно хотелось остановиться, обернуться, чтобы, может быть, в последний раз посмотреть на этого странного парня, который ворвался в её жизнь, зажёг в ней огонь, о существовании которого она и не подозревала.

Она не успела остановиться. Её остановил Коля.

— Ира! — негромко окликнул он её. — Подожди ещё секунду. Послушай меня. Всё, что ты тут обо мне наговорила — неправда. Я, пока, ничем не могу опровергнуть твоё дикое обвинение, но обещаю тебе, я это обязательно сделаю. Умру, но сделаю. Постоянно помни: я всё время буду где-то рядом, около тебя. Клянусь тебе, тогда, на морвокзале, я не знал, что ты — Русанова. Хотя о самой Русановке и базе отдыха я уже кое-что знал. Это факт. Но я очень хотел познакомиться с тобой. Это тоже факт. Ты ехала туда, куда и мне надо было ехать. Вот я и молчал. Боялся словом испортить твоё впечатление обо мне, боялся показаться тебе идиотом. Я говорил себе: ещё немножко, и я спрошу у неё адрес. Но так и не решился. Наверное, я трус. На железнодорожном вокзале, когда взял твой билет и увидел, что мы будем ехать в одном вагоне, даже, наверное, в одном купе, подумал: нас вместе свёл Бог. И поверил, что всё у нас с тобой будет хорошо. В этом я и сейчас уверен. Но я хочу сказать тебе о другом. Может быть, я и был пешкой в чьей-то игре. Не знаю. Ни в чём я сейчас не уверен. Мне надо время, чтобы во всём этом разобраться. Но клянусь тебе — я на твоей стороне. Времени у нас с тобой ещё достаточно. Не надо спешить. Верь и надейся. Я скорее умру, чем сделаю тебе или твоему папе хоть крошечку вреда. Я не бог. Я, пока, только учусь на него. Я буду стараться изо всех сил, чтобы решить дело в пользу Константин Михайловича.

— Никак не пойму, ну откуда тебе известно имя моего папы, — почти жалобно вздохнула Ирочка. — Я не могу так.

— Ой, Ирочка, — тихо засмеялся Коля. — Причина ну до того приятная и хорошая, что ты будешь просто в восторге, когда узнаешь её. Ну прошу тебя, поверь мне.

— А почему нельзя сейчас узнать её? — чуть капризно и упрашивающе вздёрнула губки Ирочка.

— Ну, это неинтересно, — продолжал тихо смеяться Коля, потихоньку приближаясь к ней. — Когда ты узнаешь всё обо мне, я перестану интересовать тебя.

Ирочка хотела что-то сказать, но Коля перебил её.

— И для углубления твоего интереса ко мне я готов тебе сообщить ещё что-то.

— Что-то еще? — удивилась Ирочка и, насторожённо распахнув глаза, уставилась на него.

— Ага.

— Ну что ещё?

— Мы с тобой уже давно знакомы.

— Давно знакомы? — не поверила она.

— Ага.

— Как давно? Когда?

— А иди сюда. Я тебе сейчас всё расскажу, — Коля двинулся к ней.

— Ага, как же, знаю я тебя. Меня тётя, наверное, ищет. Так я тебе и поверила, — Ирочка чуть ли не бегом кинулась к лестнице и через несколько шагов оказалась над ним. — Говори, я тебя слушаю. Расскажи мне твою сказочку.

— А какую ты хочешь услышать сказочку?

— У тебя, что, много их?

— Ну, несколько штук найдётся.

— И все для меня?

— И все для тебя.

— Ну, говори побыстрее. Я слушаю.

— А какую ты хочешь услышать? Про нашу первую встречу? Нет, нет, не на морвокзале, а раньше. Или про то, как спасти базу отдыха, а значит, и утешить сердце твоего папы?

— А что, и то, и другое сразу нельзя?

— Так, ведь, не успею.

— Ой, не знаю, — чуть не застонала она. — Ну, мне же надо идти. Меня же тётя скоро искать кинется. Ты — изверг. Говори вторую.

— Есть способ сохранить вам базу отдыха хоть завтра.

— Ха, так я тебе и поверила. Расскажи: как?

