Ирина Хотина — Загадки евангелий. Глава 9.

Продолжим составление биографии Иисуса на основе тех ориентиров, что указаны евангелистами. В частности у Луки читаем: "По прошествии восьми дней, когда надлежало обрезать Младенца, дали Ему имя Иисус, нареченное Ангелом прежде зачатия Его во чреве" (Лука 2:21).

Итак, евангелист сообщает, что младенец, как и положено еврейскому мальчику, прошел обряд обрезания. Но не "прошествии восьми дней", как ошибочно указывает Лука, а по прошествии семи дней на восьмой, ибо в законе сказано: "А в день восьмой пусть обрежут крайнюю плоть его" (Левит 12:3). Этот закон настолько свят и настолько важен, что не нарушается ни при каких условиях, даже если этот восьмой день приходится на субботу, поскольку обряд обрезания означает союз, который Бог установил между собой и евреями.

   При установлении этого союза ребенку дается имя, о чем и рассказывает Лука. Правда, в соответствии со своими религиозными представлениями считает, что "имя Иисус, нареченно Ангелом прежде зачатия его во чреве". Иными словами, автор жизнеописания Иисуса хочет подчеркнуть, что имя младенцу было определено заранее. Но не ангелом, как ему представляется и очень хочется, а родителями, которые согласно еврейским обычаям, называют мальчика-первенца именем деда по отцовской линии (мы уже об этом говорили; см. "Загадки евангелий. Глава 3").

Далее евангелист рассказывает читателям, как родители Иисуса строго следуют положенным правилам. Обратите внимание, сколько раз в этом небольшом сюжете Лука ссылается на закон Моисеев, называя его "законом Господним". "А когда исполнились дни очищения их по закону Моисееву, принесли Его в Иерусалим, чтобы представить пред Господа, как предписано в законе Господнем, чтобы всякий младенец мужеского пола, разверзающий ложесна, был посвящен Господу, и чтобы принести в жертву, по реченному в законе Господнем, две горлицы или двух птенцов голубиных" (Лука 2:22-24).

Этот отрывок является прекрасной иллюстрацией того, насколько представления Луки об иудаизме туманны и носят весьма общий характер, без знания уложений Закона, их смысла и тонкостей, поэтому, переписывая чужой рассказ, как ему кажется с прямыми ссылками на Тору, евангелист не понимает, какую массу ошибок и неточностей он излагает.

Прежде всего, хочется уточнить, кого имеет в виду автор, когда сообщает: "когда исполнились дни очищения их"? Кого "их"? Обоих родителей? Но такого положения в Законе нет. В нем четко установлено, что ритуальную нечистоту после родов приобретает только женщина, которая считается нечистой при рождении мальчика семь дней, а при рождения девочки четырнадцать дней.

В этом месте давайте сделаем небольшую паузу, чтобы выяснить о какой "нечистоте" идет речь? Почему вдруг Закон считает родившую женщину нечистой, если рождение детей определено, как первая заповедь, данная Богом первым людям?! В иудаизме никогда не было понятия "первородного греха", который углядело христианство в библейской истории об Адаме и Еве, сделав из каждой женщины, кроме матери Иисуса, греховницу. Но, как видно из текста евангелия, Мария тоже принесла жертву очищения. В чем же смысл этого ритуала?

Конечно же, ни о каком грехе, связанном с зачатием и вынашиванием ребенка, речь не идет. Но во время родов любая женщина испытывает боль, зачастую такой силы, что заставляет ее высказывать Богу претензии в правильности его решения о рождении детей в муках. Или роженица при наступлении очередной схватки в беспамятстве дает обещание больше никогда не рожать детей. Вот эти крамольные мысли и слова делают ее нечистой.

Вернемся к тексту Луки, который объясняет своим читателям, что в Законе существует правило, "чтобы всякий младенец мужеского пола, разверзающий ложесна, был посвящен Господу". Но, оказывается, и здесь евангелист погрешил против истины.

В Торе речь идет не о "всяких младенцах мужеского пола", а только первенцах. Причем требование о посвящении Богу любых первенцев, в том числе и животных, звучат в Законе неоднократно. "Освяти Мне каждого первенца, разверзающего всякие ложесна между сынами Израилевыми, от человека до скота: Мои они" (Исход 13:2). "Отделяй Господу все, разверзающее ложесна, и все первородное из скота, какой у тебя будет, мужеска пола" (Исход 13:12). "Не медли приносить Мне начатки от гумна твоего и от точила твоего; отдавай Мне первенца из сынов твоих" (Исход 22:29).

