Jane Balies — Пилигримы

                                Пролог

Сухой ветер пролетал над пустошью. Каменистую потрескавшуюся почву кое-где покрывала старая, имевшая цвет ржавчины, трава. В воздухе пахло гарью и падалью, но пришедшие сюда сегодня не чувствовали этих запахов, не замечали уродливой отрешённости этого места. Люди давно забросили его из-за опасной сейсмической активности, приводившей к частым землетрясениям. Их города теперь простирались за много миль от этого гиблого места.

Над пустошью раскинуло свои владения Небо. Сейчас оно было пепельно-серым, хотя день был в самом разгаре. Возможно, оно не одобряло, что сегодня здесь состоится встреча.

В мгновение всё переменилось. Где-то вдалеке возник сгусток тьмы. Она была настолько плотной, что лица явившегося Люцефера было невидно. Ветер вокруг образовавшейся тьмы стих. Взор красных глаз дьявола был устремлён далеко вперёд, туда, где землю только что озарила вспышка ослепительного света. Люцифер улыбнулся возникшему перед ним Архангелу, тьма вокруг него рассеялась. Обе стороны — Тьма и Свет — двинулись на встречу друг другу. За одним из них тянулся мрак, становясь тенью его черных крыльев, а другой был озарён ореолом чистейшего Света Звёзд, который давал сущность его сияющим крыльям. Ангел и демон сошлись сегодня на границе двух миров...

— Ты один... — заметил Люцифер, его резавший, будто нож, голос прокатился над пустошью.

— С тобой тоже нет Гостиев. — ответил Архангел своим тягучим бархатным голосом.

— Разумеется. Мы ведь договорились не брать с собой воителей...

Архангел обежал глазами территорию, он не поверил ни одному слову врага, но вынужден был признать, что дьявол, действительно, явился на встречу один.

— Я пришёл сюда, чтобы обсудить права территории... — начал Люцифер.

— У каждого из нас есть своя территория. — перебил Архангел. — Отведённая нам Всевышним.

— Я не подчиняюсь воле Бога. — возразил дьявол, рассматривая свои ногти.

— Небесная Империя со Дня Основания по праву считалась домом Пилигримов!...

— Но осталась ли Империя прежней? — возразил Люцифер и с удовлетворением заметил, как переменилось лицо ангела.

— Что ты имеешь ввиду? — спросил Архангел, озадаченный вопросом. — Империя была и есть цельным...

— Неужели? — почти шёпотом прервал дьявол. — А я знаю, что для некоторых Пилигримов домом стал Омэн...

Архангел замолчал, и на мгновенье пустошь погрузилась в тишину.

— Они не в праве больше называть себя Пилигримами. — ответил ангел, наконец, и в его голосе послышалась горечь. — Для нас, отныне, они Падшие, перешедшие на сторону Тьмы, которой теперь кормятся...

— Возможно, скоро все Пилигримы...

— Нет, никогда! — оборвал Архангел недосказанные слова, о которых и сам он не раз думал. — Если парочка слабодушных Пилигримов теперь считает своим домом Омэн, это не значит, что все мои сыновья и дочери перейдут на сторону Тьмы!

— Ты считаешь, что царство Империи достойно подчинить себе все миры, — сказал Люцифер, злобно сверкнув глазами. — но мои Гостии намного сильнее! Тем более, что Небесное Царство уже утратило для многих свою прелесть...

— Просто некоторые считают, что отречься от Света легче, чем бороться с Тьмой!

— Они всего лишь выбрали сторону Силы! — проговорил дьявол, в то время как серебро в глазах ангела яростно сверкнуло Светом. — Встать на сторону победителя легче, чем бороться с ним и умереть!

— Лишь война может определить победителя и проигравшего! — ответил Архангел, и бархат в его голосе превратился в лёд.

— Это вызов. — сказал Люцифер и сверкнул глазами, и хотя это было утверждение, ангел подтвердил:

— Да, это вызов.

— Но когда наши войска сойдутся, Архангел, — проговорил дьявол. — Гостии на веки истребят Пилигримов, и Мир забудет, кто такие ангелы, потому что имя этого нового Мира... Омэн!...

