Top.Mail.Ru

santehlitПомни меня

Белый кот оказался кошкой. На мою ошибку указал Андрис Вальдс, утром навестивший дом под платанами. Ну, кошка, так кошка — какая разница. Не мраморных же догов заводить.

   — Решил остаться? — поинтересовался бывший полицейский.

   — Да, но не знаю надолго ли.

   — У нас места хорошие.

   — Мне надо собраться с мыслями и решить одну проблему.

   — Извините, — засобирался добропорядочный селянин. — Я вас отвлекаю.

   — Не в данный момент.

   И он остался. Мы пили живое пиво, и говорили о днях минувших.

   — Эльзу помнишь — дочку трактирщика? Скрипачка, мировая знаменитость.

   — Её талант заметен был ещё тогда.

   — Талант талантом, а сколько она трудилась. С утра до вечера — пили-пили, пили-пили….

   — Конечно, без упорного труда одного таланта мало.

   — Иные без пота славу добывают — просто везёт.

   В словах старого селянина услышал упрёк в свой адрес. Вечером, после его ухода:

   — Билли, готов представить на твою критику некоторые соображения по противометеоритной теме.

   — Весь внимание.

   Запер дверь, поднялся в мансарду. Присел в кресло у раскрытого окна. Кошка на коленях. Тут как тут чёрный кот. Устроился где-то на коньке и завывает. Сосредоточиться не даёт.

   — Билли, нельзя ль грозу какую придумать?

   — Айн момент, Создатель, селян настрою.

   Гроза ударила что надо. Громы, молнии, ветрина дует, дождь сечёт. У меня окно открыто, но ни капли в мансарде — ветер с юга.

   — Всё, как просил, Создатель. Теперь выкладывай, что надумал.

   — Схема противометеоритной защиты, что ты выстроил для Любы в принципе не верна.

   — Опровергай.

   — Легко. Если взять за точку отсчёта центр Земли, скажи, в какой прогрессии будет возрастать объёмный сектор обзора на линейную единицу удаления. Видишь, даже не в геометрической, а на порядки выше. А ты пытаешься вести наблюдение не из единого центра, а системой спутников, направляя локационные волны в космическое пространство. Они не в состоянии справиться с прогрессией четырёхмерного пространства. Понятна природа чёрных дыр?

   — В принципе, да. Но как их залатать?

   — В той плоскости, которой ты мыслишь — никак.

   — Растолкуй свою плоскость.

   — Мотай на ус. Мы хотим защищать Солнечную систему. Так вот, светило-ярило и должно стать следящей станцией. Его лучи идут сплошным потоком, встречают препятствия, например, в виде планет, огибают и вновь смыкаются. Тебе ясно, что чёрных дыр в этом случае не будет. Молчишь?

   — А ты закончил?

   — Вникай дальше. Знаешь, принцип паутины? Стоит несчастной цокотухе запутаться в ней, сигнал тут же передаётся пауку. Потоки солнечных волн, заметь, неразрывных — та же паутина. Встречая на своём пути препятствия, они подают сигналы — внимание объект. И этот сигнал источник света получает гораздо раньше отражённого. То есть мы имеем дело в данном случае со скоростями намного выше световых. На порядки.

   — У меня нет информации по этому явлению.

   — Не было, теперь есть. Не забыл, что на меня трудятся три грации?

   — Ну, хорошо, пока нечем опровергнуть, пусть будет по-твоему. Какова наша задача в свете этих открытий?

   — Найти контакт с солнцем. Поставить светило-ярило на службу человечеству.

   — Ты возвращаешься с темой?

   — Поживу здесь. Подготовь доклад и сбрось Любе на почту.

   Утром Главный Хранитель вышел на связь:

   — Гладышев, что ты мне прислал?

   — Направление движения. Не поскупись на мозговую атаку, и скоро у тебя будет очень надёжная противометеоритная защита.

   — Ты когда прилетишь? Любочка просто чудо, такой замечательный ребёнок! Не хочешь пообщаться?

   — Она предназначена в жёны Лёшке Гладышеву. Другого в нашем мире нет. Если готова стать тёщей, прошу её руки.

   — Дурак ты, Гладышев, и не лечишься.

   Дулась неделю.

   — Так ты что, всерьёз решил поселиться в глуши?

   — Чем здесь плохо?

   — Меня нет.

   — Может, это благо?

   — Такова твоя благодарность за полвека моей верности и твоего распутства?

   — Люба, не напрягай. Скажи лучше, тема пошла?

   — Строим на Меркурии станцию для изучения солнца и поиска контактов с ним, в свете твоего предположения.

   — Была мозговая атака?

   — Да. Много интересных деталей подсказано. Думаю, задача осуществима.

   — Могу себя считать свободным от обязательств? Свободным вообще?

   — Вон ты чего боишься. Успокойся, пока тема развивается успешно, тебя никто не потревожит.

   — Ну и ладушки.

   — Это значит, ты не приедешь? Параллельные миры тебе не интересны?

   — Как-нибудь без меня.

   — Жаль. Но учти, не будет получаться — мы тебя снова в оборот возьмём.

