Ирина Хотина — Загадки евангелий. Глава 7.

Впрочем, и сегодня читатели его благой вести нисколько не сомневаются, что, услышав принесенную волхвами весть о рождении нового иудейского царя, «Ирод царь встревожился, и весь Иерусалим с ним. И, собрав всех первосвященников и книжников народных, спрашивал у них: где должно родиться Христу? » (Матфей 2:3-4).

На самом деле, Иудея была самым неспокойным приобретением Рима за всю его историю, а при Ироде, пожалуй, можно пересчитать по пальцам дни, когда бы Иерусалим, то есть городские власти, и, конечно же, правящий в нем царь не тревожились. Ибо заговорам, мнимым и настоящим, не было числа. А значит, не было числа казням. Бесчисленными были и бунты, которые опять же заканчивались казнями. Постоянное беспокойство добавляли дворцовые интриги, династические распри и передряги с частой сменой царских жен, а всего Ирод был женат десять раз. Это значит, имели место многочисленные разводы, за которыми тоже следовали казни — жен, детей, царедворцев.

Особое место в правлении Ирода занимало строительство. Он строил по всей стране дворцы, амфитеатры и цирки на римский манер. Но в Иерусалиме, население которого традиционно было ортодоксальным, евреев на представления туда загоняли силой. Немало хлопот доставляло регулярное проведение Олимпийских игр, пожизненным председателем которых Ирод был выбран за щедрое их финансирование.

Небывалый строительный размах и особенно грандиозная многолетняя перестройка иерусалимского Храма, по задумке Ирода должны были приобрести расположение царю-узурпатору у не любившего его народа. С другой стороны, создание нового Храма под крышей из золота — его попытка удовлетворения самых честолюбивых замыслов. Он жаждал оставить о себе в истории славу, подобную Соломоновой. Но и тут без волнений не обошлось. Ибо, как вызов всем еврейским канонам, царь-элинизатор приказал установить над входом в отстроенный Храм огромного золотого орла, что провоцировало попытки смельчаков сбить этот символ Рима, врага и завоевателя, с фронтона святыни. И снова следовали казни ...

И хотя Ирод наперекор тысячелетнему укладу жаждал превратить Иерусалим в один из заметных центров римско-эллинистической культуры, и быть не просто царем иудеев, а стать кумиром эллинистического мира, подобно своим друзьям Юлию Цезарю, Марку Антонию, Августу, и, как подобает образованному человеку того времени, свободно говорил по-гречески и на латыни, все же вряд ли произнес фразу «где должно родиться Христу?», употребив слово «Христос». Во-первых, потому что в обиход оно вошло через сто лет после его смерти. Во-вторых, при всех своих идумейских корнях, римской направленности и пренебрежении к древним еврейским традициям, все же Ирод очень бы хотел, чтобы окружающие считали его евреем. Его приятель, известный римский историк Николай Дамасский даже придумал легенду о том, что его предки принадлежали к знатной иудейской священнической фамилии, вернувшейся из вавилонской ссылки.

И если бы разговор имел место в действительности, нет никаких сомнений, Иродом было бы произнесено ивритское слово «Машиах». К тому же, как пишет евангелист, царь призвал к себе не греческих советников, философов и ученых, имевшихся в избытке при его дворе, не того же Николая Дамасского, а еврейское духовенство — иудейских «первосвященников и книжников народных».

Ранее мы уже подробно говорили о книжниках и повторяться не будем. Но в этом эпизоде хочется обратить внимание читателей на характеристику, данную им Матфеем. Порой поражает краткость и точность его определений, как это было в случае с Иосифом. Вот и сейчас, впервые упоминая в своем рассказе книжников, он называет их «народными». Почему? Потому что книжником, то есть писцом, как и фарисеем, мог стать любой еврей, независимо от своего происхождения. В отличие от жрецов и уж тем более первосвященника.

Далее в текстах Евангелий всеми авторами будет много говориться о первосвященнике, который станет одним из действующих лиц описанных событий. Поэтому давайте уделим какое-то время рассказу об этой важной фигуре иудейского культа.

Согласно Библии, первым первосвященником был Аарон, и лишь его потомки по мужской линии имели законное право занимать этот пост. В дальнейшем на протяжении десятков столетий все первосвященники происходили из одной и той же семьи, берущей свое начало от Садока, жреца времен царей Давида и Соломона. Тысячелетняя традиция существовала вплоть до эллинистического периода, когда в 172 году до нашей эры селевкидский царь Антиох Епифан, стремившейся сделать из Иерусалима ничем не примечательный греческий полис, назначил на этот пост еврея, взявшего греческое имя Ясон.

Ясон был младшим братом первосвященника Йоханана, много лет активно и успешно противившегося желаниям Антиоха III эллинизировать жизнь евреев. Однако, с воцарением Антиоха Епифана ситуация изменилась. Ясон предложил Епифану сместить брата с поста первосвященника и отдать эту должность ему, взамен увеличения размера налогов, собираемых с Иудеи, и строительства в Иерусалиме «гимназии» — стадиона для физических упражнений. Под его влиянием многие жрецы совершенно забросили службу в Храме. Однако через три года по навету своего ближайшего помощника Менахема, переименовавшего себя греческим именем Менелай, он был смещен со своего поста.

Менелай не принадлежали к династической семье первосвященников. Самым главным аргументом в его назначении явилась крупная сумма, уплаченная им в царскую казну, а также немалые взятки греческим чиновникам. При назначении Менелая впервые была нарушена еще одна важная традиция избрания на этот пост —— его пожизненность.

Первосвященник Менелай не стал ни отцом своему народу, ни хранителем иудейских ценностей. При его непосредственном содействии Антиох ограбил Иерусалимский Храм. Совершенно не противился этот первосвященник-эллинизатор и распространению многочисленных греческих языческих культов. А во времена жесточайших гонений на иудаизм, устроенных Селевком, беспрепятственно позволил осквернить Храм — установить в нем статую Зевса и приносить в жертву свиней.

В период Хасмонейского восстания, когда под напором побед Иуды Маккавея селевкидские власти вынуждены были идти на определенные уступки, и даже казнили ставшего ненужным им Менелая, они всеми правдами и неправдами пытались навязать иудеям своего ставленника на пост первосвященника, дабы свести на нет влияние Хасмонеев.

Многолетняя война между греками и евреями, затянувшаяся на четверть века, приносила противникам то победы, то неудачи, в которых те и другие теряли своих предводителей. Пока, наконец, в 152 году до н.э. греки не признали одного из оставшихся в живых братьев Маккавеев, Ионатана, первосвященником, то есть главой еврейской нации.

Следует сказать, что Маккавеи имели косвенное право занимать этот пост, так как принадлежали к жреческому роду. В дальнейшем Ионатан стал иудейским царем, но сохранил за собой первосвященнический пост и все его прерогативы, вернув ему тем самым утраченный престиж.

Его приемники, все последующие цари из рода Хасмонеев, не стали нарушать введенную Ионатаном традицию и продолжали совмещать первые государственные, военный и религиозный, посты, сделав их наследственными, «до того как явится истинный пророк». Так решил созванный в 140 году до н.э. царем Шимоном Хамонеем Великий Собор в Иерусалиме, «Кнессет гдола».

Но время шло, «истинный пророк», предвозвестник прихода Мессии, не приходил, а Хасмонеи, озабоченные получением независимости от Селевкии и расширением своего царства, становились все деспотичнее. Против такого положения, делавшего власть царя безграничной, стали выступать фарисеи. Согласно иудейской традиции, помазанниками на царство могли быть только потомки царского рода Давида. Во времена Хасмонеев народ согласился на «превышение полномочий» представителями этой династии по причине больших заслуг Хасмонейского рода по освобождению Иудеи от греческого господства, хотя одновременное совмещение функций первосвященника и царя противоречило всей библейской традиции.

Как показала дальнейшая история, фарисеи беспокоились не зря. Их открытый конфликт с властью начался при внуке Шимона, царе Иоханане Гиркане I, который будучи одновременно первосвященником, придал своим завоевательным войнам миссионерский характер. Ему показалось мало взятия самаритянской столицы Шхема. В назидание строптивым соседям он разрушил главную самаритянскую святыню — храм на горе Гризим, построенный несколько веков назад в противовес Иерусалимскому храму. Этим необдуманным и жестоким поступком царь-первосвященник окончательно рассорил самаритян и иудеев. Отголоски этого события, случившегося за сто пятьдесят лет до начала деятельности Иисуса, мы находим в новозаветном рассказе, где галилейский целитель отказывается помочь самаритянке. А «доброго самаритянина» он может представить своим слушателям только в притче.

Но настоящую бомбу замедленного действия Гиркан заложил после покорения им Идумеи, решив обратить идумеев в иудаизм.

Ко времени его царствования Идумея была небольшой по размеру областью к югу от Иерусалима со столицей в Хевроне, и представляла собой лишь западную часть бывшего Идумейского царства, распавшегося под натиском арабов-набатеев, что произошло в III веке до н.э. Но со времен патриархов, когда Идумею завоевал Исав, брат Якова, со дней Моисея, когда идумяне не позволили евреям после их исхода из Египта пройти через свои земли в Ханаан, со дней царствования Саула и Давида, покоривших идумеев, со времен ассирийского и вавилонского нашествий, и после изгнания с родных мест набатеями, идумяне последовательно проводили политику, направленную против евреев, заключая союзы с их противниками и используя любой случай для нападения.

Многие исследователи и теологи считают, что перманентное чувство вражды и ненависти к евреям идумеи воспроизводили в каждом новом поколении, причиной чего были горькие сожалея, что евреи лишили их возможности завоевать плодороднейшие земли Ханаана, текущие, как известно, молоком и медом. Поэтому при каждом удобном случае из века в век идумеи мстили евреям, как могли.

Не менее негативно окрашенное чувство испытывали евреи в ответ к идумеям. Иногда конфликт разгорался с такой силой, что во Второзаконии, утвердившем монотеизм законодательно в 7 веке до н.э., было прописано иудейскому народу не питать отвращения к эдомитянам, ибо будучи язычниками, они все же ведут свой род от Авраама.

А. Азимов в своих комментариях к Ветхому завету считает, что вражда эта имеет еще более древние корни, которые можно соотнести к ветхозаветному рассказу о том, как младший из двух братьев Иаков выкупил свое первородство у старшего брата Исава за похлебку из красной чечевицы, что стало поводом называть последнего «Едом», то есть «красный». Но настоящая вражда между братьями началась после удачного обмана Иакова, получившего вместо брата последнее благословение ослепшего отца, для чего он обернул свои руки шкурами козлят, чтобы стать похожим на волосатого Исава.

Нехорошую память об этом инциденте оба брата пронесли через всю жизнь, заложив ее в психологию двух этнически близких народов, родоначальниками которых стали. Ко времени выхода сынов Израилевых (или Иакова) их Египта, идумяне (сыны Исавовы) прочно закрепились на окраинах Ханаана и не пропустили израильтян через свои земли из принципа. Одной из причин отказа можно считать желание «старшего брата» указать «младшему брату» его место.

Однако, выкуп первородства, не принесший Иакову никаких дивидендов при жизни, стал предвиденьем реальной исторической ситуации, случившейся спустя много веков, когда израильтяне после побед царя Давида над «старшим братом», сделали Идумею своей провинцией. Но уже при Соломоне восставшие идумяне освободились от железных объятий «младшего брата», мстя ему при каждом удобном случае.

Завоевание Идумеи царем Гирканом можно считать очередной победой над опасным соседом, что явилось вполне закономерным и оправданным шагом. Но Гиркан пошел дальше своих предшественников, решив не просто включить Идумею в состав своего государства, а принудить ее жителей к принятию иудаизма, пусть даже насильственным путем, окончательно закрепив тем самым свое превосходство. С точки зрения прагматичного человека, коим Гиркан несомненно был, принятие иудаизма должно было превратить извечных врагов в единоверцев и способствовать интеграции идумян в иудейское общество.

Но, как известно, именно такими благими намерениями выстлана дорога в ад. Не будь в руках Гиркана сильнейшей концентрации власти, вопрос этот мог решиться иначе. Ибо поступок царя считался фарисеями ошибочным изначально, так как нарушал основной принцип веры — никогда и никого не обращать в иудаизм принудительно. Их доводы основывались на на строчках Библии: "«Будьте предо Мною святы, ибо Я свят Господь, и Я отделил вас от народов, чтобы вы были Мои» (Левит 20:26).

В соответствии с этим Божественным предписанием евреи крайне ревниво и твердо отстаивали свою отгороженность от язычников, считая собственную религию самой правильной, и оставляя за собой право богоизбранного народа.

В результате, как и опасались фарисеи, «миссионерские подвиги» Гиркана вышли евреям боком. Идумейская знать в лице идумянина Антипатра, а затем его сына Гордуса (на русский манер Ирода) — приобщенных к иудаизму только в первом и во втором поколении — подхватила из ослабших рук Хасмонеев царскую власть.

Нужно отметить, что Гиркан сделал все, чтобы независимо от того, каким образом идумяне стали монотеистами, их пребывание в лоне иудаизма не вызывало сомнений. В его указах особо подчеркивалось полноправие новообращенных, "пришедших укрыться под крылом Божиим". Тем не менее, несмотря на сии августейшие предписания, идумеи так и остались для евреев чужаками.

Видимо, вся эта ситуация с огромным количеством взаимных претензий, старых и новых обид,    бесконечной вражды, ненависти и подозрительности, настолько надоела Богу, что он решил наказать оба народа. В результате, сначала идумяне были покорены евреями, а те в свою очередь вследствие проявления крайней степени пренебрежения, презрения, религиозного чванства к новообращенным попали под власть того, кого презирали.

Авторитетный английский историк Арнольд Тойнби проводит интересную аналогию: иудеи получили незваного пришельца из Идумеи, как французы корсиканца Наполеона или русские грузина Сталина.

Но идумянин Ирод, ставший иудейским царем, при всех его амбициях и наплевательском отношении к Торе, не мог занять пост первосвященника, так как не принадлежал к священническому роду потомков Аарона. Как пишет М. Штерн в своей книге «Царствование Ирода», «любая его попытка присвоить себе первосвященство вызвала бы бурю негодования среди евреев. Таким образом, перед Иродом возникла серьезная проблема, требовавшая незамедлительного решения».

А проблема состояла в том, что первосвященником в то время был весьма популярный в народе брат его жены Мириам, Аристобул III, внук последнего Хасмонейского царя. Но, как известно, нет человека — нет проблемы. И после смерти Аристобула, тот, по всей видимости, совсем не случайно утонул во время купания в бассейне иерихонского дворца Ирода, попросту не осталось ни одного члена этой семьи, реального претендента, как на занятие должности первосвященника, так и возвращение трона.

Ну, а после этого, смещая первосвященников по своему капризу, назначая своих любимцев, по большей части людей не достойных этого сана, Ирод сознательно девальвировал институт первосвященства, приведя его в полный упадок. Может быть, поэтому во всех Евангелиях с оттенком пренебрежения говорится о каких-то «первосвященниках», с полным игнорированием того факта, что во все времена, и в дни царствования Ирода и после него, этот пост занимал только один человек.

Правда, следует признать, что за многовековую историю случилось таки одно единственное исключение, лишний раз подтверждающее правило, когда одновременно существовали два первосвященника. Это произошло в 10 веке до н.э. при объединении царем Давидом племен южного и северного Ханаана. Сам Давид — «южанин» из рода Иуды, будучи дальновидным политиком и дипломатом, не мог лишить этой должности верховного жреца десяти северных колен Садока, дабы не вызвать их гнев. Но в то же время ни за что не хотел отбирать эту должность у своего преданного друга и помощника Авиафара, бывшего иудейским первосвященником. Поэтому в первый и последний раз в еврейской истории было принято компромиссное решение оставить на посту обоих верховных жрецов.

Это ненормальное положение изменил только Соломон, изгнавший Авиафара за поддержку притязаний его противника на престол. С тех пор должность верховного жреца переходила в роду Садока от отца к сыну. Кроме этого случая иудейский первосвященник всегда был в единственном числе. И еврей Матфей, или правильнее Матитьягу, сообщающий евреям «благую весть о Мессии» не мог не знать об этом. Как не мог не знать о столь важном факте сам Ирод, от имени которого вещает евангелист.

Тем более что такие грубые ошибки значительно понижают доверие читателей. А аудиторией Матфея были его соплеменники — евреи. Не спроста в его тексте так много узнаваемых ими подробностей. И только у него приведено поистине обилие цитат из Писания, согласно которого к первосвященникам, как и к царям, применялся эпитет Машиах, то есть помазанник, так как посвящение в этот сан сопровождалось помазанием елеем (Лев. 4:3,5,16).

Возвращаясь к дням римского правления Иудеей после смерти Ирода, непременно следует отметить, что каждый прокуратор, пользуясь предоставленным ему правом, менял первосвященников, как перчатки. Только при третьем римском прокураторе Валерии Грате сменилось четыре первосвященника. Вот что пишет об этом Иосиф Флавий: "Он сместил первосвященника Анана и поставил на его место Исмаила, сына Фаби. Впрочем, недолго спустя он уволил и Исмаила и назначил на его место Элеазара, сына первосвященника Анана. По прошествии года он удалил и его и передал этот пост Симону, сыну Камифа. Однако и последний удержался не более года, и преемником ему был назначен Иосиф, прозванный также Каиафой" (Иудейские древности, 18, 2:2).

Не мудрено, что в новозаветных текстах возникли «первосвященники». На мой взгляд, режущее слух и глаз множественное число в тексте Матфея могло появиться значительно позже, после редакторской правки, сделанной с целью унифицирования текстов Евангелий. Видимо, подобным образом было написано у других евангелистов, что еще раз подтверждает их плохую ориентацию в иудаизме. Редакторы, чьи представления о предмете были еще отдаленнее, посчитали их вариант правильным. С такой невежественной формой изменения текстов нам предстоит встречаться неоднократно.