К сожалению, в новозаветном изложении исчез глубокий смысл этого божественного предписания, настолько важного, что Закон дает конкретные указания по его исполнению. Так первенцы нечистых животных, например, ослов, должны заменяться чистыми животными или денежным выкупом; денежный выкуп должен вноситься и за младенцев-первенцев: "каждого первенца человеческого из сынов твоих выкупай" (Исход 13:13).

Непонятное на первый взгляд божественное повеление имеет глубочайший смысл, напоминать каждому последующему поколению евреев о чудесном выходе их отцов из Египта: "И когда после спросит тебя сын твой, говоря: что это? то скажи ему: рукою крепкою вывел нас Господь из Египта, из дома рабства; ибо когда фараон упорствовал отпустить нас, Господь умертвил всех первенцев в земле Египетской, от первенца человеческого до первенца из скота, — посему я приношу в жертву Господу все, разверзающее ложесна, мужеского пола, а всякого первенца из сынов моих выкупаю" (Исход 13:14-15).

Закон оговаривает, что выкуп за младенца-первенца мужского пола следует давать коэну, который в данном случае выступает представителем Всевышнего. Но для этого совсем не требуется приносить первенца "в Иерусалим, чтобы представить пред Господа".

Как две тысячи лет назад, так и сегодня, в религиозных семьях на 31-й день со дня рождения первенца семья устраивает праздничный обед, на который во времена Иисуса приглашался коэн, а в наши дни раввин, известный своим благочестием. Отец ребенка, произнеся перед началом застолья благословения над хлебом, сообщает гостю, что у него есть сын —— первенец у своей матери. После этих слов коэн, согласно ритуала, обязан спросить, что предпочитает отец: своего сына-первенца или 5 шекелей серебра (сумма оговорена Законом), которые он обязан отдать в качестве выкупа за сына. Отец естественно отвечает, что предпочитает сына, и тут же вносил за него выкуп. После этого коэн, трижды произнеся "твой сын выкуплен", возвращает ребенка отцу, и собравшиеся приступали к трапезе.

Центральная идея этого обряда состоит в том, что ребенок — это своего рода залог, который Бог дает родителям, что бы они берегли его и воспитывали в системе истинных ценностей. У них нет права делать с ним все, что взбредет в голову. Родители обязаны направить своего ребенка на путь осмысленного существования, который и является путем к счастью.

Важно отметить, что Законом не регламентировано место проведения обряда выкупа. Отец Иисуса имел право совершить его где угодно, а не только в Иерусалиме, то есть в Храме, как утверждает евангелист.

Теперь давайте разберемся с жертвоприношениями, которые были сделаны семьей в Храме. Закон требовал, чтобы женщина после сорока дней с момента родов независимо от того, родила она мальчика или девочку, принесла жертву очищения в Храме: ягненка, в возрасте до одного года, как жертву всесожжения, и молодого голубя, в качестве грехоочистительной жертвы.

Почему же Мария принесла в жертву "двух горлиц или двух птенцов голубиных"? Нарушила Закон? Нет, Закон разрешает в случае крайней бедности заменить ягненка на голубя: "Если же она не в состоянии принести агнца, то пусть возьмет двух горлиц или двух молодых голубей, одного во всесожжение, а другого в жертву за грех, и очистит ее священник, и она будет чиста" (Левит 12:8).

   Важно понять, что ни одна из этих жертв, как и само посещение женщиной Храма, не связаны с выкупом первенца, как это может показаться при чтении Евангелия. Эти жертвы должна была приносить каждая родившая женщина. Другое дело, что указанная евангелистом подробность о двух голубях дает представление о бедственном материальном положении семьи, и полностью отвергает популярную у христиан легенду о волхвах, якобы принесших новорожденному богатые дары.

И еще один важный момент, который вносит определенные противоречия в рассказ Луки. Евангелист считает Марию сестрой Елизаветы. Следовательно, она, как и Елизавета, должна происходить из рода коэнов. Согласно Закона, данное обстоятельство должно было бы освободить ее мужа от обязанности выкупать первенца. Судя по крайней бедности семьи, муж Марии непременно воспользовались бы данным правом. Однако произведенная уплата выкупа за Иисуса, как за первенца, полностью разваливает созданную Лукой легенду о братских узах между Иоанном и Иисусом.