                                                                            Мия

1 глава

Свет Звёзд падал на мои крылья, тонул в них, искрился и переливался. Надо мною зависли сияющие сферы,— красные, жёлтые, белые и голубые — Звёзды… Как я люблю, когда в Обители наступает ночь!... Всё вокруг погружается в сон. Облака были окутаны синеватым туманом, серебряные врата Обители искрились от света луны, будто раскалённые… Мои тёмно-русые волосы ниспадали с плеч и колыхались от лёгкого ветерка,подувшего с запада. За моей спиной высилась крепость Обители, как и всё остальное,— погружённая во мрак и сон, которого Пилигримы не ведали. Все воины сейчас отдыхали под прохладными сводами крепости, в тени Долины, или как и я ,располагались в каком-нибудь укромном уголке сада и любовались на звёзды, из Света которых мы сделаны.

— Стоит одна, прижав ладонь к щеке,

О чём она задумалась украдкой?

О, быть бы на руке её перчаткой,

Перчаткой на руке!...

Я услышала этот прекрасный голос и сразу поняла кому он принадлежит,— божеству… Пилигриму, которого я любила больше жизни… Алану… Он подошёл ко мне сзади, продолжая нашёптывать строки Шекспира, и положил свои руки мне на плечи. Он любил так делать, когда моя шея и плечи были оголены и предоставлены ветрам Обители.

— Алан… — прошептала я, не оборачиваясь, и улыбнулась.

— Прислушиваться дальше иль ответить?... — продолжал он. Я повернулась, и наши улыбки встретились. Его светлые волосы в серебристом мраке казались почти серыми. На рубашке было расстёгнуто несколько пуговиц, Алан всегда так делал. Я про себя улыбнулась. Как же ему нравится выглядеть ещё красивее, чем есть. — Я понимаю, что тебе нравится людская поэзия, — проговорила я под его пристальным взглядом. — но, мне кажется, что из любви к стихам ты скоро переселишься на землю…

Он улыбнулся.

— Только если ты, Мия, составишь мне компанию. — ответил он и прижал меня к себе. За его плечом я увидела белые стены Обители, такие же белые как моё платье и его рубашка и брюки, как одежда любого другого воина или ученика. В Небесной Обители всё было белым, а ночью казалось серебряным, как наша сущность.

— Я только что с Совета… — как бы между прочим сказал он, но я тут же оторвалась от него и уставилась в его глаза. Он снисходительно мне улыбнулся, предвещая разговор на изъезженную тему.

— Он… — начала я, но Алан ответил:

— Он пока неуверен, сказал, что подумает. Мия, не волнуйся, ведь ещё есть время. — он улыбнулся. — Ведь твоё обучение начнётся только через месяц.

— Да, но ты ведь сам знаешь, что наставника выбирают раньше… — пробормотала я, огорчённая тем, что Глэстон так и не дал ответа.

— Просто он считает, что твоим обучением должны заниматься более опытные воители…

— Ты тоже опытный! — возразила я. Алан покачал головой.

— Нет, Мия, я ещё только недавно закончил обучение, мне ещё рано брать ученика...

— Но ведь твоим наставником был Глэстон, — возразила я — и он сам мне говорил, что ты блестящий ученик!

— Ученик, Мия, а не учитель. — сказал Алан, и прикрыл мне указательным пальцем рот, когда я хотела возразить. — Я передал тебе то, что сказал Глэстон. Он подумает.

— Тебе нужно было убедить его… — проворчала я из-под его пальца. Учеников не пускали на Совет, только воителей и юных недавно закончивших подготовку воинов. Будь я на Совете, я бы убедила дядю дать мне в наставники Алана, но я ещё даже учение не начала, а так я видела Всевышнего Обители очень редко. Он всегда был занят, улаживая дела с Цитаделью, пока их не уладили Гостии.

— Почему ты не хочешь, чтобы твоим наставником стал Хиндли? — продолжал Алан. — Он намного опытней меня. Или Амона? Она самая мудрая в Обители! Даже Глэстон советуется с ней.

— Нет. — ответила я. — Я уже давно решила, что моим наставником станешь или ты, или дядя, но Глэстон сказал…

— Что в связи с «грядущими переменами» он вынужден пока отказаться от подготовки новых воинов, да я помню, но всё же, Мия…

— Алан, я уже сказала… — проворчала я и мои крылья непроизвольно раскрылись у меня за спиной, Алан устремил на них свой взгляд. « Чистейшее серебро», так он называл их. Я улыбнулась. Мы оба знали, что мои крылья самые красивые в Обители, красивей, чем у любого Пилигрима. И это странно, учитывая обстоятельства. Дело в том, что я полукровка. Не чистейший ангел, хотя в другое время это было бы не так. Много лет назад Небесная Империя ещё была цельной, и Мир, кроме людей, населяли только Пилигримы и Гостии, приспешники сатаны. Но сейчас Империя поделена на Обитель и Цитадель — дом Падших. Мой отец — Аркадий Далэс, Пилигрим и воитель Верховной службы погиб, когда я только родилась, а моя мать, Падшая, вернулась в Цитадель, бросив меня на руки моего дяди, Глэстона Далэса, Всевышнего Обители. Тёмными волосами я обязана слиянию кровей. Дело в том, что Падшие, ангелы предавшие Небо, остались на нём жить, выполняя иную работу, но их серебристая сущность обратилась во мрак, под стать хозяину, к которому они перешли… А среди Пилигримов вы не встретите темноволосых, за исключением меня, разумеется.

