Говорят что
тьма — отсутствие света. Говорят, что холод — отсутствие тепла. Когда хаотичное
движение молекул хотя бы немного замедляется.
Я иду вдоль
заснеженных витрин, и они учат меня жизни. Покупай наши куртки, друг.А у нас скидки на бытовую технику, заходи! А
у нас вообще бесплатный Wi-Fiс бизнес-ланчем от 50 рублей.
Они отнимут у
тебя кусок твоей жизни и вновь выкинут на улицу. В холодную, безумную зиму. Ты
будешь стоять у двери, морщась от холода, и мучительно думать, что же делать
дальше.
Утешь себя
мыслью, что последние 15 минут шопинга дали тебе жизненный смысл.
Но магазины пусты и мертвы сейчас, и я должен найти себе занятие
самостоятельно. Холодно. Руку сердито знобит подобранный, насквозь
проледеневший, кусок бетона.
Накорми пять
тысяч голодных витрин семью камнями.
Вопли сигнализации
как предсмертная агония 21го века. Случайные прохожие лишь ускоряют шаг,
проходя мимо внезапно оскалившихся магазинов, случайные машины, задумавшись на
миг, торопливо ускоряют движение.
Моя душа в
четком резонансе с окружающим миром — в ней точно так же огромными
грязно-белыми хлопьями размашисто идет снег.
В наушниках кто-то под визг
витрин бодро шепчет что-то мне на ухо, но мне холодно. Мучительно холодно.
Когда идешь по натоптанному
сотней людей снегу чувствуешь себя убийцей.
Давя, размазывая по снежной
пыли беззащитные чужие следы, ощущаешь особенный привкус во рту.
Когда ты часть звенящей, во
истину звенящей, тишины города, ты ощущаешь себя чем-то большим чем просто
ничто.
Легче всего стать тем, от
чего бежишь. Поэтому я раз за разом, до кровавых мозолей, поднимаю прогнивший
снежный камень и кидаю его в ещё один жадный стеклянный рот.
Мимо меня проходит девушка, улыбаясь
мне. Видя испарину на моем лбу, взлохмаченный волос, петлю наушников на шее, руки,
сжимающие камень в стеклянной крошке, она не боится ничего, она улыбается мне.
Вот она, любовь.
Рука в руку. Губы к щеке,
медленно и неторопливо путешествующие по холодной щеке, в попытке промолчать.
Она осторожно забирает камень
из моей руки и резким движением бросает его в ещё целую витрину.
Я молча смотрю на её
покрасневшее улыбающееся лицо, и чувствую, как становится нечем дышать.
Стеклянная и снежная крошка режет горло тупым ножом.
Холодно. Девушка, поправив
выбившуюся прядь, идет дальше.
А я пытаюсь дышать.
А я пытаюсь жить.
Улица закончилась круглосуточной
забегаловкой и я, внезапно растерявшись, остановливаюсь. Вместо привычного скрежета шагов и зубов, в
ушах начинает играть песня:
Гроздья витрин,
пар изо рта,
эта зима снова сводит с ума,
вечером сон разрывает парад новостей,
город застыл коркою льда,
в серых домах ветер устал
и на душе снова снега в сто крат холодней.
21 ниже нуля,
снова идёшь тоску разбавлять
числа спутались в строчках календаря
21 ниже нуля,
шнур от наушников словно петля
ищешь кого-то в снегу декабря.
В карманах пусто и денег нет
даже на пачку плохих сигарет
скалятся хлопьями света ночные авто
холод темно, в ногах гололёд
в серых домах в окнах не ждёт
твоих шагов по ступенькам снова никто.
Я сижу за столом, молча допиваю
еле теплый пластмассовый кофе и смотрю на камень, медленно тающий на столе.
Добрый камень, учи меня
плавать.
Из кафе меня забрали уже
ближе к утру. Молча, сонно и зло повезли в участок.
Мрачный лейтенант хмуро
заполнял какие-то бумаги, я молча и безразлично сидел напротив и смотрел в
окно.
Рассветало.
Парень что-то спросил у меня,
но я не услышал.
— Что?
— Лет, спрашиваю, сколько
тебе?
Задумываюсь. В метровом электрическом свете становится ещё
холодней
— Двадцать один. Ниже нуля.
Глаза в глаза.
Сдавшись, он понимающе
кивает, криво улыбается и опускает глаза в протокол.
Говорят что
тьма — отсутствие света. Говорят, что холод — отсутствие тепла. Когда хаотичное
движение молекул замедляется.
И появляется
хоть какой-либо смысл. ; ;
*
В рассказе использована песня Максима Рогозюка "21 ниже нуля" ©