Напрашивается естественный вопрос, почему иудаизм так много внимания уделяет первородству? Как мы видим, понятие первородства Закон применяет не только к людям, но и к животным — первенцам скота. Более того, первым плодам нового урожая тоже придается статус первородства, их приношение в Храм являлось личной повинностью и одновременно частью всенародных празднеств. Такое отношение основывалось на представлении, что первенцы людей, животных, нового урожая принадлежат Богу Израиля и потому в той или иной форме должны быть посвящены Ему.

Что касается людей, то определение первородства играло также важную юридическую роль и определяло правовое сознание, особенно в те времена, когда еврейские семьи были полигамными. Согласно библейскому законодательству первородный сын обладал особым статусом в наследовании семейного имущества, а также в культовой сфере. Библейские легенды о праотцах дают представление, что обязательным моментом в получении первородства являлось отцовское благословение. В результате отец был обязан признать первенца своим главным наследником и выделить ему в наследство "двойную долю" из своего имущества.

Но в Законе о первенцах присутствует не только историческая, юридическая и материальная составляющие. Вот как комментирует его суть электронная Христианская энциклопедия: "В законе о первенцах можно усматривать нравственно-религиозное и таинственно-преобразовательное значение; в нравственно-религиозном отношении закон о первенцах указывал на ту святость и нравственную чистоту, которая требовалась от избранного народа, поставленного в особые близкие, сыновние отношения к Богу".

И вот тут христианский теолог попал в самую точку, говоря об особой, сыновней близости евреев к Богу, к пониманию которой сами евреи пришли сложным путем анализа происходящих в их истории событий.

Внимательный читатель Библии увидит, что и герои библейских рассказов и пророки в своих взаимоотношениях с Богом называют себя по разному: то рабом, то сыном, то супругом.

Дело в том, что в иудаизме сложились три уровня личностных взаимоотношений Бога и человека. Первый подразумевает отношение человека к Богу как "раба к Господину", при этом человек видит и называет себя "рабом Божьим". Соответственно, соблюдение заповедей на этом уровне воспринимается как обязанность, предопределенная сверху.

На второй уровень, определяющий отношения с Богом как "отца и детей", конечно духовных, человек должен подняться, как это сделал, например, Давид: "Господь сказал Мне: Ты Сын Мой; Я ныне родил тебя; проси у Меня, и дам народы в наследие тебе и пределы земли во владение тебе" (Пс. 2:7-8). Бог при этом воспринимается, как заботливый отец, который в нужный момент похвалит, наградит, заступится, но если сын провинился — и накажет. На этом уровне обязательность соблюдения заповедей вытекает из желания человека оказаться достойным своего звания.

Отправной точкой в развитии понимания этого уровня, вне всяких сомнений, явились легенды о патриархах и событиях десятой египетской казни, где эпизоды с первородством играли ключевую роль. Связав их вместе, последователи Яхве создали прекрасную метафору, спроецировав статус первенца на всех сынов Израилевых. В созданной жрецами легенде об Исходе Бог уже в Египте называет Израиль своим сыном-первенцем: "И скажи фараону: так говорит Господь: Израиль есть сын Мой, первенец Мой" (Исход 4:22).

В дальнейшем тему "Отца и детей" развивают пророки, взывая к народу от имени Бога: "Я поведу их с утешением; поведу их близ потоков вод дорогою ровною, на которой не споткнутся; ибо Я — отец Израилю, и Ефрем — первенец Мой" (Иеремия 31:9). Для справки: колено Ефрема (Эфраима), ведущее начало от младшего сына Иосифа, являлось самым многочисленным и влиятельным среди десяти колен, создавших впоследствии царство Израиль. Самым ярким представителем его был Иисус Навин. Зачастую пророки, говоря обо всем израильском народе, называли его Эфраимом.

В ходе нашего исследования при чтении Евангелий мы увидим, как часто Иисус говорит своим слушателям о Боге "Отец ваш" или "Отец мой" в развитии этого уровня духовных отношений, нисколько не выходя за рамки иудаизма. Это сделают первые христиане, воспитанные на языческом восприятии мира, что позволило им с легкостью перевести духовные отношения верующего еврея Иисуса со своим Богом в приземленные родственные.

Именно из этого надуманного языческого постулата растут ноги христианской концепции "богочеловека", радикально разделившей иудаизм и христианство, и делающей христианство совершенно неприемлемым для евреев.

