Раздвинув белые занавески, я выглянул в окно. Из приоткрытой форточки влетел лёгкий апрельский ветер, пробудив желание жить. За окном было тихо, безлюдно: рано — семи ещё нет. Разночинный щебет птиц сливался в симфонию — пронизывал утреннюю тишину, точно фейерверк ночное звёздное небо. Кухню заполнял нарастающий въедливый звук кипящего чайника. Я присел напротив окна за полупустой стол: чашка в блюдце и намазанный маслом бутерброд с сыром на клеёнчатой материи. Сквозь развеивающиеся занавески виднелась серая почти без оттенков равномерно растекающаяся туча над крышей соседнего дома. Но пасмурная погода особо не опечалила меня — скоро настанет взъерошенный зеленью май, цветастый, как волшебник-клоун. Встревожил возникший вопрос: «Кому вздумалось построить дома так близко? Напротив друг другу. Если бы не шторы — так хоть садись у окна и кино смотри. Неприятно».
Закипел чайник. К весеннему воздуху примешался благоуханный запах свежезаваренного кофе. От такого букета чистоты и энергии я почувствовал заметное оживление — мысли мои словно пустились в пляс:
«Да! Ради таких минут стоит жить. Внутри — покой, во всём — гармония и мимолётная свобода в самом себе. Вот, на календаре — будний день, а на душе — праздник. Почему весна так действует на гипофиз? Закон природы — сезонная периодика… Впрочем, надо торопиться: меня ведь ждут серость, суета и грязь, — я мысленно улыбнулся и допил последние капли бодрящего напитка. — Пора выходить».
Надев свой поношенный тёмно-серый плащ, на голову — того же цвета шляпу без изысков, я поднял с пола приготовленный со вчерашнего вечера потёртый коричневый портфель. Взглянув в зеркало, расположенное в прихожей, с ухмылкой оценил свой внешний вид: «Строго, но со вкусом. То, что нужно». Закрыл за собой дверь и вышел по ступенькам на улицу.
Звук шагов рассыпался по внутренностям спящего дома — отрывисто хлёсткий в миг превращающийся в зычный, словно стекло превращается в бетон.
Выйдя на улицу, я в который раз неспешным шагом шёл по вымощенной камнем дороге к офису, где меня ожидала рутинная работа с бумагами… «Клерк, обычный клерк. Неудачник? Гм. Каждый делает себя счастливым сам... Переулок, дома… Точно в тисках. Гнетущее ощущение…». И пытаясь отогнать беспокойные мысли, я взглянул вверх. «Найдётся ли в этих домах, нет, в этом городе хотя бы один по-настоящему счастливый человек? Сомневаюсь. Гм. Даже я притворяюсь. Правда, иногда говоришь сам себе: "Верю!"».
Нарастающий рёв грузовиков, казалось, разорвал на куски утреннюю тишину, точно взбесившиеся бульдоги детский мячик. Машины стремительно приближались, будто бы отовсюду, даже с неба. Первая, вывернув из-за угла, задним ходом на скорости ехала прямо на меня. Габариты грузовика впритирку вписались между домами. Я бросился вспять, потеряв на ходу шляпу. Поскользнулся и портфель вылетел из рук. Какофония мотора настигала, перемалывая в сознании случайно возникающие бредовые гипотезы-словосочетания, заполоняла меня инстинктивным страхом. «Быстрее! Быстрее!!!». По узкой улочке навстречу задним ходом, несокрушимо и быстро надвигался точно такой же грузовик. Секундное помешательство заставило по инерции бежать прямо под колеса преследующей машины. «Дверь!», мысль, пронзившая молнией мрак сознания. «В двух шагах! Только б успеть!». Ринувшись к подъездной двери, я дёрнул за ручку. «Заперта! Заперта! Заперта!!!». Судорожные вырывающие движения рук — всё, что я из себя представлял в тот момент. «Как?! Почему?!! Заклинило!.. Сейчас!.. Кто-то поможет…Ну же!», надежда во спасение превратилась в истерическую манию. Ещё секунда, миг и, явственно представлялось, как меня раздавят эти два монстра в лепёшку, принудительно смешав с неживой природой. Порывистый гвалт моторов, удушающая дизельная вонь. Я повис на дверной ручке, оглохший, отупевший, обессиленный, сдавшийся — свалился на дорогу лицом навзничь. Серое небо, задёрнутые окна, взметающаяся клубами копоть. Два крытых грузовика каждый метрах в трёх от меня внезапно застыли, точно наслаждаясь страхом, предвкушая смерть. Синхронный скрежет тормозов, стереозвуком пробежавшись по стенам домов, выпрыгнул в небо. Я уже не пытался понять, что произошло, и, что будет дальше — мой разум съел замкнувшийся в пространстве ужас. «Небо ждёт», явилась мысль, как незваный гость в полночь. «Военные учения. Цель — уничтожить меня…», безумный утешающий смех вырвался в безучастное пространство экспрессивно похожий на хлынувшую кровь из лопнувшей сонной артерии.
— Ру-ка-ми! — во всю глотку, истерически хохоча, проорал я.
Будто крик мартовского кота, ворвался в левое ухо вопль падающего неизвестного человека. Его голова с треском ударилась о мою грудную клетку. Острая боль заставила скрючиться. Корчась, я видел сквозь точечную пелену, как упавший приподнялся, опираясь на моё тело, отряхнулся. Он был одет в больничное бельё. Лет ему — не больше 30-ти. Деловито прохаживаясь по замкнутому пространству, засунув руки в карманы рубашки, он вёл себя, как ни в чём не бывало, брезгливо посматривая то на меня, то на верхние этажи. Недельная щетина, свисающий сальный чуб, треснутые круглые очки…
«Неужели из грузовика?..».
Я едва успел, приподнявшись, прижаться к двери, силясь разглядеть — кто в грузовиках, как буквально в полуметре от меня валялся, хныкая, тот же самый брезгливый очкарик. На нём, мелко дрожа, лежала девушка, на вид лет 18. Её, по-видимому, тоже выбросили из грузовика. Девушка боязливо и умоляюще смотрела на меня. На каменной брусчатке образовалась кровавая лужица. Очкарик, безумно косясь на алое «озерцо», весь трясся и истерически орал, временами заглушая рёв моторов. Девушка, словно четырёхлапый паук, медленно ползла под колёса грузовика. Я пытался схватить её за ногу и оттащить к стене. Девушка отбрыкивалась и упрямо продолжала лезть под колёса. Внезапно появился рядом со мной тучный коренастый мужик, похожий на борца сумо. Он схватил меня сзади за уши и повалил на землю. Сверху нависло жирное красное лицо:
— Где ключи?! Где?! Ключи?!!
От удара в челюсть всё передо мной поплыло, почувствовался вкус крови. Лицо продолжало орать, надвигаясь. Я лихорадочно нащупал рукой ключи в своём плаще от квартиры и сунул их в морду, пытаясь размазать, точно говно по стене. Толстяк выхватил ключи, чуть не сломав мне пальцы. И тут же принялся отмыкать подъездную дверь, широко по-детски лыбясь, что-то приговаривал, высунув безобразный широкий язык и подмигивая сам себе. Почувствовался удар о камень. Очкарик продолжал орать, извиваясь в луже собственной крови. Я сделал попытку подняться, опираясь на руки. Мужик, расценив мои действия как проявление агрессии, резко обернулся и размашисто ударил кулаком меня в грудь. Ощущая себе полностью недвижимым от боли, я видел, слышал, но ничего не понимал. Чьи-то ступни ног конвульсивно били меня в бок.
Надо мной нависло испачканное в крови грустное лицо лохматого широкобородого старика, одетого в затасканную шинель. Старик сложил руки в форме развёрнутой книги и принялся басом причитать какую-то прибаутку, не переставая креститься.
Вопль и звонкий треск стекла. Кажется, это был карлик. Я закрыл глаза, чтоб не видеть лик бредящего старика.
Из кузовов посыпались, точно кочаны капусты, люди. Я не видел их, но ощущал сотрясение земли, удары, слышал мольбы о пощаде, улюлюканья, крики, смех, хруст переломанных костей… Чей-то локоть впился мне в щёку, пытаясь её порвать.
Грузовики синхронно газанули, и через секунду их рёв подавился диким коротким визгом. Это была девушка-паук. Мгновение спустя чьи-то детские голоса одновременно прошептали мне в два уха: «Гармония!».
Звук бьющегося стекла. Несколько осколков вонзились в голову, рассекли лицо.
— Шевели ноги, сука! Комната смеха закрывается. Следующий аттракцион — обезьянник!
2009 г.