— Иди ко мне.

— Вот для чего ты придумываешь свои сказочки для меня! — зашептала она, перегибаясь через перила лестницы. — Тебе хочется поймать меня.

— Признаюсь: да. Именно так всё и есть: я хочу поймать тебя, и ни в коем случае не отпускать, — Коля тоже перешёл на шепот и потихоньку, шаг за шагом, начал продвигаться к началу лестницы. — Я хочу целовать тебя, ласкать тебя. Иди сюда.

— Ну не могу, Коленька, — смеялась Ирочка, ступенька за ступенькой поднимаясь по лестнице. — Расскажи: как?

— Это очень долгий разговор, — он остановился, видя, что она не собирается подпускать его близко к себе.

— Тогда сделай это.

— Сейчас нельзя.

— Почему?

— Те люди, которые хотят отнять вашу базу отдыха, сейчас уверены, что она, база отдыха, скоро сама прибудет к ним на блюдечке с голубой каёмочкой. Поэтому они сейчас ничего не делают, ждут своего часа. Если же они узнают, что база отдыха уплывает из их рук, то начнут предпринимать новые шаги, которые сейчас очень трудно предугадать. А судя по тому, что ты мне рассказала, их методы по жестокости не знают предела. Нет, пусть до окончания срока погашения ипотеки всё остаётся так, как есть. В этом гарантия безопасности твоего папы.

— Ты кем сейчас работаешь? — с удивлением покачала головой Ира. — Кто ты такой?

— Сейчас я, пока, безработный.

— А кем ты работал?

— Грузчиком.

— И ты хочешь, чтобы я верила тебе? Да?

— Да, ты должна верить мне, если хочешь, чтобы всё закончилось благополучно. Я понимаю, это очень непросто. Но второго пути нет. Ну, очень прошу тебя, ничего окончательно не решай с Генрихом. Бойся его, но не выходи за него замуж. Ну, хотя бы до тех пор, пока не решится дело с ипотекой.

— Ну, об этом меня и просить не надо. Я сама это уже давно решила для себя. Если бы не база отдыха, я бы уже висела у тебя на шее, хочешь ты этого или нет. Я бы тебя заставила полюбить меня. Всё, Коленька, не надо, не подходи ко мне. Мне пора уже даже не идти, а бежать. Спасибо тебе за всё. Ты меня так загрузил своей информацией и загадками, что я не знаю, буду ли я спать спокойно. Ну, пока, буду ждать встречи.

Она ушла, а он стоял и смотрел снизу вверх, как она исчезает. Вернулся Коля в зал уже после начала второго отделения. Он продолжал любоваться её профилем, а она, грустно улыбаясь, изредка поглядывала в его сторону. После концерта он, не желая лишать себя удовольствия видеть её, ехал в одном автобусе с ними. Ирочка, увидев, что он садится в один автобус с ними, в душе своей похвалила себя за то, что не послушала тётю и настояла на поездке не на такси, а в автобусе. На остановке, выйдя из автобуса, Коля сделал несколько шагов по ходу движения автобуса, а потом, когда они свернули за угол, пошёл вслед за ними. Проследив уже со знакомого места на противоположной стороне улицы, как они скрылись в доме, он отправился к родителям Игоря.

В воскресение, поздно вечером он опять пошёл к дому Русановых. Пошёл просто так, не надеясь увидеть Иру. Завтра утром ему предстояло ехать в Русановку. Он не знал, что там его ждёт. Но надо будет идти к Константин Михайловичу, чтобы тот принял его на работу. И вот, когда Коля проходил, прогуливаясь, мимо ворот Русановых, Екатерина Михайловна вышла закрывать калитку на ночь. Темнота, наверное, придала ему смелости, потому что он, совершенно неожиданно для самого себя, вдруг обратился к ней.

— Екатерина Михайловна, простите меня, пожалуйста, можно попросить вас позвать Иру на несколько слов? — произнёс он, остановившись перед калиткой.

— Иру? — удивилась она, тщетно пытаясь разглядеть в темноте нахала. — А зачем она вам?

— Поговорить хочется, — стараясь сохранять полнейшую доброжелательность, спокойно произнёс Коля.

— Ах, поговорить захотелось? — с саркастической усмешкой переспросила Екатерина Михайловна, продолжая сердиться на то, что нет никакой возможности разглядеть ещё одного поклонника племянницы. — А почему бы вам не прийти в светлое время суток? Или вы очень заняты важными делами?

— А разве это имеет большое значение?

— Ах, так вы ещё и в значениях разбираетесь? — продолжала иронизировать Екатерина Михайловна. И вдруг ей в голову пришла одна мысль. И она тут же дала ей выход. — А это, случайно,

не вы приносили туфельки.

— Какие туфельки? Ваши? — встретив такое пренебрежение, Коля решил платить той же монетой.

— Ну что ж, не знаете, так не знаете, — не стала углублять свою мысль Екатерина Михайловна. — А позвольте узнать, зачем вам Ира? Может быть, она понравилась вам?

— Да, — кивнул Коля. — Очень.

— Так вы, может быть, мечтаете даже целоваться с ней? Или уже целовались? — она вполне откровенно развлекалась.

— Мечтаю.

— Какая трогательная откровенность! — от возмущения Екатерина Михайловна взмахнула руками. — Так вы уже целовались с ней?

— А вам не кажется, что ваше любопытство превышает пределы разумной скромности?

— Какая неслыханная наглость! — зашлась прерывистым дыханием от возмущения Екатерина Михайловна. — Просто возмутительная наглость! И уж не мечтаете ли вы жениться на ней?

— Я это обязательно сделаю, спасибо вам за хорошую идею, — Коля изо всех сил постарался не только изобразить улыбку на лице, но, главным образом, передать её голосом.

— У вас уже есть пяти-комнатная квартира со всеми удобствами? — с нескрываемым сарказмом спросила Екатерина Михайловна. — Или отдельный дом на два-три уровня?

— Нет, у меня, пока, никакого жилья нет, — Коля пожал плечами. — Я, пока, бездомный, можно сказать. Врать не привык.

— А может у вас есть двухэтажная дача за городом, с гаражом, с подогревным бассейном, с пятьюдесятью сотками земли?

— Нет.

— А может быть у вас есть несколько машин элитных моделей?

— Тоже нет

— Ну, так имейте в виду, что у Ирины Константиновны уже есть жених, который всё это имеет, — подытожила допрос Екатерина Михайловна, даже с некоторой ноткой сочувствия в голосе. — И то, она в некотором раздумье: выходить за него замуж или подождать другого. А если вам очень сильно хочется расстроить их уже давно назначенную свадьбу, то постарайтесь положить к её ногам в несколько раз больше вышеперечисленного. Вот тогда и посмотрим, стоит ли на вас обращать внимание. А то ходят тут всякие, мечтаниями своими похваляются. А вы не мечтайте. Вы поработайте. Заработайте побольше денег, чтобы своей будущей жене обеспечить не бедное существование. Вот тогда можно будет и помечтать о чём-то. Прощайте. И не смешите людей своими пустыми, бредовыми романтическими фантазиями. Времена нищих рыцарей уже давно миновали. Они вымерли за ненадобностью, как динозавры. Их отправили на переплавку, чтобы получить из них новые, более прогрессивные модели. Да, но ведь вы всё-таки пришли к ней с чем-то? Что вы ей можете предложить вместо этого примитивного набора необходимых для нормальной жизни средств существования? Что хорошего есть у вас?

— Я её утешитель, — спокойно ответил Коля. — Я сниму с её сердца боль. Я наполню её сердце Верой, Надеждой и Любовью.

— Слышали мы эти бредни обнищавших рыцарей, слышали, — невнятно пробормотала Екатерина Михайловна, окончательно закрывая калитку. — Но вам не повезло, мы не нуждаемся в ваших услугах. Поищите простодушных дурочек в другом месте. Здесь вам ничего не светит. И не вздумайте опять приходить

— Я абсолютно уверен в ошибочности вашего высказывания, Екатерина Михайловна, — в некотором отчаянии произнёс в закрытую калитку Коля. — Так можно сильно ошибиться и нанести непоправимый вред близкому человеку.

— Ах, как глубокомысленно! Ах, сколько мудрости в ваших словах! — послышалось с той стороны забора. Калитка опять открылась. — А позвольте полюбопытствовать: чем вы занимаетесь? Кем вы работаете?

— Грузчиком и мусорщиком, — Коля понял, что все мосты между тётей Ирочки и ним сожжены, поэтому рубил наотмашь.

— Ой, как трогательно! Ой, как интересно! Вот бы никогда не подумала, что утешение к нам явится из мусорного бака. Идите, молодой человек, и не тревожьте своими бреднями честных людей. А мы своё утешение найдём без вас, в другом месте.

— Я не только не уверен в вашей правоте, — уже окончательно успокоившись, произнёс Коля. — Но и убеждён в обратном. А лично вам, Екатерина Михайловна, пора бы и одуматься.

— Это в чём же я должна одуматься? — удивилась тётушка.

— Вам прекрасно удалось изуродовать собственную жизнь, поэтому вы остались без мужа и детей. А теперь вы пытаетесь пустить по своим стопам Ирину. Не пора ли опомниться?

— Пшёл вон, паршивец! Убирайся прочь, вшивое ничтожество! Чтоб духу твоего здесь никогда не было, — зашипела Екатерина Михайловна, с ожесточением запирая калитку.

РУСАНОВКА

В Русановку на следующее утро Коля выехал первым же автобусом, чтобы застать Константин Михайловича на планёрке, до того, как он уедет по своим неотложным делам. И правильно сделал. На прошлой неделе в прачечной базы отдыха вышла из строя стиральная машина. Барабан машины крутился только в одну сторону, поэтому бельё не только плохо отстирывалось, но и умудрялось закручиваться в такие крепкие жгуты, которые легче было разрубить, чем распутать. Прачки помучились, помучились, забыли, что Константин Михайлович запретил им прибегать к помощи забулдыги электрика без особого на то разрешения, взяли да и позвали, Гришуню. Он как раз только что проспался и вышел из своей "лабурни" посмотреть, что можно ещё стянуть и продать, чтобы на опохмелку что-то в кармане появилось. И опять получилось как всегда. Электрик не только не смог разобраться в простейшем устройстве реверсного запуска двигатели, но и умудрился спалить мотор на холостом ходу. Теперь хозяину надо было срочно ехать в город, чтобы сдать сгоревший мотор на перемотку, купить новый и вызывать хорошего электрика для устранения неполадки. А это опять расходы и расходы. Так стоит ли удивляться, что принял он Колю не очень-то и радушно.

— Я слушаю вас, молодой человек, — обратился Константин Михайлович к Николаю, отдавая секретарше подписанные платежные ведомости, чтобы она отнесла их в бухгалтерию.

— Я хотел бы поступить к вам на работу, — Коля старался не слишком пристально рассматривать родителя Ирочки, чтобы раньше времени не навредить самому себе. Правда, и при беглом взгляде можно было уловить сходство. В молодости, наверное, это был весьма привлекательный мужчина. Но годы взяли своё: изменился цвет лица, появились на лице глубокие морщины, некогда русые волосы сильно поседели, плечи обвисли, в глазах залегла глубокая печаль, если не сказать — тоска.

— Да? — удивился Константин Михайлович. — Обычно, в это время к нам в поисках работы не обращаются. Осень. Не сезон. Своих рабочих девать некуда. Приезжайте весной. Тогда работа будет. Весной, а особенно летом, к нам многие приезжают одновременно и поработать, и отдохнуть. Лишь бы комнатку им дали.

— Я согласен на любую работу, — упавшим голосом произнёс Коля, ощущая неприятный холодок между лопатками от намечающегося провала задуманной операции.

— На любую, — устало повторил его слова Константин Михайлович. — Да какую же такую любую работу я вам найду? У меня все работы конкретные. Электриком можете работать?

— Если надо, то смогу, — Коля, словно утопающий, цеплялся за любую возможность. Хорошо ещё, что не выгоняют.

— Да дело вовсе не в надо или не надо, — с тяжёлым вздохом терпеливо объяснял Константин Михайлович. — У меня работает самый отвратительный электриков из всех электриков на белом свете. Будь моя воля, я бы выгнал его хоть сейчас, но без электрика в штате меня тут же закроют. Вот и приходится терпеть это ничтожество, которое наглеет не по дням, а по часам. Поэтому я спрашиваю вас: имеете ли вы удостоверение на право работать электриком или у вас нет такого документа?

— Удостоверение? — упавшим голосом переспросил Коля. Но тут же воспрянул духом, вспомнив о Боре, который всё может. — Сейчас я, пока, не имею такого документа, но если надо, он у меня будет. Я могу исполнять обязанности электрика, а документ я потом оформлю, — Коля врал напропалую.

— Вы когда-нибудь работали электриком? — Константин Михайлович уже смотрел на Николая с некоторым сочувствием. Его, наверное, интересовал вопрос: не из особого ли учреждения сбежал его собеседник?

— Никогда, — опять сник Коля. — У меня нет в трудовой книжке такой записи. Но я смогу работать электриком.

— Странно, — Константин Михайлович пожевал губами. — Хорошо ещё, что не врёте. Я давно не встречал этого вымершего явления. Даже, как-то, интересно. Вы кем работали до этого?

— Грузчиком.

— Грузчик? А что, это интересно, — Константин Михайлович задумался. — Неплохо, неплохо. Наверное, со здоровьем проблемы? — и тут же продолжил, не дожидаясь ответа на поставленный вопрос. — Моего экспедитора сможете сопровождать при поездках за продуктами? Он у меня в последнее время тоже стал что-то часто похварывать, ослабел, грузить-разгружать, сволочь, отказывается. Хоть самому езди за продуктами. Ничего особенного в этой работе нет. Ну, там, мясо погрузить, картошку, мешки с крупой и мукой. Сможете?

— Знакомая работа, — обрадовался Коля.

— Но предупреждаю сразу, у меня такой должности нет. Работа, ведь, чисто эпизодическая, от случая к случаю. Будут дни, когда и совсем никуда не придётся ездить. Но вы мне подсказали неплохую идейку. Может быть, мы с вами сейчас что-нибудь и придумаем. Леночка! — позвал громким голосом он секретаршу. Леночка явилась так быстро, что звук голоса начальника, казалось, не успел погаснуть. Она с любопытством поглядывала на Николая. — Лена, Максимыч вышел на работу?

— Да какой там, — быстро затараторила Леночка. — Он почти всю прошлую неделю не выходил. Грязища везде. Мусорные ящики переполнены. Мусор валяется на земле. А вдруг санэпидстанция приедет? Опять штраф выпишет. И ничего против сказать невозможно, ведь грязища страшенная везде. А Максимыч говорит: я уже на пенсии. Документы ещё не оформил, а уже сам себя на пенсию отправил. Опять Людмиле Михайловне на шею сядет. Дармоед, а не мужик. И что удумал-то!? Пускай, говорит, приходит ко мне в ножки поклонится, тогда, может быть, говорит, и выйду, а иначе я его, говорит, штрафами санэпидстанции в гроб вгоню. Совсем свихнулся старый дед.

— За что это он на меня так окрысился? — удивился Константин Михайлович. — Уж не за то ли, что я ему дом помог отремонтировать? А ну его, не хочу больше ничего слышать о нём.

— И электрик никак не проспится, — продолжала выкладывать последние новости Леночка. — Они вчера на свадьбе с экспедитором так наклюкались, что у Марии Ильиничны последние...

— Лена, ну прошу тебя, не надо мне ничего о них говорить. Я же тебя уже просил. Это же какое-то помойное ведро, а не нормальная жизнь. Зачем тебе всё это надо? — взмахнув руками, остановил Леночкин поток Константин Михайлович.

— Так ведь воды же нет, Константин Михайлович, — чуть не заплакала Леночка. — Утром встали, а умыться даже нечем. Каждый, кому вздумается, ходит и включает воду. Так, ведь, опять мотор сожгут. Что нам тогда делать? Опять сидеть без воды? Надо же что-то делать, Константин Михайлович.

— Всё ясно, — поднял руки Константин Михайлович. — Всё, иди Леночка, успокойся. Сейчас мы попробуем развязать этот узелок.

Константин Михайлович подождал, когда секретарша вышла и обратился к Николаю.

— Ну что, всё ясно?

— Ясно, — обрадовался Коля. — Работа есть.

— Работа всегда есть, — вздохнул Константин Михайлович. — Да вот работников трудно найти. У вас как с этим делом? — он весьма выразительно щёлкнул себя пальцем по горлу.

— Ну, не скажу, что я абсолютный трезвенник, — пожал плечами Коля. — Но я никогда не страдал этой болезнью.

— Ну, если судить по лицу, то можно поверить, — произнёс Константин Михайлович, пристально разглядывая своего нового будущего работника. — Значит так, слушайте моё предложение. Если будете согласны, то считайте себя на работе прямо с сегодняшнего дня. Без удостоверения взять вас электриком я, разумеется, не могу. Пока. Когда будет документ, тогда, всегда пожалуйста. Я, что будет в моих силах, помогу. У меня есть знакомые, которые согласятся помочь в этом направлении. Пока они мне не отказывали. Пока, — задумался он. — Что-то в последнее время с моими знакомыми творится непонятное. Ну ладно, посмотрим. Что Бог даст, то и будет. Остаётся у меня только одна вакансия — мусорщик. Максимыч ушёл на пенсию. Всё. Жизнь остановилась. Подметать и убирать мусор некому. Все желают только пить и есть. А убирать за ними должен кто-то другой. Итак, вот моё предложение — мусорщик. Согласны?

— Согласен, — обрадовался Коля.

— Согласны? — Константин Михайлович не смог скрыть своего удивления той скоростью и радостью, с которой Коля согласился на это сомнительного качества предложение. — А на лицо ваше посмотришь, так совсем непонятно. Ну ладно, дело ваше. Мне некогда вникать в ваши проблемы. Вы где живёте? В Русановке? Нет? Так вам жить негде?

— Негде, — согласился Коля.

— Так. Тогда, вам жильё надо. Ну, пока у нас отдыхающих мало, это не проблема. Для начала я вам выделю комнату в корпусе. Но это только до тех пор, пока мало отдыхающих. А вообще-то, надо делать хорошее отдельное жильё. У нас есть домик около водокачки. От старых времён остался. Дом смотрителя водокачки. Там когда-то Максимыч жил. Но он довёл дом до такой степени безобразия, что стыдно сказать, а не то что показывать. Придётся заняться ремонтом. Согласны?

— Согласен, — кивнул Коля.

— Вот и хорошо, — удовлетворённо тоже кивнул Константин Михайлович. — Стекло, краску, доски я дам. А вот рабочую силу, извините, не могу. Мне этой самой хорошей рабочей силы самому не хватает. Придётся собственными руками всё делать. Ну, кое-что плотник поможет смастерить. Это в том случае, если вы ему понравитесь. У нас каждый, видите ли, с характером. На козе не подъедешь. Делать толком ни хрена не умеют, а гонору — на всё королевство хватит. Каждый ведёт себя так, будто он самый что ни на есть настоящий римский император. Ну как, согласны? Прекрасно! Вам сейчас в город надо? Прекрасно! Если не возражаете, поедете в машине с экспедитором. Поможете ему в городе загрузить продукты. Если понадобится остаться в городе, можете оставаться. Здесь продукты будет кому выгрузить. Они к этому времени уже оклёмаются, станут, более или менее, работоспособными. Но завтра, с утра на работу. И никаких похмелий по случаю новой работы. Согласны? Прекрасно! Подойдёте к Леночке, она познакомит вас с нашей достопримечательностью, которая носит гордое звание — экспедитор. Потом посмотрите домик. Вопросы есть? Нет? Прекрасно. Желаю вам всяческих успехов. Увидимся завтра.

На этом они, пока, и расстались. Секретарша Леночка сообщила, что экспедитор куда-то укатил, сказал, что через час будет, чтоб грузчик его во дворе ждал. Поэтому Коля решил сходить посмотреть домик у водокачки, в котором ему предстояло жить предстоящую зиму.