Но обратимся снова ко 2-й главе Евангелия Луки, сообщающего нам еще несколько удивительных подробностей о посещении семьей Храма:

25 Тогда был в Иерусалиме человек, именем Симеон. Он был муж праведный и благочестивый, чающий утешения Израилева; и Дух Святый был на нем.

26 Ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня.

27 И пришел он по вдохновению в храм. И, когда родители принесли Младенца Иисуса, чтобы совершить над Ним законный обряд,

28 он взял Его на руки, благословил Бога и сказал:

29 Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром,

30 ибо видели очи мои спасение Твое,

31 которое Ты уготовал пред лицем всех народов,

32 свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля.

33 Иосиф же и Матерь Его дивились сказанному о Нем.

34 И благословил их Симеон и сказал Марии, Матери Его: се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, —

35 и Тебе Самой оружие пройдет душу, — да откроются помышления многих сердец.

36 Тут была также Анна пророчица, дочь Фануилова, от колена Асирова, достигшая глубокой старости, прожив с мужем от девства своего семь лет,

37 вдова лет восьмидесяти четырех, которая не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь.

38 И она в то время, подойдя, славила Господа и говорила о Нем всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме.

Очень трогательная история, в которой, пожалуй, вот так сразу цепляет своей несуразностью только одна строчка, где говорится, что родители "дивились сказанному" старцем Симеоном о младенце.

Что их так могло удивить в его словах?! Ведь автор в предыдущей главе с вдохновением описывал, что и Мария и Иосиф уже неоднократно были предупреждены самими Высшими силами и их посланцами пастухами, и даже родственницей Елисаветой о том, какой необыкновенный младенец должен появиться на свет в обыкновенной еврейской семье.

Встреча счастливых родителей со старцем Симеоном стала основанием для христианского праздника Сретение, что рассматривается, как олицетворение встречи Ветхого и Нового заветов.

Христианская традиция создала легенду, где святой Симеон предстает переводчиком книги пророка Исайи. В ней говорится, "когда старец "прочитал слова "Се Дева во чреве приимет и родит Сына", он подумал, что это явная описка и вместо "Дева" должно стоять "Жена", и посчитал своим долгом исправить текст. Но ангел Господень остановил руку святого Симеона и уверил его, что он не умрёт, пока не убедится в истинности пророчества пророка Исайи. Симеон долго ждал исполнения обещания Божия — он жил, по преданию, около 300 лет".

Мы уже подробно разбирали сюжет о пророчестве Исайи, что на самом деле у него сказано "молодая женщина", а "дева" появилась лишь в греческом переводе книги пророка — Септуагинте (см. "Загадки евангелий" Глава 4). Сомнительно, чтобы верующий еврей Симеон не знал свои священные тексты, где черным по белому на иврите написано, что "молодая женщина" родила от самого пророка. В который раз обидно за ангела, которого явно "подставили". Уж ангелу-то полагается знать, что на самом деле сказано пророком.

Если соотнести христианские представления с реальными фактами, получается полный абсурд: старец собрался переводить с греческого на греческий. К сожалению, в который раз приходится констатировать, что весь догмат о непорочном зачатии построен на незнании христианами священных библейских текстов.

Исследователь Р. Хазарзар объясняет появление в новозаветной литературе старца Симеона тем, что иудеи не принимали утверждение первых иудохристиан о том, что Иисус есть предсказанный Мессия, с той точки зрения, что тот умер смертью, позорной в гражданском и в религиозном смысле. При этом иудеи руководствовались Библией: "Если в ком найдется преступление, достойное смерти, и он будет умерщвлен, и ты повесишь его на дереве, то тело его не должно ночевать на дереве, но погреби его в тот же день, ибо проклят пред Богом всякий повешенный на дереве" (Второзаконие 21:22-23).

"Поэтому христиане предположили, что если бы какой-либо праведный иудей мог предсказать всю катастрофу Иисуса еще тогда, когда Основатель был младенцем, то позорная казнь выглядела бы Божиим актом спасения человечества" (Р. Хазарзар "Сын человеческий"). Исследователь так же уверен, что и имя "мужа праведного" было выбрано не случайно, а для ассоциации с иудейскими первосвященниками Симеоном I Праведным (301-291 гг. до н. э.), и Симеоном II Праведным (226-198 гг. до н. э.)