   Утром делал пробежку по дороге вдоль моря. Днями гулял по берегу. Белая кошка сидела у меня на плече, либо путалась под ногами, трубой задрав хвост. Чёрный кот следил за нами, прячась в дюнах. Вечерами выл под окном или на крыше. Однажды свалился в каминную трубу. Слава Богу, там ещё не было огня. Выпрыгнул, фыркнул и забился под буфет. Сколько его не звал, не реагировал. Открыл дверь и перестал обращать внимание. Потом слышу, под окном серенаду завёл. Ну, значит, пора запирать дверь.

   Полюбил живое пиво с вяленой килькой. Каждый вечер на столике перед камином у меня и то, и другое. На коленях белая красавица. Как не пытался её чем-нибудь угостить — безрезультатно. Чем питалась? Чем жила? Святым духом, должно быть. Правда, иногда пропадала куда-то. Может, мышей ловить?

   Жевал рыбёшку, прихлебывал пиво, смотрел на огонь и гладил кошку. Потом она перебиралась на соседнее кресло. Я брал гитару, и начинался музыкальный вечер.

   — Что спеть тебе, мурлыка? Может, эту?

    У кошки четыре ноги,

    Позади у неё длинный хвост….

   При первых аккордах пушистое создание вытягивалось во весь рост, а потом, не без ущерба для него, начинала царапать обивку кресла.

   — Не нравится? Может, эту?

    Жил да был чёрный кот за углом….

   Безымянная гостья прыгала на пол и с гордым видом удалялась.

   Почему безымянная? Не поворачивался у меня не только язык, но и в мыслях не мог окрестить её какой-нибудь Муркой. Конечно, глупости мистические, но…. Вы меня понимаете? Не случайно она здесь появилась. И кот этот драный.

   Счастлив ли я был в те дни в доме под платанами? По крайней мере, умиротворён.

   Кроме прогулок и пробежек, музыкальных вечеров в компании белой кошки, у меня ещё были думы. И диалоги с Билли.

   — Не мною сказано, но верно — жизнь прекрасна, потому что она конечна. Каждый миг может оказаться последним и от того он ярок и ценен.

   — Может быть, может быть…. Если жизнь посвятить порханию над цветочной клумбой. А если у тебя есть цель, на плечах бремя ответственности, и открытия порождают новые загадки, выстраиваясь в бесконечную череду, жизнь становится мукой — мукой поисков и творчества. Такая жизнь достойна бессмертия.

   — Согласен, но какой ценой? Отнимая тела — читай, жизни — у несчастных из параллельных миров?

   — Эти миры суть наше отражение.

   — Ой, ли? Ты предложи сейчас Александровне поменяться телами с её новой дочкой. Знаешь, куда она тебя пошлёт?

   — Критиковать, ничего не предлагая, признак слабости ума.

   — А слышал, говорят: ты гневаешься, значит, ты не прав? Ты не прав, Билли, подозревая меня в слабоумии. Я не против бессмертия, но важно — каким способом. То, что задумал Костя, а теперь поддерживаешь ты, бесчеловечно. Мы пойдём другим путём.

   — Любопытствую, каким?

   — Надо научить клетки омолаживаться.

   — И начнём с нейронов?

   — Именно с нейронов.

   — Я ценю, Создатель, твоё умение из ничего, на пустом месте создавать теории. Но на практику ты сильно не заморачиваешься. Пусть холопы трудятся.

   — Какие эпитеты! Мне больше импонировало считать тебя трудоголиком. Но раз моднее стало «холоп», пусть будет холоп.

   — А я не себя имел в виду, в данном случае — Любовь Александровну.

   — Знаешь, готов с тобою согласиться. Действительно, мало чем помогаю своей разумной жене. Но, Билли, здесь чисто личностный фактор. Тяжело с ней работать — не могу простить Венеру, похищение Дианочки, моё заточение на Меркурии.

   — Людям свойственно ошибаться. Даже великим.

   — Нет, Билли, здесь не ошибка, которую, в конце концов, можно признать и извиниться. Здесь присутствует норма поведения, прогрессирующая в синдром.

   — Всё может сгладить совместный труд.

   — Ты же в курсе — пытался.

   — И что — всё было так плохо?

   — Кончалось плохо.

   — А попробуем ещё раз.

   — А давай.

   Билли связал меня с Любой.

   — Как дела?

   — Что, Гладышев, тебя интересует?

   — Всё и по порядочку.

   — Откуда прыть?

   — Да вот, отлежался. Хочется вникнуть и поучаствовать.

   — Прилетай.

   — Давай пока заочно.

   — А получится? Ну, слушай. Любочка овладела оптимизатором — летает, болтает, обучается. Скоро мыслить начнёт и советовать. Она счастлива. И я.

   — А мне жаль тамошнего Лёшку — без невесты парень остался.

   — Не будем терять присутствия духа. Тема параллельных миров изучается. Пытаемся понять принцип действия контактора, наладить общение с прозрачными людьми.

   — Ты называла их шалопаями.

   — Это, когда они были с Константином.

   А я к Билли.

   — Ты говорил, что секрет параллельных миров у тебя в кармане. Что ж не вывернешь?

   — Не горит. Жду, когда ты, наконец, займёшь в этом вопросе ясную и твёрдую позицию.

   — За это спасибо. А что за тайны с контактором?

   — А он и был тайной для всех, кроме тебя и Константина.

   — Слушай, прозрачные его как усилили?

   — Давай выясним.

   — Искуситель.

   Люба:

   — Гладышев, ты где?

   — Прости, отключился — последствия последних потрясений.

   — Амнезия?

   — Почему? Скорее болезнь Паркинсона.

   — Это у вас наследственное?

   Вот заврался!

   — Это у нас приобретённое.

   — Ну, отдохни — потом продолжим.

   Пришлось отключиться. Я имею в виду связь.

   Вечерком только примостился у камина, Любин фантом — облик, синтезированный из светящихся молекул воздуха — возник прямо в полумраке зала.

   — Вот ты где обитаешь. Ну, что ж уютненько. Живое пиво? Жаль не попробовать. Гладышев, пригласи нас в гости — Любочка будет довольна.

   — Частная жизнь — не музей для посетителей.

   — Обидные слова говоришь, муженёк. Но Бог тебе судья. Как звали Костину маму?

   — Мирабель.

   — Вас что-нибудь связывало?

   — Она была моей любовницей.

   — Я так и поняла по Костиной реакции. Но молодец — прямо не сказал.

   Любин облик струился в слабых световых потоках.

   — Гладышев, ты когда-нибудь ревновал меня?

   — Сразу, как только ты стала публичным деятелем.

   — И до сих пор?

   — До сей поры.

   — Приятно, как признание в любви.

   — А тебе не приходило в голову, что сторонюсь с единственной целью — сохранить это чувство.

   — Ты меня ставишь перед странным выбором. Чтобы вернуть миру Гладышева-мыслителя, должна пожертвовать Гладышевым-мужем. Может, правда, выдать за тебя девочку? Вернёшься в мир, будешь вкалывать. Детки у вас появятся, а я стану бабушкой.

   — Нет, спасибо, одной Любы Черновой мне на всю жизнь хватило.

   — Она нежная и добрая.

   — Из мужской солидарности не буду отнимать невесту у тамошнего Лёньки Гладышева.

   — Вот ты у меня какой! Ну, хорошо, займись параллельными мирами и помоги моей Любочке встретиться с твоим Лёнькой. Может, где-нибудь, на этих спиралях отыщется и Настенька.

   Диалог прервался.

   Настенька. Незаживающая рана сердца. Рана, которой коснувшись, Люба опрокинула меня в пыль с пьедестала непогрешимого.

   Хорошо, хотел сказать, возьмусь за тему, только одно «но». Хотел, но, оказалось, некому. Любин фантом растаял, и я остался один в каминном зале дома под платанами.

   С трудом выдержал паузу длиной в ночь, и утром после пробежки попросил Любу о связи.

   — Хорошо. Я возьмусь за тему параллельных миров, только одно «но».

   — Излагай.

   — Человечество должно поклясться, что не будет использовать возможность проникновения в иные миры для похищения их жителей.

   — Как ты себе это представляешь?

   — Меморандум. Должен быть озвучен документ, под которым подпишется каждый из живущих на Земле и за её пределами.

   — Что это даст тебе?

   — Снимет груз моральной ответственности.

   — Хорошо, я посоветуюсь с Распорядителями, что возможно сделать по данному вопросу. У тебя всё?

   — Что с противометеоритной защитой?

   — Не хочет солнце ясное с нами сотрудничать. Заклинатель душ требуется.

   А что? Пусть себе. Не обидно.

   — Скинь материал — подумаю, чем смогу помочь.

   Вечером сел за компьютер, на котором ещё маленьким играл Костя. Забыты пиво с килькой. Беленькая кошечка свернулась калачиком на столике, как раз между клавиатурой и монитором.

   — Билли, ни черта не понимаю в этих схемах — давай популярнее.

   — Твоё предположение о неразрывности светового потока нашло подтверждение. И сигнал присутствует — тот, не отражённый. Пока не можем его декодировать.

   — Совсем?

   — Нет, кое-что узнаваемо — планеты, спутники, болиды. Но информации много поступает из космоса.

   — Не страшно — со временем букварь сложится, и люди научатся его читать. Дальше.

   — Станция на Меркурии не отвечает задачам всеобъемлющей и непрерывной связи с потоком солнечной информации.

   — Что мешает создать сеть следящих станций на околосолнечной орбите?

   — Пытаемся понять.

   — А я так думаю — ничего. Только надо учесть: они должны быть не просто проницаемы для световых потоков, но стать с ними одним целым, чтобы чувствовать неотражённые сигналы.

   — Мысли дельные. Подскажи их руководителю проекта.

   — Сделай это за меня. Нет, внуши их, как собственные — порадуй Главного Хранителя. Дмитрий Иванович, говорят, во сне открыл свою таблицу, пусть и Любе приснится подобное. Ты ведь мастер волшебных снов.

   Утром Люба вышла на связь.