Алан обнял меня за талию, притянул к себе, и мы начали целоваться, как часто делали каждую звёздную ночь, прожитую мной в Обители.

                        2 глава

Жизнь ангела, по сравнению с людской, длится намного больше, как показалось бы человеку, — вечность… Но в Небесной Обители время течёт иначе чем в мире людей. Но даже жизни Пилигрима может настать конец. По истечении Срока состарившийся Пилигрим отправляется к Звёздам, становится частью Звёздного Воинства… По крайней мере так гласят легенды. Но мир меняется, и даже чистую Обитель коснулись его отвратительные перемены. Умереть и отправится к Звёздам — большая честь для Пилигрима, и далеко не многие доживают до этой чести… Большинство Пилигримов погибают в битвах между воинствами, сражаясь с Гостиями, посланниками ада… И за их серебряными душами приходит такая падаль, как Эрншо…

                            * * *

Я скорее услышала шелест чёрных крыльев, ощутила удушливый холод тьмы Омэна, прежде чем почувствовала сосущую пустоту в груди, прежде чем грудь кольнуло, будто бы серебряной иголкой… Какой-то Пилигрим умер… Чувство страха сдавило мне горло. Кто?!... Я поискала в толпе Алана, он уже спешил под белые своды Обители в сопровождении Глэстона. И мне не нужно было видеть лицо дяди, чтобы понять, что оно омрачено горем… Кто-то из учеников или воителей умер, погиб… Я поспешила ко входу вместе с теми, кто также обнаружил утрату. Пилигримы вокруг меня прикладывали посеребрённые светом ладони к груди и в панике обшаривали глазами толпу, ища знакомых и страшась узнать, что кто-то из их них… Погиб… И не вернётся… Из Омэна не возвращаются… Я увидела среди ангелов лицо Кензи, которое обрамляли пряди серебристых белокурых волос. Наши глаза встретились, на её лице появилось облегчение, нашедшее поддержку в моих глазах. Она жива… Комок страха потихоньку рассасывался, но я всё ещё оставалась в неведении насчёт того, кого я могла увидеть в окружении Совета, вбежав в Обитель?...

Мои ноги коснулись холодного белого кафеля крепости, и я понеслась по коридору, следуя зову сердца. Тут и там на стенах, выделанных серебристыми плитами, отражалось моё лицо, и лица тех, кто бежал рядом со мной. Я подбежала к огромным дверям Зала и распахнула их. На меня посмотрели несколько угрюмых Пилигримов, но они тут же опустили головы к тому, что лежало у их ног. Только Алан продолжал смотреть на меня. Он поманил меня к себе. Я вздохнула, поборов страх, и направилась к тому месту, где стояли члены Совета, и где лежало у их ног бездыханное тело Пилигрима... По всюду к телу подходили Пилигримы, кто-то вздыхал, а узнавшие девушку закрывали ладонями рот в беззвучном плаче по умершей. Да, это была девушка. Я увидела её, когда подошла ближе, и рука Алана легла на мои плечи. Белокурые волнистые волосы, утратившие свечение, рассыпались по полу, обрамляя утратившее жизнь лицо Алисии Скорпски, которая вместе со мной должна была через месяц начать обучение, и которая уже получила в наставники Амону Лайковелли, стоящую сейчас рядом и роняющую на пол рядом с Алисией серебристые слёзы. Платье на груди девушки было сильно разодрано, от туда торчала чёрная стрела. Вблизи наконечника, глубоко вошедшего в тело, сочился жидкий Свет Звёзд,— вещество, питающее нас, как людей — кровь.

— Что произошло?... — спросила я, и мой вопрос прозвучал почти шёпотом. — К… кто это сделал?... — Я посмотрела на Алана, но ответил мне Глэстон, и все сразу же уставились на Всевышнего.

— Гостия… — проговорил он, я заметила, как серебро в его глазах поблекло, озарившись вспышкой ярости. — Алисию ранили, когда она летела с дальнего края Долины…

Его последние слова потонули в общем гомоне голосов. « Как они посмели?! На нашей территории! Что возомнили о себе эти послужники дьявола?! Они посягают на Империю!...» Последнее замечание прозвучало особенно громко и мгновенно получило ответ. Кто-то со стороны двери громогласно проговорил:

— Империи больше нет. Она никогда не была цельной и никогда такой не будет!

— Эрншо… — услышала я шёпот. Алан устремил взгляд, полный ненависти, к дверям Зала. Сверкая улыбкой, к нам непринуждённо приближался Падший ангел. Чёрные, сотканные из Мрака, крылья ярко вырисовывались за его спиной на фоне белоснежных сводов Обители. Лица всех собравшихся были устремлены к нему, но Эрншо это ничуть не беспокоило. Падший окинул взглядом толпу, задержавшись на Глэстоне, и устремился к Алисии, лежавшей у наших ног.

Я отвела от него взгляд, взглянув на Алана. Тот не сводил глаз с Эрншо, как и многие в Зале. На глазах Амоны уже не было слёз, она смотрела на Эрншо с призрением. Дядя мрачно наблюдал за тем, как Падший наклонился к телу Алисии и убрал с её лица выцветшую прядь.

— Совсем ещё юная… — проговорил Эрншо, даже не скрывая улыбки.

— Вы ещё за это ответите… — хрипло проговорила Амона. Падший насмешливо повернулся в её сторону.

— За что ответим, мадам? — спросил он, глаза воительницы были полны ненависти. — Я всего лишь выполняю свою работу. Вы предпочли бы, чтобы бедное дитя осталось разлагаться в Обители?

— Бедное дитя убили! — воскликнула Амона, по её щекам потекли дорожки слёз. — Это сделали Гостии! Послужники дьявола, перед которыми ты теперь пресмыкаешься!...

— У вас есть доказательства? — спросил Эрншо, продолжая разглядывать Алисию. Все молчали. Я знала, что мы не можем доказать, что это сделали Гостии. Глэстон не запомнил, кто именно стрелял в Алисию, а опираясь лишь на слова Всевышнего, Гостии не примут наших обвинений. «Уже прошло время, когда оба мира — Верхний и Нижний — жили в согласии. Сейчас мы находимся в состоянии войны…» — сказал недавно Глэстон на собрании.

— Гостии не только посягают на нашу территорию, но и убивают Пилигримов на ней. — Голос дяди заставил тихий гомон стихнуть, и даже Эрншо поднял голову под пристальным, полным гнева, взглядом Всевышнего. — Я не собираюсь всё так оставлять… Можешь передать это своим хозяевам!

— Падшие — свободный народ! Мы никому не служим, и никто не вправе!... — говорил Эрншо, глядя в глаза Глэстону.

— Падшие — не народ. — оборвал его Алан. Всё ещё обнимая меня за плечи, он невозмутимо смотрел на Падшего, который теперь обернулся к нему. — Вы вообще не достойны находиться на Небесах.

— Кто же тогда будет переправлять ваши никчёмные души в Омэн? — злобно проговорил Эрншо. — Хотя, насколько я помню, раньше души Пилигримов находили покой там, где жили. — Он сверкнул глазами в мою сторону. — На Небе… Хм… Юная Далес!... Рад встрече. — Он ухмыльнулся. Я промолчала.

— Как давно мы не виделись... — продолжал Эрншо, подходя на шаг ближе ко мне, и будто бы забыв о словах Алана, на которые он так рьяно спешил ответить. Его чёрные глаза вглядывались в моё лицо, а я не опускала взгляда, и надеялась на то, что моё сердце так громко стучит в груди не от страха, а от гнева. Если б не пожизненная ненависть к этому человеку, я возможно посчитала бы Падшего красивым. Чёрные волосы небрежно обрамляли лицо, впалые щёки, бледное лицо… Вобщем, ему всё это шло. Хотя мне казалось, что в его красоте проглядывает иногда что-то нечеловеческое, почти звериное…

— Я не искала бы встреч с тобой, даже если бы мы были одни во всём мире. — ответила я. Он ухмыльнулся краем рта, но глаза его остались холодными.

— Всё ещё видишь в случившемся мою вину?... — тихо поинтересовался он, глядя на меня, и ведя себя так, будто мы с ним здесь одни, будто все, собравшиеся в Зале Пилигримы не бросают на него враждебные взгляды. Почему он на меня так смотрит? Почему я не знаю, что ему ответить?... Намного позже, когда этот разговор был забыт, я поняла, почему он на меня так посмотрел тогда. Я разобрала смесь чувств, отразившихся на его лице в тот день.

— Мия, не отвечай ему. — вывел меня из молчания Алан. — А ты… — он обратился к Эрншо, тот, последний раз глянув на меня, изменился в лице, и посмотрел на моего парня со смесью отвращения и покорности. Эрншо всё-таки боялся Алана. — Не смей заговаривать с ней! Ты порочишь своим появлением Обитель ради того, чтобы исполнить свой долг, Падший! Так вот, приступай.

Уголки губ Эрншо дрогнули, изображая усмешку, он повернулся к Алану спиной и тут же наткнулся на взгляд Глэстона, который мрачно следил за ним всё это время. Падший изобразил покорность и насмешливо опустился к ногам Пилигримов, садясь рядом с Алисией. Его манеры, и то, как он смотрел на окружающих побудили во мне смех, и я огромным усилием воли не позволила себе засмеяться. Боже, что со мной?

Я знала, что должна ненавидеть этого Падшего, как и всех их вместе взятых. Предателей Обители и Света, осквернителей Неба, прислужников Гостий… Я наблюдала за действиями Эрншо, повторяя про себя: « Те, кому ты служишь, убили моего отца, а ты сам лично пришёл за его телом! Ты улыбался, закрывая ему глаза и отправляя душу в Омэн! Ты ничтожество, недостойное находится на Небесах! Я тебя ненавижу!...»

Он, будто бы услышав мои мысли, глянул в мою сторону. Я отвела взгляд, и Эрншо опять склонился над Алисией. Он осторожно закрыл ей глаза, прикоснулся ладонью к своей груди, слегка зажмурился, и вытянул оттуда кусочек света, маленькую звёздочку… Он положил её на грудь Алисии, тут же звёздочка начала наливаться ярким светом, как будто впитывая душу девушки. Кожа Эрншо покрылась сиянием, сквозь его пальцы просачивался такой яркий свет, расширяясь и становясь всё ярче, что Пилигримы, стоящие рядом прикрывали глаза. Наконец, Зал озарился особенно мощной вспышкой, осветив белоснежным сиянием сверкающие потолки Обители, и звезда в руке Падшего потухла, превратившись в сжатый комочек, напоминавший драгоценный камень, который Эрншо крепко зажал в ладони, вставая с пола и выпрямляясь. Тусклое, размытое тело Алисии ещё секунду лежало на полу, под устремлёнными на него взглядами, а потом исчезло, оставив после себя тишину и безмолвие. Падший уже направился к двери, ни на кого не глядя, Глэстон мрачно провожал его взглядом, словно уже и забыв о душе Алисии, которую Эрншо унёс с собой, крепко зажав в руке.

Наверное, когда видишь это явление чаще, чем раз в жизни, относишься к нему спокойнее. Но я до сих пор буравила взглядом пол, на котором секунду назад ещё лежала раненая Алисия, а теперь осталась только чёрная стрела. Некоторые серебристые взгляды невольно приковывались к ней, на секунду я задумалась, что с ней будет дальше, ведь Пилигримы не могут…

— Мия?

Я оглядела Пилигримов. Амона роняла слёзы, глядя в пол, Глэстон что-то мрачно обдумывал, многие ангелы уже начали тихо разговаривать, прерванные появлением Эрншо. Алан попытался улыбнуться, когда я взглянула на него, но это у него не вполне получилось, поэтому он молча обнял меня за талию и притянул к себе.

— Всё нормально?... — шёпотом поинтересовался он. Я покивала, прижавшись к его плечу. Я не знала, почему к горлу подступили слёзы. Может от того, что я в первый раз увидела, что становится с Пилигримом после его смерти, может быть от потрясения… От того, что понимала, как просто Падший извлёк душу девушки и унёс с собой, не намериваясь возвращать… Но я боялась себе признаться в том, что это взгляд Эрншо так на меня повлиял… Если б его не прервал Алан, что ещё мог бы сказать мне Падший? Какие подробности той ночи, когда умер мой отец, я ещё могла бы узнать?... Во всплеске чувств, я сжала руку Алана, и он мягко поцеловал меня в щёку, сильнее прижав к себе.

Тут я услышала, как распахнулись двери Зала, кто-то спешно приближался к нам. Послышались приветственные возгласы, окликавшие вошедшего. Я повернула голову в сторону входа. Алан устремил свой взгляд туда же.

К нам приближался Хиндли с решительным выражением, застывшим на его лице. Хиндли тоже был воителем Верховной службы, он, как и Амона, обучал юных воинов, защищал границы Обители и был верным другом дяди. Я догадывалась, почему Хиндли так разгневан. По словам Глэстона, Алисию убили, когда она пересекала границу со стороны Долины, а задачей Хиндли и других воителей являлась защита этих границ. Размашистым шагом воитель приблизился к Глэстону, за его спиной застыли полдюжины Пилигримов — воинский отряд, состоявший из юных воинов, которые совершали вместе с Хиндли утренний обход границ. В панике оглядывая толпу, страшась увидеть, что кого-то из их знакомых уже нет, так как, несомненно, они почувствовали укол в груди, когда умерла Алисия, воины выглядели напряжёнными.

— Что случилось? — громогласно поинтересовался воитель, сверкая глазами на Глэстона. –У входа в Обитель мы увидели Падшего! Что произошло?...

— Убили Алисию Скорпски.— ответил дядя. — Её убила Гостия, когда она летела с дальнего конца Долины.

Крылья Хиндли непроизвольно раскрылись за его спиной, ловя отсветы солнечных бликов, лучи которых освещали Зал, проникая сквозь высокие сводчатые окна. Его мужественное лицо озарилось яростью.

— Мы не можем всё так оставить! — тихо проговорил он, глядя в глаза Всевышнему. — На ближайшем Сходе мы должны выставить обвинения Кее! Мы не потерпим такого обращения!... — он отвёл глаза. — Я глубоко сожалею, что был в это время в другом месте… Вы будете правы, если осудите меня... Но на какое-то время я позволил воинам отдохнуть, я просто... вобщем, это моя вина.— с этими словами он посмотрел на Амону. Та опустила голову, но чувствовалось, что она не обвиняла воителя в смерти своей ученицы. Глэстон задумался.

— Не вини себя. — наконец сказал он. — Я то же могу сказать, что виноват. Я ведь не летел с Алисией, когда она возвращалась в Обитель, чтобы защетить её. Ты виноват не больше чем каждый, стоящий в этом Зале... Но если мы обвиним Кею, ты знаешь, что за этим последует… — тихо добавил дядя после минутного раздумья. Я уставилась на него. Неужели он говорит о войне?... Неужели всё произойдёт так скоро?... Глэстон заметил мой взгляд, как и то, что многие Пилигримы не сводили с него глаз, ловя каждое слово. Не дав Хиндли ответить, он сказал:

— Мне кажется нам лучше поговорить в моём кабинете. — обратился он к воителю. — Амона, я бы очень хотел, чтобы вы присоединились к нам. — воительница склонила голову и направилась к выходу. Хиндли последовал за ней.

— Сейчас я созову собрание лишь старших воителей, — обратился он ко всем. — Я прошу юных воинов облететь границы Обители. Алан, — он посмотрел в нашу сторону — собери небольшой отряд для полёта к Долине. Шансы малы, но, возможно, вы что-нибудь найдёте. — Алан, стоя рядом со мной, кивнул. — Учеников же я прошу не покидать приделы Обители до конца этого дня. — Он пробежал глазами по толпе, остановившись на мне на долю секунды дольше, чем на других. Если кому-то из учеников и не пришёлся по вкусу приказ Всевышнего, никто, разумеется, спорить не стал. Воины стали собирать небольшие отряды для порученного им обхода границ. Глэстон поспешил к выходу, где ждали его Хиндли и Амона, стоя рядом друг с другом в молчании. Утренний отряд Хиндли остался стоять на своём месте, видимо, они намеревались присоединиться к Алану. Пилигримы вокруг вышли из оцепенения, начали переговариваться друг с другом, крылья многих взволновано трепетали. Алан повернулся ко мне, кивнул поверх моей головы воинам, оставшимся его ждать, и тихо сказал:

— Я вернусь быстрее, чем ты думаешь. — он улыбнулся и, наклонившись, коснулся губами моих губ.

— Ты думаешь, он это серьёзно, Алан? — спросила я. — Глэстон говорил о войне, ведь так?... — Алан на секунду замолчал, поджав губы и глядя на других. Пилигримы вокруг суетились, провожая воинов, окликая друг друга, спеша выйти на солнечный свет в сад Обители.

— Думаю, мы скоро всё узнаем на Совете или на общем собрании. — наконец, сказал он. — И ещё, — он прижал меня к себе и заглянул в глаза — Мия, хоть Глэстон и говорил это, не выходи за приделы Обители, и прошу тебя, будь осторожна. — Я попыталась улыбнуться.

— Ты так говоришь, будто я только и делаю, что нарываюсь на неприятности. — сказала я. Он усмехнулся, спешно поцеловал меня и направился к отряду, ожидавшему его. Я проводила его взглядом до белых дверей Зала, и когда его крылья скрылись в проходе, неспешно последовала к Кензи, уже несколько раз окликнувшей меня.

                        3 глава

— Нет, мисс Уайтвелл, — проговорила Кензи, нахмурив брови и подражая голосу своего наставника. — Я считаю, что вы ещё слишком юны для того, чтобы отправиться на обход границ вместе с нами.

— Значит, он до сих пор называет тебя «мисс Уайтвелл»? — спросила я, усмехаясь.

— Да, правда, как-то в спешке он назвал меня «Кензи», но потом так удивился, что забыл о том, что хотел мне сказать!... — мы с Кензи покатились со смеху. Сложно было представить таким её наставника Хиндли Лавлейса после того, каким я его сегодня увидела в Зале, но Кензи всегда так забавно рассказывала случаи с их тренировок, что засмеялся бы любой, даже сам Хиндли (правда это Кензи проверять не спешила). Кензи начала обучение две недели назад и я жутко ей завидовала, дожидаясь, когда же наступит время моего вступления в воины. Разумеется, Кензи ещё не умела стрелять из лука, да и Света ей хватало пока лишь на мгновенную вспышку, не способную ослепить и сбить врага с ног. Но Кензи могла говорить «мой наставник», «на том занятии» и её любимым восклицанием было — «он показывал мне, как управлять Светом… Это было так классно! Я, наверно, так никогда не смогу…» Но, впрочем, Кензи от этого ничуть не унывала, как и от того, что наставник пока запрещал ей совершать обходы границ вместе с ним.

Кензи блаженно улыбнулась, вспоминая очередной урок и нежась на солнце, озарявшем ту сторону сада, где мы с ней сидели. Я специально выбрала место поближе к серебристым воротам, чтобы не пропустить появление Алана. Вокруг нас, в укромных уголках сада, расположились Пилигримы. Некоторые сидели в тени исполинских деревьев Обители, сложив крылья, и спокойно беседуя друг с другом. Дети носились по саду, стараясь взлететь, как можно выше, соперничая и смеясь. Их неокрепшие крылья ещё давали меньше света, чем у их родителей, стоявших тут же рядом, наблюдая за игрой своих чад с умилёнными лицами. Хоть отсюда было и не видно, я знала, что в глубине сада, в его укромных тенистых уголках прогуливаются влюблённые парочки, наслаждаясь покоем и уединением… Вобщем, я наблюдала за повседневным течением времени в Обители. Всё было тихо и спокойно, будто бы час назад никто не умирал и Глэстон не обронил слова, предназначавшиеся для более тесного контингента ушей. Хотя, если вглядеться, то можно заметить, что мужчин в саду почти нет, не потому, что все они отдыхают под прохладными сводами крепости (они даже в обычный день этого не делают, поверьте), а потому, что почти все они, и взрослые и юные, отправились патрулировать границы.

Я продолжала оглядывать окрестности, погрузившись в раздумья, и не сразу услышала, что Кензи мне что-то говорит.

— … думаю, что так и будет, а ты?

— Что?

— Я про Совет. — сказала она. — Мне кажется, Глэстон соберёт его в ближайшие дни. Он, наверно, объявит что-то очень важное… Что-нибудь про Сход с Гостиями… — Кензи потеребила прядь своих волнистых белёсых волос, она часто так делала, когда над чем-то раздумывала. — Как ты думаешь, — её глаза оживлённо заблестели. — нас возьмут с собой?...

— Вобще-то, учеников берут на Сход,… — её лицо радостно осветилось. — Но учитывая обстоятельства… Может, Глэстон возьмёт с собой только воинов…

— Надеюсь, что нет. — напряжённо отозвалась она. — Он обязан взять нас с собой. — она снова улыбнулась, подмигивая мне. — Ты то, надо думать, к тому времени уже начнёшь частные и частые уроки с Аланом, не так ли?

Я отмахнулась от неё, впрочем, не сдержав улыбки. Она засмеялась.

— Глэстон пока ещё не решил, давать ли мне в наставники Алана… — сказала я.

— Да, но мне кажется, он сам понимает, что лучшего наставника для тебя нет, разве что, сам Глэстон. — ответила подруга, подбадривающее улыбаясь. — Его, может быть, и смущает его возраст, но вот опыта твоему парню не занимать, я уверена, Глэстон и сам это знает. Жди, на собрании он точно объявит об этом.

Я улыбнулась, надеясь на это. Кензи хоть и была ветреной и немного рассеянной, всегда говорила так, что поневоле начинаешь верить любым её словам.

— Ты слышала, что сказал Глэстон тогда, в Зале? — спросила я. — Ты думаешь, он всерьёз намеревается обвинить Кею на Сходе?

Она пожала плечами, продолжая блаженно улыбаться, закрыв глаза и мыслями уйдя в будущие события. Похоже, такие прозаические мелочи, типа грядущей войны между сторонами обоих миров её волновали меньше, чем тот факт, что она увидит мир людей.

— И о чём ты только думаешь… — проворчала я.

— Я думаю, как, интересно, выглядит Кея, и Гостии… — задумчиво ответила она, не открывая глаз. — А ещё я хочу увидеть людей, и животных… и самолёты, Мия!... — она открыла глаза, блестевшие азартом. — Мы ведь столько раз видели их вблизи! Я хочу узнать, как люди в них залезают, там ведь нет входных дверей, и воздуха, наверно, нет!... И ещё, Мия, их крылья даже не шевелятся при полёте, как же они не падают…

Я закатила глаза, слушая её болтовню в пол уха. И тут в небе мелькнула секундная вспышка, а потом солнце затмило несколько пар раскрытых крыльев. Шестеро Пилигримов опускались к воротам Обители, возвращаясь с обхода границ. Среди них был и Алан. Он первым изящно приземлился около ворот, толкнул серебристые створки и вошёл в сад. Остальные воины последовали за ним, улыбаясь при виде друзей и знакомых, спешащих к ним на встречу.

— И это так… О!... — Кензи заметила вновь прибывших. Я вскочила с места и понеслась к Алану, который высматривал меня в толпе, прежде чем отправиться с докладом к Глэстону. Заметив меня, он улыбнулся и раскинул объятия. Я утонула в них, и он крепко прижал меня к себе. Как будто что-то горячее разлилось у меня в грудной клетке, когда я вновь обвила руками его шею, наслаждаясь его неземным запахом. Я чуть не заплакала от счастья. Не отрывая меня от себя, он покрывал моё лицо и шею поцелуями. Я впилась губами в его губы, чувствуя себя самой счастливой на свете.

— Ладно, отпусти меня… — выдохнул он, улыбаясь. — Мне ещё с Глэстоном разговаривать, а из-за тебя я уже забыл, что хотел ему сказать…

Я засмеялась, последний раз поцеловала его и отпустила. На бегу он поцеловал меня ещё раз и понёсся к крепости, крикнув через плечо:

— Привет, Кензи!...

Я обернулась, всё ещё чувствуя себя самой счастливой и улыбаясь до ушей.

— Ой, ребята у вас тут всё так сладко, что аж тошнит… — проворчала она, закатывая глаза. Когда мы встретились с ней глазами, я засмеялась.

                        * * *

— Я считаю, что так оставлять нельзя!... — Хиндли смотрел на свои сложенные на столе ладони, хмуро уйдя в свои мысли. — Мне кажется, Кею только веселит, что мы до сих пор ничего не предприняли. Если мы и дальше будем закрывать глаза на эти преступления, он начнёт принимать решительные меры, обрадовавшись нашему безучастию. Мы и оглянуться не успеем, как под сводами Обители столпятся Гостии, предъявляя свои права.

— Мы должны всё обдумать. — тихо ответил Глэстон. — Война — серьезный шаг для нас. И вы знаете почему…

Хиндли поднял голову.

— Но мы не можем… — начал он.

— Нет, разумеется, мы не можем просто закрыть на всё глаза. — продолжал Глэстон, хмуро обведя взглядом стол, за которым собрались семь членов Совета. — Разногласия касательно территории — это одно, а убийство молодой ещё не начавшей обучение ученицы — это совсем другое… Одно я могу гарантировать — это не сойдёт Кее с рук.

— Но единственный способ это гарантировать — объявить войну. — сказала Амона. — Только так мы можем отомстить за Алисию.

Глэстон на мгновение прикрыл глаза, обдумывая решение.

— Значит, это — наше решение. — тихо сказал он. — Война… — он посмотрел на свои руки, сложив их вместе на столе. — Много лет назад Империя и Омэн сошлись вместе, когда Люцифер посягнул на небесные владения, тогда Архангел отстоял Империю… Но сможем ли это сделать мы…

Все поняли, о чём шла речь. Падшие. Во время Великой битвы Падшие ещё не представляли отдельно существующий мир, Империя была цельной и силы были равны, но теперь… Почти половина её отошла на сторону Омэна.