З. Косидовский считает, что создание этого эпизода было необходимо Луке для придания усиления универсального характера личности Иисуса, который послан "всем народам", а не только евреям.

Но если вчитаться в текст Луки, то невольно начинаешь удивляться тому, что в этом эпизоде отсутствуют какие-либо описания сверхъестественного рождения ребенка, упоминания про "ангелов Господних", про "многочисленное воинство небесное, славящее Бога". Хотя мы знаем, какой Лука мастер создания подобных мистических сцен, да и обстановка располагает —— Храм, дом Бога. Вот тут и голос откуда-то сверху оказался бы весьма кстати, для убедительности и подтверждения слов Симеона. Но нет, ничего такого из области трансценденции евангелист не выдумывает.

Более того, если сделать небольшую поправку, а именно заменить имеющиеся в тексте слова "Христос Господень", которые Симеон никак не мог произнести, в силу их возникновения через сто лет в греческой среде, на понятное ему "Машиах", то перед нами предстанет незатейливый, но вполне достоверный рассказ о старце Шимоне, жившем неистовой верой в то, что уже на своем веку он непременно увидит настоящего помазанника на иудейский престол. Видимо, его ожидание было столь долгим, что он решил, будто Бог не пошлет ему смерть до тех пор, пока он не увидит Машиаха.

Престарелый верующий еврей Шимон, как и все остальные евреи, ждет реального защитника и освободителя своего народа, изнывающего под римским диктатом. Что же такого необычного он увидел в этом младенце, заставившее его объявить, что теперь он может спокойно умереть?!

Да и не только Шимон воодушевился. В рассказе Луки присутствует "пророчица Анна", а точнее Ханна. Евангелист упоминает даже подробности ее биографии: она была замужем всего семь лет, а потом более восьми десятков вдовствовала, став приживалкой при Храме: "не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь" (Лука 2:37). Ясно, что перед нами не плод разыгравшегося воображения автора, а чье-то правдоподобное описание реальной обитательницы Иерусалимского Храма, вставленное Лукой в свое повествование.

Однако нельзя согласиться с тем, что Ханна, храмовая приживалка, иными словами правоверная иудейка, увидела в принесенном в Храм младенце "Господа". Это —— полнейший абсурд, почему-то принимаемый христианами за истину вот уже две тысячи лет.

Конечно же, можно предположить, что автором строк о том, что Ханна славила Иисуса как Господа "и говорила о Нем всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме" является сам Лука, который в своем религиозном сознании совместил два разных понятия "мессия" и "сын божий" в одном — "Господь". Но, с другой стороны, у Луки было предостаточно возможностей широко проявить в этом эпизоде свое собственное виденье, сочинив занимательный рассказ про очередного ангела.

Скорее всего, несчастную еврейскую женщину оклеветал последующий хитроумный редактор, приписав ей немыслимую ересь. Изъяв ее, мы восстановим реальную картинку того, что произошло: Анна, как положено, славя Бога, и радуясь рождению младенца, стала рассказывать о нем "всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме" (Лука 2:38).

Что же заставило этих глубоко верующих людей "пророчествовать" сыну обыкновенного плотника необыкновенную судьбу?

А может быть, отцом младенца, которого и Шимон и Ханна видят перед собою, был совсем не плотник Иосиф?! Сейчас попробую объяснить. Представьте что вы, уважаемый читатель, живете в оккупированной стране, раздираемой смутами, в каждодневном ожидании появления предсказанного избавителя от врагов, нищеты, несправедливости. Короче, вы ждете того, кто железной рукой помазанника на царский престол наведет долгожданный порядок. И вдруг в вашей жизни происходит чудо! Совершенно неожиданно лицом к лицу вы встречаете известного, уважаемого, популярного в народе человека, можно сказать, национального героя, смелого и решительного борца за свободу и независимость вашей родины, с которым многие подобно вам связывают свои чаянья на освобождение и процветание. Вы встречаете его в миг наибольшего счастья для любого мужчины —— рождения у него сына. Что вы будете говорить ему в этот радостный для него и для вас момент? Поздравлять само собой. Помимо этого вы будете, волей или не волей, желать и предрекать новорожденному малышу не меньшую славу в будущем, чем у его отца.

Вот, что на самом деле случилось со стариками Шимоном и Ханной, когда они увидели в Храме чету с младенцем. Тем более, что в отличии от нас, они знают не только отца, стоящего перед ними, но и деда, знаменитого бунтаря, легенды о котором ходят в народе, и именем которого ребенок назван.