   — Слушай, твоя идея со станцией на Меркурии не катит.

   — ?

   — Мы будем создавать сеть космических станций слежения на околосолнечной орбите. На очень околосолнечной — гораздо ближе Меркурия. Они станут неразрывной частью светового потока и позволят отслеживать динамику вселенной на огромном удалении от нашей системы. Ты удивлён?

   — К тому всё шло.

   — Вот как? Ну-ну. А что у нас со скачками в спирали?

   — Ждём-с меморандум.

   — Ах, да. Сегодня узнаю мнения Распорядителей, и если не будет отрицательных, запустим проект в народ. Ты становишься крючкотвором, Гладышев. Что будет, если человечество заблокирует меморандум?

   — Оно не получит дороги в параллельные миры.

   — Так в себе уверен? Константин нашёл без твоей помощи. Найдём и мы. Прозрачные в контакторе. Контактор у нас. Гладышев, смири гордыню.

   — Если вы откроете путь на спирали для флибустьерских набегов, обретёте второго Костю.

   — В твоём лице? Его судьба тебя не пугает?

   — Нет, ведь я — Создатель.

   — Кто?

   — Создатель оптимизатора и контактора.

   — Я так и думала — слишком высоко для твоего братца. Только зачем ты нам, Гладышев, угрожаешь? Человечество ещё не сказало «нет» проекту. И ты сейчас в позе одной маленькой, но гордой птички, которая сказала, как мне помнится: «Лично я полечу прямо на солнце». Помнишь, что с ней сталось?

   — Любимая, мне самому неприятно вести диалог в таких тонах, и тема очень интересует — знаешь почему — но не хочу стать изобретателем атомной бомбы.

   — Успокойся, думаю, человечество тебя поддержит.

   — Тоже так думаю.

   Тем же днём.

   — Билли, однажды ты исполнил мою просьбу, и человечество попрощалось с оружием. Прошу ещё раз — меморандум должен быть одобрен единогласно. Напряги свои виртуальные связи, но чтобы все, как один….

   — То человечество и нынешнее — какое сравнение?

   — На кону бессмертие — могут дрогнуть слабые люди. Да и не слабые….

   — Вот если б можно было предложить альтернативу.

   — Я её обещаю. Как только решим вопрос с параллельными мирами, сядем за нейроны и омолаживание клеток. Или давай сейчас возьмёмся за эту тему, а спирали подождут.

   — Как же Любовь Александровна? Как меморандум?

   — Чёрт, запутался! Ну, тогда сделай, чтобы все как один, в приказном порядке сказали «да».

   На следующий день Люба сообщила — меморандум одобрен человечеством единогласно. Препятствий для выполнения задания не было.

   — С чего начнём, Билли?

   — С математической модели.

   — Это верно. Рисуй.

   Экран монитора запестрел формулами и уравнениями, приправленными схемами и графиками.

   — Что это?

   — Над и подпространственные спирали.

   — Слава Богу, не временные.

   — И временные.

   — Как они получаются? Нет, давай лучше я. Ты отличный математик, а я неважный естествопознаватель. Берём камень, кидаем в воду — что видим?

   — Круг волны от центра падения.

   — Нет, круги. Один хорошо виден или два, остальные почти не видны, но они присутствуют, и будут колебать поверхность, пока не успокоится. Таковы физические свойства воды.

   — Это к чему?

   — Образно. Чтобы показать, как образуются над и подпространственные спирали. Они суть отражение некоего возмутителя в центре.

   — Не вижу адекватности.

   — Про адекватности мы пока не судачим, а говорим образно, о природе возникновения. Теперь представь, что колебания происходят не в плоскости, а четырёхмерном пространстве.

   — Ну, допустим. Что даёт?

   — Так возникают спирали.

   — Ликбез. И?

   — Билли, если природа возникновения спиралей волновая, значит и познаются они по законам волновых возмущений. Что не ясно?

   — Ты хочешь сказать: составив систему уравнений трёх неизвестных….

   — Четырёх.

   — …. четырёх неизвестных, взяв некий фактор возмущения за аргумент, мы получим координаты необходимой спирали — одной из бесконечного числа существующих? Слишком просто. Я бы сказал, примитивно. Так не бывает.

   — А мне что-то подсказывает — не стоит усложнять.

   — Ну, хорошо. Что берём за точку отсчёта?

   — Мне кажется, всё равно — Землю, солнце иль Полярную звезду.

   — Ты хочешь сказать — куда бы мы не направлялись, везде будем встречать отражение нашей действительности или истории, и никаких других, внеземных цивилизаций?

   — Вот именно. Миры эти параллельны нам.

   — Ну, а скажем, заложив в систему расчёта некоторые исходные данные ушедшей марсианской культуры, мы столкнёмся с нею на их параллельных мирах?

   — А почему бы не помечтать?

   — Вот-вот. Хорошо, Создатель, я понял твою мысль — дай-ка подгоню под неё математические расчёты. А ты пока подумай: не куда, а как мы будем проникать.

   — Ты хвастал — сей секрет у тебя в кармане.

   — Трудно извилинами пошевелить?

   — Для чего?

   — Для тренировки ума.

   — Лучше пройдусь перед сном.

   — Одно другому не помеха.

   — Ты, Билли, рационален, как птичий помёт на грядке с огурцами.

   Море катило широкие, с пенными гребнями волны на песчаный берег. Небо забито серыми тучами настолько плотно, что из них сочилась сырость. Было холодно.

   Гулял на взморье, обрядившись в долгополый рыбацкий плащ с капюшоном. Белая кошечка примостилась у меня на груди под брезентовым отворотом — только премиленькая мордочка торчала. Она касалась влажным носиком моего подбородка, или принималась лизать шею. Щекотно. Ворчал и грозился спустить на холодную землю. Подлиза начинала усердно мурлыкать.

   — Сиди, сиди, я пошутил.

   На душе не так уютно, как под плащом. Мучил вопрос, как Косте и его прозрачным дружкам удавалось шмыгать по спиралям? Каким способом, какими силами эти ребята делали временные и пространственные прыжки? Нет, всё-таки временные, так как отражение реальности не может быть удалённым. Или может?

   Стоп. Запутаюсь. Проще представить движение мира по спирали времени в пространстве. Отражение нашей реальности суть параллельные миры. Люди, там существующие, наше отражение. Фантомы. Которых не жалко лишить тела, чтобы продлить жизнь реальных субъектов. Так считает математик Билли. А мне не кажется. Недавно на Меркурии держал в ладони девичью руку и сквозь тёплую кожу чувствовал, как пульсирует её сердце. Какой же это фантом?

   Нет, это тоже тема для бесконечных домыслов.

   Надо сосредоточиться на главном. А что есть главное? Костя на своей колымаге проникал в параллельные миры. И делал это, видимо, без особого труда. Там он прятался от станций слежения. Ну, конечно же, Люба говорила: раз — и без следа. Значит, делается это достаточно легко и быстро. Как?

   Пойдём дедуктивным методом. Костя назвал контактор Исполнителем Желаний. Нацелил, и подо мной стало вращаться кресло. Значит, с его помощью, он мог и в параллельные миры перемещаться. Правда, не знал, как это происходит, и каждый раз оказывался в новом месте. С трудом возвращался.

   Может, дело не только в прозрачных, но и в самом Косте, умудрившимся однажды спасти душу в оптимизаторе? Однако, нет — там душа, а здесь целый космолёт. Дело тут….

   Совсем стемнело. На море видны только пенные барашки, а дом под платанами чернел силуэтом. Забеспокоилась кошка на груди.

   — Идём, милая, домой.

   Время шло.

   Билли усердно трудился на два фронта. Мне известных, а сколько их было на самом деле, знал только он. Не опровергал теорию волнового происхождения параллельных миров, и не донимал вопросами — как туда проникнуть. Трудился себе.

   И Люба строила сеть следящих станций на околосолнечной орбите. Занималась дочерью — меня не доставала.

   Сам был занят эти дни — выяснял, случайно ли здесь появились кот и кошка, и почему они не ладят. Не кис-кис, а «Костя» — назвал однажды чёрношёрстного дикаря, тот опять попытался запустить свои когти в мои глазницы.

   Сидя у камина, поглаживал белые головку, спинку, хвостик и внушал:

   — Индуистская религия бессмертие души рассматривает в реинкорнации. Скажи киса, кем ты была в прежней жизни?

   — Мур, — отвечает.

   Кто бы перевёл.

   — Билли, не хочешь заняться изучением языка животных?

   — Очень хочу.

   — Что мешает?

   — Отсутствие критического объёма информации.

   — Ах, ну да, ну да — твой конёк.

   — Я почему-то думал, к седым волосам у тебя появится тяга к труду.

   — Пока только умственному, и то в виде фантазий.

   — Тоже дело.

   Наш трёп был прерван Любиным вмешательством.

   — Не разбудила? Ты помнишь, какой завтра день?

   — Пасмурный.

   — Почему?

   — Нравится сидеть у камина, когда за окном непогода.

   — Заказал себе подарок? А гостей к столу?

   — Только не это.

   — Гладышев, тебе не удастся зажилить собственный день рождения. Соглашайся на наш визит, иначе вылетишь в трубу и явишься к нам перепачканным. Ну?

   — Прилетайте — не хочу в трубу.

   — То-то.

   Мне не хотелось гостей. Никого. Но дата круглая — можно потерпеть.

   С утра попросил Билли:

   — Повремени с непогодой — ждём гостей.

   После пробежки и утренних процедур поплёлся в сельский трактир. Попросил помочь с оформлением стола. Пригласил к нему Вальдса, самого трактирщика и ещё двух-трёх человек, лично знакомых. С жёнами набралось около десятка.

   — Люба, где ты? — вышел на связь. — Мы готовы.

   — Айн момент. Садитесь за стол.

   Мы сели. За окном мелькнула тень — приземлился космолёт. Когда в каминный зал вошли моя жена с названой дочкой, присутствующие встали, захлопали в ладоши, приветствуя Главного Хранителя Всемирного Разума. Встал и я, недоумевая — кто же именинник?

   Люба рассеяла сомнения, обняв, поцеловав и вручив мне подарок — фиолетовый кристалл плутония. Фиолетовым он был в её ладони — в моей засверкал голубым пламенем. Гости ахнули.

   — Цвет кристалла определяется внутренней энергетикой, — пояснила Люба.

   Камень пошёл по рукам, меняя окрас от красного к жёлтому и обратно. Жидковато замешаны латыши. Но меня точил червь зависти.

   — Билли, получается жена меня энергичнее?

   — А ты сомневался?

   — Я мужчина.

   — Это половой признак.

   — Интересно, если тебя отсканировать на внутреннюю энергетику.

   — Ультрафиолетовые лучи не уловимы для человеческого глаза.

   — Ну, слава Богу, а то подумал, и ты за поясом.

   Как-то чопорно шло застолье. Может, по местной культуре так и надо веселиться, но для русской души не хватало размаха. Видел, и жене взгрустнулось — глядит с печалью на меня.

   — Ну-ка, Билли, плесни азарта в латышскую кровь.

   Для начала что-то спели за столом, сомкнув плечи и раскачиваясь. Потом пустились в пляс почтенные селяне со своими матронами. Трактирщик аккомпанировал на аккордеоне.

   — Барыню! — потребовала Люба и прихватила со стола салфетку вместо косынки.

   Прошлась лебедушкой по кругу, остановилась передо мной, топнула ножкой.

   — Выходи, подлый трус!

   Эх, ма! Я ли вам не свойский, я ли вам не русский, памятью Отчизны я ль не дорожу? И пустился с места вприсядку.

   Люба, притоптывая, по кругу, салфетка за плечами. Я за ней, выделывая коленца. Селяне в ладоши жарят. То-то, любо!

   Потом ещё пели и танцевали. Люба подтолкнула меня к своей пестунье.

   — Пригласи девочку.

   Взял в ладонь девичье запястье, обнял осиную талию.

   — Скажи, душа девица, я тебе никого не напоминаю? Может, встречалась в своём мире с человеком похожим на меня?

   Нет, говорит, впервые вижу.

   — А что Вовка, уже купил белые бурки?

   Смеётся.

   — Откуда вы его знаете?

   — Разве Любовь Александровна тебе ничего не рассказывала?

   — Да много всего. Только она говорит, забудь прошлое — к нему возврата больше нет. Привыкаю жить в этом мире. Он прекрасный.

   — И ты готова забыть Вовку-жениха?

   — Какой он мне жених? Мы даже не целовались. Просто он сказал, что я его невеста и лупил всех парней, кто только взглянет на меня.

   — А брат? А мама и отец?

   — Их никогда не забуду, но, если нет возврата, надо привыкать к жизни здесь.

   — У тебя уже есть здесь друзья?

   — Знакомые. Пуд соли надо съесть, чтобы подружиться.

   — Оптимизатор не позволит. Считай меня своим другом.

   — Вы муж мамы Любы, значит мне отец.

   — Одно другому не помеха.

   — А почему вы не живёте вместе?

   — Быстро устаём. Да и разные мы люди. Я люблю думать в тиши, Любовь Александровна — действовать на юру.

   — Вы так красиво смотрелись, когда вальсировали.

   Гостьи остались ночевать.

   Думал, где постелить Любе из параллельного мира.

   — Не напрягайся, — это жена. — Девочке лучше быть в космолёте.

   Мы поднялись в мансарду.

   Выключив свет, Люба разделась, подошла к окну, разметав по плечам густые волнистые волосы.

   — Гладышев, где твоё ненастье?

   На фоне звёздного неба в лунном свете она смотрелась эффектно. Я лежал в кровати, подперев рукой подбородок, и любовался.

   — Передо мной, луну заслоняет.

   — Вот как! Да ты, любезный, на скандал нарываешься. Проси прощения.

   — Я люблю вас, ключница мозгов.

   — И только-то? Скуден твой лирический запал. Ну, говори, как любишь. И стихами, дорогой, стихами.

   — Для меня нет тебя прекрасней

    Но ловлю я твой взор напрасно

    Как виденье, неуловимо

    Каждый день ты проходишь мимо….

   — Ну, почему же мимо?

   Люба ветерком порхнула по комнате и нырнула ко мне под одеяло.

   — Целуй меня.

   — Может, массаж?

   — Губами?

   — Руками, с отличным рижским бальзамом.

   — Его же пьют.

   — А я забальзамирую твою кожу не хуже Тутанхамоновой. Повернись на живот.

   Полил густую, как ликёр, жидкость Любе на позвоночник от мозжечка до ягодиц, себе на ладони и принялся массировать упругое любимое тело. Жена постанывала от удовольствия. Луна загляделась на наши ласки. Идиллия была полной. И тут, как чёрт из преисподней, на подоконник прыгнул чёрный кот. Спину выгнул дугой, и хвост — её продолжение. Его — мяу-у-ур — походил на рык пантеры.

   Люба вздрогнула.

   — Ой!

   — Брысь! — это я.

   Вооружился бутылкой с бальзамом.

   — Брысь, проклятый!

   Но кот справедливо решил, что бутылкой я в него не запущу, ходил по подоконнику, выгибал спину и угрожающе урчал.

   Я поставил бутылку, прикрыл Любу одеялом.

   — Эта тварь появилась после Костиных похорон.

   — Вот как! — Люба высунула личико. — Кис, кис.

   — Не так. Костя, Костя, — позвал я.

   Это было глупо. Потому что реакция чёрной твари была предсказуема, а наши оптимизаторы покоились на тумбочке.

   Издав боевой рык, чёрный кот пантерой бросился на кровать.

   Люба спрятала лицо под одеяло. Я успел только голову, а обнаженной спине досталось. Крепко, досталось. Он драл с неё кожу когтями, как кору с осины. Впился зубами.

   Бог мой! Как терпеть? Сиганул с кровати и закружился по мансарде, пытаясь сбросить со спины хвостатого ублюдка. После нескольких неудачных попыток, добрался до тумбочки, цапнул оптимизатор и на руку. В голос закричал.

   — Билли!

   Боль ушла, а тело стало гибким. Изловчился поймать кота то ли за ногу, то ли за хвост, и вышвырнул в окно.

   Люба вскочила с кровати.

   — Что это было?

   — Проклятие дома.

   — Ты убил его?

   — Вряд ли. Коты живучи.

   — Боже мой! Любочка унесла белую кошку на космолёт.

   Жена бросилась к оптимизатору.

   — Люба! Любушка! Доченька! — понеслись её мысли в эфир.

   — Да, мама. Я сплю. Что случилось?

   — Белая кошка с тобой?

   — Да.

   — Она адекватна?

   — Как это?

   — Ну, слава Богу! Прости. Спи.

   — Дай посмотрю спину, — это мне. — Вот это массаж.

   — Проживёт.

   — Надо говорить «заживёт».

   Привлёк её к себе.

   — Нас от чего-то оторвали.

   — Я не могу. Здесь не могу. Пойдём на космолёт.

   — Там девочка.

   — На твой космолёт.

   — Я отправил его в ЦУП. От соблазнов.

   — Значит не судьба.

   — И это в день моего рождения?

   — Ну, не могу я здесь — ты можешь понять? Боюсь этого дома.

   — Иди к себе.

   — Ты не проводишь?

   Мы спустились вниз, и вышли из дома. Шумел прибой. Полная луна освещала окрестности. Кошачий вой заставил Любу вздрогнуть. Я обнял её плечи.

   — Не бойся — я с тобой.

   Подошли к космолёту.

   — Зайдёшь?

   — Отдыхайте. Утром увидимся.

   Люк-трап опустился, Люба вошла, люк-трап поднялся.

   — Билли, какая луна! А запах моря! Ты знаешь, что такое дышать полной грудью?

   Билли молчал. Люба вышла на связь.

   — Гладышев, мы улетаем.

   — Что так скоро?

   — Неприютно у тебя тут. Может, с нами?

   — Я привык.

   — Тогда, прощай.

   — Стойте, стойте, кошку отпустите.

   Опустился люк-трап. Белая кошечка прошествовала по нему победно и прыгнула мне на грудь.

   Вздрогнул от неожиданности. Господи, хоть ты не царапайся. Но с ней было всё в порядке. Она нежно мурлыкала и тёрлась головой о мою шею.

   — Пойдём домой, красавица.

   Вечером следующего дня у горящего камина:

   — Билли, твоя оценка происшедшего.

   — Кот сошёл с ума, перебрав валерьянки — такая версия устроит?

   — Откуда он взялся? Ты веришь в реинкорнацию душ?

   — Создатель, откопай Костины останки и утопи где-нибудь подальше в море.

   — Думаю, кота этим не отвадишь. Его следует убить.

   — Ты становишься кровожадным.

   — Ты убил Костю, я убью его перевоплотившуюся душу.

   — Есть иное решение — покинь этот дом. Столько трагических событий здесь произошло. Чёрная аура тяготеет над ним.

   — Возможно, ты прав. Я подумаю.

   Думал до утра, а с восходом солнца не вышел на пробежку — начал собираться. Взял фотографии Мирабель, Костин альбом — от ползункового детства до курсантства на Сахалине. Конечно, гитару и Любин подарок.

   — Билли, как на счёт космолёта?

   — Куда собрался?

   — Думаю, на Коралловый остров.

   — Остров Скелетов?

   — Слишком мрачно. Вернём ему прежнее название?

   — И чем там будешь заниматься?

   — Грустить.

   — Любимое занятие.

   — Что ты понимаешь? Человек живёт своей памятью, а на острове я был счастлив с Элей.

   — А в космосе с женой не хочешь быть?

   — Ещё успею — куда она денется?

   — Избаловали тебя.

   — Значит, стою.

   — А может, человек порядочный?

   — Другой ей быть не дано. Так как насчёт космолёта?

   — Да, пожалуйста.

   За окном мелькнула тень.

   — Карета подана, ваше сиятельство.

   — Вот именно, вот так, и почаще впредь.

   Что делать с белой кошечкой?

   — Ты со мной, милая?

   Она потёрлась о штанину. Наверное, со мной. Что ж, я рад.

   — Милости просим в космолёт.

   Но когда направилась к трапу, с крыши дома раздался предостерегающий вой.

   — Кис-кис, глупенькая, чего ты испугалась?

   Но беляночки и след простыл. Не судьба.

   Билли:

   — Стартуем?

   — А не устроить ли отвальную?

   — На грудь?

   — Не помешает. Но я грозу имел в виду.

   — Откуда эта тяга к стихиям?

   — Может, душа такая — мятущаяся?

   Буря грянула на славу — во мраке молнии блистали, и беспрерывно гром гремел. Потоки воды с небес чередовались градобоем.

   — Не жалко окрестную флору с фауной? — ворчал Билли.

   — Жарь, жарь, такие катаклизмы природе на пользу. Ты чувствуешь запах озона? Ни черта ты не чувствуешь. Жаль, что ты всего лишь виртуальный разум — сейчас бы побегали по лужам под дождём.

   — Бегай — я всегда с тобой.

   — Это не то. Помнится, кто-то на грудь обещал.

   Задетый за живое Билли впрыснул такую дозу, что я и про гитару забыл — едва добрался до кровати.

   — Шумел камыш, деревья гнулись….

   На большее не хватило — сон сморил.

   Сон приснился чудный. В избушке я деда Мороза и бабки его Серафимны.

   — Вот и сыночка вернулся с войны, — хозяюшка ткнулась мне в грудь хлюпающим носом. — Я знала, я ждала.

   Алексей Петрович мялся за её спиной:

   — Да погоди ты, дай раздеться человеку.

   Скинул московскую дублёнку на лавку у печи.

   Бабка:

   — Шинелка у тебя добрая. И звезда на шапке. Садись к столу.

   Подумал, рехнулись старики, и сел. Дед разлил пахучий самогон по стаканам, тарелки придвинул с закусками.

   — Ну, за возвращение.

   Бабка руками машет:

   — Что же мы одни? Тебя, сынок, невеста дожидается. Сейчас покличу.

   И ушла в пуржливую ночь, накинув платок и шубейку.

   Вот как! Невеста? Любопытно.

   Вернулась скоро и не одна. Милая девушка в сельском наряде…. Да что там, Люба Чернова собственной персоной предстала очам.

   — Здравствуй, милая.

   Смущается, не узнаёт, или делает вид.

   Усадили рядом. Налили в стаканы. Чокнулись, выпили. Голова моя поплыла, поплыла. Что говорили, чему смеялись — не упомню. Только бедро упругое, к моему притиснутое, плечо и локоть…. Да ещё кудри роскошные, мятой пахнущие, в которые так хотелось зарыться носом.

   Заполночь пошёл провожать соседку-невесту Любу Чернову, заглянул на минутку и остался. Утонули в пуховой перине.

   — Я не сын Морозовым, — говорю, утомившись.

   — Знаю. Ты Алексей Гладышев из Москвы.

   — И я тебя знаю.

   — Нет, ты меня не знаешь. Ведь я не девушка, а звёздная нимфа. Видишь, погода развёдрилась, небо прояснилось — мне пора.

   — Не уходи, останься, — прошу.

   — Ищи меня среди звёзд.

   Она спрыгнула с кровати — красивая, нагая — пробежала комнатой и прыгнула рыбкой в окно. В щепки разлетелась рама, брызнуло осколками стекло. В комнату ворвался белый пар морозной ночи.

   — А не найдёшь — помни меня, Гладышев!

   Кинулся к разбитому окну — оно оказалось целым. Небо за стеклом вызвездило. В лунном свете зримо потрескивал ночной мороз.

   Помни меня, Гладышев!

   Проснулся.

   — Билли, что за чудный сон подсунул? Можешь растолковать?

   — Любовь Александровна погибла.

   — Ты…. ты что говоришь? Когда?

   — Сегодня, на станции слежения.

   — Как?

   — Солнечный всплеск. Плазменный язык длиной в десятки тысяч километров.

   — Господи, за что караешь?

   Впился зубами в ладонь, но боли не почувствовал. Билли взял в оборот психику, а на словах был демократичен.

   — Не трогай оптимизатор — вместе горе переживём.

   — Ты прав, одному не превозмочь. Только молчи.

   Спустился на люк-трап. Сел на последнюю ступень. Обхватил руками голову, застонал:

   — Ах, Люба, Любочка.

   Помни меня, Гладышев!

   Разве забудешь?

   Жалость к себе схватила сердце железными тисками. Билли остановил его, и боль отпустила. Но как избавиться от саднящего чувства тоски?

   Ведь остался я на свете один-одинёшенек.


                                                                                                                            А. Агарков. 8-922-701-89-92

                                                                                                                                       п. Увельский 2009г.




Автор


santehlit






Читайте еще в разделе «Фантастика, Фэнтези»:

Комментарии приветствуются.
Комментариев нет




Автор


santehlit

Расскажите друзьям:


Цифры
В избранном у: 0
Открытий: 1425
Проголосовавших: 0
  



Пожаловаться