georg —

— Витя, а ну-ка пошукай вокруг нас какую-нибудь планетку, — обратился Авив Яковлевич к старпому. — Посмотри, чтобы и светило было похоже на наше Солнышко, и чтобы расстояние было таким же, и чтобы атмосфера была похожа на ту, которой мы дома дышали, и чтобы климат на поверхности можно было отыскать вполне подходящий. Уразумел, что требуется?

— Все понял, Авив Яковлевич, — задумчиво сказал Витя. — Когда-то в космоходке проходили такой раздел. Учились и топливо синтезировать, и метеорный щит делать. Был у нас такой курс: аварийная посадка на чужой планете.

— Вот, вот, вспоминай. Да, объяви отбой боевой тревоги, — вспомнил капитан. — Пусть люди отдыхают, лечат раны. Если среди автоматчиков найдутся желающие помочь механикам залатать дыры, пусть спускаются в машинное отделение. Я тоже пойду к "деду". Надо уточнить остатки топлива на борту. И еще одно, сделай объявление по спикеру: после обеда собраться в салоне всем руководителям групп, да и всем желающим послушать анализ проис¬шедшего с нами, а также наши перспективы на ближайшее время. Я надеюсь, что к тому времени ты уже отыщешь нам для проживания подходящую планетку. Всё, я пошел.

После того, как в салоне поела последняя смена, и там навели порядок, желающие послушать доклад капитана забили до отказа помещение. Авив Яковлевич рассказал, что произошло с их преследователями.

— В результате всех маневров мы оказались в такой глухомани, что теперь и не знаю, как нам удастся отсюда выбраться, — подытожил он.— В де6рях этой галактик еще никто не 6ывал. По крайней мере, об этом свидетельствует наша лоция. Это так далеко от нашей цивилизации, что сюда не доходят сигналы наших маяков. И даже если мы сможем отремонтировать свой передатчик, то и в этом случае нет надежды на то, что нас кто-то услышит и придёт нам на помощь. Так и это ещё пол беды. Мы можем рассчитывать только на собственные силы. Не следует забывать и о том, что как только мы выйдем в эфир, то нас, скорее всего, тут же услышат и запеленгуют «стервятники».

— А что случилось с передатчиком?— раздался голос.

— Он выведен из строи, — коротко ответил капитан.

— В результате неквалифицированного обращения? — спросил Костя.

— Нет, обращение было вполне корректным, — нехотя ответил капитан, предчувствуя, что ему не удастся отвертеться от этого весьма неприятного вопроса. Говорить пассажирам о настоящей причине потери связи значило сообщить всем, что среди пассажиров находится человек пиратов. Но вот говорить об этом он никак не хотел. И без дешевого винегрета детективщины со шпиономанией забот хватало с головой.

— Так что же произошло с передатчиком? — настырно стоял на своем Костя . — Мы ничего не поняли. Володя парень, конечно, грамотный. Но и передатчик на космическом кора6ле штука тоже не мало важная. Хотелось бы узнать причину выхода его из строя.

— Ох, зря вы так настаиваете на ответе, — невесело произнёс капитан, с грустью глядя на Костю. — Ничего хорошего вы не услышите. И не ищите во мне и в моей команде олухов. Дело заключается в том, что сами передатчики в целости и полной сохранности. Но толку от это чуть. А случилось вот что: когда радист Володя Самсонов ходил обедать, кто¬-то проник в рубку связи и вывел из строя волноводы. Хотел бы обратить ваше внимание на то, что Самсонов в данный момент не автоматчик, а член команды "Аргона". Это мой человек. Я за него отвечаю. И я никому не позволю бросать тень на членов моего экипажа.

— А почему посторонний смог проникнуть в рубку связи? — настырно продолжал допытываться Костя.— Была проявлена халатность в хранении ключей?

— Нет, и тут все ваши старания подорвать доверие к членам «Аргона» не принесут вам славы человека, который бдительно стоит на охране безопасности и нового мирового экономического порядка, — усмехнулся капитан настырности Кости. — Ключи от рубки связи у нас хранятся хорошо. Они круглосуточно или находятся в руках радиста, или содержатся в специальном месте на ходовом мостике. А там круглосуточная вахта. Из этого следует, что войти в рубку связи можно только в двух случаях: убив радиста или дежурный экипаж на ходовом мостике.

— Так каким же, в таком случае, образом ключ оказался у постороннего? — удивился Костя.

— Ну, для специалиста это не такое уж и хитрое дело, — вздохнул капитан. — На случай аварийной ситуации все замки на кора6ле делаются так, чтобы любое помещение можно было открыть единым для всех помещений ключом особой конфигурации. Такой ключ называется "вездеходом". Очевидно, нарушитель имел этот самый "вездеход".

— Так что же, в таком случае, получается? — искренне удивился Костя. — Получается, что вы¬вод из строя передатчика — это не рядовая хулиганская акция какого-то сумасшедшего вандала, а хорошо продуманная операция, осуществление которой началось уже в то время, когда «Аргон» был ещё на Земле и только собирался лететь за нами? — Костя от удивления схватился за голову. — Получается, что кто-то заранее предопределил, что только вы будете переправлять нас домой? Получается, что нас, как обыкновенных баранов гнали в ловушку? Ребята, вы слышите, что тут происходит? Стервятники обосновались в самом Космоцентре! Я поверить этому не могу!

— Ну, вот, именно об этом страшном выводе я и не хотел говорить вам с самого начала, — развел руками капитан. — Но вам это не понравилось. Ведь вам подай обязательно виноватого из экипажа. Я не имею права вам лгать. Я понимаю, что это не только очень грустная, но и довольно страшная новость, слышать о которой тяжело для присутствующих. Тогда, когда мы 6ыли ещё на Диане, я сознательно пошел на нарушение инструкции, чтобы избежать неприятностей. Я тогда ещё не знал точно, что с нами должно произойти, но нападение на нас я ожидал. Я. специально нарушая все инструкции, не выходил в эфир, чтобы исключить возможность обнаружения нас стервятниками. Я, признаюсь, хотел бы сейчас похвастаться перед вами: все мои предчувствия о возможности нападения оказались правильными, мои меры по исключению выхода в эфир и изменению обычного курса тоже были правильными. Космоцентр мой, буквально разрываясь на части от негодования, требовал, чтобы я сообщил им свои координаты. Однако я молчал. Мне за это непременно влетит и по первое число, и по последнее, потому что они всегда требуют от нас неукоснительного и строжайшего соблюдения исполнительской дисциплины. Мне так и хочется сказать, что им абсолютно наплевать, что с нами произойдёт, главное — соблюдение инструкции. И если бы я действовал исключительно в рамках требований инструкции, то мы бы уже давно были в лапах стервятников космоса. А так, сами посмотрите, мы, конечно, малость потрёпаны, зато теперь у нас пока ещё сохраняется надежда на то, что нам удастся благополучно добраться до Земли и оказаться дома. Ну, а некоторые из вас получили возможность поковыряться во всём происходящем, чтобы найти в моих действиях промашки и грубые ошибки. Представляю себе, какую головомойку устроят мне на Земле, когда я всё-таки приведу «Аргон» на Землю. Но хотел бы всех предупредить, что я и без этих старательных знаю свои ошибки. И даже больше, чем они отыщут во мне с помощью своих основательно теоретически подкованных советников и консультантов, которые в космосе бывали только скуки ради, для разнообразия, так сказать. А я — практик.

— Нет, вы не так меня поняли, — опять встал Костя. — Я ищу не ваши ошибки, а хочу знать, когда мне удастся обнять свою любимую, которой, наверное, уже надоело ждать моего возвращения на Землю. Поэтому меня интересует вот что: если вы так хорошо всё сделали, то почему стервятник всё-таки нашли нас?

— О, это очень просто, — вздохнув, произнёс капитан.— Они подселили в число пассажиров своего человека, который воспользовался тем, что по инструкции эксплуатации корабля шлюзовая камера для выхода в открытый космос не должна иметь запоров. Вот он и выбросил за борт маячок, по сигналу которого и вышли на нас стервятники. Вот это моя главная ошибка: надо было мне нарушить ещё один пункт инструкции по эксплуатации…

— Неужели эта камера всегда доступна любому человеку? — перебил капитана Костя.

— Да, — ещё раз вздохнув, произнёс капитан. — Самой конструкцией корабля не предусматривается блокировка камеры. Теперь я всё сказал. Простите меня за то, что я не уберёг вас от пиратов космоса.

— Это что же получается? — никак не мог успокоиться Костя. — На корабле их человек? И, скорее всего, он сейчас сидит прямо вот тут. Среди нас сидит человек, который хочет всех нас продать в рабство пиратам космоса?

— Скорее всего, что всё именно так и обстоит, — кивнул головой капитан.

— Ничего себе! — чуть ли не заорал Костя. — Вот это я попал в компанию!

— Извините меня, но вот врать я ещё никак не научился, — ещё раз вздохнул Авив Яковлевич. — Но тут ничего уж не поделаешь. Жить надо тем, что есть. Он сам, конечно, никак не ожидал, что всё так получится. Успокаивает меня только одно: он сейчас ничем не сможет нам навредить. У меня ребята надёжные, они некоторое время смогут блокировать его действия. Но надо учитывать, что он очень хитрый и умный. Он изо всех сил будет стараться что-нибудь придумать. Ну, пусть думает, хреновина с морковиной. А мы будем жить дальше. Давайте внимательно посмотрим на ту ситуацию, в которой мы с вами оказались. Она, конечно, не совсем радужная, но далеко не безнадёжная. Пираты немножко повредили корпус корабля, поэтому мы потеряли почти всё топливо. Осталось совсем немного. Так что надо срочно останавливаться. Вот, тут мне с ходового мостика принесли сообщение, что найдена планета, пригодная для высадки. Я не буду загружать ваши головы цифрами, оно вам и ни к чему. Да и сведения эти пока лишь предварительные, их надо уточнять. Но, на первый взгляд — всё нормально, даже как-то подозрительно комфортные условия для проживания. Я впервые вижу такие прекрасные характеристики. Ну, ладно, будем работать. Прошу всех учесть, что ввиду особой и чрезвычайно сложной обстановки, каждый обязан смирить все свои желания и хотения, и приложить максимум усилий, для того, чтобы побыстрее вернуться домой, на Землю. Особо подчёркиваю, что у меня сейчас особые права и обязанности. По всем международным правам я имею право и даже обязан предпринимать любые меры для успешного завершения экспедиции. Поясняю: я имею право применять оружие, я имею право даже убивать. Отчёт я буду давать только на Земле перед членами самой высокой комиссии. Я очень сильно надеюсь, что мне не придётся применять чрезвычайные меры. Но имейте в виду, что у меня уже есть опыт в этом очень печальном направлении. Сообщаю, что все работы, которые я постараюсь взвалить на ваши, совсем не привыкшие к этому, плечи, будут оплачены компанией по особому тарифу, который разработан специально для таких ситуаций. Я уже имею опыт применения этих тарифов. Итак, если у вас нет ко мне вопросов, то можно расходиться. Да и ничего конкретного я вам, пока, ничего сказать не могу. Я бы сам поискал того, кто бы мне рассказал: что и как надо делать. Не говоря уж о том, что нас ждёт впереди. Руководителей групп автоматчиков, биологов и прогрессоров прошу остаться. Пожалуйста, подойдите ко мне для разработки плана действий на первом этапе. Дел так много, что никак нельзя медлить.

— И как долго мы проторчим на этой планете? — прозвучал чей-то голос.

— Около полугода, — ответил капитан. — Всё зависит от нас с вами. Чем быстрее мы сможем запустить и наладить процесс синтеза топлива, тем быстрее попадём на Землю.

Авив Яковлевич подождал, когда к нему подойдут руководитель групп и пошел вместе с ними на ходовой мостик. Принтер гнал рулоны с информацией о выбранной планете: анализы атмосферы, грунтов, водоёмов, растительности и животного мира. После ознакомления с результатами съёмок и анализов группа подошла к голографу.

— Ну, что ж, — устало потёр глаза капитан, — можно начинать подводить предварительные итоги исследований. Попрошу в первую очередь сказать своё слово вас, Пётр Петрович, потому что если вы её забракуете, то нам уже и говорить о ней не имеет смысла.

— Ну, твёрдой гарантии, пока, дать не могу, — задумчиво пожав плечами, произнёс руководитель группы биологов. — Анализов пока ещё не достаточно, чтобы делать окончательные выводы. Обзор поверхностный. Работу надо углублять. Но те анализы, которые мы уже получили от зондов, говорят о возможности получения положительных результатов. Даже как-то слишком уж положительные результаты. Никаких паразитических микроорганизмов. На удивление, чистенькая планетка. А внешний вид! Красавица! Так и хочется сказать: девственница, которую ещё никто не испортил.

— Да вы что, шутите что ли? — не выдержал Архип Осипович. — Какая ещё девственница? Она же гораздо старше нашей Земли! Это же самая настоящая старуха.

— А мне она нравится, — почти мечтательно произнёс Пётр Петрович. — Для меня, как биолога, является заманчивой перспектива познакомиться с такой планетой, которую ещё никто не испоганил своими жалкими автоматами, и которую ещё не успел использовать не по её предназначению, а по своему хотению. И ещё никакой прогрессор со своим вечно неувядающим бластером не порушил никем не тронутую флору и фауну.. Для меня, как биолога, который изучает всё новое и необыкновеннейшее перспективное, эта планета — уникальнейшая находка. Вы даже не представляете, как нам с вами повезло. Таких планет до сих пор ещё никто не открывал. Мы с вами — колумбы! Мы открыли миру новую, невиданную доселе Америку. И получилось всё как у Колумба, который хотел просто найти более короткий путь в очень богатую Индию, а открыл абсолютно новый, никому неизвестный континент. Так и мы, хотели просто передохнуть от невзгод, которые обрушились на наши головы, а открыли такую уникальнейшую планету! И знаете, ни на какой форум и конгресс я не полечу. Я займусь исследованием этой чудненькой и странной планеты. Пусть они там заседают на своих форумах, обсасывая косточки уже давно обглоданных фактов. А я приеду к ним с сенсационным открытием. И они приедут на мой личный форум, и будут просить рассказать мне побольше об этой уникальной планете. Знаете, даже если вы не захотите высаживаться на этой планете, я сам со своей группой останусь на ней. Прошу вас, не надо искать ничего другого. Лучших планет для проживания человека, просто, не существует. Вы себе даже представить не можете, какое это чудо! На ней всё стерильно. Нет хаоса, который царит на земле. Нет ничего болезнетворного. Исключительные условия для новых экспериментов!

— Ага. А вы не боитесь, что после ваших экспериментов появится новая форма гриппа? — нисколько не скрывая своего пренебрежения ко всем доводам Петра Петровича, саркастически хмыкнул Архип Осипович. — Я — прогрессор! Меня все ваши эксперименты не очень-то и трогают. Моя главная задача: предугадать опасность, с которой столкнутся мои люди, когда первыми ступят на эту планету. И вот, смотрю я на эту старушечку и не могу не видеть странную вещь, которую вы почему-то не видите. Смотрите, климат — тёплый, мягкий, ландшафт — спокойный. Я не вижу ни одного вулкана, даже давно уже погасшего. Если есть горы, так они не выше уральских. Много зелени и воды. Красивейшие моря и океаны. Одно слово просится — рай! Только вот меня тревожит загадка: а где обитатели этого рая? Ни городов, ни деревень, ни дорог, ни единого костерочка. Вы что, неужели вы не видите: никаких следов жизни в этом раю!

— А я рад этому, — пожал плечами капитан.— Не будет никаких проблем с аборигенами.

— Я тоже с вами согласен, конечно же, это плюс, — никак не хотел успокаиваться Архип Осипович, — но я привык встречать опасность лицом к лицу. Я предполагаю: если нет людей, значит — они погибли.

— Ну засеем же сразу так мрачно? — пожал плечами Пётр Петрович. — Наверное, была какая-то причина, которая привела эту планету в такое состояние. Может быть, люди просто напросто покинули её. Скучно стало, вот они и перебрались на другую планету. Да мало ли какая причина может быть для этого!? Может быть, тысячу лет назад у них произошла ядерная война и они истребили друг друга. Теперь всё успокоилось, радиоактивность пришла в норму и планета ждёт своих новых жителей.

— А то я не видел планет, на которых люди уничтожили друг друга ядерными бомбами! — возмутился командир прогрессоров. — Остаются на тысячелетия оплавленные стены крепостей. Но сами крепости-то остаются. Стоят без жителей. Да — уже пустые! Да — разрушенные! Но остаются камни стен и домов! Да пусть стены хоть и рассыпаются от времени и зарастают, превращаясь в джунгли. Ну и что? Трава и деревья на том месте, где стояла крепость, растут совсем иначе, чем в других местах. Поэтому из космоса всегда можно увидеть контуры крепостных стен и домов. А ведь здесь ничего нет! И, что самое страшное, никогда и не было. Я ничего не вижу. И где гарантия, что не появится это нечто, когда мы поселимся на этой планете?

— И что вы предлагаете? — Удивился Авив Яковлевич. — Отказаться мне от этой красавицы только на основании того, что на ней сейчас никого не видно? Отказаться от прекрасных условий для жизни только потому, что на ней когда-то, где-то, что-то могло произойти? Да я же на ней задержусь не больше, чем на пол года! Я не могу просто, вот, так взять, да и отказаться от возможности быстро синтезировать топливо. Вы можете мне предложить что-нибудь поконкретнее? Что было бы лучше этой красавицы?

— Да нет у меня ничего, — вздохнул Архип Осипович. — Я имею то же самое, что и вы. Я, всего лишь навсего, хотел сказать, что мне немножко страшно.

— Ну, страшно, — тоже вздохнул капитан. — Мне уже давно страшно. Но я считаю, что для нас было бы страшней, если бы на этой красавице оказались люди, с которыми мне не хочется встречаться. Мы только что еле живыми ушли от людей, которые встретились на нашем пути. Пустая чистота этой планеты меня, конечно, настораживает, но, пока, не пугает.

— Я полностью согласен с вами, — расстроено покачал головой Архип Осипович. — Просто, я хотел только сказать, что с более спокойной душой высадился бы на планете, где птеродактили и динозавры гоняются друг за дружкой с распахнутыми зубатыми пастями. Это мне как-то попривычней, а значит и спокойней.

— Но у нас нет топлива, чтобы бегать по этой галактике в поисках другой планеты, на которой одни зубастики пожирают других зубастиков, — грустно усмехнулся капитан. — Будем довольствоваться тем, что есть. Итак, если других предложений не имеется, будем высаживаться на эту таинственную, будем считать, спящую красавицу. Для меня главная опасность заключается в возможности прямого столкновения с пиратами. Надо постараться не дать пиратам возможность обнаружить себя. Поэтому высаживаться будем с максимальной осторожностью. Вдруг мы что-то пропустили, чего-то не обнаружили. «Аргон» я буду держать подальше от этой планеты. Так, теперь нам надо как-то назвать её. Дело это не простое. Я считаю, что назревает юридический казус. До сих пор мы всегда имели планеты, на которых уже живёт кто-то. Пусть на примитивном уровне, но они, местные жители, настоящие владельцы планеты. А мы были их гостями. Мы не пошли по пути великой Британской мерзости, которая превращала местных жителей в рабов, а потом убивала их, захватывая землю. Мы — цивилизованные, в отличии от британцев, люди. Мы всегда для аборигенов — гости.

— Которые явились к хозяевам без всякого спроса, — не смог удержаться от язвительности Иосиф Петрович, командир автоматчиков.

— Да, конечно, — согласился капитан. — Но мы всегда старались вести себя прилично, в отличие от британской королевы, которая изволила своей великой британской короной поддержать Мишу сакишвили, убийцу старух и грудных младенцев. Если же мы сейчас высадимся на планете, а там не окажется жителей, то эта планета становится собственностью компании, владельца «Аргона». А это уже большая юридическая проблема. Мы обязаны будем документально оформить этот факт таким образом, чтобы потом никто не смог к нему подкопаться, в своём стремлении изменить собственника.

— И какой критерий является убедительным для определения факта: есть на ней местные жители или таковых не является? — с улыбкой спросил Иосиф Петрович. — А вдруг мы установим факт отсутствия местных жителей, а потом окажется, что просто хозяин был во временной отлучке, например ушел из дома в гости к соседу в другую галактику. А потом вдруг объявится. А мы в его доме славно так себя почувствовали заправскими хозяевами. Или, например, хозяин выглядит для нас совсем непривычно. Облик у него, к примеру, совсем не такой как у нас. Мы его за хозяина считать не будем? Будем за ним охотиться с бластером или прятать в резервациях? Британцы, вон, спокойненько этак всему миру заявляют: нам на наших Британских островах тесно, поэтому всё вокруг наше: и Австралия, и Фолклендские острова, и Индия, и Америка, и всё прочее, до чего ещё не дотянулись наши длинные ручищи. Разве нормальный гость имеет право входить не в свой дом и заявлять: «Это мой дом. Я здесь хозяин, потому что я сильнее хозяина. И все богатства, которые есть в этой земле мне принадлежат. А иначе я буду убивать всех». А потом ещё на весь заявлять, что никто не имеет право протестовать против такого решения, потому что британская королева самая справедливая во всём мире и демократичная. Как будто королева может быть вообще демократичной! Мы тоже будем следовать логике британской королевы, которая является, по сути, членом банды «бандитского Петербурга»?

— Нет, этого мы не должны допустить, — согласился капитан. — Пусть британская королева убивает всех и каждого, кто осмелится ей противоречить. Но для нас это совсем неприемлемо. Мы должны тщательно обследовать всю планету, убедиться, что на планете нет не только жителей, но и жилищ. И только после этого оформляем права на владение. Такова форма.

— А что мы будем считать жилищем? — спросил Иосиф Петрович.

— Созданное разумным существом сооружение, предназначенное для того, чтобы укрыть живущих в нём от природных невзгод: холода, дождя и ветра. И в котором есть очаг для приготовления пищи, — ответил капитан.

— А что мы будем делать, если сейчас всего этого не отыщем, а потом вдруг такие объекты отыщутся? — продолжал допытываться Иосиф Петрович.

— И такие случаи уже бывали, — сказал Авив Яковлевич. — Даже были такие случаи, когда подставные жители, подселённые на планету уже после оформления прав на владение, строили свои жилища и говорили, что и есть аборигены, которых раньше не заметили, и которые пытались переоформить право на наследство. Но эта проблема легко решается. Надо определить время появления этих самых, так сказать, аборигенов. Если они появились уже после оформления прав на наследство, то их помещали в зоопарк для исследования, как новую разновидность источника лжи.

— А если аборигенов действительно не заметили? — никак не мог успокоиться Иосиф Петрович. — Например, они жили в пещерах, и на поверхности планеты не было следов их пребывания?

— Ой, ну это же всё очень просто решается, — махнул рукой Авив Яковлевич. — В этом случае акт на владение планетой заменяется договором на взаимодействие, на взаимное мирное проживание. Ведь если их не заметили, то, значит, их было очень мало. Никаких проблем.

— А если, предположим, — попытался Иосиф Петрович продолжить ликвидацию своей неграмотности в этом вопросе. Но капитан его остановил.

— Нет, пока хватит, Иосиф Петрович, у нас нет времени на такую роскошь. Поверьте, в моей инструкции все спорные ситуации предусмотрены. До сих пор не было ни одного сбоя. Просто, я вас всех прошу подойти к этой проблеме очень серьёзно. По инструкции уже этот наш разговор я обязан запротоколировать, утвердить вашими подписями и занести в судовой журнал. Право на планету — не шуточки. Мы отремонтируемся и исчезнем на какое-то время. Но когда совет директоров компании узнает, что мы открыли новую планету, когда они узнают, что на ней нет жителей, сюда срочно будет послана очень серьёзная во всех отношениях экспедиция. И если за время нашего отсутствия на планете появится кто-то и заявит свои права на эту планету, то могут разгореться очень неприятные события из-за споров на право собственности. И я обязан сейчас сообщить вам, что как только появится возможность связаться с Землёй, я в первую очередь посылаю условную коротенькую фразу, которая сообщит совету директоров об этой ситуации. И совет директоров немедленно начнёт готовить экспедицию на эту планету. Уж слишком много интересов будут завязаны на этой планете.

— А если я высажусь первым на планету и построю там домик, пусть весьма маленький и хлипенький, — вдруг спросил Архип Осипович. — Я буду иметь право на эту планету?

— А, перестаньте, Архип Осипович, — махнул рукой капитан. — Уже ничего не выйдет. Фактор времени уже предопределил все события. Наша компания уже с десяток часов является владелицей планеты. Ничего у вас не выйдет. Успокойтесь. Нам надо работать. Надо каждому приступать к своим обязанностям.

— Да ладно, — засмеялся Архип Осипович. — Что, уже и пошутить нельзя?

— Очень рад вашему игривому настроению, но мне как-то не до этого. Я предлагаю хотя бы на некоторое время стать немного посерьёзней, что бы не упустить главного, чтобы потом не чесать свой затылок, — серьёзно кивнул головой капитан. — Итак, приступим. Если с вашей стороны нет возражений, то я предлагаю планету пока называть Девой. Если Архип Осипович скажет, что она слишком стара, чтобы быть таковой, можно добавить — Старая Дева. Но это сути не меняет. Вот мои соображения по плану действий на ближайшее время. Держа «Аргон» на значительном удалении от планеты, мы с помощью нашего космокатера высаживаем на поверхность первую группу. Она, в основном, должна состоять из моих и ваших людей. Прогрессоры обеспечивают безопасность и проводят разведку окрестностей будущего посёлка. Биологи тоже приступают к разведке, но на предмет исследования флоры и фауны. И обязательно иметь в виду возможность развития своего, пусть пока ещё временного, хозяйства. Надо постараться подкормить всех свежими продуктами. Посмотрите, Пётр Петрович, чем там можно наш скудный стол разнообразить? Сколько же можно на консервах сидеть? Ну, а мои парни вместе с автоматчиками строительством займутся. Надо готовить жильё для будущих жителей посёлка. Это наша ближайшая задача. Потом мы возводим производственные корпуса и приступаем к выполнению нашей главной задачи: производство топлива и антиметеорного щита. Карты технологических процессов есть, оборудование и материал для производства тоже есть. Весь вопрос во времени. Если биологи согласятся помочь нам, то это значительно сократит наше пребывание здесь. Быстрее вернёмся на Землю. Ничего сложного в этих процессах нет. Всё уже давно испытано и опробовано. Не мы первые, не мы и последние.

— Конечно же поможем, — согласился Пётр Петрович.

— А нельзя ли поближе посмотреть тот район, который вы выбрали для высадки? — спросил Архип Осипович.

— Ну, почему же нельзя? Смотрите. Вот оно. Я решил, что это местечко нам больше всего подходит. Хороших мест для проживания на этой планете много. Но я это место выбрал исходя из соображений безопасности. Вот смотрите, что нам передал зонд, — сказал Авив Яковлевич, приглашая руководителей групп опять повернуться к голографу. — Вот трёхмерное изображение того места, которое я выбрал для проживания. Смотрите. Плодороднейшая долина. Две речки, сбегая с гор, сливаются в этом и текут к морю. Субтропическая зона. Если судить по типу основной растительности, то в этом месте очень много ясных солнечных дней. Прекрасное, очень даже красивейшее место. Кроме безопасности нашего пребывания на этой планете, это место мне понравилось тем, что там хорошие условия для организации производства. Исходя из спектрального анализа и того типа растительности, который распространен в этой местности, я предполагаю, что нам не трудно будет найти те минералы, которые нам нужны для производства. Вот такими соображениями я руководствовался при выборе этого места. Ну, как, возражения есть? Нет. Ну и чудненько. Тогда можно приступать. Мои ребята уже грузят в космокатер инструмент и оборудование. Сейчас мы с вами обсудим численный состав каждой группы, а также максимальные массы и объёмы грузов, которые вы сможете взять с собой. Космокатер за один рейс, конечно, не сможет всё забрать. Расскажите своим людям, что вначале придётся жить в палатках. На гостиницы, скорее всего, рассчитывать не стоит. Ну, для вас, у меня, кажется, больше ничего нет. Да, вот ещё что, прошу подать мне списки людей, которых вы посылаете с первым космокатером на поверхность планеты.

— Извините, но я должен внести поправку, — сказал Пётр Петрович. — Исходя из того, что наша беседа с вами может быть запротоколирована, прошу учесть, что я не посылаю людей в это опасное путешествие, а сам отправляюсь на поверхность новой планеты в сопровождении некоторых своих сотрудников.

— Ваша поправка принята, — кивнул головой Авив Яковлевич. — Я очень рад, что в вашем лице встретил такого ответственного руководителя группы. А как остальные? Вы с нами или остаётесь на «Аргоне»? Ну, вот и прекрасно. В таком случае встречаемся через час у шлюзовой камеры корабля. Надеюсь, что за это время погрузка закончится.

И вот, нагруженный до предела катер «приземляется» на поверхность планеты в том месте, где речки сливаются вместе. Но из осторожности место для посадки выбрали не вблизи речки, а в предгорье, на ровной, каменистой площадке. Из катера первыми вышли прогрессоры. Разойдясь во все стороны, они должны были обеспечить кольцо безопасности для всех остальных членов экспедиции. Пока прогрессоры исследовали окрестные места, ребята и девчата принялись разгружать катер. Девчата выносили лёгкие вещи, а ребята вытаскивали тяжелое оборудование. Вскоре опустевший катер ушел на орбиту. В следующий раз он вернётся сюда только тогда, когда будет построено приличное жильё, и можно будет приступить к возведению производственных корпусов, монтажу и наладке технологических линий.

Оставив на площадке тяжёлые станки, погрузив на тележки оборудование полегче, аргонавты двинулись к месту своего поселения. Шли медленно, осторожно, исследуя не только путь, по которому вскоре надо будет перевозить тяжёлые станки, но и окружающую растительность, по которой можно было побольше узнать и о климате в этой местности, и о том, на какие природные ресурсы можно рассчитывать? Наконец-то добрались и до того места, где планировалось построить посёлок. Прекрасное побережье, чудесная погода, тишина, вода чистенькая, с лёгкой прозеленью. Сначала в воду кинулись самые смелые, истосковавшиеся по живой воде, ребята. С удивлением обнаружив, что никакие крокодилы за ними не гоняются, полезли в воду и девчата. Крики, девчачий визг и плеск воды нарушил сонную дремоту, подступившего к самой воде леса.

Первым делом ребята поставили большую палатку для девчат, чтобы им было где переодеться и навести порядок не только на прекрасных личиках, не только на головках, но и внутри головки, и тех мест, которые некоторые из них всё ещё берегут для особого пользования.

Пока девчата, смеясь, переговариваясь, вскрикивая и хохоча, управлялись в палатке со своими телами, делами и нарядами, ребята принялись ложить печь для приготовления пищи. Заодно определили место для печи, в которой будут обжигать кирпич. И забурлила, забила ключом жизнь. И до вечера было отложено любование окружающей их красотой и знакомство с достопримечательностями местности. А на реке всегда найдётся укромное местечко только для двоих, где можно полюбоваться цветущими в тихой заводи лотосами и кувшинками, или посидеть на перекате, изучая возникновение крупных и мелких прекраснейших водяных полусфер, хрустально играющими радужными бликами света. Любоваться, как они неспешно заплывают за камень, покидая бурливую жизнь, а потом лопаются бесшумно. А на их место вскоре приходят другие. И так можно смотреть до бесконечности. А если забраться ещё дальше, то можно найти место с водопадиком. Это крошечная речушка, а, может, и вовсе ручеёк, стремится с горной высоты добежать побыстрее аж к самому желанному морю. А у водопадика можно сидеть и смотреть хоть всю свою жизнь: и всё меняется, и всё живое, и всё прекрасное — нескончаемая тихая радость и счастье. А у водопадика столько прелестных картиночек, что описывать их — библиотеки Агаты Кристи по объёму не хватит. Но у той: кровь = деньги +кровь = деньги + кровь = деньги. А у водопадика: только благодать и мир на душе. Ну что ж, как говорят наши мудрецы, каждый находит то, что ищет. Каждый получает то, что находит.

И если двое уйдут в лес, да найдут изумрудную поляночку, да усядутся на мягкую и ароматную травку так, чтобы их никто не увидел из случайных прохожих, да начнут искать прекрасное друг в дружке, да одарят друг друга счастьем, да, сбросив с себя всё мешающее и лишнее, лягут, прижмутся, согреют друг друга любовью и пылающим наслаждением, так тут даже Мегрэ с его любимой им ароматной, наверное, трубкой делать нечего. Главное в этом занятии — не переступить черту дозволенного, не нарушить закон. Ибо я не сказал, что это наслаждение — высшее.

Когда для первых поселенцев был создан элементарный комфорт, ребята начали перевозить самые тяжелые станки и оборудование. Они составили из своих ручных тележек нечто похожее на трейлер, поставили впереди минитягач и приступили к транспортировке. Колёса у тележек были надувные, широкие и мягкие, поэтому не повреждали растительный покров, и в то же время могли выдержать очень большую нагрузку. Пока одни закрепляли станки на фундаментах, другие принялись создавать мощные источники энергии. Несколько автоматчиков переправились на надувных лодках через речку и закрепили тонкий, но очень прочный трос на противоположном берегу. Закрепив на тросике погружную гидростанцию, а затем соединив её с роторным накопителем энергии, аргонавты получили возможность удовлетворить не только свои жизненно важные потребности, как то: освещение и столовая с хлебопекарней, не только запустить мощные электродвигатели станков, но и заставить надёжно работать плазменные резаки и ванну для вихревой плавки металлов. Теперь можно было приниматься за строительства серьёзного жилья.

Забубнили станки, распуская сырые брёвна на доски и брусья, завыли циркулярки, запели фуганки. И вот, начали расти штабели досок, уложенных на просушку. Одни копали фундаменты, а другие забивали их камнем и заливали раствором. В общем, работы хватало всем. Даже начальству некогда было отдохнуть, так как надо было постоянно смотреть за тем, чтобы никто не отлынивал, чтобы не выбирал для себя маленькие камушки, оставляя самые большие своим друзьям. А иногда такие уж совсем глупые ребята, которые всё делали наоборот: выбирали себе самые большие камни, а работали так, что даже опасение вызывали в начальствующем сердце: а вдруг с ним случится что-то? И если он надорвётся и попадёт в лазарет, тогда что, самому вместо него работать надо будет? А на все попытки успокоить их, не надрывать свой молодой организм слишком большими грузами, эти глупыши отвечали, что они специально так делают, чтобы натренировать свои мышцы, приучить их к большим нагрузкам, чтобы быть здоровее и красивее. Вот, глупые. Ну, это бывает у молодых. Ничего, скоро сами станут начальниками, остепенятся и будут экономно расходовать свои силы, присматривая за теми, которые помоложе, чтобы не отлынивали от работы. А рядом с этой стройкой уже начиналась другая. А к первой печи, на которой готовилась пища, вскоре добавилась вторая, огромная, для обжига кирпича. Работы было так много, что только, знай, успевай, поворачивайся и подставляй плечи и шею. Только закончишь в одном месте, а тебя уже зовут в другое. Некогда и об обеде подумать.

А исследователи всяческих подземных сокровищ разбрелись по всей окружающей лагерь местности, собирая образцы камней и руд, чтобы попытаться найти для всего коллектива побольше перспектив в плане очень полезных для них ископаемых, а для себя какой-нибудь скромненький камушек чистой воды каратов, эдак, хотя бы с, пусть маленькую, но сотню. Так, чтобы подарить своей любимой, предположим, на день рождения. А с ними и биологи начали продираться сквозь страдающие замшелой непроходимостью кущи кустов, чтобы найти для услады руководителя своей ну просто очень высоконаучной группы диковинный микроб или, на крайний случай, реликтового динозавра. Ну, а какой же прогрессор откажется защитить от диких и кровожадных зверей студентку биофака, когда она то лезет вверх по склону оврага, то наклоняется, чтобы понюхать красивенький цветочек? И мощный бластер, завидев соблазнительную цель, тут же самопроизвольно принимает боевое положение. Он готов пробить любую преграду, скрывающуюся в девственных зарослях никем пока ещё неизведанной планеты. Осталось только добиться, чтобы прекрасная цель была не против развёртывания наступательной операции. Вот в этом была и вся загвоздка, потому что далеко не каждая цель пылала желанием быть взнузданной, осёдланной и понукаемой к горячим скачкам. Ох, и да какие же капризные эти цели иногда попадаются! Никак не могли они понять, как готов горячо действовать член всепобеждающей когорты прогрессоров, никому не уступающий права быть первым в девственных дебрях планеты.

Амина с Таней имели уже не один случай убедиться, что прогрессоры — атакующий отряд мужского пола. Но сердечко каждой из них хотело раскрыться совсем не в их сторону. Сердечко Танечки ждало знаков внимания в свою сторону со стороны Вовки автоматчика, а Амина никак не могла дождаться тех же самых знаков внимания в свою сторону со стороны Витьки Нагорного, старпома «Аргона». Однако Пётр Петрович даже не догадываясь об истинном направлении мечтаний своих подопечных. Он думал, что каждая из них только и мечтает, о том, чтобы побыстрее упасть на спинку перед молодым, сильным, энергичным и горячим прогрессором, призывно раздвинув пошире свои прекрасные, стройненькие ножки. Старый хрен отлично понимал, во что могла превратиться совместная прогулка прогрессоров с самыми прекрасными цветочками его группы. Поэтому, опасаясь, что его девочки и пробивные прогрессоры исхитрятся исполнить свои желания и хотения, оставил Амину и Таню готовить еду на кухне. Да, в лагере они будут всё время на глазах, всё время при деле, не до цветочков будет девушкам. А у прогрессоров кулаки громадные, путь свои бластеры шлифуют ими. А где гарантия, что девушке в одной компании с такими жеребцами не захочется порезвиться на лужку у ручейка? Знаем, читали про идиллию пастушки, которой очень нравилось из цветочков плести веночки на свою миленькую головку, и читали про резвого на такие дела пастушка, который своим посохом помогал им веселиться и получать удовольствие. Нет, женщину, чтобы сохранить для себя, надо посильнее загрузить работой. Тогда не пастораль ей в голову вкрадётся, а забота о пользе для всего общества. А может быть даже и для всего государства. Неет, так она целее будет. Сам же Пётр Петрович, взяв себе в помощь свою постоянную спутницу Елену, которую все «за глаза» называли прекрасной, за то, что она прекрасно умела скрывать кривизну своих ножек, удалился в самом важном и ответственном направлении для исследования недр и зарослей. Да скатертью им дорога.

Это только Пётр Петрович пошел группой, состоящей из двух человек, а все остальные усилиями и стараниями руководства были гораздо многочисленней. И наказ им был чёткий: не упускать из вида ни одного, ни двух членов группы, ибо планета таинственная, неизведанная, и никто не знает, чего можно ждать от неё. И каждому из прогрессоров, сопровождающих девушек из Биоцентра, после таких руководящих указаний оставалось только надеяться, что вот сейчас из-за того дерева выскочит самый кровожадный динозавр всех Галактик или, на крайний случай — саблезубый тигр, мечтающий взять в плен самую прекрасную девушку, и тогда будет возможность сразиться с этим зверем, один на один, и победить его, и преподнести девушке в подарок роскошную шкуру зверя, чтобы она тоже сделала ему подарок, исполнив, к примеру, парочку раз его желание. И вряд ли кто из прогрессоров догадывался о заветном желании прелестницы тоже снять шкуру, но уже не с какого-то там дикого и необъезженного тигра, а с этого самого прогрессора, и постелить его шкурку себе под свои очаровательные ножки у семейного камина или у входной двери. А лучше всего ошкурить сразу двух прогрессоров: одного для камина, а второго для входной двери.

Но всё это было из области весьма отдалённых и не очень ясных в плане осуществления перспектив. А в реальном времени шел прогрессор с бластером в полностью боевом состоянии и никак не мог осуществить ни одно из своих желаний. Даже захудаленького саблезубого тигра не выносило навстречу. И никакого выхода наружу энергии всё не было и не было. Ну сами посудите, сколько же времени можно идти в сильнейшем напряжении, выставив перед собой пугающе торчащий ствол мощного вооружения храброго мужчины? Сколько времени можно держать свою нервную систему на пределе? Ну, час. Ну, от силы, два. А потом? Что делать, если самый крупный зверь, который тебе встретился, это обыкновенный рогатый олень. Да, ещё, наглец, совершенно не пугается. Сам подошел поближе, нюхает: нет ли у тебя в руках чего-нибудь вкусненького? Как будто ему травы и листочков кустарника мало. Нет, олень, конечно же, не был голоден. Но ему, как всякому примитивному и простому созданию, хотелось чего-нибудь необыкновенно приятного и ароматного. А то ещё, встретится не одинокий олень, а семья, с женой и с детёнышем. Подходят совсем близко, словно хотят, чтобы их погладили, рожки потрогали, нос почесали. Или сидит на стволе поваленного дерева не то заяц, не то кролик. Сидит. Не боится. Позволяет себя гладить. И пускается наутёк только тогда, когда ему уже совсем не нравится, когда уж слишком фамильярно обращаются с его ушами. Какие уж тут опасности? От кого защищать девушек?

И нет ничего удивительного, что бластер, в конце концов, забрасывается за спину. И мужественный защитничек тоже начинает рвать цветочки и плести веночек, дабы украсить им свою избранницу на сегодняшний день. И одевает продукт своего творчества на прекрасную головку своей спутнице, и норовит провести ладонью по волосам, по спине или ещё где-нибудь пониже. Совершенно потерялся парень во времени и пространстве, позабыл, что перед ним уже не олень и не кролик, а совершенно другой объект.

КАПУСТА

А у оставшихся в посёлке совершенно другие заботы.. Повар «Аргона», то бишь, кок, с нетерпением ожидал, когда автоматчики наконец-то сложат печь для приготовления пищи. Ему хотелось накормить людей не высококалорийными ароматизированными таблетками, изображающими то мясо отбивной, то гречневую кашу. И всё это на воде, которая прошла многочисленные этапы очистки после унитаза. Смаковать подобное способен только обладатель самого изысканного вкуса, утончённый гурман. А кок мечтал накормить трудяг пусть не ресторанным разнообразием, но, хотя бы, жареной картошечкой или ароматным борщом из свежей капусты. Но ведь эта планета была ещё не Земля, и даже не Диана, где к их прибытию всегда на складе лежали и свежая картошка, и головки только что сорванной капусты, и морковь, и свекла, не говоря уж о всяких специях.

— Амина, — обратился повар к индианке, которая вместе с Татьяной помогали ему на кухне, — вы же специалисты по всяким растениям. Взяла бы Танюшку, да побродили бы по лугам, поискали бы, может, попадётся что-нибудь похожее на капусту, морковку или свеклу? Ведь Пётр Петрович со своей «Еленой прекрасной» вернутся на базу только к вечеру. И когда же нам борщ готовить? Это при условии, что они отыщут что-нибудь похожее на то, из чего можно приготоаить борщ. Да сдаётся мне, что принесёт он нам, всего-то навсего, образцы, пригодные только для длительных анализов. А мне борщ для ребят приготовить «хоцца». Я не могу больше ждать! Ну, нетерпимо же это! Мы же уже не в космосе, можно сказать, на земле, и что, опять концентратами питаться? Надоело же до невозможности!

— Ну, это можно! — обрадовалась Амина возможности побродить по зелёной травке, посидеть на берегу ручья.

И пошла Амина с этим предложением к Тане. А Танечка совсем не бездельничала. Узнав, что ей предстоит остаться в посёлке около повара, она весьма сильно, но самым неприметным образом, обрадовалась, так как Володя совсем рядом с ней ложил печку. И она на законных правах хозяйки кухни заставляла его рубить дрова и носить воду. Володя, конечно, нисколько не протестовал, наоборот, не только безропотно, но и с удовольствием исполнял всё, что приказывала царица его сердца. А Танечка старательно следила за тем, чтобы он всё правильно делал.

— Вот здорово! — обрадовалась Таня, когда Амина рассказала ей о предложении повара. — Но, ведь, капитан нас строго предупредил, чтобы мы из лагеря ни шагу без охраны. Поэтому нам надо выбрать парней, которые будут охранять нас. Тебя отдельно один парень, а меня, тоже отдельно, другой. Ты кого хочешь выбрать?

— Ты что, серьёзно хочешь вчетвером идти? — засомневалась Амина. — Мужчинам и без нас работы хватает. Не отпустят с нами двух парней, — с недоверием покачала головой Амина.

— А ты что, хочешь без охраны из лагеря выйти? — надула губки Таня. — Да кто же тебя отпустит? Да не пустят нас без охраны. А вкусного борща всем хочется. Нет, это сто процентов — отпустят. Только я не говорю, что мы будем ходить вчетвером. С чего это мы с тобой будем ходить по одним и тем же местам? Нет, мы разделимся на две группы. Я — со своим парнем, а ты — со своим.

— Ну и хитрая же ты! — восхитилась Амина. — Ты считаешь, что у нас с тобой получится?

— Ещё как получится! — радостно тряхнула головой Таня. — Работа, она не Алитет, в горы не уйдёт, работа никогда не кончится, а вкусно поесть каждому хочется. Итак, сейчас мы пойдём к капитану «Аргона». Ты будешь просить, чтобы он тебе для охраны выделил Володю Самсонова. Мол, только с ним ты будешь чувствовать себя в полной безопасности. А для тебя кого мне просить? Да не бойся ты. Всё у нас с тобой получится.

— Витю Нагорного, — быстро и тихо произнесла Амина, сильно покраснев.

— Я поняла, — улыбнулась Таня.

Они пошли в командирскую палатку и рассказали Авив Яковлевичу о задании, которое они получили от повара. Капитан сразу же одобрил идею кока и отпустил парней с девушками. Вскоре ещё одна четвёрка поисковиков направилась к лесу. У каждого из них была в руках сетка для овощей. Можно было подумать, что они направились на ближайшую овощную базу за бананами.

— А чего это мы будем искать полным составом? — спросил Володя друга. — Предлагаю, для расширения зоны поиска разбиться на две пары. Разойдёмся пошире — результат будет лучше. У тебя и у меня есть «говоришки». Если кто найдёт что-то ценное, тут же сообщим. А когда закончим поиск, перед выходом к лагерю соберёмся вместе. Возражения есть?

Возражающих почему-то не оказалось. Наметили кто как пойдёт и где приблизительно должны встретиться перед выходом к лагерю. И вот, Витя с Аминой скрылись за деревьями. Как только они остались вдвоём, Володя сразу же взял Танину ладошку в свои руки.

— Ну что, пошли? — спросила Таня, не отнимая своей руки.

— Пошли, — безропотно и тихо согласился Володя. Но с места не двинулся. Таня молча сжала пальцы его руки и потянула за собой. Володя шел рядом с ней, словно бычок на верёвочке. А Таня очень осторожно шла чуть впереди него, очень тщательно выбирая свой путь, так, чтобы ни одно дерево, ни одна коряжка не заставили их оторваться друг от друга, и чтобы рука не дёрнулась, дабы не спугнуть Володеньку неловким движением так сильно, что он и ласкать её руку перестанет. А он ни за что на свете не хотел прекращать поглаживать ей пальчики. Он перебирал их один за другим и все вместе. Он страшно боялся, что счастье его сейчас прекратится, поэтому спешил насладиться прикосновением хотя бы к кончику хотя бы одного пальчика. Он страшно боялся, что она сейчас скажет ему: «Ну, хватит. Ну, чего ты меня держишь и не даёшь идти свободно? Ну чего ты вцепился в мои пальцы, как будто сам не можешь идти, без поддержки моих пальцев? Отпусти. Всё. Хватит. Уйди. Твоё время закончилось. Ты слишком долго где-то был. Во время твоего отсутствия я стала уже не твоя. Я теперь уже принадлежу не тебе. Теперь меня ласкает другой мужчина, поопытней тебя. Поэтому то, что ты сейчас делаешь, это уже воровство, потому что держишь в своих руках не своё». И Володя старался украсть как можно больше, чтобы потом, ночью, в постели вспоминать об этих сладостных мгновениях и млеть от наслаждения до мокрых трусов. Через некоторое время он уже совсем обнаглел и поднёс её пальчики к своим губам, и принялся выцеловывать их долгими, нежнейшими, сладкими поцелуями. Таня не выдержала такой пытки и остановилась, и повернулась к нему. И он склонил низко голову и вжался лицом в её ладонь и застонал от счастья.

— Как долго я ждал этого мгновения, — зашептал он ей в ладошку. — Я уже думал, что этого уже никогда не будет. Я думал, что уже навсегда потерял тебя. Я чуть не умер, когда услышал, что ты выходишь замуж за Петра Петровича.

Танечка молча задавливала внутрь себя рыдания, слизывая языком слёзы с уголков губ

— Я не могу без тебя жить, — продолжал шептать Володя, не поднимая головы. — Я уже думал, что моя жизнь закончилась. Я очень виноват перед тобой. Но я ничего не мог поделать. Я был так далеко, что ничего не мог поправить. Мне пришлось внезапно сбежать из Биоцентра, когда в моём биоклаве появился Карл. Они пришли, чтобы убить его в зародыше. Я очень старался увидеться с тобой, чтобы объяснить тебе всё и договориться о встрече. Я рассчитывал на твою помощь, когда родился Карл. Я не знал, как ухаживать за новорождённым. А ты почему-то вдруг, без всякого предупреждения перестала приходить ко мне. Просто исчезла, и всё. Ничего даже не объяснила. Я чуть с ума не сошел в своём заточении. Я всё время перебирал в своей голове, чем я мог обидеть тебя. Я, конечно, ненормальный. Можно даже сказать — псих. И я подумал, что ты не хочешь связывать свою жизнь с таким неудачником. Конечно, у Петра Петровича и слава, и почёт, и деньги, и дом шикарный. А что я мог предложить тебе? Огроменный стог беспокойства. Гол как сокол. И к кому я ни обращался, чтобы они попросили тебя прийти ко мне хоть на минуточку, чтобы передали тебе записку, все только смеялись надо мной. Говорили, что я уже интеллектуальный труп. Что Пётр Петрович съест меня с потрохами и не даст головы приподнять в научном мире. И точно. Сколько я ни пытался опубликовать итоги своей работы над Карлом, никто не хотел со мной связываться. От меня письма не шли. Не только к тебе. Вообще никуда. Любое письмо исчезало без всякого следа. Глухая стена. Как будто я провалился в глубокий колодец. Буквально все были против меня. И ты тоже ушла от меня.

— Володенька, прошу тебя, не надо, — застонала Таня, качая головой от боли, которую ей причиняли его слова. — Не говори так. Я очень хотела встретиться с тобой. Но ничего у меня не получалось. Сначала меня, не спрашивая моего согласия, послали в командировку получать какой-то груз. Мы там надолго застряли. Потом меня вообще послали в какую-то странную, никому не нужную экспедицию. Я думала, что у меня весь мой последний курс накроется, диплом пропадёт. Но мне дали возможность подготовиться и хорошо защититься перед дипломом. Я уже и не ожидала, что у меня что-то получится. Но Пётр Петрович похлопотал за меня, посодействовал. Я была как в каком-то беспамятстве.

— А это правда, что ты выходишь за него замуж? — Володя весь напрягся, но головы так и не поднял.

Они стояли около дерева. Он боялся поднять голову, чтобы не плеснуть на неё страхом, граничащим с ужасом, который ледяным гейзером застыл у него в глазах. Он хотел принять от неё смертельный удар с заранее склонённой головой. Тот разговор, который произошел между ними на лестнице в гостинице, когда они были ещё на Диане, был так неопределён, так мимолетен, что ничего не только не решал, но и ничего не прояснил ему в этом страшном вопросе. Только сияние её глазонек придало ему немножко бодрости, чуть-чуть поддержало уже почти угасшую надежду в его сердце. А потом был полёт. И были разговоры с насмешливым подтекстом, были слухи, граничащие с обыкновенными грязными сплетнями. И в замкнутом пространстве корабля они раздули в его сердце настоящий пожар. И в голове знойный туман подозрения и страха.

— Почему люди говорят о вас такое? Почему ты молчишь всё это время? Почему не скажешь мне откровенно, чтобы я не страдал так сильно? Скажи мне правду, какой бы она ни была. И я оставлю тебя в покое. Я буду лечить сам в себе свою собственную дурь. Но я уже не могу больше жить в этой страшной неопределённости. Умоляю тебя, скажи мне всё. Неужели ты хочешь отомстить мне? Ты хочешь, чтобы я сошел с ума? Так я уже почти готов.

— Володенька, перестань! Не надо мне такое говорить! Не мучай меня! Я не заслужила ничем такой напраслины, — продолжала стонать Таня, качаясь из стороны в сторону. — Да разве это можно объяснить словами? Да, я тогда немного рассердилась на тебя. Не знаю, может, я была и не права. Я сейчас уже ничего не знаю. Я не знаю как мне теперь жить? Если ты уйдёшь от меня, я совсем погибну. Володенька, но я, ведь, тоже живой человек. Но, ведь, за столько лет ни одной весточки. Я думала, что сойду с ума. Я думала, что нравлюсь тебе. А ты исчез. И ни слуху, ни духу. Я, ведь, тоже живая. А он так просил, так настаивал, чтобы я согласилась выйти за него замуж. И вот, я, со злости на тебя, от полного отчаяния, взяла, да и пообещала ему, что подумаю над его предложением. Пообещала, что когда мы прилетим на Землю, когда я закончу учёбу, я дам окончательный ответ. И всё. Я больше ничего ему не обещала. Да, я говорила, что может быть и выйду за него. Да, я виновата. А потом пошли эти слухи. Ну не буду же я объяснять каждому, что дело было совсем не так. И я до сих пор не знаю, что мне делать? — Танечка опять была на грани срыва в слёзы.

— У тебя с ним было? Ну, что-нибудь, — он всё ещё боялся посмотреть ей в глаза.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Таня.

— Ну, ты целовалась с ним?

— Только один раз. Он поцеловал меня всего один лишь раз. Я не хотела. Мне не понравилось. Но. Я почти и не сопротивлялась, — Танечка вся сжалась испуганно в ожидании вспышки. Она даже и не попыталась объяснить, что этим поцелуем с многоопытным мужчиной пыталась заглушить в себе страдания по нём. А где-то даже и немножко отомстить за долгое молчание, за все неудачи.

— Он целовал тебя, — горестно прошептал Володя, поднимая на неё страдальческие глаза.

— Только один разик, — испуганно прошептала Танечка.

— Он целовал твои губы, — Володя поднял руку и прикоснулся кончиком пальца к её нижней губке. И пучечкой среднего пальца медленно заскользил по губке, лёгким прикосновением обводя нежно капризный рисунок милых губ. — Он целовал эти губы, мои губы. Как он посмел прикоснуться к моим губам? К моим прекрасненьким губкам? Я же умирал, когда вспоминал то время, когда они были моими, и я целовал их. Да, иногда даже, слишком жестко. И ты просила меня не мучить тебя.

— Всего только раз, — еле слышно лепетала Танечка, забывая обо всём окружающем. Она замерла, боясь спугнуть его ласкающую руку, боясь того, что он рассердится на неё и уйдёт от неё. Уйдёт к другой. Уйдёт навсегда. Так она же, просто, умрёт. Застынет, замёрзнет без обжигающего прикосновения его сильных пальцев, без жаркого объятия его крепких рук.

— Он целовал эти волосы, он вдыхал аромат моих волос, — Володя всё ещё продолжал шептать. Но в его голосе уже не было стонущих ноток. Если голос его и прерывался, то уже оттого, что горячий зной пересушил горло.

— Нет, — уже с затаённой улыбкой шепнула она ему на ухо.

— Вот эти волосы, мои волосы. Я же всегда думал, что они принадлежат только мне, — Володя взял обеими руками её голову, запуская пальцы в шелковистые русые волны, ниспадающие на плечи и на спину. — А я уже начал бояться, что мне никогда уже больше не придётся вдохнуть в себя этот чудный, благодатнейший аромат твоих атласных волос, — он прижался лицом к её голове, поглубже зарывшись носом в пушистые, щекочущие, волшебные, сказочно прекрасные, благоухающие пряди. — Умоляю тебя, никогда и никому не позволяй прикасаться к ним. Они мои. Я покупаю у тебя их. Я отдам тебе за них всё моё сердце. Ты — царица души моей. Ты можешь делать со мной всё, что захочешь. Я — раб твой навеки. Я люблю тебя так, как никто на свете никогда никого не любил. Мою любовь тебе нельзя ни с чем сравнить. Только прошу тебя, никому не позволяй трогать твои волосы.

— Никому не позволю, — счастливо улыбаясь, шептала Танечка. — Я тоже не могу жить без тебя. Эти годы нашей разлуки были самыми страшными во всей моей жизни. Я чувствовала, что схожу с ума. И я умру, если опять не буду видеть тебя, не буду знать, что с тобой происходит, не буду слышать твоего дыхания. Я так страдала, что больше не могу дышать твоим запахом. Когда ты меня ласкаешь, то от твоих волос исходит аромат бушующей грозы. Ты же весь пропитан весенней грозой, ты весь излучаешь озон. Он стекает с кончиков твоих волос. Ты — только моя, личная, живая грозовая туча. Ты — источник молний, которые пронзают всё моё тело, и я возношусь ввысь, даже выше седьмого неба. Только прошу тебя, сделай так, чтобы мы никогда больше не расставались. Никогда больше не исчезай.

— Всё! Больше не буду. Никогда, — прошептал Володя. — Теперь нет причины, которая бы нас смогла разлучить. Карл у меня уже родился. Я успешно доказал свою теорию моделирования живых биороботов. Мне уже не о чем мечтать. Когда я обнимаю тебя, мне больше ничего не надо. Я люблю тебя.

— Ещё, — прошептала Танечка, теряя опору в ногах.

— Ты зоренька моя ясная. Без тебя — я не был живым. Без тебя вся жизнь моя — во мгле. И все эти годы я жил только одной мечтой — увидеть тебя, услышать твой голосок, прикоснуться к пальчику, поцеловать. И когда в гостинице на Диане услышал от Кости эту мерзкую новость, я чуть не умер. Я не поверил, что это возможно.

— И правильно сделал, — прошептала Танечка. Подняв руки, она обняла его за шею и прижалась всем телом к нему. Она повисла на нём, потому что ножки её уже не держали, и она готова была лечь на спину и задохнуться под тяжестью его тела. — А у тебя в это время была девушка?

— Когда? В Биоцентре? — спросил он тихим голосом, продолжая целовать её волосы.

— У тебя уже в Биоцентре была девушка? — Таня сделала попытку вырваться из его объятий.

— Ну конечно же. А ты разве не знала этого? — он не давал ей даже надежды на то, чтобы вырваться из его рук.

— И кто это была?

— Ну как кто? Ты!

— Ой, опять эти твои шуточки. Я, наверное, никогда не смогу привыкнуть к твоим шуточкам. И хватит увиливать от ответа. Скажи мне честно, прямо и открыто — у тебя была девушка в то время, когда мы не виделись?

— Таня! Ну о чём ты говоришь? Да ты же самая лучшая, самая красивая. Ну, неужели я похож на болвана, чтобы тебя заменить кем-то? Да разве может хоть кто-нибудь сравниться с тобой? Да разве есть на свете кто-нибудь прекраснее тебя? Ты что, за болвана меня держишь?

— А я слышала, что у каждого автоматчика на той планете, где он работает, есть гарем. У тебя был гарем? Или хотя бы одна жена?

— Ой, я не знаю про других. Я не вёл исследований в этом направлении. Но мне кажется, что это обыкновенная чушь. Людям, просто, нравится выдумывать про других всякие пакости. Так им легче живётся. Когда вокруг них все чистые и правильные, они чувствуют себя как-то неловко: уж очень их собственная нечистота выглядит нехорошо на общем хорошем фоне. А когда вокруг все грязные ходят, то на фоне всеобщей нечистоты они могут думать про себя приличные мнения. Поэтому некоторые люди и поливают всё вокруг себя помоями, чтобы никто не увидел их собственную нечистоплотность, — Володя говорил всё это, не прекращая ни на секундочку ловить губами завитушки её волос. А пальцы его рук тем временем то трогали нежненькие мочки ушек, то скользили по гладенькой коже шейки, то гладила атлас щёчек. — Ну, даже если предположить, что кто-то из наших решил изобразить из себя калифа, то нам с тобой какое до этого дело? Мне жалко Бога, которому придётся разгребать их навозные кучи. Я бы хотел помочь Богу справиться с этой работой, но боюсь, что Бог не примет моей помощи, потому что мне хочется поубивать этих поганцев. Так, ведь, дело в том, что моими подобными действиями будет не только Бог недоволен, но и тебе они не понравятся. А я не хочу не нравиться тебе, я хочу, чтобы ты меня всё время хвалила, чтобы ты мне всё время премии выписывала за хорошее поведение.

— Это какую же премию ты от меня ждёшь, — засмеялась Таня.

— Как это какую? Неужели нельзя самостоятельно догадаться до такого пустяка?

— Понятия не имею, о чём ты мне тут толкуешь, — продолжая смеяться, закрутила головой Таня. — Чего ты от меня ждёшь?

— Ну, как это чего? Поцелуя, конечно. Ну, и ещё, может быть, на что-нибудь заработаю, — Володя уже с хитринкой смотрел в её прекрасные глазки.

— Ой, боюсь, ты у меня и в самом деле сегодня же заработаешь, — Таня стукнула кулачком ему по груди. — Перестань развивать эту тему. Мы потом, как-нибудь, поговорим на эту тему. Ты, лучше, расскажи, правда ли у тебя не было жены?

— Ой, Танечка, ну какая там жена? Мне совершенно некогда было даже размышлять на эту тему. У меня каждый час моей жизни в это время был расписан буквально по минуткам.

— Да чем же ты там был занят таким, что даже и поспать некогда было? — удивилась Таня. — Мне говорили, что автоматчики — самый ленивый народ на свете. Поставили свои наблюдательные станции, а потом только ходят и снимают показания с них. И составляют отчёты. И регулярно отсылают эти отчёты в Космоцентр. Мне говорили, что вы спите круглыми сутками. Ничего не пойму: чем ты был занят?

— Ага, конечно, ты наслушалась базарных баек про нас, а теперь ничего не поймёшь. Да врут люди всё про нас. Нет, конечно, если на службе филонить, то всё так и может быть. А если честно работать, так всё совсем иначе. Это только теоретически станции работают безупречно. А в жизни с ними приходится много работать. Да и показания их надо постоянно проверять. А это значит, что без регулярной юстировки никак не обойтись. Да и каждая станция является куцей в смысле спектра снимаемых показаний. Приходится расширять методом прямого наблюдения. А если учесть ещё и необходимость заниматься диагностикой не только работы самой станции, но и тех явлений, за которыми она ведёт наблюдение, то уж, будь спокойна, работы хватает. Если, конечно, не бегать от неё. Так что, мне было не до женщин и не до гулянок.

— Ой, ну ты, конечно, тут много чего наговорил, но всё это не может объяснить твоих слов: мне и пяток минут на сон иногда не хватало. Я же не маленькая школьница, я же понимаю немного в том, о чём ты мне тут наговорил. Чем же ты так сильно был занят, что и про женщин тебе некогда было подумать? А? Кто же это тебя так страшно терзал? Прямо, королевский какой-то режим? Чем ты занимался?

— Да, — вздохнул Володя, выпрямляясь. Потом помолчал, ещё раз вздохнул и вдруг решился. — Да, от этого разговора, видно, мне никак не уйти. Придётся рассказать. Понимаешь, тут такая какая-то таинственная история, что я боюсь, ты мне и не поверишь. Я сам, признаться, мало что пока понимаю. Я, поначалу, пытался сам во всём разобраться, пытался понять, почему именно я оказался в центре этих событий, в центре их внимания, но они мне сказали, чтобы я не очень мучился понапрасну, придёт время, и я сам во всём прекрасно разберусь. Просто, сейчас ещё не подошло моё время для решительных действий. Но эти события уже не за горами. И я должен быть готовым к ним. Чтобы разобраться во всём, надо обладать одним очень специфическим и обширным кругом информации. Но процесс ещё не созрел. Ещё слишком много во всём этом деле неопределённости. Цель ещё чётко не оформилась, поэтому и активных действий пока нельзя предпринимать. Но моё время обязательно придёт, и я всё узнаю, и тогда обязательно всё легко пойму. Ничего там сложного нет. Просто, в этом деле замешаны очень личные отношения людей. И одним из этих людей являюсь я. И когда тот человек полностью созреет для принятия окончательного решения, когда он даст согласие, тогда всё станет ясным и понятным. Надо подождать, когда этот человек сможет принять это очень приятное для него самого решение. Он когда-то сам мечтал о таком развитии событий. Но он же сам и многое испортил, обиделся. В общем, надо подождать. Но я должен был подготовиться к этим самым событиям. Нельзя было торопить эти самые события. И они стали готовить меня к освоению того уровня познания мира, каким они обладали. Это очень сложно. Я, конечно, очень сильно старался, и кое-чему научился. Не всё, разумеется. Но очень много.

— Ой, Володенька, да я же ничего не поняла. Да кто это — они?

— Танечка, а можно я потом тебе об этом расскажу? — очень жалобно простонал Володя. — Это очень долгий разговор. Там нет никаких особых тайн. Они мне всё время помогают, они меня поддерживают. Они мне многое не рассказывают, но не потому что это какая-то там страшная тайно, а просто потому, чтобы я не пытался вмешаться в процесс созревания.

— Ой, ну я же ничего не пойму, — тоже чуть не застонала Таня.

— А я, ты думаешь, много понимаю? Но, ведь, не в этом же дело.

— А в чём же тогда дело? — удивилась его словам Таня.

— А всё дело в том, что я так долго, так сильно мечтал встретиться с тобой, так хотел остаться с тобой наедине…

— Зачем? — сделала вид, что удивилась, Таня.

— Ну, как это, зачем? Я сто лет мечтал целовать тебя. А теперь, вот, ты рядом со мной, я хочу целовать тебя, а вместо этого должен говорить о каких-то там делах. Да не хочу я говорить о каких-то там делах. Я ужасно соскучился по твоим губкам, — Володя скользнул губами по шелковистой коже её лба. Затем, приподняв её лицо, принялся выцеловывать ей глазоньки. И чуть касаясь трепещущих ресниц, его губы поднялись чуть выше и слегка втянули в себя изумительной шелковистости кожу век. И ощутил Володя, как под его губами подрагивает глазное яблоко. И замер он, наслаждаясь счастливейшим мгновением всей его жизни.

Танечка стояла, запрокинув голову, чтобы любимому было удобнее целовать её. А её руки сами собой поднялись и легли на мощную мужскую спину. Медленно передвигая их, она то пощипывала, то поглаживала, а то и чуть притягивала к себе его горячее, плотной тело. Её ладошки, самостоятельно вспоминая давние-давние ласки, с наслаждением исследовали через тонкую ткань рубахи эластичные, по стальному упругие, но в то же время нежные и горячие мышцы возлюбленного. Постепенно начальная горячность, страстная нетерпеливость её движений сменилась томным и медленным поглаживанием и прижиманием. Её сердечко наконец-то полностью поверило, что счастье её уже никуда не убежит от неё, что счастье её само тянется к ней, так и хочет прижаться и даже ткнуться туда, куда ему так сильно хочется. Можно не торопиться, не нервничать, не захлёбываться от жадности, а спокойно тянуть на себя любимого, с затаённой страстью ожидая, когда всё тело, все жилочки охватит такая страстная, такая горячая волна кипения крови, что внезапно захочется выть, петь и кричать от наслаждения, просить ещё и ещё, и чтобы не прекращал, а делал всё сильнее и сильнее. И вдруг почувствовать себя словно подвешенной в состоянии умопомрачительной невесомости, в пронизанном ослепительным сиянием зелёном океане, тёпленьком и сладеньком. Ведь это же когда-то с ней было. И она, безуспешно пытаясь сдержать себя, кричала что-то ему, и всхлипывала, и даже, кажется, плакала от счастья. Да, надо только усилить близость с любимым. И Таня не только запрокинула свою головку, подставляя лицо, губы, шею, ушки, горлышко его поцелуям, но и слегка прогнулась в спине, чтобы не только пальчики и ладони прижались к сильному и крепкому телу Володеньки, но и живот, и грудочки, и ноги, и всё-всё, что у неё есть. Всё — только для него, любимого и единственного. А её ладошки сами опускались по широченной спине всё ниже и ниже. Вот и твёрдая, буквально стальная, поясница. А вот и странные, сказочно выпуклые и крепкие холмы, ягоды, на которые она никогда не могла спокойно смотреть: так и хотелось раздеть его, чтобы посмотреть, да что же за такое устройство, столь вызывающе и рельефно словно торчит у него пониже спины? Ну, ни у кого такой попы нет. Глаз не оторвать.

А Володя, выцеловывая возлюбленную, от глазика скользнул к височку. Нешироко приоткрыв рот и вывернув губы, он не просто присосался к тонкой, пульсирующей от каждого удара сердечка, коже, а словно пытался пить кровь своей возлюбленной из тонюсенькой, голубоватой височной жилочки. Потом его привлёкло щекотание её волос, их аромат, и он заскользил губами по волосам к её ушку. Исследовав губами и кончиком языка затейливый рельеф завитушек ушной раковины, он опустился чуть пониже и прихватил губами мочку уха, и принялся посасывать её. Закончив временно облизывать мочку, он начал было опускаться вниз по шейке, но передумал, вспомнив, что недостаточно внимания уделил яблочкам щёчек. И опять принялся целовать Танечке глазки и щёчки.

Вначале Танечка ещё пыталась усилить наслаждение, поворачивая головку то в одну, то в другую сторону, чтобы хоть как-то помочь своему возлюбленному ласкать себя. Подставляла его жарким губкам те части своей головки, которые он, излишне торопясь, то ли слишком бегло целовал, то ли пропустил на некоторое время, чтобы вернуться к этому месту чуть позже. А она не хотела чуть позже. Она хотела сейчас, и жарче, и сильнее. Однако скоро она совсем забыла обо всём. Уже не только её ладошки, но и всё её тело вспомнило былое, забытое сладкое волнение, о котором, она, совсем ещё недавно, со слезами в сердечке, стала было думать, что оно никогда больше не вернётся. А он, оказывается, вон какой молодец: не только не забыл про неё, но и приберёг, накопил свою страстную любовь к ней в таком количестве и таким раскалённым, что она, наверное, не сможет сегодня устоять перед его напором. Не просто поддастся, но и, потеряв от счастья свою голову, по своему собственному желанию, отдастся. Потому что каждый его сладкий поцелуй, каждое его нестерпимо жгучее прикосновение воспламеняло в её жилах новую волну огня такой силы, что вся её воля и всё её сознание расплавлялись, заливая сердечко сладчайшим огнём желания. И от этого огня перехватывало дыхание, делая его прерывистым. И Таня набирала в грудь побольше воздуха, а потом медленно выдыхала, то и дело всхлипывая и ахая. А огонь расширялся и тёк вниз по животу, заставляя её ножки сначала судорожно сжиматься, а потом медленно расслабляться и раздвигаться в стороны. Только для того, чтобы устойчивее стоять. Не более того. И ей стало уже всё равно, к чему он прикасается, что он просто трогает, а что ласкает. Его руки, придерживающие её за плечи, обжигали через тонкую ткань рабочего серенького платьица ничуть не меньше, чем губы, раз за разом возвращающиеся к её рту. Всё, всё в нём было сладким источником волнующей страсти: и дрожание пальцев, и огонь губ, и опаляющий аромат горячего дыхания. Она горела уже вся. И для неё уже не имело значение, что он делает с ней, к чему прикасается. Она вдруг стала бояться, что не устоит на ногах, опустится и потянет его за собой. Ноги уже не держали её. И она двинулась назад и нашла опору у ствола дерева, которое стояло за её спиной. А ствол этого дерева оказался так удачно искривлён, что она оказалась как бы полулежащей в кресле.

И Володя, словно пчёлка за цветком с нектаром, потянулся вслед за ней. И прижал Танечку к дереву, изгиб которого словно был предназначен специально для этой цели. Устроившись на дереве так, что таз её был устремлён к любимому, а плечи и голова нашли надёжную опору на трёх ветвях, расходящихся в разные стороны, Танечка с замиранием сердечка следила за приближением к ней любимых, необыкновенно прекрасных, сияющих восхищением и упоением, сереньких глаз с солнечным венцом вокруг зрачка.

— Вот и пришел твой конец, девка, — мелькнуло у неё в голове. И она обняла и прижала к себе Володеньку, с замершим от страха и восторга сердечком ощущая через платье, как его горячая и упругая мышца упирается в низ её живота. И всё её тело ещё один раз вздрогнуло, изогнулось дугой в страстном порыве слияния со своим возлюбленным, и она расплавилась, растекаясь по стволу дерева. — Ох, да почему же он так долго не целует? — подумала она, закрывая свои глазки, так как его лицо, вплотную приблизившись к ней, потеряло чёткие очертания. И ей уже было больно смотреть на него.

— Миленькая, как долго я мечтал об этом мгновении, — шептал Володя. — Я думал, что умру. Жить без тебя не хотел.

И он, наваливаясь на неё всем телом, завёл руки под затылок, взял её голову в свои ладони и коснулся губами её губ. Только чуть-чуть тронул, словно пробуя, словно испрашивая разрешение на поцелуй. Танечка ждала, не открывая глаз. Володя ещё раз прикоснулся губами к её губкам, словно умоляя простить его. И она, поощряя его к более активным действиям, ответила ему на его прикосновение лёгким движением своих губ. И тогда Володя жадно впился поцелуем ей в губы. Он целовал её сильно, страстно, даже как-то неумело, как будто делал это впервые. Он уже не мог сдерживать своей страсти. Он немножко обезумел, потеряв контроль, целовал всё сильнее и сильнее. Танечка терпела, терпела, наконец, не выдержав такого издевательства над своими нежными губками, оттолкнула его от себя

— Ты что делаешь? Больно же, — горячо зашептала она.

И тут же испугалась, что он неправильно поймёт её, подумает, что ей не нравится целоваться с ним. Обидится. Уйдёт. Она боялась, что он сейчас начнёт думать, что она сравнивает его поцелуй с поцелуем очень опытного в этих делах Петра Петровича. И хотя шеф поцеловал её только один раз, она догадалась, что он в этот поцелуй вложил всё своё мастерство соблазнителя. Шеф стремился возбудить в ней страстное влечение к нему, желание ещё одного поцелуя, а там недалеко и последний шаг. В этом поцелуе Пётр Петрович постарался применить все рекомендации специальной литературы по этому вопросу, все свои личные наблюдения. Во время его поцелуя было всё: и работа языком, и рука на груди, и даже попытка под юбку залезть. Не было только в его поцелуе самой малости — любви. И не было у Тани никаких страстных переживаний. Не было даже элементарного возбуждения. Не было возбуждения не только у Тани, но и у самого шефа. И тут даже не сразу скажешь: в ком первичная причина, а в ком вторичная. То ли Тане было, как минимум, до лампочки все его старания, поэтому шеф понял, что если даже ему и удастся завалить её в постель, то дальше он ничего с ней сделать не сможет. И это оказалось так странно для Петра Петровича, что он даже немного испугался. Не было у него раньше ничего подобного. До сих пор у него, худо-бедно, инструмент всегда в нужное время принимал рабочую форму. А тут — забастовка. И в голову шефа пришло впервые в его практике сомнение: а может быть случилось так, что его время приближается к концу? Может, это первый звоночек старческой импотенции? И ему стало как-то не по себе. Надо было это явление немного обмыслить. Разобраться. Может, и подлечиться. И тогда он, дабы не опозориться, оставил завершение начатого наступления до лучших времён. Но, в то же время, могло случиться так, что шеф уж слишком переутомился на своей помощнице, поэтому не было в его крови того огонька, от которого загорается женщина. Может, ей не нравилась внешность шефа. Да нет же. Внешность у начальника была не просто приличная, а шикарная, респектабельная, изысканная, с лоском. Многие девчата в Биоцентре считали его вполне ещё приличным мужчиной. Танечка же старалась ничего не думать в этом направлении. Теперь она боялась, что Володя её слова примет как свидетельство поражения в негласном соревновании между ним и её шефом. Поэтому тут же поспешила добавить.

— Володенька, ну ты же когда-то очень хорошо целовал меня. Ведь твои поцелуи были очень сладенькими. А сейчас ты просто съесть меня хочешь. Мне страшно и даже больно. Теперь я точно вижу, что у тебя не было практики с кем-нибудь на стороне. Придётся опять учиться.

— Да? Ну, ладно, хорошо, я опять буду учиться, — Володя как-то не очень доверчиво улыбнулся и, будто желая проверить искренность её слов, вытащил правую руку из под её спины и положил ей на грудь.

А Танечке было уже не до наслаждения. Теперь и ствол дерева, ещё минуту назад волновавший её необычностью позы, в которой она оказалась под Володей, больно врезался в копчик. Ей уже хотелось выскользнуть из под любимого, но она боялась, что и это её движение Володя воспримет, как попытку избавиться от назойливости его приставаний. И опять начнёт думать о том, что она целовалась с шефом. Похоже было на то, что этот её поцелуй с шефом ещё очень долго будет присутствовать в её отношениях с любимым. И теперь уже Танечке надо было думать о том, как бы не упустить Володеньку. Она начала опасаться, что Володя может всё испортить своим недоверием, своей ничем не обоснованной ревностью к шефу, своим необузданным желанием постоянно проверять её. Тут уже не только наслаждением не пахнет, а и о простом удовольствии говорить не приходится. Она начала пугаться, что Володя может уйти.

И она была близка к правильному пониманию того, что с ним происходило в данный момент. Володю действительно раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, он с непередаваемым упоением любовался красотой её тела, задыхался в истоме от аромата её кожи, дрожал от нарастающего возбуждения, когда её нежные пальчики касались его лица. Ему хотелось не просто целовать их, а лизать и сосать, как самые сладенькие конфетки. Но с другой стороны, его сердце не переставал грызть червь сомнения: а не предоставляют ли ему счастье пользоваться остатками пиршества со стола шефа? Не заблуждается ли он, по своей слепоте и наивности считая, что является единственным обладателем этого сокровища? И не в силах преодолеть разрывающего душу страха, по реакции Тани на его не совсем сдержанные и далеко не скромные прикосновения пытался исподволь определить ту грань, тот предел, до которого она допустила его ненавистного соперника.

В стремлении уменьшить боль в копчике Таня сместилась чуть повыше, стараясь перенести основную тяжесть и своего, и его тела с копчика на спину. По её ерзанию Володя понял, что Танечку тяготит её поза, что ствол дерева отнюдь не самое удобное место для подобных игр, поэтому надо было что-то менять. Но только не сейчас. Чуть попозже. А сейчас он, как мелкий воришка, старался украсть побольше из того, что есть под рукой. Поэтому он завёл руку Танечке под поясницу, а потом и пониже, дабы хоть чем-то смягчить дискомфорт жёсткого, корявого ложа, и принялся мелкими, нежнейшими поцелуями обцеловывать контур рта возлюбленной. Он торопливо наслаждался сочной полнотой её губ, их чувственно капризным, изнеженным рисунком, и по детски весёлым, и загадочным, и даже манящим выражением, притаившемся в уголках рта. О, какая сказочная это страна — ротик возлюбленной. Он манит к себе, когда любуешься им немножко издали. Он пьянит, когда приближаешься к нему вплотную. Он буквально сводит с ума при поцелуе. И забываешь обо всём. И хочется пить, пить и пить. И Володя быстро осознал свою ошибку. Ну никак нельзя грубо, сильно, нагло вторгаться в такое утончённое, нежнейшее и сладенькое творение, как ротик возлюбленной. Зачем же так грубо? Лучше сойти с ума от нежнейшего прикосновения.

Володя был не прочь сойти с ума, но он уже успел уловить, что в этом состоянии напрочь забываешь о наслаждении, перестаёшь ощущать, а значит и ценить блаженство, в которое с упоением погружаешься, как в море истомы и любви. Поэтому, утолив нестерпимую жажду первым торопливым глотком, он принялся пить красоту и нежность любимого рта меленькими поцелуйчиками. Он уподоблялся путнику, который после тяжёлого, длительного путешествия по сухой, жаркой и безводной пустыне, наконец-то добрался до благодатного оазиса с живительным источником. И он, сделав первый, жадный глоток, вдруг обнаружил, что восторг ощущения животворной силы Божьего дара — воды, живёт только во рту. Желудку же абсолютно безразлично, что он принимает сверху: Божий дар или яичницу со свинячей отбивной. И человек решил перехитрить неразборчивую ненасытность собственной утробы. Он принялся не заглатывать воду полным ртом, чуть ли не давясь от жадности, а поглощать в себя водичку мелкими порциями, дабы ощущать благодать долго. Человек брал водичку в рот, держал её там, цедил сквозь зубы, полоскал гортань, запрокинув голову, и только когда переставал ощущать всю невыразимую прелесть водички, не спеша глотал её, давая возможность теперь и желудку порадоваться Божьему дару.

И Володя принялся выцеловывать губы Танечки мелкими, тягучими поцелуйчиками, стараясь не упустить в своих исследованиях ни миллиметра сказочно прекрасного рта любимой. Утолив жар своей жажды тем наслаждением, которое он получал при целовании наружной поверхности её губок, он решил углубиться в сладкие недра бутона её рта и, раздвигая своим ртом её губки, принялся всасывать в себя нежнейшую, сладчайшую, ароматненькую сочность. Тая, как воск от огня, умирая от восторга и наслаждения, он молча просил любимую пустить его внутрь себя. Он мягко настаивал, чтобы она раздвинула свои губки, позволила кончику его языка проникнуть поглубже, дабы он смог наконец-то отведать нектарную нежность милого рта. И Танечка опять позабыла об окружающем мире, о неудобствах своего странного ложа, о жесткости ствола дерева. И огонь страсти опять начал разгораться в ней. Володя то нежно, но плотненько прижимал её к своей груди, то, словно предоставляя и себе, и ей некоторую передышку, отпускал её. И это ритмичное, медленное покачивание тела Володи на ней сводило Танечку с ума. Ноги сами собой разъезжались в разные стороны, пропуская Володеньку поглубже к себе. И она изогнулась всем свои телом ему навстречу.

Володя, не прекращая сладкого, томного поцелуя, начал поглаживать её грудь, а потом и расстёгивать платье. Но спустить пониже платье Танечки, чтобы обнажить хотя бы одну её грудочку, у него так и не получилось, так как своё платье Таня обычно одевала через голову, поэтому шейный вырез был недостаточно широк, чтобы свободно соскользнуть с плеч. И тогда, неестественно заломив руку, он решил добраться до вожделенных сисичек сверху, проникая через неширокий передний вырез платья. Измучив своими неловкими и бесплодными попытками и себя, и её, он наконец-то догадался, что надо действовать через низ. И принялся задирать подол её платья, скользя рукой по бёдрам, животу, лобку.

И Таня начала постепенно приходить в себя, и предприняла самые активные действия по обороне своей запретной зоны. Но её активные оборонительные действия оказались неадекватными его силовому натиску, поэтому привели не к полному прекращению, а всего лишь к замедлению захватнических маневров. О полном прекращении атаки любимого на её сокровище пока не могло быть и речи. Да и о каком прекращении, о каком сопротивлении можно говорить, если его руки то и дело трогали её трусики, поглаживали и ласково сжимали лобок? О каком сопротивлении может идти речь, если её руки, пытаясь одёрнуть подол платья, то и дело натыкались на пылающую плоть его мышцы в штанах? Испуг, страх и нестерпимое желание охватили Танечку, парализовав волю и всякое желание сопротивляться.

Вскоре подол платья оказался у неё на поясе, а рука Володи, лаская низ её живота, пока ещё даже немного мягко, но уже вполне настойчиво старалась проникнуть под резинку трусиков. А Таня уже ничего не могла поделать. Может быть потому, что уже и ничего не хотела делать, потому что уже хотела, чтобы он поскорее сделал это. Да и ствол дерева не давал ей свести ноги вместе, сжать их и вывернуться из под него. Она оказалась будто прикованной к дереву на наслаждение. И Танечка уже была готова ко всему.

Володя, почувствовав, что крепость уже почти подписала акт о капитуляции, приступил к завершающей стадии: начал стягивать с неё трусики. Сопротивление было настолько вялым и безвольным, что если бы они сейчас лежали на траве, то эта процедура не заняла бы много времени. Но если ствол дерева не давал Танечке свести ноги вместе и выскочить из под насильника, то есть, мешал Тане свести вместе ноги, в то же время этот же ствол мешал Володе снять с неё трусики. Да и платье, придавленное её спиной к дереву, тоже никак не хотело сниматься. И тогда Володя приступил к самым решительным действиям: он взял Танечку на руки, поставил её перед собой на траву и быстро снял с неё платье через голову. Танечка уже и не сопротивлялась. Вот открылись упругие девичьи грудочки, до которых он так сильно мечтал добраться. Володя наклонился и решительно потянул трусики вниз. Всё!

И в Танечке вдруг что-то оборвалось. Ноги у неё подкосились и она, как надломленная былинка, чуть ли не упала на травку. Танечка стала на колени и, стыдливо закрыв лицо руками, беззвучно заплакала. Володя даже испугался.

— Ты что? Ты не любишь мен? — в отчаянии спросил он, тоже опускаясь на колени перед ней. — Я тебе противен?

— Нет, это ты нисколечки не любишь меня, — всхлипывая и рыдая, заскулила Танечка. — Я тебя нисколько не интересую. Тебе надо получить от меня только это. Тебя нисколько не трогает: о чём я мечтаю, чего я хочу? Нет, ты раньше не был таким. Ты стал очень опытным в таких делах. У тебя, наверное, были в это время женщины. Ты действуешь как опытный соблазнитель. У тебя были женщины, — теперь Танечка не спрашивала. Теперь она утверждала. И, убедив себя в этом факте, она выпрямилась и быстро водворила опущенные до колен трусики, на место. И опять залилась слезами.

— Какие ещё женщины?! — возмутился Володя. — Зачем меня оскорблять? Я не заслужил этого. Я не обманщик. Я говорил тебе правду. А может причина совсем в другом? — он остановился, боясь развить эту очень опасную тему дальше.

Танечка сжалась в ожидании удара. Она уже твёрдо знала, что если он сейчас хоть словом обмолвится о Петре Петровиче, то она даст ему пощёчину и уйдёт. Навсегда! И Володя почувствовал это, и прикусил свой язык.

— Разве я виноват, что люблю тебя? — с тихой печалью в голосе прошептал он. — Я люблю тебя, поэтому и хочу тебя. И я ничего не могу поделать с собой. Ну, пожалуйста, ну прости меня. Я очень хочу, чтобы ты согласилась стать моей женой. Нестерпимо хочу. Мне больше ничего не надо в жизни. Только, чтобы ты любила меня. И если я тебе не сильно нравлюсь, ты только скажи. Я не буду разыгрывать драматических сцен. Я всё пойму. И сразу же уйду. Я не буду тебе портить жизнь Я даже постараюсь не испортить тебе настроение. Только очень прошу тебя: скажи мне всю правду, какой бы она горькой ни оказалась для меня, только прошу, не мучай меня неизвестностью и обманом.

— Володенька, миленький, ну что ты тут такого мне наговорил? — испуганно зашептала Танечка, порывисто обнимая его и прижимаясь к нему всем телом. — Я же тоже только об этом и думаю. Я же очень хочу стать твоей женой.

— Так в чём же, тогда, дело? — удивился он, осторожненько поглаживая ей спинку, хрупкие плечики, тоненькие ручки.

— Ну неужели ты не понимаешь? — тоже, в свою очередь, удивилась Танечка.

— Неа, ничего не понимаю, — уже немного успокоено произнёс Володя, заваливаясь боком на траву и увлекая за собой любимую. — А что я должен понять?

— Ну, нельзя сейчас этого делать, — тихо прошептала ему Танечка куда-то под ухо, целуя его в шею и прижимаясь к нему всем телом.

— Почему?

— Ой, ну это же так просто, — продолжала она шептать ему куда-то в плечо. — Вот, появится у нас ребёночек. Подрастёт. Научится писать, читать и считать. Станет большим и узнает как появляются дети. Начнёт что-то соображать. Посмотрит на дату своего рождения, сравнит с датой нашей свадьбы и спросит меня: «Мама, а почему тут прошло не девять месяцев? Да, и вообще, девять месяцев, вроде бы как и совсем ни при чём?» И что мне отвечать ему? Сквозь пол проваливаться? Это хорошо ещё, если спросит. А если не спросит? Если только понимающе ухмыльнётся? Ой, нет, не хочу я этого. Боюсь я этого. Как же я потом жить-то буду? Как же я Богу буду потом отчёт давать? Нет, нет, не хочу я этого. Я хочу, чтобы всё было по закону: сначала свадьба, а потом уже это. Володенька, миленький, поверь мне, я очень хочу, чтобы ты меня любил. Я очень хочу быть твоей. Ты даже не представляешь, как мне этого хочется. Но вот посмотри: зреет виноград, уже почти совсем созрел, можно и сорвать, может быть, будет и вкусно. Но он ещё не окончательно созрел, не налился сладостью и ароматом полностью. Значит, если сорвать раньше времени, то не удастся узнать настоящий его вкус и аромат. Жалко же. Давай ещё немного потерпим. Поверь мне, я люблю тебя. Только тебя.

— Мда, — задумчиво протянул Володя. — Надо же, какая у меня жена будет умницей. А я об этом как-то до сих пор и не задумывался. Спасибо тебе, любимая. Слушай, если я ещё к тебе начну сильно уж приставать, так ты мне — прямо по морде, по морде, чтобы я побыстрее пришёл в себя и не смог натворить глупостей. Я тоже не хочу краснеть перед своими детьми. Ладно?

— Посмотрим на твоё поведение, — улыбнулась Танечка, протягивая руку за платьем. — Самое главное, ты постарайся вот эти все свои слова запомнить, чтобы потом не обижаться на меня, не сердиться и не мстить. И ещё запомни: что бы между нами ни произошло, я имею в виду кроме предательства любви, я люблю тебя. И если мы с тобой поругаемся, ну, так, не слишком чтобы очень уж и серьёзно, я всегда готова буду приступить к мирным переговорам. Помни, я люблю тебя. И вот ещё что, — Танечка подтянула к себе платье, чтобы прикрыть свою наготу, — понимаешь, я никак не могу выбросить у себя из головы эту противную мысль, что некоторые автоматчики заводят себе жен на других планетах. Я понимаю, что автоматчики, в этом отношении, находятся в самых трудных условиях. Прогрессоры пришли на планету, проверили её на безопасность существования на ней и ушли. Они чаще вас дома бывают. Да и все остальные никогда слишком надолго не отрываются от земной жизни. А у автоматчиков совсем другое дело. Автоматчика выбросили на планету, и он живёт там очень долго. Конечно же, трудно удержаться от соблазна завести себе женщину. Особенно, когда рядом с ним живут красивые и молодые девушки, которые считают тебя богом, которые с удовольствием исполнят любое твоё желание, каким бы прихотливым оно ни было. Почему вы так долго живёте на планете? Ведь можно было бы меняться почаще? И мне поспокойней было бы.

— Понимаешь, пробовали смены менять почаще, — вздохнул Володя, — да ничего хорошего не получилось. Слишком это тонкая работа — обслуживать автомат наблюдения за жизнью на планете. Станции чаще начали выходить из строя. Точность измерений сильно снизилась. Я одного не пойму, почему тебя так сильно волнует тот факт, что некоторые автоматчики позволяют себе расслабляться с туземками? Ну нравится некоторым быть богом для какого-нибудь племени туземцев. Нравится творить перед ними чудеса, нравится продвигать их цивилизацию. Ну, как Прометей на Земле подарил людям огонь. Ну, мало ли кто творит какие глупости. Это не для меня. Я люблю тебя и никакая туземка меня не соблазнит. У меня ни с кем ничего не было и не будет. Ты не веришь мне?

— Верить я тебе, конечно, верю, — тоже вздохнула Танечка, — но мне всё-таки страшно.

— Ой, Таня, да со мной ничего подобного, просто, никак не могло произойти, — весело разулыбался Володя.

— Почему? — всё никак не могла понять Таня его убеждённости в своей непогрешимости. Она только что убедилась, что он — огонь. Он теряет контроль над собой, когда ласкает её. А тут такая спокойная уверенность в себе. Она боялась, что Володя или не до конца искренен, или сам не понимает той опасности, которую он представляет сам для себя.

— Так хотя бы потому, что я не успел толком обжиться на той планете. Меня там почти и не было.

— Как так? — удивилась Таня. Она уже встала с травы и быстро натянула на себя платье.

— А я три с половиной года был не на своей планете, а у туронов.

— Ты был у туронов? — изумилась Таня, глядя на него сверху вниз. Она даже перестала поправлять на себе платье, которое только что одела.— Ты три с половиной года был у туронов? Афигеть можно! Нет, я, конечно, слышала, что у тебя какие-то неприятности по работе, что ты на какое-то время даже сбежал со своей работы. Ну, вот, именно после этого я и стала, грешным делом, подумывать, что ты тоже завёл себе жену на своей планете, встретил какую-нибудь красавицу среди туземочек, ударился в разгул. Но то, что ты каким-то образом оказался у туронов, да ещё на три с половиной года, это для меня, просто, с ног сшибательная новость. Как ты сумел очутиться у них? Ведь они, как я слышала, совершенно не желают общаться с нами. Ни одному журналисту так и не удалось взять у них интервью. Ни одного словечка не выдали. Ни один из научных комитетов не удостоился чести завязать с ними ни научные, ни, хотя бы, дипломатические отношения. А, ведь, они в своём развитии ушли далеко вперёд по сравнению с нами. Многие учёные утверждают, что мы по сравнению с ними находимся на таком приблизительно расстоянии как дикие племена на уровне каменного века по сравнению с нами. Многие обвиняют их в снобизме за нежелание идти на контакт с нами. Они никому ничего не желают объяснять. Немного странно, конечно, но это их дело. Насильно мил не будешь. Я слышала мнение, что они брезгуют нами, как существами низшей расы.

— Ой, ну не надо так о них, — поморщился Володя. — Они очень хорошие люди. И относятся к нам даже как бы по братски. И никакого расизма. Зачем ты так плохо о них думаешь? Мне очень даже неприятно слышать от тебя такое.

— Почему же они, в таком случае, не хотят вступать в контакт с нами? — спросила Таня.

— Ну, это очень длинная история, — улыбнулся Володя. — Они мне сказали, что скоро всё должно разрешиться и тогда они сами сделают первый шаг нам навстречу.

— Да? — удивлённо протянула Таня. — Вот будет интересно. А в честь чего это они с тобой так разговорились? Чем это ты так их подцепил? Посмотри, ни один государственный или политический деятель Земли не смог похвастаться такими успехами, а с Володькой Самсоновым они почему-то разговорились. Странно.

— Ну, ты меня, так прямо, тоже за ничтожество держишь, — рассердился Володя.

— Да нет, ты абсолютно на ничтожество не тянешь, — засмеялась Таня, поправляя на себе платье. — Скорее наоборот, это мы по сравнению с тобой кажемся букашками. Ну, ладно, хватит отдыхать. Чего расселся? — она протянула ему руку. — Вставай, пошли, нас ждут великие дела. Так чем ты их взял? Инициатива контакта была с твоей стороны или с их? Ну, Володя, ну хватит сидеть. Ну, давай, поднимайся. Надо же дело сделать. Ну с какими глазами я вернусь в лагерь, если не найду картошки? Удовольствие оно, конечно, хорошо, но и о деле тоже нельзя забывать.

— Ой, да чи не по делу мы сюда пришли: картошка, капуста — недовольно пробормотал Володя, нехотя поднимаясь. — Подумаешь, трошки на травке посидели после такого длительного путешествия. За сколько лет я притронулся к твоим губкам. Ну, иди сюда, ещё разик дай поцеловать твои губки.

— Володька, перестань, я тебе серьёзно говорю: надо картошку и капусту искать. Какие ещё поцелуи? Я тебя буду целовать, а сама про капусту думать. Разве это поцелуи?

— Ой, да хватит меня загружать своей капустой и картошкой, — смеясь, продолжал бормотать Володя, притягивая Таню поближе к себе. И они уже пошли рядом. И Таня не придавала серьёзного значения его словам, так как всё её внимание было занято отслеживанием того, что делал Володя. А действий-то почти никаких и не было. Он шел слева от неё. И в своей левой руке держал ладошку её левой руки. И, разумеется, нежненько поглаживал её, ласково сжимал пальчики, словно испрашивая у неё разрешение взять у неё что-то такое, что она давать ему никак не соглашается. А ладонь его правой руки нашла себе тёпленькое местечко на её талии справа. И эта рука никак не могла себе найти покоя, она всё искала что-то, непонятно даже что. Она то поднималась выше, перебирая через тонкую ткань платья рёбрышки Тани, добираясь аж до крутого нижнего склона сисечки, и даже пыталась взобраться на холмик. Но, получив отбрасывающий отпор, снова опускалась вниз, в изумлении замирая на внезапно крутом переходе от тонюсенькой талии к прочной кости таза. Его рука никак не могла понять, зачем такой изящной, буквально крошечной девчушке такой прочный таз? Рука, не по глупости, но, просто, ввиду ещё пока малого жизненного опыта, никак не могла понять такой простой вещи: таз уже во всю готовится произвести на свет Божий детишек для её хозяина. Да, да, хозяина руки, которого она подпустила так близко к себе, от прикосновения руки которого, она вся млеет и изнывает желанием. Подчёркиваю, только один человек на свете предназначен ей для этого. «Как же так? — воскликнет кто-то очень привычный искать во мне ошибки. — Ведь она может получить удовольствие и родить от другого. Это проверено практикой». Но, повторяю ещё раз: то, о чём вы говорите, всё это, в лучшем случае, суррогат или компромисс. А мне, должен признаться, тазик моей любимой очень нравится. Нет, нет, не подумайте, будто я хочу сказать, что он — лучшая часть её. В ней всё прекрасно. Но я не люблю врать, поэтому признаюсь, что мне нравилось смотреть на её таз. Мне очень нравился вид его и спереди, и сзади, и даже в профиль, если можно так сказать. И я чувствовал, что тазу очень нравилось моё внимание к нему. Он сначала напрягался, а потом расслаблялся, когда я рукой прикасался к нему. Ой, а что происходило с ним, когда я, лаская, гладил его! Или целовал! Ммм, не передать словами. Да, так вот, внимание Танечки было обращено к руке Володи, которая сначала просто лежала на тазе, а потом начала опускаться ниже, дабы прикоснуться, потрогать, погладить, сжать ту часть таза, которую называют ягодкой. И голова у Танечки пошла кругом, потому что она никак не могла решить простенькую дилемму: что же ей делать? То, что ей хочется сделать? А именно, повернуться к Володеньке и повиснуть у него на шее, чтобы он не одной рукой, а сразу двумя поласкал ей попочку, раз она ему так сильно нравится? А она ему ой как сильно нравится! Как и всё остальное. Или сделать наоборот? Следуя непонятно кем сформулированным представлениям, сделать то, что ну никак не хочется? А именно: отбросить руку любимого, прекратить поглаживание попки, соблюдая какие-то непонятные приличия. Ну, и понятное дело, пока Танечка так вяло рассуждала об этом сама в себе, она ничего не делала. А Володя делал. А разговор, между тем, продолжал течь потихоньку в выбранном направлении. Да, о чём же они, собственно, говорили? Так, сейчас посмотрю. Ага. Вот.

— Да я тебе картошки и капусты хоть вагон сейчас предоставлю.

— Ну, вот, опять пошло хвастовство, — засмеялась Танечка, вырываясь из его рук и отскакивая в сторону. — Всё я да я. Не надоело?

— Да ничего я не хвастаюсь, — нарочито сердито бормотал Володя, наступая на неё. — Приведи хоть один пример, когда я сказал, но не сделал.

— Ну, сразу так и не вспомнишь, — продолжала смеяться Таня, уворачиваясь от его протянутых к ней рук. — Но, наверное, было что-нибудь. Я потом, когда вспомню, скажу. Не может быть, чтобы ничего не было, — Танечка уже заливалась во всю. Она смеялась уже не потому что ей смешно было, а потому что ей было так хорошо, так сладенько, что в ней всё кипело и бурлило. Не смеяться она просто не могла. И Володя это прекрасно чувствовал, и не обижался. Наоборот, ему тоже становилось всё веселей и веселей. И он хотел что-нибудь сделать. Что-то такое, от чего любимая его просто бы ахнула.

— Ну, хорошо, я буду ждать, — шептал он, поймав её и запуская руку под подол платья.

— Ой, куда там, может быть и ждать-то совсем не придётся, — Танечка решила, что это его действие уже лишнее. Сейчас начнутся поцелуи, а про картошку он и думать перестанет. И отбросила его руку. Хотя, нет, я неправильно выразился: она перевела его руку опять к себе на талию. — Ну, вот, например, ну, сам посуди, ну где ты возьмёшь сейчас картошку и капусту? Да ещё загнул: целый вагон! Ой, ну не хвастовство ли это? Ну признайся!

— Да никакое не хвастовство, — засмеялся Володя. — И картошку. И капусту. И морковь. Свеклу, сельдерей, перец, помидоры. Да всё, что ты пожелаешь. Мало того, столько, сколько захочешь.

— Ой, Володенька, — Танечка даже перестала смеяться. — Ты меня уже пугаешь, — она потрогала своей ручкой ему лоб, будто щупая температуру. — Здоров ли ты, миленький мой? Да где же ты всё это возьмёшь? У тебя что, здесь совсем рядом совершенно случайно в кустах завалялся склад овощей? И они, эти бедненькие овощи, свеженькими и невредименькими ждали тебя здесь пару сотен лет? Володя, ну ты что такое мне тут на уши вешаешь?

— Да ничего я не вешаю, — шептал Володя, поворачивая её к себе и нежно целуя. — Для тебя, любовь моя, мне не жалко ни мешка картошки, ни пучка петрушечки.

— Да подожди ты меня сбивать своими сладенькими поцелуями, — уворачивалась от него Танечка. — Я уже начинаю думать, что ты целуешь меня только лишь для того, чтобы уйти от честного признания своего хвастовства. Скажи мне, где ты всё это возьмёшь?

— Ну, вот, ты такая подозрительная, что даже поцеловать меня не желаешь за пучок петрушки, — изобразил Володя крайнее возмущение её недоверчивостью.

— Да нет же, миленький мой, я тебя не только поцелую, но и ещё позволю кое что сделать, только чтобы не очень опасное. Ответь мне прямо и честно: где ты всё это возьмёшь?

— Отвечаю кратко, прямо и честно: на огороде.

— На каком огороде? — изумилась Танечка. — На чьём огороде?

— Ага, ты теперь подозреваешь меня в способности забраться на чужой огород, чтобы украсть для тебя пучок петрушки. Нет, ты пойми меня правильно, ради того, чтобы получить от тебя поцелуй, я и банк готов ограбить. Но всё хорошо, когда оно в меру. Моисей мне сказал, чтобы я не уклонялся ни направо, ни налево. Поэтому спешу тебя успокоить: петрушку и морковку вместе с картошкой и свеклой я буду для тебя добывать честно — на своём огороде.

— На своём огороде, — медленно, чуть на задыхаясь, переспросила Танечка. — У тебя что, есть тут свой огород?

— Конечно.

— Всё, хватит, я не могу больше этого слушать. Или ты мне сейчас же показываешь свой огород или я тебя называю брехуном, — отрезала Танечка.

— Вот она, человеческая несправедливость! — театрально вздел вверх руки Володя. — Я так старался для неё, а она грозится обозвать меня брехуном. Да разве я этого …

— Прекрати! Хватит паясничать! — Танечка уже была на грани негодования. — Где твой огород? Далеко до него?

— Да рядом. Сейчас выйдем к реке, и ты сама увидишь его.

— Пошли, мне просто не терпится уличить тебя в, мягко говоря, праздной выдумке, — Танечка, направляясь к реке. — Я хотела бы сейчас сказать другое слово, но боюсь, что ты обидишься. Ну неужели ты не понимаешь, что этого, просто, не может быть? Ну, ладно, предположим, что туроны научили тебя этим фокусам. Если твой огород здесь действительно существует, то почему его не обнаружили с орбиты? Ведь нам сообщили, что планета эта совершенно необитаема.

— А он спланирован так, чтобы с орбиты было невозможно его обнаружить. Это я тебя специально подведу к той точке выхода из леса, с которой дом можно увидеть, а с других сторон и точек его можно и не заметить.

— Как? И дом тут же? Ты серьёзно?

— Конечно же серьёзно. Дом окружен деревьями и кустами, хорошо увит виноградной лозой, крыша вся заросшая. В общем, его можно обнаружить, только в том случае, когда знаешь, что он где-то здесь. А для случайного взгляда он может показаться случайным нагромождением скал. Никаких привычных нам окон и дверей. Но внутри он очень комфортен. Он одной стороной прилепился к горе, а в горе обширная сеть пещер. В эти пещеры можно попасть прямо из дома. Да, собственно, дом — это преддверие в пещерное царство. Когда-то предки мои жили в пещерах, а потом просто взяли и пристроили дом ко входу в пещеры. Этим способом они закрыли для посторонних вход в пещеры. Крыша дома куполообразная, сделана в виде замшелой скалы, поэтому сверху увидеть искусственный характер постройки почти невозможно: цвет полностью естественный и никаких прямых углов. Дом сейчас выполняет функцию экспериментального участка.

— А кто его построил? — спросила Таня.

— Так я же говорю, что в этом месте в пещерах жили мои предки, поэтому сказать с кого всё началось невозможно. Но если говорить о юридической фиксации на владение домом, то владельцем дома являюсь я, как наследник владений моего деда по отцу. Все документы в совете галактик оформлены на моё имя.

— Но капитан сказал, что эта планета дикая и необитаемая. В этих краях никогда ещё наши корабли не летали.

— Ну что ж, — пожал плечами Володя, помогая Танечке перебраться через поваленное дерево. — Частично он прав: никто из нашего Космоцентра тут ещё не бывал. Но это не значит, что тут вообще никогда никого не было.

— А ты здесь бывал? Я имею в виду, до нашего прибытия сюда.

— Конечно. Когда я сильно уставал от занятий, то отдыхал именно здесь.

— А как ты попадал сюда? У тебя что, был свой космический корабль? — удивилась Таня.

— Да зачем такие примитивы? — засмеялся Володя. — Когда я хотел отдохнуть от занудных тренировок и занятий, то просто говорил себе: хочу оказаться здесь. Побродить, покупаться в реке, птичек послушать, встретить рассвет, подышать ароматным воздухом. И всё, я на месте. Понимаешь, на этом моём участке идёт эксперимент.

— Фантастика! Что, вот так вот, взял и прибыл сюда на пару часов, а потом опять на занятия? И тебе не нужны никакие корабли? А сколько времени ты тратил на перемещение?

— Мгновенно.

— Ты серьёзно? Ты мог из той части Вселенной, откуда мы вылетели, чтобы вернуться на нашу Землю, прибыть сюда, например, на пять минут, чтобы искупаться именно в этой реке?

— Ну да, — мечтательно произнёс Володя.

— Не могу поверить. И ты знал, что мы после нападения пиратов оказались вблизи этой планеты, и ты знал, что мы сядем на твою планету, и ты слушал все эти разговоры о правах собственности на твою планету, и молчал? Ты в душе смеялся над ними? Володя, мне кажется, я тут чего-то не смогу понять.

— Да ничего я не знал. Да, когда Авив Яковлевич изменил курс возвращения к Земле, чтобы на всякий случай постараться обмануть пиратов и уйти от встречи с ними, я видел, что он приближается к той части космического пространства, где находится планета моих предков. Но мы должны были пройти далеко в стороне от неё. Но после крутого виража вокруг «чёрной дыры» мы оказались рядом с моей планетой. Но я этого не знал. Мне было не до наблюдений и размышлений. Мне в рубке связи хватало дел больше, чем по горло. И я узнал мою родненькую планету только по запаху, когда мы высадились из космокатера. И что мне оставалось делать? Бежать к Авив Яковлевичу с криками: зачем ты сел на мою планету? Согласись, это могло быть не вполне правильно понято. Ничего страшного. Ты оказалась у меня в гостях. Да я в самом прекрасном сне не мог об этом мечтать!

— Если ты сумел у туронов научиться таким вещам, то, может быть, ты умеешь путешествовать во времени?

— Не учился и учиться не собираюсь.

— Почему?

— Да не может быть никакого путешествия во времени.

— Да как же так? Да ведь…

— Танечка, миленькая, прошу тебя, не вешай мне лапшу на уши. Хватит. Наслушался. Умоляю тебя, избавь меня от этой пошлятины. Я не хочу, чтобы эта гадость приходила ко мне из твоего прекрасного ротика.

— Володя, я тебя не понимаю. Я никак не могу согласиться с тобой. Да разве…

— Прости меня, но я вынужден прервать поток твоих слов на эту тему. Давай так договоримся. Я сейчас тебе излагаю вкратце свою точку зрения на эту проблему, и если ты в ней найдёшь хоть малейший изъян, я согласен выслушать всё, что ты мне хочешь сообщить по этому вопросу. Ты согласна? — спросил Володя. Таня немного даже сердито, но молча кивнула головой. — Тогда я попробую продолжить. Предположим, что я создал машину времени и перенёсся, пусть, на сотню лет назад. Предположим, что никаких особо глобальных событий не произошло. Предположим, кошка поймала мышку. Обрати внимание на тот факт, что это событие произошло сотню лет назад. Перед этим мышка съела зёрнышко. Зёрнышко для своего роста использовало лучик света, фотончик. Предположим, что этот фотончик сохранился каким-то образом, и вылетел из пределов планеты, и понёсся в космосе, рассказывая историю зёрнышка, которое съела мышка, которую съела кошка. И вот, я прибыл через сто лет опять в это место, и что? И опять кошка сейчас съест мышку? Но ведь всё взаимно связано. А это значит, что тот фотончик, который вылетел сто лет тому назад должен мгновенно вернуться на своё прежнее место, и начать свой полёт с самого начала, и должен рассказывать всей Вселенной о том, что мышка съела зёрнышко… И так далее. Тогда вся Вселенная, чтобы не сойти с ума вместе с этим фотончиком, должна вернуться на сто лет назад, забыв про всё, что произошло в ней за эту сотню лет? Не слишком ли нахально? Давай оставим в покое Вселенную. Время — это свойство Вселенной. Давай не будем мешать ей жить.

— А как же тогда такие факты, когда человек в критических ситуациях за доли секунды совершает столько действий, которые не сможет совершить в нормальных условиях за несколько минут? — после долгого и глубокого раздумья спросила Таня. — Ведь такие ситуации случаются в жизни.

— В этих случаях время Вселенной продолжается идти своим нормальным ходом. Просто, меняется человек. В этих случаях человек действует под руководством духа.

— А что такое дух?

— Это та разумная субстанция, которая образована из той тончайшей субстанции, из которой образуются электроны и фотоны. Именно духом объясняется высшая разумность живого. Заметь, я говорю, что разум не в плоти, а в духе. Духу для существования ничего не надо. Он сам собой самодостаточен. Пожалуйста, прости мне эту неудобовоспринимаемую тавтологию. Но так как существовать в нигде среди ничего скучно, то дух для разнообразия создал мир, который мы называем Вселенной. И дух вселяется в него. Самым нормальным местом для его обитания является душа. Но для существования души нужна вода, поэтому душа находится в крови, в сердце животного.

— Получается как бы матрёшка? — засмеялась Таня.

— Да. И если дух выходит из человека, то говорят, что человек: «вышел из себя». И тогда это уже не разумный человек, а некое, как мы говорим, безмозглое существо, которое обречено на вымирание. Иногда дух может поселиться не в своей душе. Тогда человек начинает чувствовать как бы раздвоение самого себя. В пределе, человек должен добиваться, чтобы дух, душа и тело были едины. Такое состояние является наивысшим. Оно называется: «сам в себе».

— Ой, я сразу так не могу, — покачала головой Таня. — А вот ты говоришь: мой дед. А папа твой кто? Ты мне говорил, что его нет в живых.

— И сейчас так скажу, — вздохнул Володя, — потому что так мне мама говорила. Но, похоже, тут что-то не совсем так, как я понимаю. Или она мне не говорила всю правду, или она сама ошибалась. Мне в этом ещё предстоит разобраться.

— А вот ты говоришь, что этот твой дом с землёй — экспериментальный участок. Что это значит?

— Здесь мы проводим эксперимент по искусственному созданию участка почти дикой природы. Понимаешь, мы пытаемся избавиться от гниения. Живая клетка и растения, и животного должна не умирать, а всю свою бесконечную жизнь развиваться, создавая из продуктов обмена такие вещества, которые благотворно влияют на клетки человека. И этот участок должен выглядеть так, словно совсем не культивируется. Но на нём должны расти только те деревья, кустарники и трава, которые приносят пользу. Всё, что человеку не нужно не должно расти на этом участке.

— Как это?

— Ну, на этом участке должно быть всё, что нужно человеку для длительного проживания полной семьёй, с женой и детьми, но чтобы не пахать почву, не тяпать, в общем, ничего не трогать, но чтобы росло всё полезное. И чтобы ничего не росло из того, что человеку не нужно, и уж тем более, вредное. Чтобы воздух был благоуханный. Никаких гниений. В моём доме сейчас живут коровы с телятами, которых не доила человеческая рука уже пару лет. Я считаю, что я своё молочко уже всё выпил, поэтому если я в таком возрасте буду пить коровье молоко, то это уже будет не моё молоко, а чужое. А иначе может и воровство получиться.

Тут они вышли из леса, и Таня увидела не очень большой дом, вплотную прилепившийся к горе и спрятавшийся под кронами высоких плодовых деревьев сада. Она сразу же направилась в огород и стала посреди него, оглядываясь. Действительно, всё есть. Она начала бродить по нему, собирая образцы. Когда она набрала в сумку всё, что нужно для прекрасного борща, она подошла к Володе, который ждал её на краю огорода у кромки леса.

— Я не могу поверить, — сказала она, не зная, радоваться ей или огорчаться. Хотелось, конечно, радоваться, потому что она сейчас принесёт в лагерь всё, что нужно для борща. Но ей предстояло извиняться перед Володей за недоверие. И она боялась, что он начнёт смеяться над ней. — Володенька, прости меня, но я и сейчас не могу поверить, что это всё реально. Мне кажется, что всё это сон. Вот я сейчас проснусь, а у меня в сумке ничего не будет, ни ароматненькой петрушки, ни морковки, ни сельдерея, ни помидор. Понимаешь, мне страшно. И я не успокоюсь, пока не принесу всё это в лагерь, и все овощи окажутся нормальными, и я первая попробую этот борщ. Володенька, миленький, прости, я уже полностью верю тебе, но это всё так необычно, что я никак не могу прийти в себя. Я уже начинаю бояться тебя. Давай, пойдём к Амине с Витей, и вместе с ними решим, что будем делать? Ты не сердишься на меня?

— Нисколечки, — улыбнулся Володя. — Я очень рад, что тебе понравились мои овощи. Пошли к Амине с Витей.

Они опять пошли к лесу, направляясь к тому месту, где договорились встретиться со своими друзьями.

— Так как ты встретился с туронами? — спросила Таня через несколько шагов. — Кто первый пошел на контакт? Я спрашиваю тебя об этом, потому что никак не могу в это поверить. Ведь, они с нами не хотят идти на контакт. А тебе почему-то удалось это сделать. Почему они не хотят контачить с нами? В чём мы провинились перед ними?

— Да ни в чём они нас не обвиняют, — покачал головой Володя. — И они очень хотят с нами дружить.

— Ой, ну ты, прямо, опять шутки со мной шутишь, — недоверчиво вздохнула Таня. — Вот никогда не могу понять, когда ты шутишь, а когда серьёзно со мной говоришь. Ну как это может быть? Мы же им чуть ли не навязываемся в друзья, а они от нас нос воротят. Да из чего это видно, что они хотят с нами дружить?

— Послушай, Таня, ну не надо торопиться с выводами. Да, я согласен с тобой, сейчас они избегают контактов с нами. Но они это делают не потому, что мы плохие или ещё не зрелые для того, чтобы иметь с ними общие темы для разговора. Совсем наоборот. Они считают себя виноватыми перед нами, поэтому избегают нас. Вот придёт время, они исправят свою ошибку, тогда и наладится у нас с ними разговор. Понимаешь, им стыдно смотреть нам в глаза.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно.

— А что они такого сделали?

— Один их очень высокопоставленный человек не так давно полюбил земную девушку. И она полюбила его. А вот семью создать они не смогли. Туроны считают, что вина лежит на нём, а не на ней. Теперь туроны ждут, когда этот человек исправит свою ошибку. И когда это произойдёт, они сами выйдут на контакт с нами.

— Ты хочешь сказать, что у нашей девушки мог быть ребёнок от турона? — удивилась Таня.

— А что здесь такого? — пожал плечами Володя. — Обычное дело. А как ты можешь объяснить то, что у нас на Земле есть белые, чёрные, жёлтые, красные, раскосые, с узкими глазами, скуластые и не очень? Про мутантов я слушать даже не хочу. Не хочу я быть мутантом. Слушай, да об этом же даже в Библии написано.

— Где это ты в Библии нашёл про это? — засмеялась Таня. — Я пробовала читать Библию. Не всё, конечно, понятно. Но об этом я как-то ничего не встретила.

— А как же ты объяснишь множество языков и письменностей на Земле?

— Да хватит меня загружать своими вопросами, — махнула рукой Таня. — У меня и без твоих вопросов голова уже идёт кругом. Ты мне, лучше, скажи в каком месте Библии ты это вычитал?

— Да в Бытии же. Глава шесть, стих два.

— Обязательно посмотрю, — сказала Таня. Они опять вышли к реке, но уже в другом месте. — Послушай, но всё, что ты мне тут наговорил про туронов, это же крупная сенсация. Когда мы вернёмся на Землю, и журналисты узнают, что ты был у туронов, тебя будут атаковать. Ты готов выдержать их натиск?

— Ну, это только крошечная часть сенсации, — улыбнулся Володя, наклоняясь к воде, чтобы ополоснуть руки. — А водичка тёпленькая. Давай искупаемся. Жарко же. Слегка ополоснёмся, а потом двинемся дальше. Я думаю, что Витя не очень обрадуется тому, что мы нарушим их свидание. Я знаю, он давно засматривается на Амину.

— Искупаться? — вздохнула Таня. — Хорошо бы. Но, ведь, мы вышли из лагеря, чтобы сделать дело, а не развлекаться.

— Так мы дело уже сделали. Теперь имеем полное право вознаградить себя за хорошую работу. Пуст Витя с Аминой ещё немного побудут без нас.

— Ой, мне даже, как-то стыдно, — засмеялась Таня. — Все работают, а мы тут купаемся.

— Ой, ну чего тут стыдиться, — продолжал настаивать Володя, мечтая увидеть любимую не совсем одетой, — ополоснёмся. Голова посвежеет. Мозги очистятся. Мысли станут более юркими.

— Ну, ладно, — решилась Танечка. — Только недолго. Быстренько. Отвернись от меня. Я разденусь.

Танечка отошла от Володи к лесу и начала снимать платье. Сложив аккуратненько платье на траву, она повернулась к Володе и увидела, что он во все глаза смотрит на волнующую картину раздевания возлюбленной.

— И не стыдно подсматривать? — смеясь, спросила Танечка, купаясь в сиянии его восхищённых глаз.

— Ни капельки, — Володя серьёзно и усиленно помотал головой. — Это самая чудесная картина в моей жизни. Как же я могу хоть что-то упустить из неё? Да я против всего мира пойду, чтобы отстоять моё право на это. Иди ко мне, любовь моя, — Володя двинулся к ней.

— Ну уж нет, — засмеялась Танечка. — Так мы с тобой и к вечеру не попадем в лагерь.

Она попыталась обойти Володю стороной, чтобы подойти к воде. Володя пошел на перехват. Таня — от него. Он за ней. Она кинулась бежать. Он — догонять. Погоня. Аж ветер шумит в ушах. Топот ног за спиной. Вот, сейчас он догонит, схватит и повалит на песок. И будет целовать. Потом начнёт раздевать. Да что раздевать-то? Снимать-то уже нечего. И сердечко рвётся из груди от радости и страха: вдруг она не удержится и позволит ему сделать то, что сама очень сильно хочет. А он уже совсем рядом. Вот. сейчас схватит за плечи. Она резко поворачивает влево и бежит уже по воде. И брызги фонтаном взвиваются ввысь, обдавая освежающей прохладой и её, и его. Скорость её бега резко уменьшается, и Володя настигает её, хватает за плечи, и они с размаху падают в воду. Она визжит, захлёбываясь, вырывается из его рук и прыгает вглубь. От падения, от движения его рук, хватающих её, от бурных ударов водяных потоков с неё соскальзывает нагрудничек купальника. И он видит прямо перед собой крутые, упруго подрагивающие холмики с торчащими сосками. С тихим восторгом, с затаённым восхищением он любуется телом возлюбленной. Его тянет неудержимо к ней, и он тянется с поцелуем к торчащим сосочкам.

Танечка с удивлением и смехом смотрит на него. Она ещё не замечает, что её грудь открыта взору возлюбленного. Она ещё не понимает, что это его так сильно взволновало. Она уже привыкла, что он всё время с восторгом и восхищением что-то рассматривает у неё. Это ещё хорошо, что он так стремительно тянется к её груди, а не к чему-нибудь другому. К тому, что находится пониже.

Ну, ладно, хорошо. Танечке нравится восторженное отношение к её особе. Она уже привыкла, что многие мужчины теряют нормы приличного поведения при сближении с ней. Но зачем же так, не раздеваясь, прямо в брюках, рубашке и туфлях сигать за ней в воду? Неужели такая сильная нетерпячка схватила, что некогда и раздеться?

— Да чего это ты решил купаться одетый? — хохотала она, пытаясь оттолкнуть его от себя. — Да что это с тобой случилось? Ты опять всякий контроль над собой потерял! Уж не рехнулся ли ты, что полез в воду, не раздеваясь?

— Ну и что, что одетый? — как пьяный бормотал он, продолжая тянуться к ней и стараясь пошире раздвинуть её ручки. — Подумаешь, важность какая. Тепло. Быстро высохнет. Чище будет. Я миллион парсек не стирался.

Она начала потихоньку отступать от него к берегу, а он тянулся к ней как наркоман за порцией героина. И Володя, не выдержав пытки соблазном близости её грудочек, схватил её за руки и потянул к себе, разводя руки в стороны.

— Ой! — тихо взвизгнула Танечка, обнаружив, наконец-то, причину его бурного сумасшествия. — Да что же ты это сделал? Бесстыдник! А ну, отпусти меня сейчас же.

— Иди ко мне, любушка ты моя, — хрипел Володя, продолжая тянуть её к себе.

— Ну пусти же меня, — жалобно застонала Танечка, вяло пытаясь забрать свои руки из его лапищ.

Володя почувствовал, что если он будет продолжать держать её руки, то её сопротивление начнёт возрастать, и Танечка может вспыхнуть ожесточением, поэтому он нехотя, медленно отпустил её от себя. Танечка, почувствовав себя успешной укротительницей дикого зверя, немножко успокоилась и даже чуть расслабилась. А Володя, отпустив её руки, тут же обхватил её за спину и быстро, чтобы она не успела опомниться и оказать сопротивление, притянул к себе. Она упёрлась руками ему в грудь, пытаясь противодействовать посягательству на своё единственное и неповторимое сокровище. Но что она могла противопоставить такому бугаищу? Володя опустил свои руки ещё ниже, взяв в каждую ладонь по холмику, затем приподнял Танечку и прильнул лицом к её груди, и начал тереться носом и губами о её верхние упругие холмики, то целуя сосцы, то облизывая их, то, захватив ртом, посасывать.

— Ой, да что это за наказание такое мне? — сладко застонала Таня, обняв любимую шею. Теперь она не отталкивала его от себя, а наоборот, держась за его шею и чуть откинувшись назад, наклоняла его мокрую голову к своей груди, чтобы он не спешил, не пропускал ничего, чтобы подольше и посильнее ласкал её. И вжимала свою сисечку ему поглубже в рот. А потом, обхватив его тело двумя ногами, прижалась к нему изо всех сил. И замерла, будто прислушиваясь к тому, что происходит где-то внутри неё. — Ой, да что же ты опять делаешь со мной? Я же уже не могу, так хочу тебя, миленький мой, хорошенький мой, ну отпусти же ты меня, а то я совсем сейчас погибну. Я же живая. Я же не деревяка какая-нибудь бесчувственная. Ну хоть капельку пожалей меня, миленький, Володенька, отпусти меня. Я же знаю себя, я потом буду и себя ругать, и тебя. А я не хочу тебя ругать. Володенька, отпусти меня.

— Сейчас. Вот ещё чуть-чуть и всё. Только один разочек дотронусь, и всё, — горячо шептал он, ничего не слыша, ничего не соображая. Его пальцы скользнули под резинку её трусиков. Ещё мгновение, и тогда уже действительно всё, ей не удержать его.

— Да уйди же ты от меня, изверг мой ненаглядный! Куда ещё дотронусь ещё разочек? Ишь чего придумал, прыткий какой! Пусти меня немедленно, а то в глаз получишь! — чуть ли не закричала они, изо всей своей силы руками и ногами отталкивая его от себя. Не ожидавший такой силы толчка от тщедушной девчушки, Володя выпустил любимую из рук и, взмахнув ими в воздухе, повалился на спину и скрылся под водой. И когда он опять стал на ноги, Танечка уже была в нескольких метрах от него. Не выходя на берег, Володя разделся, скомкав, швырнул мокрую и тяжёлую одежду на берег и, бросившись в воду, поплыл к Тане.

А она уже была на середине реки и не заметила как попала в стрежень. Увидев, что её быстро уносит течением от Володеньки, она поплыла прямо к нему, против течения. Но, несмотря на все её старания, несмотря на предельно напряжённую работу руками и ногами, расстояние, отделяющее её от возлюбленного, быстро возрастало. И тут она по-настоящему, сильно испугалась.

— Володя! — закричала она, охваченная первой волной паники. — Меня уносит.

— Не греби! Ничего не делай. Береги силы. Просто держись на плаву и ничего не делай. Я сейчас догоню тебя, — кричал он, быстро вплывая в стрежень. Рывок, и он уже рядом с ней. Затем он развернул её лицом не против течения, а поперек, даже слегка по течению.

— Теперь давай, плыви изо всех сил, — крикнул он, сильно толкая её.

Вскоре Танечка почувствовала, что находится в более спокойной воде, уже немного поближе к берегу. Она поняла, что вышла из опасной зоны. Володя вышел из стрежня чуть пониже её.

— Устала, — крикнула она ему. — Я поплыву к берегу.

— Хорошо, — согласился Володя и тоже направился к берегу, плывя параллельно её. — Я тоже.

Их уже отнесло довольно далеко от того места, где они разделись. Танечка увидела перед собой короткую косу, выступающую от берега в речку. Она направилась к ней, чтобы побыстрей выйти из реки.

Но она не учла, что много сил потеряла в борьбе с течением реки. Она не рассчитала свои силы, поэтому промахнулась и не попала в то место, где намеревалась выйти на берег. Острие косы прошло мимо неё всего в нескольких метрах. Она попыталась нащупать дно, но у неё ничего не получилось. Она с головой погрузилась в воду, и вдруг почувствовала, что её словно кто-то тянет вглубь. Она опять испугалась. Чуть не захлёбываясь, она вынырнула на поверхность и, стоя вертикально в воде, увидела, что уже миновала косу. Теперь она находилась в почти спокойной воде. Её даже чуть потянуло к берегу. Она подумала, что сейчас сама река прибьёт её к берегу. И вдруг с удивлением обнаружила, что находится в довольно просторной заводи. Но река и не думает отдавать её берегу. Течение понесло её по широкому кругу. И опять она почувствовала, что её словно кто-то тянет ко дну. Ей стало не только обидно, что промахнулась, что не удалось выйти на косе, но и немного страшно. Усталая, расстроенная неудачей, она всё ещё в вертикальном положении держалась в воде, прикидывая, что ей делать: самой плыть к двигающемуся параллельно её берегу или, лучше, просто подождать, когда река приблизит её к берегу? Она очень устала и уже не могла бороться с течением. Сейчас она почувствует под ногами песочек, выйдет на берег и отдохнёт. И вдруг Таня обнаружила, что движется по кругу. Вот она оказалась почти на том же месте, сразу за косой. Почти в том же месте где была, да не совсем в том. Теперь она была немножко поближе к центру того круга, по которому её несла река. И Танечка поняла, что течение воды несёт её по спирали. Похоже было на то, что река не собирается упускать свою добычу.

Танечка стало очень тревожно. Она ещё не совсем осознала, в какую именно неприятность попала. Её ноги начали ощущать холод глубины, который тянул её к себе. Её стало трудно удерживать своё тело в горизонтальном положении. Какая-то глубинная сила ставила её тело вертикально, незримо, неслышно и почти неощутимо убеждая свою добычу не сопротивляться, не тратить понапрасну свои и без того уже иссякшие силы, смириться со своей участью, но согласиться на свободное местечко где-нибудь под затонувшей корягой. Река никуда не торопилась. Для неё это была обыденная работа, привычное дело. Омут втягивал в себя очередную жертву.

— Володя! — испуганно и тихо воскликнула Танечка.

А Володя и сам уже увидел, что водоворот совершил свой первый виток. Второй виток он сделает ещё быстрее. Увеличится засасывающая сила. Изнемогшая в борьбе со стрежнем реки, торчащая столбиком, а не распластавшаяся по поверхности воды, Танечка окажется очень лёгкой добычей омута. И центр омута Володя уже чётко видел по странно мерцающим концентрическими кругами ряби. Надо было спешить. Спешить очень сильно. Володя примерился, стараясь поточнее рассчитать момент вхождения в водоворот, и через несколько секунд оказался рядом с Танечкой.

— Надо нырнуть поглубже и уйти под водой в сторону. Вода сама вынесет из омута наружу, — задыхаясь после мощного рывка, проговорил он.

— Я не смогу, — испуганно замотала она головой. — Я боюсь.

— Туды — твою — качель, — выругался он самому себе непонятной фразой. — Так что же делать?

— Я не знаю, — у Танечки похолодело сердечко. Она уже отчётливо чувствовала, как что-то, находящееся в глубине омута, настойчиво тянет её к себе вниз, на дно. Там наверняка лежит давно затопленное дерево, и водоворот засунет её под него, чтобы ракам и рыбам было чем поживиться. Танечка уже готова была завыть от страха, ибо уже точно знала, что из этого омута ей самой не выбраться.

— Вот так история, — пробормотал Володя, не зная, что ему делать. Выход, конечно, был. Да не один. Но каждый их них имел свои недостатки. Поэтому он никак не мог решиться ни на один из них. Можно, например, силой потянуть Таню в глубину. Она, конечно, испугается, начнёт сопротивляться, кричать, захлебнётся, утонет. Вот этим и надо будет воспользоваться, пока они находятся ещё на периферии омута, а не в его воронке. Сейчас Танечка с перепугу будет сопротивляться всему, что бы он ни сделал. А когда она захлебнётся водой, он сможет сделать с ней всё, что хочет. Надо будет протянуть её вдоль дна к берегу, вытащить на песочек и откачать. Ничего страшного с ней не случится. Оживёт. Или должна ожить? Это же две огромные разницы. Да нет же, всё должно пройти нормально. Ведь пройдёт не больше пары минут. Ничего страшного. Нет, если бы всё это ему пришлось делать хотя бы один раз в жизни, он бы, наверное, решился сначала утопить свою любимую, а потом попробовать её оживить. Вот только одна загвоздка: всё это для него — сплошная теория. Поэтому он так и не смог решиться утопить любимую.

Оставался в его распоряжении второй способ. Ну конечно, сначала она слегка испугается, но потом привыкнет. Всё равно, ведь ей когда-то надо будет узнать об этом. А омут не стоял на месте, не ждал, когда он выберет правильный способ спасения Танечки: до воронки оставалось совсем немного. И Володя решился. Он слегка отстранился от Тани и вышел из воды.

Танечка с изумлением смотрела, как Володя поднялся из воды и стал на поверхность реки как на паркетный пол. Мелкие поверхностные волночки ласково целовали ему пальцы ног, подошву и щиколотки. Стоя над Танечкой, он протянул ей руку.

— Иди ко мне, — сказал он.

Она молча схватилась за его большой палец. Володя потянул Танечку к себе, и она тоже вышла из водя и стала рядом с ним, не успев даже толком испугаться.

— Так ты, может, и летать умеешь? — странно спокойно спросила она.

— Могу, — так же спокойно ответил он ей, обнимая её за талию.

Танечка, собственно, ничего особенного и не почувствовала. Ну, пропало ощущение плещущейся о ступни воды. Ну, река вдруг стала удаляться от неё вниз. Обнимая возлюбленного за шею, Таня с изумлением смотрела себе под ноги. Сквозь зыбкое мерцание чистой воды она разглядела водоросли, которые своими причудливыми изгибами обозначали все тонкости движения воды. Затем Танечка увидела проплывающие под её ножками прибрежные кусты и деревья. С высоты хорошо были видны те места на дне реки, где пробивались роднички, пополняя своими водами мощь основного течения. А вот и их валяющаяся одежда. Они опустились около её платья.

— Вот это да! — тихо и счастливо ахнула Танечка. — Ты где этому научился?

— Ну, туроны научили меня многим вещам, — улыбаясь, ответил Володя.

— Опять туроны, — задумчиво констатировала Таня. Теперь это слово она произнесла с особой интонацией. Раньше за этим словом в её сознании скрывалось нечто далёкое, непонятное, таинственное и даже почти какое-то нереальное. Теперь она на собственном опыте могла убедиться в мудрости их науки и житейского опыта, мощь и физическую реальность их мира. Теперь ей самой хотелось хоть чему-то научиться от их науки.

— Так, давай-ка быстренько неси сюда свою одежду. Я пополощу её, потом мы её вот тут разложим для просушки. И пока она будет сохнуть, ты будешь мне рассказывать. Может быть я из твоего рассказа смогу почерпнуть для себя что-нибудь полезное. Я смотрю, они — молодцы.

Володя принёс свою одежду, и Таня принялась, предварительно освободив карманы, полоскать её от песка и грязи, которые нахватал Володя во время кувыркания с ней. А Володя сидел на узенькой песчаной полоске и любовался чудным видом. Сначала Танечка полоскала одежду, стоя по очаровательные коленочки в воде и повернувшись к любимому, да простит меня моя любимая и красивенькая читательница за прозаичное, серое, неромантичное слово, задом. У читателя не прошу прощения, потому что считаю, что это самое место девушки для нормального мужика не может быть никак серым и уж никак — прозаичным, а очень даже романтичным и желанным. Так вот, оглянувшись, Таня, конечно, сразу же увидела, как и предполагала, что он глаз с неё не сводит. А на что там можно любоваться, если не на стройненькие ножки и аккуратненькую попочку, туго обтянутую крошечными трусиками. И всё это постоянно хочется не только гладить, но и целовать!

— Володька! Ну, это же нечестно! — воскликнула она, резко выпрямляясь. — Так нехорошо! Отвернись!

— Не могу, — отчаянно замотал он головой. — Это выше моих сил!

— Негодяй, — отчётливо пробормотала Танечка и, повернувшись к нему передом, продолжила полоскать одежду. Через минуту, подняв голову, она опять посмотрела на него. Теперь он, не сводя с неё сияющих глаз, любовался прелестным видом её сисичек. Таня молча улыбнулась и продолжила полоскание.

— Ну, чего молчишь? — спросила она его.

— Мне петь хвалебную песню тому, что видят мои глаза? — спросил в свою очередь Володя. — Так где же я найду такие слова, чтобы достойно и правильно описать ту сказочную прелесть, которую видят они? Ведь таких слов нет на свете. Ведь все слова уже говорены много раз по самым ничтожным пустяковым поводам. Разве много раз истёртые слова смогут выразить моё восхищение этой божественной красотой? Разве в человеческой речи есть такие слова, которые могли бы хоть приблизительно выразить мои чувства?

— А что ты чувствуешь?

— Я чувствую стук твоего сердечка, когда моя голова лежит на твоей груди. И нет на земле счастья выше этого! Твоя кожа между твоими грудочками пахнет так упоительно, что я хотел бы быть ладанкой, которую ты носишь на своей груди. Я бы пристроился между твоими сисечками и жил бы там безвылазно всю свою жизнь. Знаешь, когда мне было очень тяжело, я пытался представить себе, как выцеловываю твои груди, талию, животик, спинку, попочку, ножки. Всё, всё! Иногда доводил себя до такого состояния, что и говорить стыдно.

— И не говори! — выпрямляясь, гневно воскликнула Танечка. — Негодяй! — она сердито швырнула в него скомканный мокрый носок. — Так вот почему иногда я всю ночь мучилась! Спать не могла! Готова была выйти на улицу и отдаться первому встречному мужику! Ты — изверг! И после этого ты смеешь возмущаться тем, что я пообещала Петру Петровичу подумать над его предложением выйти за него? Лицемер! Негодник!

— Да? — удивился Володя. — Так ты чувствовала мои мысли и переживания через мегапарсеки? Но этого же не может быть! Этого в науки ещё не было. Надо как-нибудь в свободное время поразмыслить над этим явлением.

— Ещё как чувствовала, — тихо произнесла Танечка, с испугом и любовью глядя на приближающегося к ней Володю. — Вот только предупреждаю, что если ты ещё хотя бы один разочек скажешь о своих дурацких исследованиях моих чувств к тебе и мои переживаниях, я убью тебя. И не подходи ко мне со своими исследованиями. Уйди от меня, ты слышишь? Я тебе серьёзно говорю: сейчас шлёпну мокрыми брюками.

— Ну и шлёпай. Бей изо всей силы, но только дай хоть разочек поцеловать тебя. Я по тебе уже очень сильно соскучился.

— Володенька, ну, мы так сегодня и в лагерь не придём, — жалобно прошептала Танечка, не сводя с него глаз.

— А зачем мне он нужен? Мне ты нужна, а не лагерь, — шептал Володя, протягивая к ней руки.

— Ну дай закончить, хотя бы, одежду твою полоскать. Помоги мне брюки выкрутить. Я с ними не справлюсь.

— Всегда не только с радостью, но и удовольствием, — обрадовался он возможности быть полезным любимой.

Они вдвоём выкрутили одежду и развесили её на ветки, чтобы она хоть немного просохла. Затем Володя взял возлюбленную на руки, отнёс в тенистое место, уложил на спинку и принялся целовать и ласково гладить всё, что давно уже не целовал и не гладил.

— Ну, давай же, не томи меня, расскажи о туронах, — попросила Танечка.

— А о чём тебе рассказать? — спросил он, трогая и ласково поглаживая кончиком пальца волосы, бровки, реснички, нежненькие губки.

— Вот ты сказал, что они ждут, когда кто-то из них принесёт свои извинения жителям Земли, и только после этого они возобновят дружеские отношения с нами. Так?

— Так, — согласился Володя, отрывая свои губы от её сисечки.

— А кто это?

— Я точно не знаю, — пожал он плечами.— Они мне этого прямо не сказали. Это я только могу догадываться, что это очень не простой турон. Это царь туронов.

— У них монархия? — удивилась Танечка, немножко отстраняя возлюбленного от себя. — Ну, подожди, ну, хватит лизаться. Никуда мои цацачки от тебя не убегут. Успеем ещё нацеловаться. Расскажи мне подробненько.

— Сейчас трудно дать точный ответ на этот простенький, казалось бы, вопрос. Как бы тебе объяснит попроще? Понимаешь, у них совсем недавно, по историческим меркам, была революция. Революционные настроения охватили очень широкие слои интеллигенции. Представляешь, стало модным быть плохим, стало модным возмущаться всем, что было до сих пор, все начали экспериментировать во всём. Хотя, нет, не во всём. Колбасу не трогали. Колбаса должна быть самого высокого качества, изготавливаться из проверенных временем продуктов и по традиционным технологиям. А во всём остальном одобрялись новации и модерновость. Музыка — слушать невозможно. Архитектура — чудовищная. Да во всём перекосы. В науке одному придурку пришла в голову дикая, просто, шальная мысль: если скорость свете не превышает триста тысяч, то выше этой скорости вообще ничего не может быть. Бред сивой кобылы в майскую лунную ночь. Исходя из этой логики, летучая мышь должна была утверждать, что выше триста тридцати метров в секунду скорости не бывает. Ну и что? Ты представить себе этого не сможешь! Этого полуграмотного ученика средней школы провозгласили самым умным учёным на планете. Но, конечно же, вся эта игра была затеяна юристами и финансистами, чтобы в мутной воде поймать крупную рыбу. Помнишь песенку: «На дурака не нужен нож, ему с три короба наврёшь, и делай с ним, что хошь!» Ну, самый главный удар нанесли по царской семье — убили и родителей, и деточек. Чтобы не было споров о праве наследства. Их сначала расстреляли, а потом бросили в шахту, а потом засыпали негашёной известью, бросали гранаты. И когда всех поуничтожали, начали изображать из себя очень миролюбивых людей, объявили мораторий на смертную казнь. Это для того, чтобы их никто не вздумал уничтожать как взбесившихся, заразных псов. А потом ввели новый праздник — день примирения. Ну, на тот случай, что если где-то, кто-то, оглянувшись на прошлое, придёт в состояние ужаса, чтобы не возмущался, молчал в тряпочку и не мешал наводить новый мировой порядок. А повод для возмущения, оказывается, был. Мальчик остался жив. Он, плохо расстрелянный пьяным палачом, не умер. При падении в шахту зацепился за кусок арматурины, которая самортизировала и забросила его в штольню. Ой, я точно не помню, а может быть и в штрек. А, не важно.

— Вот именно, не важно, — нетерпеливо дёрнула его за руку Таня, — я всё равно не помню, чем штрек отличается от штольни.

— Ой, да это же так просто, — начал объяснять Володя. — У штольни есть самостоятельный выход на поверхность земли, а у штрека…

— Да ты что, издеваться надо мной решил? — возмутилась Таня. — Да зачес оно мне надо? Говори о мальчике. Он остался жив?

— Да, конечно, — вздохнул Володя. — Ночью к этой шахте пришла одна семья, чтобы поплакать и помолиться о погибших. И вдруг они в ночной тишине услышали детский стон и плач. И они вытащили ребёнка, и выходили его, и воспитали, и вырастили его, и выпустили в мир. Это была семья из старого обедневшего дворянского рода. Они нашли честного нотариуса, составили и заверили у него список вещей, которые нашли у мальчика, которые свидетельствовали о том, что он — царевич. Мальчик вырос, стал капитаном космического корабля. Удалился с родной планеты. Поселился у нас, на Земле. И вот он совершил какое-то действие, которое теперь туронская знать расценивает как преступление. Не убийство, не кража и не грабёж. Никакой уголовщины. Моральный проступок. Что-то связанное с личностью. Узнав о его проступке, туроны покинули Землю и перестали общаться с нами. До тех пор, пока этот турон не признает своей вины и не получит прощение. Вот после этого они сами к нам обратятся.

— Как интересно, — вздохнула Таня. — Только, вот, я никак не пойму: откуда такие высокие требования к морали у тех, кто так спокойно убивал младенцев, женщин и стариков? Сомневаюсь я в искренности их намерений.

— О нет, конечно же, нет, — Володя ласково поглаживал животик своей возлюбленной, любуясь красотой глубокого провала между выпирающими вверх рёбрами и лобком под трусиками. Ему очень хотелось открыть это место и посмотреть на то, что он уже не раз трогал руками, а вот глазом своим так и ни разу не проник. А ведь там было то, от чего весь живой мир с ума сходит. И всё-таки он решил пока попридержать исполнение своего желания проникнуть в самое таинственное. — Конечно же, нет. Между теми людьми, которые убивали, и теми людьми, о которых я тебе говорю, огромная пропасть. Те, кто убивал, отправлены в ад. А убитые, перенёсшие школу страдания, освоившие курс смирения, вернулись к жизни. Победители вместе со своими победами превратились в прах, а побеждённые обрели новую жизнь. Сейчас на земле туронов живут совершенно новые люди, дух которых обновлён и укреплён Богом.

— И это радует, — с улыбкой произнесла Танечка, строго следя за тем, чтобы его рука, слегка касающаяся её лобка через трусики, не проникла под резинку. — И когда же произойдёт наше примирение с ними?

— Как только я вернусь на Землю.

— Как так? — она двумя руками буквально схватила его лицо и заставила смотреть на себя. Она хотела увидеть: не шутит ли он? Но нет, он смотрел на неё так же серьёзно, с такой же любовью, как только что смотрел на её трусики между её ножками. — Ой, Володенька, ты меня иногда просто пугаешь своими экстраординарными всплесками самомнения. Ну не может нормальный человек так говорить.

— А я и не утверждаю обратного, — улыбнулся он, целуя её глазки. — Я же не говорю, что я нормальный человек.

— Ты что, задался целью взорвать меня? — Танечка сердито отбросила его руку со своего живота. Оттолкнула Володю и села. — Зачем ты мне такое говоришь? У тебя других слов нет? Зачем такие заскоки?

— Да никакие это ни заскоки, — Володя тоже поднялся и сел. Но он был мужчиной, поэтому ему надо было предпринимать специальные меры, чтобы скрыть своё возбуждение. И он согнул свои ноги в коленях, обхватил их руками и прижал к животу. — Просто, я тебе говорю то, что мне сказали. И всё, и больше ничего.

— Кто тебе мог сказать такое?

— Туроны.

— И это тебе говорили несколько человек или один?

— Я не понимаю, что ты мне хочешь сказать? — насупился Володя.

— Ну, не сердись, миленький, — Танечка ласково поглаживала его плечо, как будто приручала дикого зверя. — Я хочу сказать, что тебе такое мог сказать только один человек. А один человек это всего лишь один человек. И ничего более. Ему нельзя доверять. И ещё неизвестно какие силы заставили его сказать такое.

— Ты хочешь сказать, что он мог сбежать из дома сумасшедших?

— Ну, совсем не обязательно, чтобы только оттуда, — Танечка дёрнула плечиком. — Давай не будем уточнять, откуда появляются такие люди. Меня это нисколько не интересует. Я не хочу, чтобы ты был подвержен влиянию одной личности. И я не желаю ссориться с тобой из-за такого пустяка. Давай переменим тему. Я чувствую, что мы скоро с тобой опять разругаемся.

— А я хотел бы тебе пояснить, при каких обстоятельствах мне сказали это, — всё так же насупившись, произнёс Володя.

— Ну, ладно, давай, — вздохнула Танечка. — Только прошу учесть, что я против этого, потому что считаю, что это может привести к тому, что мы опять с тобой поссоримся.

— Я тоже абсолютно не хочу ссориться с тобой, — стоял он на своём. — Но и ходить в сумасшедших мне тоже не нравится. И я хочу пояснить обстоятельства. Можно?

— Я слушаю.

— На планете туронов высшим органом власти является совет старейшин. Но они хотят установить монархию.

— Почему?

— Потому что совет это совет. Два человека с большим трудом могут понять друг друга. Три человека почти никогда не смогут прийти к единому знаменателю. А туроны не хотят ссориться друг с другом. Хватит. Нахлебались кровавых споров от разных мнений разных человек. Они хотят жить в мире. Они хотят восстановить функции, присущие только совету — советовать. Но решать, нести бремя ответственности должен только один человек.

— А если он примет неправильное решение?

— Пусть в своих решениях придерживается законов Создателя, тогда Он поможет ему.

— Но, ведь, бывает же так, что человек ошибается. Тогда как?

— А разве в науке все опыты всегда приносят только положительный результат? Разве не говорят, что и отрицательный результат — тоже результат?

— Но если неправильное решение монарха ущемило интересы одной личности? Это же несправедливо!

— Соломон принимал очень мудрые решения.

— Но и Соломон ошибался.

— Ну и что? Если человек подобен таракану, то и философия его, и действия его тараканьи. Если курица — то она от курицы. А от орла всегда — орёл! И действия его орлиные. И орёл никогда таракану не понравится. Если человек готовит себя в жизнь вечную, то он возьмёт на вооружение терпение и стремление к миру. Монарх увидит ошибку и больше не повторит её.

— А если всё-таки повторит?

— Ну и пусть повторит. Ничего страшного не случится. Значит, нам ещё надо учиться и терпению, и смирению. Вечно живущим некуда торопиться. И незачем ломать дрова в посудной лавке. Значит не сдан успешно зачёт по терпению и смирению. По моим скромным соображениям — главная цель человеческой жизни заключается в том, чтобы абсолютно, полностью довериться Господу. Я бы даже сказал: всю ответственность возложить на Него. Пойми, переложив ответственность на Него, человек становится свободным. На нём нет бремени вины за совершенную ошибку. Исчезает угнетающее чувство страха. Раскрепощённый человек обретает невероятный способности в своём творчестве. У него пробуждается фантазия, полёт мысли, сказочная уверенность приближения к счастью. Это будет уже совершенно новый человек, которого по нашим меркам нормальным никак не назовёшь. Современный нормальный человек закрепощён страхом перед ошибкой, которую он может совершить, потому что его информационное поле короче одной секунды. Современный человек ни в чём не уверен, поэтому не может творить и фантазировать. Итак, ты мне говоришь о нормальном современном человеке или о не нормальном?

— Ой, да ну тебя, ты меня опять совершенно запутал, — вздохнула Танечка. — Вот ты мне скажи: кто я по твоему, нормальный человек или не нормальный?

— Ну вот, мы с тобой подошли к той точке, где начинаются пустые демагогические баталии, — грустно произнёс Володя. — Мне показалось, что ты хотела услышать как я узнал о своей непростоте и о своём предназначении наладить взаимоотношении землян и туронов. Ты ещё хочешь услышать это?

— Очень хочу. Ведь это так интересно. Ведь об этом на Земле ещё никто не знает.

— Тогда слушай. Это мне было сказано на собрании старейшин планеты туронов, которое было созвано специально для встречи со мной. А ты говоришь, что я должен говорить как нормальный человек. Ну, разве это нормально, когда старейшины всей планеты собираются только для того, чтобы увидеть одного человека? И говорил мне это, в присутствии всех старейшин, нынешний глава старейшин.

— А ты уверен, что тебе это не приснилось? — продолжала сомневаться Танечка. — Он говорил на русском языке или по туронски?

— Он разговаривал со мной на туронском языке.

— Ну, конечно же, ты его прекрасно понимал, — съязвила Танечка.

— Я хорошо говори на туронском языке.

— Где ты научился?

— Но я же уже говорил тебе, что три с половиной года провёл у них на планете. Или ты считаешь меня настолько тупым, что неспособен к этому? Да меня сразу же запёрли в глухой комнате с экраном, где со мной общались живые и виртуальные туроны в самых разнообразных ситуациях. Через месяц я уже начал думать на туронском. Я начал забывать русский. Потом я учил их историю. Я работал как вол! Почему ты мне не веришь?

— А как ты там оказался?

— О, это очень длинная и очень интересная история. Боюсь, мы не успеем в лагерь. Нас уже, наверное, заждались.

— Ничего, не маленькие детки, ещё подождут, — махнула рукой Танечка. — Я должна знать о тебе всё.

— Да? А зачем?

— Вот тебе на! — Танечка чуть ли не подпрыгнула от возмущения. — Ну ты же только что просил меня, чтобы я согласилась стать твоей женой! Или ты уже передумал?

— Прости, — Володя наклонился и поцеловал её в губки. — За этим спором я уже начал подумывать, что перестал тебя интересовать в этом направлении.

— Смотри, больше никогда не повторяй этой ошибки. А то я могу и обидеться, — прошептала Танечка, беря его голову в свои руки и приближая к себе, чтобы он ещё разик поцеловал её. — Мне очень больно слышать, что ты забываешь о своём предложении.

— Прости меня, — прошептал он после долгого поцелуя.

— Прощён, — она резко оттолкнула его от себя. — Говори. Я тебя внимательно слушаю.

— Это произошло тогда, когда я довольно прилично освоился на Лидии.

— Лидия — это планета, на которой ты работал?

— Ну, да. Я готовил к отправке на Землю завершённые информационные блоки за прошедший период. Уже две недели стояла сухая, жаркая погода. Во рту так быстро пересыхало, что постоянно першило в горле. И вот, от сухой грозы загорелся лес. Это был страшнейший пожар. Я впервые оказался в такой ужасной ситуации. Всё живое срочно уходило в горы. Мой Карл тоже увёл своё племя. Я остался один. Мне незачем было куда-то уходить, так как у меня была хорошая пещера, в которой было много воды и была прекрасная вертикальная вентиляция. Я не сильно-то и беспокоился. Информационные блоки были надёжно спрятаны, и я вёл съёмку несколькими камерами. Пожар шёл по реке сверху. Он был совсем близко. Я начал убирать удалённые камеры, оставил только одну у самого входа в пещеру. И вот, пришло время, когда надо было срочно уходить в глубину пещеры. Перед уходом я последний ряд обернулся к реке — и обомлел! Из-за поворота реки показалась лодка с тентом. Огненный дракон настигал её, угрожая пожрать. На корме лодки стояла женщина, которая пыталась управлять лодкой кормовым веслом. Я с первого же взгляда понял, что она была обречена: надо было ускорить ход лодки, чтобы оторваться от уже бушующего по обоим берегам пламени, и в то же время поливать водой готовый вот-вот вспыхнуть тент. Сначала я подумал, что зря она тратит время на тент, надо ускорить ход лодки, чтобы найти место, где можно спастись от огня. Я знал, что ниже по течению есть широкая заводь и довольно высокая скала, которой у реки заканчивался горный хребет. Пока огонь будет взбираться наверх, а потом опускаться вниз, можно найти укрытие в пещере, которых в этих местах было достаточно. Там пещера пусть и не такая хорошая, как моя, но спастись можно. В заводи можно было бы и лодку притопить, чтобы не сгорела. В общем, шанс для спасения был. Надо было только немножко поспешить, не тратить время на уже начинающий тлеть тент. Мне показалось, что женщина уже почти выбилась из сил. Я не знал, что мне делать? Женщину спасать или самому прятаться? Я поднёс к глазам бинокль, и у меня сердце чуть не остановилось. Я понял, почему женщина так много сил тратит на предохранение тента от возгорания. Под тентом прятались её двое маленьких ребятишек. От испуга они старались прижаться к мамочке, а она кричала на них, наверное, заставляя лечь на дно лодки. Не было у меня времени на раздумье. Бросив бинокль, я с высоты прыгнул в речку. Когда я забрался в лодку, женщина уже совсем выбилась из сил: она уже не могла ни пошевелить кормовым веслом, ни поливать тент водой. Она уже настолько измучилась, что нисколько не удивилась, увидев меня в лодке. Первым делом я подтолкнул женщину к её детям, заставив её накрыть их своим телом, а потом хорошо полил и тент, и женщину с детьми. Потом схватился за кормовое весло. Путь к моей пещере уже был отрезан огнём, и я изо всех сил погнал лодку дальше вниз по течению. Я торопился побыстрее проскочить узкое место реки, за которым было наше спасение. Я кричал женщине на местном наречии, что там, за поворотом есть широкая заводь и на левом берегу есть пещера, в которой можно укрыться. А огонь шёл уже впереди нас. Лодка уже плыла посреди разгорающегося гигантского костра. В узком месте реки кроны деревьев были близко друг к другу, и они уже начинали гореть. У нас начали тлеть не только тент, но и смолёный корпус лодки. Дышать было невозможно. Я изо всех сил старался разогнать лодку, чтобы она по инерции проскочила это страшное место. Оставив весло я поливал всё подряд: и женщину с детьми, и тент, и корпус лодки. И мы прорвались. Но я этого уже не помню. Дальше я буду говорить со слов женщины. Когда я свалился без сознания на дно лодки рядом с ней, женщина опять схватилась за весло и направила лодку к тому месту, о котором я ей успел сообщить. Затушив уже начинающую гореть лодку, она причалила к берегу в нужном месте. Потом, как она рассказывала, я помог ей отправить детей в пещеру и опять свалился без сознания. Я же ничего этого не помню.

— А потом? — спросила Таня.

— Потом прилетел космокатер и забрал нас на орбиту.

— Какой это космокатер? — удивилась Таня. — Там что, все туземцы летают на космических катерах?

— Да она не туземкой была. Она была туронкой. Её муж работал, как и я, разведчиком, наблюдал за развитием жизни на этой планете. Оказывается, они уже довольно давненько жили на Лидии. Но, когда я прибыл на Лидию, они готовились к пересменке: должен был прийти корабль и привезти им сменщика. Их база была на этой же речке, но чуть выше. Когда внезапно вспыхнул пожар, её муж погрузил их в лодку и пошёл за оставшимися вещами. Его сбила с ног стая взбесившихся от пожара обезьян. Чтобы избежать встречи с это стаей, женщина отплыла от берега. И оттуда, с середины реки, она увидела как волна огня накрыла и обезьян, и её мужа. У неё не было времени даже на оплакивание. Надо было спасать детей. Она знала, что муж послал в космос «СОС», поэтому надеялась, что их спасут. Ну, а потом с космокатера увидели пустую лодку, спустились к ней, нашли женщину с детьми и меня без сознания. Я пришёл в себя уже на кровати в медпункте их корабля. Меня вытащили уже с того света. Так что, можно смело утверждать, что ты сейчас имеешь дело с живым трупом. Вот такие вот мои дела.

— Бедненький ты мой, — прошептала Танечка, обнимая его и целуя. — А я, глупая, думала, что с туземками балуешься. Ну, а дальше-то что с тобой было?

— А дальше мне всё время казалось, что меня с кем-то перепутали, что меня принимают совсем не за того, кто я есть. Какие-то странные вещи со мной произошли. Я до сих пор не могу понять, почему они со мной так возились? Если только для того, чтобы в нужный момент наладить добрые взаимоотношения с нами, землянами, так это можно было сделать гораздо проще. Они же цацкались со мной как с маленьким ребёнком. Я очень обрадовался, когда они мне сказали, что именно мне предстоит сообщить землянам, что они, туроны, просят у нас прощения и надеются, что мы соблаговолим не отказаться дружить с ними. Иногда мне было даже аж смешно: они гораздо выше нас ушли в своём развитии, и в то же время, они ждут, что мы их простим и согласимся дружить с ними. Это мы должны считать за счастье дружить с ними. А потом я вдруг стал понимать, что на Земле очень многие из людей будут строить планы, как покорить их и заставить раскрыть свои секреты, особенно в военной области. Когда я им попытался сообщить об этом, мой духовный помощник довольно этак улыбнулся и сказал, что очень рад моим словам, которые свидетельствуют о уже значительной зрелости моего состояния сердца. Потом он сказал, что они и сами понимают насколько всё это опасно, поэтому никаких технологий, которые могут быть использованы во зло нам не сообщат . И вообще, будут стараться предупредить всякие поползновения землян ко злу. И вот, когда моё здоровье значительно поправилось, они начали со мной очень интенсивно работать. Я более трёх лет прожил по строжайшему расписанию. Каждый час был расписан чуть ли не по минуткам. Мне не давали лишних пять минут поваляться в постели. Они говорили, что время очень сильно поджимает, что я никак не смогу пройти полный курс обучения, что основная работа со мной будет происходить после того, как наладятся отношения с землянами. Сначала я учил их язык. Да, собственно, пока я был на планете туронов, я совершенствовал свои познания и постигал тонкости туронского языка. А он, надо сказать, ничуть не проще нашего, русского. Очень много времени было уделено искусству фехтования. Да и не только в фехтовании и владении всеми видами оружия. И управление своим телом. Рукопашная схватка. Они говорили, что это настраивает собственное самосознание и оттачивает тонкость восприятия окружающего мира. Меня почему-то очень даже основательно познакомили с той частью их науки, которая гораздо выше нашей, земной. Научили делать такие вещи, о которых я даже и не подозревал. Со мной постоянно работал духовник. Обрати внимание: не психолог, а именно духовник. Ты знаешь, в чём разница между ними?

— Да так, более или менее, — неопределённо покрутила в воздухе рукой Танечка.

— Вот именно: более или менее, — вздохнул Володя. — Все мы, земляне, имеем более или менее какое-то представление об этом важнейшем деле. Так вот, он отмечал, что я как-то необыкновенно легко осваиваю совершенно новые и необычные для меня вещи. Так быстро, что иногда кажется, что я не изучаю совершенно новую для меня науку, а только вспоминаю давно позабытое. Но самое странное, по его мнению, заключалось в том, что для меня все эти дисциплины, кроме языка, были как бы на втором плане. Язык для меня всегда был на первом плане. А на втором плане, как ни странно, было умение вести себя в обществе. А, ведь, на Земле я этому никогда не уделял особого внимания. Можно сказать, что умение вести себя в обществе меня абсолютно не трогало. Меня заставляли часами сидеть на стуле не шевелясь. Сидеть так, будто я проглотил палку и умер. А я в это время учил стихи. Или в это время передо мной проходил какой-нибудь торжественный приём. А я не имел права не только пошевельнуться, но и лишний раз глазом моргнуть. А ты спрашиваешь: не было ли у меня женщины? Когда они видели, что мне очень плохо, что меня что-то сильно угнетает, отвлекает от серьёзных занятий, то посылали рубить дрова, копать землю, объезжать диких скакунов, морили голодом и холодом, высаживали в глухом лесу и оставляли там, чтобы я неделю выбирался из него. Это ещё надо учесть, что мне не давали тёплой одежды. И я спал ночью под кустом, и просыпался покрытый изморозью. Приходил в свой дом измотанный, голодный, еле живой от холода, но, зато, спал ночью как убитый и никакие сны не тревожили меня под утро. А ты говоришь: женщины! Не волнуйся, они и минутки не давали мне поразлагаться в безделии. Я за эти три с половиной года узнал больше, чем за всю свою жизнь. Я научился самым невероятным вещам. Меня научили правильно сидеть за столом и держать вилку и ложку. И очень много времени уделяли умению управлять государством. А когда я мог уже довольно сносно общаться на их языке, на встречу со мной начали прибывать делегации из разных районо планеты.

— А что их интересовало? — спросила Таня.

— Да, собственно, ничего особенного, — пожал плечами Володя. — Я и сам не пойму, зачем они встречались со мной. У меня осталось такое впечатление, что они просто хотели посмотреть на меня. Они, наверное, никогда не видели вживую жителя Земли. Хотели встретиться и пообщаться с представителем земной цивилизации. И вот ещё, что странно: некоторые из них обращались ко мне очень странным образом, — Володя умолк.

— Что ты имеешь в виду?— спросила Таня, не дождавшись продолжения его рассказа.

— Ну, я не знаю даже, как тебе сказать, — замялся Володя.

— Да, ладно, давай, не тяни кота за хвост. Жмёшься, прямо, как красная девушка, — засмеялась Таня.

— Они называли меня титулом, который на наш язык можно перевести как: «Ваше высочество?»

— И что это обозначает? — удивилась Таня. — Это же какой-то анахронизм. Я уже и позабыла, для чего он применялся раньше. Дикость какая-то. Вроде бы такие развитые люди, и вдруг такие древности.

— Но больше всего всех интересовала моя биография. Они очень много расспрашивали меня о моих родителях.

— Но ты же мне как-то говорил, что твой родитель погиб, — вспомнила Таня.

— Ну, да, мне моя мама говорила, что мой папа погиб в какой-то экспедиции незадолго до моего рождения. Поэтому я своего папу никогда живьём не видел. Были в доме его фотографии. Были видеозаписи. Мне больше всего запомнилась игра в волейбол на пляже. Так вот, самое странное, что эти фотографии и видеозаписи мне показывали и туроны. Это меня так сильно поразило. Я до сих пор ничего не могу понять. Я ничего не могу придумать.

— Да, тут, наверное, спрятана какая-то странная и загадочная история, — согласилась Танечка. — Надо будет на досуге попытаться проанализировать этот мощный поток информации. Но только не сейчас. Нам с тобой надо срочно идти. Ох, достанется мне на орехи за эту прогулку. Ну, давай, вставай быстренько. Пошли, — Таня вскочила и начала одевать своё платьице. Володя взял свою ещё не до конца высохшую одежду и начал напяливать её на себя.

Вокруг было светло и зелено. Пели неведомые птички.

— Интересно, а Витя с Аминой что-нибудь нашли? — вспомнила Танечка о своей подружке. — А ну, вызови своего Виктора. Что-то они слишком уж подозрительно долго молчат. Вымерли они, что ли?

— Да и мы им как-то не очень надоедали своими разговорами, — засмеялся Володя.

— Ну, мы — это совсем другое дело, — серьёзно возразила Танечка. — У меня к тебе была целая куча нерешённых вопросов. А они-то о чём могут так долго говорить? Это у них первое свидание.

— Так именно поэтому они и молчат так долго, — продолжал смеяться Володя. — Они пока ещё не ругаются, они, просто целуются. Молча. Без всяких разговоров.

— Ну, ну, разве можно так сразу, раз, и целоваться? Я сколько ждала, пока ты меня решился первый раз поцеловать? А они, так, сразу, раз — целоваться. Вот я ей покажу, как сразу целоваться. Она говорила, что не допустит, чтобы парень с ней сразу руки распускал и лез целоваться. Она мне всё время твердила, что с вами надо быть очень строгой. Это для вас всё очень просто. А нам надо о будущем всё время думать. Хитрые какие, сразу так раз — и целоваться.

— Да они давно уже целуются, — Володя продолжал веселиться во всю. — С чего это ты взяла, что это у них первое свидание?

— Не может быть! — очень удивилась Танечка. — А ты откуда знаешь?

— Да об этом весь экипаж «Аргона» уже знает. Витя уже давно как-то пригласил Амину познакомиться с ходовой рубкой. Теперь они вместе несут вахту на мостике. В штурманской запрутся и маршрут по карте изучают. Ой, я хотел сказать — изучали. Ну, когда мы в рейсе были, во время полёта.

— Это надо же, какая хитрюга! — возмутилась Танечка. — А мне ничего не сказала.

Дальше Таня не смогла возмущаться на эту тему, так как послышался вызов «говоришки».

— Ну чего вы там, совсем повымерли? — послышался голос Вити. — До конца дня будем шастать по лесам и полям? Нашли что-нибудь? А то у нас совсем пусто. Не знаем с какими глазами в лагерь возвращаться будем. Всё какая-то трава, которая больше на сено пойдёт, чем нам на пропитание. Ты меня слышишь, Вовка?

— Да, слышу, слышу, не надо так громко орать. Так тебе и надо. Не надо было тратить время на обжимания и всякие, там, целования. Делом надо было заниматься, делом, а не зацеловывать свою Аминочку.

— Ага, так я тебе и поверил, что ты с Танечкой только морковку и искал, — засмеялся Витя. — У тебя есть чем подтверждать своё право нападать на меня? Учти, я без морковки в твоём кармане ничего слушать не буду.

— Ну, ладно, так и быть, дуй скорее ко мне. Будешь щупать морковку в моём кармане. Но приготовься к тому, что я тебя привяжу на базарной площади к самому позорному столбу.

— Ты что, Вовк, серьёзно что-то отыскал? — удивился Витя.

— Давай встречаться, тогда сам всё увидишь. И скажи, чтобы Аминочка не плакала. В лагерь вернёмся со щитом, а не на щите. И забрало не надо опускать: никто не посмеет пускать в нас стрелы своей язвительности. Всё — путём.

— А как ты узнал, что Амина уже плачет? — удивился Витя.

— Да что я, Амину не знаю, что ли? Поцелуй её от моего имени и скажи, что у нас полная сумка всего, что надо для борща. Танечка сама отбирала. Даже алые помидоры есть. С десяток крупненьких отыскалось. Слушай, а давай мы и твою сумку доверху нагрузим. Чего нам из нашей сумки перекладывать в вашу. Придёте и наполните сами.

— Летим! — закричал Витя. — А где встречаемся?

— Да там же, где и договаривались. Оттуда не далеко и до нашей плантации. Жду. Целуй Аминочку! Только от моего имени, а не по своему желанию и хотению.

— Ладно, буду стараться. Ждите нас. Через четверть часа мы будем около вас. Я потом ещё раз позвоню, — ответил Витя.

Но ещё раз выходить на связь Амине с Виктором не пришлось.

— Ну, далеко ещё нам идти? — спросила Амина Витю, когда они вышли к реке недалеко от условленного места встречи.

— Да вот, сейчас этот лужок пересечём, вон ту горку по берегу обойдём, а там до лагеря — рукой подать. Там, за горкой они и должны нас ждать, — ответил Витя.

— Да нет, похоже, что нам и этот лужок переходить нет нужды, — сказала Амина, пристально глядя вперёд.

— Почему? — спросил Витя.

— Да ты что, не видишь? Вон я вижу платье знакомое. Это же Таня что-то там рвёт.

Вскоре Амина и Витя подошли к Тане. Амина сразу же начала помогать подружке выбирать овощи, а Витя отправился к Володе, который стоял в небольшой плоскодоночке и выбирал сеть.

— Слушай, Володь, а я смотрю, тут целая ферма: и козы, и коровы, и лошади, и птица. А кто хозяин этой фермы?

— Я, — со спокойной улыбкой ответил Володя, продолжая подтягивать к берегу свою сеть.

— Как — ты? А хозяин дома кто?

— Я.

— Да что ты мне — всё я да я. Ты можешь толком рассказать?

— Это не так-то и просто сделать. Я сам тут мало что понимаю. Расскажу тебе только то, что мне сказали. На этой планете когда-то жили мои предки. По-разному складывалась их жизнь, но обстоятельства сложились так, что им пришлось уйти с этой планеты. И вот как-то мой дед, копаясь в древних легендах, уловил мысль, что наши предки ушли с планеты. Причём ушли странно — только мужики. О женщинах — ни словечка. И эти мужики нашли другую планету, на которой после войны не осталось ни одного мужика способного держать в руках оружие и делать ребятишек. И они остались на той планете, и живут на ней до сих пор. И тогда мой дед начал искать ту планету, из легенды, и нашёл. Но она оказалась абсолютно пустой. Понимаешь, прекраснейшие условия для жизни, но жителей — ни одного. И мой дед нашёл эту пещеру и остатки дома. И восстановил дом. Потом зарегистрировал его как место обитания своих предков. В Галактическом Совете поняли желания моего деда восстановить жизнь на планете наших предков, и закрепили её за нашим родом. Теперь я — хозяин этой планеты. И этот дом — мой. И огород — мой. И куры — мои.

— И давно ты в последний раз был здесь? — спросил Витя.

— Да не помню я точно, месяца три назад.

— Ты был тут один или с экспедицией? На каком корабле вы сюда прибыли?

— Ой, Витя, если я тебе начну отвечать подробненько, то у тебя ко мне возникнет ещё целая куча вопросов. Давай-ка я тебе вкратце скажу пару слов, но ты мне обещай, что больше ничего у меня спрашивать не будешь. Обещаешь?

— Обещаю.

— Я прибыл сюда на часика полтора-два. И никаких кораблей. Я был один. Я поймал пару рыбёшек, сварил уху, покушал, повалялся на травке. В общем, отдохнул немного. А потом опять отбыл туда, откуда прибыл.

— Как это ты сюда мог прибыть без корабля? Один? А почему…

— Витя, ты обещал мне, что ничего не будешь спрашивать.

— Это нечестно было с твоей стороны ставить мне такое условие. Я же ничего не пойму.

— У меня дома по соседству живёт баба Нюся. Она ничего не понимает в законах электродинамики, но это не мешает ей пользоваться электрическими приборами и ездить на электротранспорте. Не расстраивайся, потом поймёшь. Это нечестно: заставлять кока нашего лагеря ждать нас со свежими овощами и живой рыбкой.

— А что это за такие чудовища бегают? Вроде бы похожи на индюков, вот только ножек много?

— Это моё последнее изобретение — индюшка сороконожка. Представь, сколько окорочков она может дать. И вообще, у меня тут ферма вся управляется моими биороботами. Это моя экспериментальная база.

— Ну, как, рыбка есть? — спросил Витя.

— Ну, а как же? Даром, что ли, старался? Давай, помогай. Будет чем ребят на ужине угостить, — они вытащили сеть на берег. — Тут рыбка особенная, ароматная. Уха будет — пальчики оближешь.

— Да, к ухе было бы неплохо и водочки немножко, — вздохнул Витя. — Вот только где её здесь взять?

— А вот наладится жизнь, а там и водочка появится, — засмеялся Володя. — А, пока, и так хорошо будет.

— Володя! — послышался крик Тани с огорода. — Идите сюда!

— По Таничкинону хотению, по Аминочкиному велению — прибыли. Ждём дальнейших приказаний, — отрапортовал Володя, когда они подошли к девушкам.

— Вы что хотите, чтобы сами овощи таскали? Хитренькие. Спрятались от нас, а мы здесь дёргай и таскай. Что вы там делали? — спросила Таня.

— Да вот, рыбки хотели на уху наловить, — начал оправдываться Володя.

— Рыбка может и подождать, — категорично заявила Таня. — Некогда пустяками заниматься. Там нас ждут с овощами, а не с рыбкой. Про рыбку нам ничего не говорили. Давайте, лучше, думать как нам овощи на базу доставить? Не будем же мы бегать туда-сюда со своими авоськами? Надо постараться принести на базу сразу много овощей. Тут мужская сила нужна. Не всё же на хрупкие женские плечи взваливать. Ну, какие будут предложения?

— Ну, я пошёл, — буркнул Володя, явно обиженный пренебрежительным отношением к своей рыбалке.

— Куда? — округлила глаза Таня.

— Как куда? — пожал плечами Володя. — Пойду скажу рыбе, что она сейчас не требуется. Выверну сеть опять в речку, пусть плавает. Скажу ей, чтобы в следующий раз приплывала на уху.

— Ой, Володенька, так ты её уже и поймал? — обрадовалась Таня. — Так зачем же выбрасывать её? Ты, лучше скажи, что будем делать?

— Всё, что прикажет мне моё высокое начальство, выполню и перевыполню раньше установленного срока. Приказывай, а я тут же отвечу: «Слушаю и повинуюсь, о повелитель моей души и сердца!»

— Ой, да ладно тебе, — Таня даже немного расстроилась.— Куда там, уже и пошутить нельзя. Витя, ну как нам побольше овощей принести в посёлок за один заход? Работы же — невпроворот. Надо и капусты нарезать, и картоху накопать.

— Может, мы с Володей сходим в лагерь за грузовой тележкой? — предложил Витя. — А вы тут с Аминой картоху накопаете?

— Нет, надо сделать так, чтобы здесь остались и кто-то из вас, и кто-то из нас, — не согласилась Таня. — Надо же и картошку копать, и капусту резать, и помидоры собирать, и петрушку, и всё это к воротам надо носить. И потом, а чем картошку копать? Не ногтями же её из земли выцарапывать. Володя, лопата есть?

— Ну а как же на огороде можно без лопаты? — пробурчал Володя.

— Тогда так, — решительно произнесла Таня. — Мы с Володей пойдем в лагерь за тележкой, а ты Витя вместе с Аминой подождёте нас здесь. Согласны?

— Мне эта идея очень даже нравится, — согласился Витя, обнимая Амину за талию и привлекая к себе.

— А тебе, Володя, не нравится? — спросила Таня.

— А у меня никто ничего и не спрашивал, — пожал плечами Володя.

— Так, может быть, ты хочешь здесь остаться, а мы с Витей в посёлок сходим? — настороженно спросила Таня.

— А уже ничего не хочу, — пожал плечами Володя. — Что мне прикажут, то я и буду делать.

— Спасибо и на этом, — почти виноватым тоном тихо произнесла Танечка. — У меня только одна цель: побыстрее прийти в лагерь и сообщить, что есть прекрасные овощи. Пойдём? — она вопросительно посмотрела на Володю.

— Пойдём, — вяло согласился он и пошел следом за ней. Потом остановился и оглянулся на Витю. — Вить, там в сарае найдёшь плетёнку, собери рыбу.

Он быстрым шагом догнал Таню. Когда они вошли в лес, Танечка приблизилась к нему, взяла его руку и потянула к себе. Володя не повернулся к ней, но движение замедлил.

— Неужели я так сильно ущемила твоё самолюбие, что ты даже не хочешь поговорить со мной? — грустно произнесла она, глядя прямо перед собой.

— Да нет, всё в порядке, — дёрнул он плечом. — Пустяки. Не обращай внимания.

— Не обращать внимания я не могу, — грустно вздохнула Таня. — Мне очень жаль, что я сумела опять обидеть тебя. Но мне хотелось побыстрее сообщить повару «Аргона», что мы нашли все овощи.

— А я ждал, что ты меня похвалишь за рыбу, — печально вздохнул Володя. — Ладно, всё, не надо об этом. Забудь.

— Ты сердишься, — грустно произнесла Танечка. — Мне очень жаль, что так получилось. Я не хотела тебя обидеть.

— А мне не надо было обижаться, — вздохнул Володя и попытался улыбнуться. — Раздул пожар из пустяка. Прости меня.

— И ты меня прости, — Танечка потянула его за руку, ещё сильней поворачивая к себе. Володя остановился и послушно повернулся к ней. Она подняла голову для поцелуя. Володя облегчённо обнял её, прижал к себе и прильнул к её губам. Танечка подняла руки, обвила его шею своими ручками и, изогнувшись гибким станом, плотно прижалась к любимому всем своим прекрасным телом. Но когда его руки скользнули вниз и легли ей на попочку, она решила, что заложена достаточная база для примирения, оторвалась от любимого, взяла его под руку и потащила в лагерь. Он попытался посопротивляться, но не сильно. И вот, дорогу им преградил ручей, который протекал по дну неглубокого оврага. Ствол огромного дерева, поваленного бурей, лёг поперек оврага, образуя прочный мост.

— Ну, что будем делать? — спросила Танечка.

— Там, на дне, бежит ручей, — сказал Володя. — Сама выбирай. Можно по стволу перебраться на тот берег. А можно спуститься вниз и перейти через ручей вброд. Не думаю, чтобы там было глубоко или топко.

— Я пойду по дереву, — сказала Таня и стала на ствол. А он, придерживая её за руку, прошел несколько шагов рядом. Он спускался вниз по склону оврага, а она шла прямо. И вот, он опустился так низко, что надо было разрывать руки. Но одно дело, идти по стволу старого, корявого дерева, держась за крепкую и надёжную руку, и совсем другое дело, двигаться по округлому стволу одной, без надёжной поддержки. Таня наклонялась всё сильней и сильней, не желая выпускать его руку из своей. Так недолго и свалиться. Вот она повернулась к нему, схватилась за его руку обоими руками и сильно присела. Он, почувствовав, что она уже передумала самостоятельно переходить овраг по стволу дерева, тоже повернулся к ней, ожидая, когда она попросит принять её на руки.

— Я, наверное, всё-таки пойду с тобой, — прошептала она.

— Ну, так давай, прыгай ко мне, — Володя протянул к ней и вторую руку.

— Ага. Страшно, — засмеялась Танечка.

— Ну, не бойся, я же тебя держать буду. Давай, спускайся ко мне на руки. Сначала двумя руками обопрись о мои плечи и потихонечку опускайся. Ну, давай, не бойся, я же тебя не брошу. Давай.

— Ага, страшно. Я такая трусиха. Аж самой противно. Ты только держи меня покрепче, — прошептала Танечка, приседая.

— Да крепче, вроде бы, уже и невозможно, — прошептал Володя, замирая от соблазнительной картины, которая открылась его глазам. Таня для устойчивости пошире расставила свои прелестнейшие ножки и глубоко присела, держась за плечи Володи. Изумительнейшей белизны атласная кожа внутренней части бёдер так и просилась, чтобы он притронулся к ней и погладил. Володя стоял в ступоре. Он боялся пошевельнуться, чтобы не спугнуть птичку с клювиком. Сердце его замерло, а рот распахнулся.

— Володя, ну держи же меня! — потребовала Танечка. И вдруг она поняла, что с ним происходит. Но она оказалась в таком положении, что ничего не могла изменить. Даже если бы и захотела что-то изменить. Но ведь ей ничего не хотелось менять. И она с некоторым испугом и с гулко бьющимся сердечком смотрит, как его лицо медленно приближается к её ножкам. Вот пламя его поцелуя лизнуло ей коленочку. И она вздрогнула, и ещё сильнее раздвинула ножки. И вот, его обжигающие губы уже скользят по внутренней поверхности её ножек туда, где они сходятся. Ещё чуть-чуть, и он прикоснётся губами к перемычке трусиков между её ножками. Так она же не выдержит. Она же очень сильно этого хочет. У неё же нет уже никаких сил сопротивляться его натиску. Пожар любви уже охватил всё её тело. Кровь её уже кипит и пенится, вот-вот взорвётся фонтаном. Да сколько же можно терпеть? Да сколько же можно терзать себя ожиданием счастья? Ей захотелось сесть на дерево, пошире раздвинуть свои истосковавшиеся по его обжигающим губам ножки, схватить его голову и заставить целовать её везде.

— Володенька, миленький, перестань, не делай мне этого, я тебя очень люблю, но умоляю тебя, не делай мне этого, — захлёбываясь, слабо сопротивляясь, тихо шептала Танечка. — Ну, миленький мой, красивенький мой, прошу тебя, не трожь меня там. Умоляю тебя. Не трогай.

— Иди сюда, любовь моя. Дай поцеловать тебя. Всего один разочек. Ну иди же ко мне, — Володя потянул к себе Танечку. И она, взвизгнув от испуга, полетела на него. И этот слабенький визг испугал страстное наваждение, и оно тут же исчезло, скрылось где-то. И когда Володя уложил её на шелк травы оврага, собираясь получить то, без чего он уже и жить не хотел, Танечка была полностью готова к отпору. Собравшись в комочек, она стальной пружинкой выпрямилась и довольно сильно, даже несколько сердито столкнула его с себя, чтобы опять свести свои прекрасные ножки вместе. Володя, взмахнув руками как крыльями, то ли полетел, то ль посыпался вниз по склону оврага. Закончил он своё нежелательное движение уже на дне ручья. А она, давясь от смеха, сидела на травке и любовалась его очередным купанием.

— Ты что, решил сегодня весь день купаться? — не скрывая своего весёлого настроения, Танечка спустилась вниз и протянула ему руку помощи. — Ты так сильно любишь купаться, а полотенца с собой не взял. И почему обязательно надо купаться в одежде?

— Если ты и дальше собираешься так обращаться со мной, я могу подумать — а стоит ли жениться? — пробормотал Володя, выбираясь из ручья без её помощи.

— Да? — Таня жёстко округлила свои прекрасные глазищи. — Мне кажется, что это новая мысль. Надо как-нибудь на досуге поразмышлять над её содержанием. Больше того, необходимо срочно проверить её, — и она сильно, двумя руками толкнула его. Он опять взмахнул руками как птица, сделал шаг назад, оступился и рухнул в ручей. Теперь он сидел опять по грудь в воде и с удивлением смотрел на неё.

— Ты что, это всерьёз? — спросил он, даже и не собираясь подниматься. — Ты всерьёз решила меня утопить?

— Лучше я утоплю тебя, чем буду слушать от тебя такие вещи! — со слезами на глазах воскликнула Танечка.

— Ну, прости. Ну, погорячился, — Володя так сильно растерялся, что продолжал сидеть в воде, будто и не собирался вылезать из ручья.

— Это что, вода из гейзера? — Таня никак не могла успокоиться. — Она что, кипяток, что ли, что ты так разгорячился?

— Танечка, ну, ладно, ну, хватит, — Володя разве что не хныкал. — Если ты сейчас же не перестанешь сердиться на меня, то я совсем останусь тут сидеть, в этом ручье. Так и замёрзну тут.

— О! Испугал! Да пожалуйста! Я нисколько не сержусь! Я — само миролюбие! Если тебя так сильно страшит перспектива стать мои мужем, то пожалуйста, будь свободен! Будем считать, что ты мне ничего не предлагал, а я ничего не слышала. Пока! — Танечка, еле сдерживая слёзы, повернулась и пошла вдоль ручья, делая вид, что ищет переход.

— Танечка! Ну прости меня! — громко застонал Володя. Танечка вздрогнула, но, не обернувшись, продолжила своё движение прочь от него. Ну, разве только чуть замедлив ход. — Танька! Если ты сейчас уйдёшь, то я так и останусь сидеть здесь в этом ручье. Я околею! Ты этого добиваешься?

— Нет, — Таня остановилась, а потом бросилась обратно к нему и остановилась у воды прямо против него. — Я уже хорошо знаю, что ты сумасшедший. Что я должна сделать, чтобы ты вылез из этого дурацкого ручья?

— Прости меня, — прошептал Володя, не сводя с неё испуганных глаз.

— Я прощаю тебя, — серьёзно и твёрдо произнесла она. — Я абсолютно прощаю тебя. Я обещаю, что никогда, ни единым словом не напомню тебе то, что ты мне только что сказал.

— Да? Ты это говоришь так серьёзно, что я так же абсолютно верю каждому твоему слову, — Володя мелено, даже как бы нехотя поднялся и вышел на берег. Он почувствовал, что получил от неё прощение элементарным шантажом. Таня стояла в стороне и смотрела куда-то туда, куда бежал ручей. — Я готов, — тихо произнёс он.

— Да? Ну что ж, тогда пошли, — спокойно произнесла она, снимая туфли. Затем она перешла ручей и остановилась на противоположном берегу. Она ждала, когда он тоже перейдёт ручей. Она не спросила его, что он собирается делать со своим костюмом? Ни волнения, ни простой озабоченности не было у неё на лице.

— Таня, — очень просительно произнёс Володя, перейдя ручей и приближаясь к ней. Мокрые штаны и рубаха облепили его мощное тело. — Таня, я — дурак. Я очень неудачно пошутил. Ну прошу тебя, прости меня.

— Володя, я не виню тебя ни в чём, — тихо произнесла она. — Но тебе сильно не повезло: я не могу шутить на эту тему. Я не сержусь на тебя, не держу ни капельки зла. Но ты произнёс эти слова, и теперь они живут вне тебя и вне меня. Они — уже есть. Они никуда уже не могут деться. Ни ты, ни я ничего уже с ними не можем сделать. Конечно, я могла бы сказать, что всё в порядке, всё нормального, ничего страшного не произошло. Я даже могла бы тебя поцеловать, изображая полное забвение случившегося. Но это была бы ложь. Твои слова стоят передо мною. Я с ними уже ничего не могу сделать. Твоё сердце излилось через уста. И что теперь будет дальше, я не знаю. Давай считать, что между нами мир. Пойдём, — она повернулась и пошла вперёд.

Ему ничего не оставалось делать, кроме как последовать за ней. Свет померк в его душе. Не хотелось жить. Как вернуть её сердце?

Индюшата-сороконожки

Посёлок рос очень быстро. Один за другим поднимались новые корпуса. По мере готовности жилья с орбиты прибывали новые пассажиры. Вскоре опустевший «Аргон» перевели на очень удалённую орбиту и спрятали на астероиде, чтобы его не заметили враги, если вдруг они появятся вблизи. На борту оставалось минимальное число людей из состава экипажа.

Володю перебрасывали с одной работы на другую: то он чистил картошку на кухне, то монтировал щиты солнечных батарей, согласуя их работу с другими генераторами электрической энергии. То принимал участие в монтаже наплавной гидроэлектростанции. То работал в цехе механической обработки. То месил глину и обжигал изделия в печи. Излишне, вероятно, говорить, что самым любимым объектом у него была столовая, так как только там он мог видеть Танечку.

Она изо всех сил старалась позабыть их последнюю размолвку, но грусть в её глазах не гасла. Да и Пётр Петрович не дремал, старательно оберегая свою будущую невесту от нежелательных контактов со своим бывшим лаборантом. И всё-таки Танечка довольно таки частенько встречалась с Володей. Этому способствовало хотя бы то обстоятельство, что тема её будущей кандидатской — регенерация клеток. А в домике Самсонова, как теперь все называли усадьбу Володиного деда, водились какие-то странные индюшата-сороконожки.

Ещё в тот самый злополучный день, когда Таня и Амина привезли в лагерь тяжело гружёную тележку свежих овощей, Володя доставил на кухню свежей рыбки, из которой кок приготовил превосходнейшую уху. Получился настоящий праздник живота, с ухой, приготовленной на костре. А на следующий день вечером у всех на ужин был новый сюрприз –индюшачьи ножки. Объедение! Опять праздник живота. И когда Таня с Аминой готовили ножки, нашпиговывая их пряными травками перед тем как отправить в духовку, они обратили внимание на то, что кроме ножек-то ничего и нету: ни тебе потрохов, ни крылышек, ни всего прочего, что бывает у каждой птицы.

— Ничего не пойму, — удивлялась Таня. — А куда же подевалось всё остальное? Где, хотя бы, крылышки?

— Володя! — весело окликнула истопника Амина. — Вот Таня никак не поймёт, куда ты подевал остальные части индюшек? Неужели всё остальное ты умыкнул и продал на базаре?

— А остальные части индюшек ходят по курятнику и отращивают для вас свои новые ножки, — пояснил Володя.

— Как это? — оторопела от удивления Амина и, распахнув глаза, уставилась на Таню. — Таня, ты хоть чего-то понимаешь, что он тут по русски произнёс? Я ничего не поняла. Ты что, отрезал ноги индюшкам, потом зашил им раны и пустил опять гулять?

— А зачем их резать? — начал объяснять Володя Тане, хотя обращался при этом к Амине. Такая у них к этому времени выработалась тактика. — Это особая, единственная в своём роде порода индюков. У них ноги по мере созревания становятся подобны хвостам ящериц. Если их схватить за половину туловища, то задняя, более старая половинка отваливается как хвост у ящерицы, а передняя убегает и бежит кушать, чтобы восстановить число потерянных ножек.

— Как хвост у ящерицы? — удивилась Таня.

— Совершенно точно, — подтвердил Володя.

— Ни разу в жизни не встречала таких индюшек, — недоверчиво покачала головой Амина. — Даже ничего не слышала об этом.

— Это только до сегодняшнего дня, — грустно усмехнулся Володя. — Теперь ты уже не должна говорить этого, потому что уже и слышала, от меня, и видела, и в руках держала. Это единственный экземпляр во всей Вселенной. Так что, спеши, пока всех не съели.

Таня с Аминой удивлённо переглянулись. Они не очень-то поверили его словам. Володька, он большой шутник. И только вечером, когда он повёл их на свою усадьбу и показал, что именно так индюшата себя и ведут, они убедились, что Володька, он хоть и шутник, но иногда говорит и правду. Это была регенерация не просто клеток, а целых органов.