Но при всей своей знаменитости и популярности отец младенца в жизни был достаточно скромным человеком, как и положено еврею, исполняющему Закон. А потому торжественные слова седовласого незнакомца, повстречавшегося в Храме, о том, что теперь он может уйти из жизни с миром, этот человек воспринял с нескрываемым удивлением, о чем и повествует рассказ, попавший в руки Луке.

На наше счастье Лука оказался добросовестным переписчиком, и оставленная им строчка о том, что родители младенца приняли слова Шимона с нескрываемым замешательством, полностью идущая в разрез с уже изложенной им версией событий, дает нам возможность познакомиться с реальными персонажами драмы, разглядев за толстым слоем вымысла их человеческие черты.

А теперь перечитайте еще раз отрывок и обратите внимание, что в словах старца, переданных Лукой, нет ни одного упоминания о том, что перед ним отпрыск рода Давидова. Он нигде не называет Иисуса мессией, и, тем не менее, обращается к Богу с благодарностью, что теперь может умереть спокойно: "Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля" (Лука 2:29-32).

Нельзя с точностью утверждать, что старцем были произнесены именно эти слова, но их мог произнести только верующий еврей, ибо в них нет даже намека на божественное происхождение младенца, его будущего конфликта с иудаизмом и создание новой религии. Наоборот, Шимон предвидит, что свои дела тот направит на "славу народа Израиля".

Сомнение вызывает лишь посыл о "свете к просвещению язычников". И хотя идею глобального значения Мессии для человечества стали разрабатывать еще иудейские пророки, вряд ли старца Шимона занимала мысль о пропаганде иудаизма среди языческих народов. Поэтому, категорически отметая предположения о выдуманном характере всего эпизода, можно согласиться лишь с компиляцией этой фразы автором или редактором Евангелия.

Почему же Лука полностью вставил этот рассказ в свое повествование, невзирая на наличие в нем некоторых противоречий с собственной версией, и практически ничего не добавил от себя в его сюжет, не усилил действиями потусторонних сил? Потому что в этом не было нужды. Он увидел в нем ярчайшее подтверждение своим собственным представлениям.

Можно только догадываться, насколько впечатлило адепта новой веры пророчество старца о младенце, спокойно спящем на руках матери: "лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий". Без сомнения, Лука посчитал, что рождение Иисуса-мессии предсказано не только далекими пророками, почившими многие столетия назад, но и живым евреем, воочию видевшим его в младенческом возрасте, и предсказавшим неприятие евреями его дел.

Что тут скажешь?! Да, старец предсказал новорожденному сложную судьбу, потому что у него не было ни малейшего сомнения, что она будет подобна судьбам его отца и деда, свободолюбивых, харизматичных лидеров, каждый из которых в свое время возглавлял отряды повстанцев и целые восстания. А значит, и сын пришел "на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий". Да уж, чего-чего, а пререканий, разговоров, раздоров среди евреев дела деда и отца вызвали не мало. О них подробный рассказ впереди.

Не было у Шимона сомнения и в том, что больше всего переживаний в будущем сын доставит своей матери. Тут, как говорится, к гадалке не ходи. Марии выпала нелегкая женская доля быть рядом с человеком, ставящим служение Богу и освобождение Родины превыше собственной безопасности и семейного благополучия. А потому с сочувствием старец обращается со своими предсказаниями именно к ней. Но какие же это предсказания?! Разве Шимон пророчит ей смерть сына? Нет. Скорее предупреждает, желая, видимо, настроить ее на правильное восприятие, что жизнь ее первенца будет полна борьбы и опасностей. Потому как рожден он продолжателем дела своего отца, можем добавить мы.

Да, именно это — продолжение дела отца и деда, посвятивших свою жизнь освобождению родины — пророчили ребенку люди, окружавшие его родителей. На еще не родившегося младенца уже возлагали бремя надежд и чаяний всего еврейского народа. Действительно, Иисус не был простым ребенком и родился в совсем не простой семье, поэтому рассказы, связанные с его рождением, сохранились в памяти многих. Современники отца Иисуса посчитали родившегося у него сына избранным Богом для осуществления высокой миссии — освобождения евреев от римлян. Вот почему даже старуха Ханна на девятом десятке лет, славя Господа, рассказывала о необыкновенном младенце "всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме".