Психопат рассматривал какую-то из странных выпуклостей на гладкой стене здания, такого родного и знакомого, когда его схватили за рукав и потянули прочь. Он даже не удивился, лишь сожаление мелькнуло у него в голове.
— Кто ты? — не то сказал, не то подумал ворон, без всякого удивления рассматривая того, кто так уверенно тянул его за руку. Это была женщина, самка рода варх'гоновского, тонкая, длинная, одетая крайне удобно, что было странно для самок этой нации.
«У меня нет имени.»-варх’гонка резким движением откинула с лица паутину темных волос. — «Я тебе скажу только одно: нужно бежать!»
Он подчинился. Но спустя пару сотен метров он замер, остановив взгляд на странно живой статуе, вмонтированной прямо в стену. И наклонился рассмотреть поближе, привлеченный внимательным взглядом.
«Нужно бежать, я же сказала!» — и ворона оторвали от стены в самом прямом смысле этого слова.
— Но я же только посмотреть!— пробормотал он.
«Не засоряй воздух пустыми словами!» — он не знал, как это воспринять, но из ее разума это звучало как жесточайшее оскорбление.
Психопат был нервным только в определенных случаях, примерно на расстоянии нескольких сотен метров от прекрасных стен Эдема, украшенных вживленными в них статуями. Статуи производили впечатление живых, прямо как статуи у входа в храм мертвого культа белых воронов. Вероятно, у них был один и тот же автор.
— Почему ты покинула город? — спросил Психопат, запнувшись на последнем слове. Изначально он хотел сказать привычное всем воронам «Племя», но быстро опомнился. Неожиданная спутница его смущала.
Они уже отошли довольно далеко, чтобы к нему начали возвращаться его природные взбалмошность, любопытство и полное отсутствие меры и тормозов.
Ответ пришел незамедлительно.
«А почему ты говоришь, а не думаешь?» — насмешливо спросила она.
«Потому что я сам не знаю того, как ты услышишь мои мысли,» — язвительно подумал Психопат и только открыл рот, чтобы сказать что-нибудь умное, как в его голове раздался смех.
«Так-то лучше. Это хотя бы правда.»
Эдемец перевел взгляд на сидящую перед ним варх’гонку. Все в ее облике говорило о ее нечистой крови. Слишком светлые для варх’гона волосы, слишком маленькие для варх’гона глаза, слишком ярко выраженный для варх’гона рот. Все слишком.
Но ее как-то это не заботило.
Казалось, этот разговор ее забавлял.
— Почему ты покинула своих? — серьезно спросил ворон. Варх’гонка засмеялась.
«Ты так любишь знать?» — мелодично спросила она. Но ворон смотрел на нее пытливым взглядом, качал головой и повторял свой вопрос. Пришлось ответить.
Варх’гонка вздохнула и ответила.
«Потому что меня там называли Плоскодонкой.»
— Почему? — удивился Психопат. Варх’гонка критически его осмотрела, дольше всего рассматривая крылья, и безнадежно махнула рукой.
«А, тебе не понять.»
Минута молчания.
«Ладно, теперь моя очередь. У тебя есть имя?»
Ворон кивнул.
«Счастливчик…»— завистливо вздохнула она. Психопат понял многое — они примерно одного возраста, варх’гонам имена давали к совершеннолетию, только варх’гоны из материнского мира получали имена с рождения. Психопат улыбнулся. Если бы его имя, данное ему с рождения, стало известно ей, ей пришлось бы туго! Если бы она узнала, что он родом из Эдема и стены его для него как родные, это было бы слишком.
«А какое у тебя имя?» — поинтересовалась она.
— Психопат. — ответил ворон. Варх’гонка слегка нахмурилась. Что-то было не так. Ворон даже не успел подумать, в то время как она вскочила и в мгновение ока свершила что-то с его волосами. Вернулась на свое место и, критически посмотрев на творение рук своих, засмеялась:
«Теперь похож!»
Психопат посмотрелся в блестящее днище тарелки. Действительно, похож. Он широко ухмыльнулся и вдруг начал дурачиться:
«За содеянное тобой, — он встал и принял геройско-пафосную позу. Смешно же это, наверное, выглядит со стороны — эдакий немой театр. — Я даю тебе имя. — он остановился, комично наморщив лоб, с поднятой рукой и прижатым ко лбу пальцем. Варх’гонка с плохо скрываемым восторгом следила за ним. — Тайна! — громко подумал он и указал пальцем прямо на нее. — теперь тебя зовут Тайна.»
Варх’гонка счастливо засмеялась и захлопала в ладоши. Она была счастлива.
Утром Психопат проснулся раньше, чем она. Встал и посмотрел на ее счастливое лицо спящего ребенка. Прошептал:
— Спи, тайна, а я… я должен идти, чтобы ты не подверглась моей опасности.
И взмыл вверх.
Он благополучно добрался до Племени и окончательно вступил в него. Но в тот же год он оказался в К’Хатуме, где ему рассказали о гениальной воровке без имени, величайшей воровке в мире, борющейся с бандой Танцующего Крыла. А так же о том, что она будет казнена в Дитуме. И он отправился в Дитум. Там приверженцы воровки рассказали ему о том, что ее казнят сегодня вечером, а схватили ее неделю назад, спящей в лесу, незадолго до рассвета. Психопат понял, что они не все тогда сказали друг другу и пошел на площадь. Там, к вечеру, он увидел выводимую из ворот тюрьмы Тайну, в ее одежде, той же самой, что и тогда, когда он ее видел. Психопат сопровождал ее до эшафота, проталкиваясь сквозь толпу. Он сопровождал ее и мысленно пытался до нее докричаться. Но она обернулась к нему уже на эшафоте — где ее должны были повесить.
Поистине странный был у них диалог.
«Ты все еще любишь знать?»
«Я все еще здесь ни при чем. Мы просто многое не сказали друг другу.»
«Слабый любознательный ум.»
«Ты тоже хороша».
«Почему ты ушел? Только правду.»
«Я Пернатая Тварь.»
«А я воровка.»
«Вот и поговорили.»
«ты не виноват.» — услышал он и ей на шею накинули петлю. Психопат очнулся и понял, что уже кончается ритуал — монотонное перечисление лишения приговоренного всех прав, заслуг и имен. На последнем пункте варх’гонка крикнула во весь голос:
— У меня есть имя! — и на губах ее заиграла довольная улыбка. А в голове Психопата раздалось:» «Я знаю, ты возьмешь для меня автограф у Урх».
Потом веревка натянулась и ее не стало.
Без Домный вывел сомнамбулу Психопата из толпы и увел обратно в Племя. Там он сидел в углу двое суток, уставившись в одну точку.
Некоторое время спустя Психопат, так и не начав разговаривать, начал подавать признаки жизни. А спустя еще неделю он начал двигаться.
-Как же тихо и приятно на ночной кухне, — подумал Боевой Нож, готовя себе бутерброд. Прошлое опять не дало ему спать — вот он и удрал от него на кухню. Там было тихо и темно. Только Чешуйчатокрылый в углу пил чай.
-А, черт! — Боевой Нож сунул порезанный палец в рот. Только что вошедший Психопат метнулся к нему.
-Да ладно тебе!— сказал Боевой Нож, улыбнувшись, когда увидел перед собой два огромных, обеспокоенных серебристых глаза.
Но Психопат схватился за нож и быстрее быстрого резанул себя по ладони. В следующее мгновение его липкая окровавленная рука крепко сжала порезанный палец Боевого Ножа. И ополоумевший полукровка помчался к флегматичному Чешуйчатокрылому.
Тот сам подставил руку.
А когда все кончилось и Психопат отпустил руку ошеломленного Боевого Ножа, Чешуйчатокрылый улыбнулся.
-Теперь мы родственники, — и несмелая улыбка выплясывала на худом лице.
Психопат же не проронил ни слова.
А месяц спустя случилось чудо.
Психопат тихо прикрыл за собой дверь и обернулся, тут же застыв с открытым ртом. За столом сидел грустный Боевой Нож.
— Привет. — сказал Боевой Нож. Ошалевший Психопат кивнул и, сглотнув, сказал:
— Привет, — едва шевельнув пересохшими губами. Собрался с силами и продолжил:
— А.. Почему ты не спишь?
— Не могу. — развел руками Боевой Нож.
В душу Психопата закралось смутное подозрение, но он все же спросил, слегка нахмурив брови:
— Почему?
— Тебя не хватает.
И Психопата как будто обдали холодной водой.
Пару дней спустя:
— Если бы я мог, я бы нарисовал у себя улыбку. Только нет сил дотянуть руку с ножом до лица.
Падающая Капля, темноволосая, слегка раскосая ворона с типичными представлениями белых воронов, с ужасом посмотрела на Психопата. Чуть дальше прямо на столе сидела Плачущая Птица, высокая, рыжая, обычно неразговорчивая. Белые крылья были широко раскинуты и контрастировали с темной полированной поверхностью стола. Казалось, что она никого не слушает. Держа в руке кружку с чаем, Плачущая Птица смотрела куда-то в никуда. Ровно половина стола была заставлена пустыми кружками— ее и чужими. Пернатые Твари часто ленились убирать за собой.
Психопат пил, а напротив него сидел молчащий Палач, прозванный так, из-за того, что обожал таскаться с палаческим аристовским капюшоном. Таскался с ним так, как будто питал к нему какое-то извращенное пристрастие противоестественной направленности.
— Да и зачем мне улыбаться? — пробормотал растрепанный Психопат, выискивая взглядом в стакане истину.
— Она рядом с тобой. Еще немного — и я взревную. — сказал Палач и поднялся, взяв свой капюшон, на котором сидел. — Перестань заигрывать с нею. — добавил он и ушел.
Падающая Капля, нахмурившись, посмотрела ему вслед, но не последовала его примеру. Психопат криво ухмыльнулся и перестал пить. Падающая Капля облегченно вздохнула и присела рядом. Вроде бы все стало хорошо, относительно, как вдруг грудной, бархатистый, приглушенный голос Плачущей Птицы как будто ножом разрезал возникшую тишину.
-Мое маленькое сомнительное детство умещалось в ладонях кого угодно, но только не меня. Я как сосуд, наполненный до краев уверенностью. Мои зеленые глаза цепляются за мир крепче корней дерева. Мои волосы ярче чем закат.. в общем, все это неважно… я это я, а ты…. Это ты…
И смех Плачущей Птицы, насмешливый и горький одновременно, заполнил кухню.
Плачущая Птица сидела на столе в окружении пустых кружек. Психопат смотрел на нее очень внимательно, будто стараясь запомнить черты ее лица и каждую черточку ее тела.
-Слезы на моих щеках — просто дань одиночеству… не более… на самом деле я никогда не плачу.. — и полные губы вороны исказила улыбка.
-Мне никогда не казалось противоестественным то, что я делаю.. отнимать воду этих существ…. Если мне это дано, значит, это нормально… — и Плачущая Птица усмехнулась, глядя в пол и болтая ногами.
Падающей Капле внезапно стало конкретно не по себе. В возникшей тишине, нарушаемой лишь шелестом платья Плачущей Птицы, они просидели ровно несколько мгновений. А потом в ней внезапно возникла брешь.
— Я помню… — задумчиво сказал Психопат и глаза его подернулись пленкой воспоминаний. –Помню, что, когда я был младше, гораздо младше, чем сейчас, я ходил в рудники. Там было темно, холодно, много каторжан — угрюмых каторжан — но мне там нравилось. Очень нравилось.Я разносил им обеды. — он усмехнулся. Падающая Капля смотрела на него широко распахнутыми серыми глазами, затаив дыхание. Она никогда не слышала, чтобы Психопат говорил так много слов. Да еще и о себе. — Помню, там был наиболее молчаливый из всех, с волосами разного цвета. Половина его волос была седой, другая была каштановой. Это меня озадачивало. Он сидел в углу мрачнее тучи, пока остальные собирались в кучку, чтоб поужинать. А я стоял рядышком и наблюдал за ними… они не сетовали на свою судьбу,они вспоминали дни своего величия, говорили о великом Ярхе, говорили, что это воля Ярхе, а значит, они должны ей подчиниться. Они называли двуцветного «отступником» и критиковали глупость Янтаря. Как сейчас помню, меня смешили эти разговоры, я не понимал глупости камня. А этот, молчаливый и тощий, с разными волосами, он все время сверлил мне взглядом спину. Мне и сейчас иногда кажется, что у меня остался шрам от его взгляда. А потом, когда я принес ему еду, он глянул на меня так злобно, что я споткнулся и пролил суп ему на одеяние. Тогда-то он и накинулся на меня с кулаками и угрозами… помню, когда меня оттуда уводили, он кричал, топая ногами и брызгая слюной: «Ты меня еще вспомнишь, щенок! Не будь я М’ьерой!!!»
Психопат невесело усмехнулся.
-Вот и вспоминаю. Каждый день…
Несколько дней спустя:
Боевой Нож зашел на кухню, а там только-только кончился ужин. За столом сидел хмурый Психопат. И №8 в углу, вся такая тихая и погруженная в себя.
Боевой Нож сел напротив Психопата, заняв место только что ушедшего Каменного Кулака, наградившего его неодобрительным взглядом. Ворон сел, крепко обхватив кружку ладонями, и произнес ритуальную фразу:
-Привет. — даже не надеясь на ответ.
Но ответ прозвучал:
-Тебя травили или ты просто так сюда пришел?
Боевой Нож поперхнулся кофе, прокашлялся и вскинул глаза, онемев от удивления.
Психопат разговаривает?!
Серебристые глаза были полны непогашенной горечи.
-Э.. мою мать забили камнями. Я из Аристо. — пояснил Боевой Нож оправившись от удивления.
-Понятно. — кивнул Психопат, а выражение глаз не изменилось. — А меня травили.
Боевой Нож опять подавился. Прокашлялся и внимательно посмотрел на Психопата.
-Собаками. — добавил тот и задрал рукав. Глубокие, жуткие шрамы покрывали руку до локтя.
Боевой Нож смотрел на них с минуту. Видимо, все его мысли отобразились у него на лице, потому что Психопат одернул рукав, встал и хлопнул Боевого Ножа по плечу.
-Спасибо, — и ушел, оставив ошеломленного Боевого Ножа сидеть за столом.
Месяц спустя, во время нечаянной встречи с в первый раз сбежавшим из плена Эахилом, добывшим себе супер вундервафлю:
Психопата резко схватили за плечо и рванули назад, в свет факелов, с такой силой, что он рухнул на землю, пребольно ударившись. Рядом глухо приземлился послушный цеп.
-Кретин! — взревели рядом так яростно, что у Психопата не осталось сомнений в правоте говорившего.
Щуря глаза и моргая от слепящего света, беспомощно распластав по земле белые крылья, он старался рассмотреть своего «спасителя». Ему это удалось только благодаря Рассу — его длинная фигура уверенно приземлилась, закрыв распахнутыми крыльями источник света. Собственно, о том, что это Расс, Психопат догадался только по характерному щелчку его оружия, переставшего быть одним целым.
-Убирайтесь отсюда. Я с ним разберусь. — сказал он своим веселым несерьезным голосом.
Вепрь рывком поставил Психопата на ноги и поволок прочь, от Расса и факелов, от помутившегося разума укравшего меч Похоть ворона и водоворота, затягивающего к себе все живое, подальше от варх’гоновских технологий. Психопат не мог поверить, что его оттуда уволакивает Вепрь. Пусть и таким постыдным образом.
Буквально через несколько минут они уже были в ближайшей таверне. Больше всего Психопата удивлял не бармен-мора'йвек, не сидящий за барной стойкой странный худющий светловолосый тип, а внезапная щедрость обычно злого и нелюдимого Вепря. Но, справедливо рассудив, что халява есть халява, он решил не выпендриваться, а воспользоваться этим славным случаем. "вот будет мне завидовать Каменный Кулак!"— мстительно подумал он.
-Что мы тут делаем? — спросил Психопат, берясь за бутылку.
-Конкретно ты или конкретно я?
-Ну… вообще — мы.. — и Психопат неопределенно взмахнул рукой.
-Ну… ты, например, напиваешься.
-А дальше?
-Я жду Раса.
-А дальше?
-А Расс, наверное, воюет.
-Ну да, это все верно.. — неуверенно пробормотал Психопат.
-Хочешь сказать, что играешь в пьяного Палача? — прищурился Вепрь. Нехорошо так прищурился.
Психопат едва успел открыть рот, как в таверну ввалился смертельно уставший Расс. Нетвердым шагом прошел к их столику и, рухнув на стул, загремев Дубьем, залпом осушил полную кружку Вепря.
Вепрь и Психопат обменялись взглядами, полными изумления.
"Расс бухает?!" — читалось у них в глазах.
— Он почти меня сделал.. — после паузы, показавшейся им вечностью, произнес Расс.— Но когда я хотел было выбить у него из рук эту поганую железяку, — и он сделал большой глоток из кружки Психопата, — Появился этот. — пауза. — Он… —Расс ошеломленно покачал головой. — Он.. просто поймал меч в полете. Голой ладонью. Наплевав на весь этот чудовищный водоворот. Не обратив внимания. Проходя мимо. Это… это было невероятно. Такая тишина сразу… как будто все звуки рухнули в пропасть… с ума сойти…
-Может, это был М’ьера? — предположил Вепрь.
Психопат показал ему язык. Расс ошеломленно качал головой.
-Да как он хоть выглядел, этот ненормальный?
-Высокий, слегка сутулый… я таких еще не видел..
-Ну, это мы уже поняли. А дальше?
-Вепрь, заткни его, а? Я пытаюсь успокоиться.
-Это бесполезно.
-Ну?! Ну-ну-ну!!??!!
-У него были темные волосы с красноватым отливом.
Сидящий за стойкой худющий блондин внезапно подавился своей выпивкой. Бармену пришлось покинуть свой окоп и, выйдя в зал, похлопать его по спине. Вероятно, странный блондин с длинными, до пояса, волосами, был не просто завсегдатаем.
-?!
-Он молчал. Но в глазах его была нечеловеческая мудрость.
-Ух..
-Что?!
-Это точно не М’ьера.
-Это еще почему?
-Если у кого в глазах и может быть нечеловеческая мудрость, то уж точно не у М’ьеры.
-Э?
-Этот колдун непроходимо туп. — тоном профессора закончил Психопат. Сидящий неподалеку странный блондин подавился второй раз. Бармен аккуратно похлопал его по спине.
Вепрь и Психопат переглянулись.
-Да, кстати… — вкрадчиво начал Расс.
-А с какого это перепугу ты туда сунул свой длинный нос, маленькая сумасшедшая пакость?
Психопат поднял голову.
-Я сказал бы, кто ты на самом деле, да боюсь, что ты обидишься.
-Ну и кто я?
-Моя галлюцинация. — хихикнул пьяный Психопат.
-Очень смешно. — фыркнул Вепрь.
-Да, кстати, — спустя еще две бутылки произнес Вепрь.
-Ммммм?
-А кто это был, с мечом-то?
Расс долго смотрел на него, прежде чем ответить.
-Ты будешь смеяться.
Психопат хихикнул и зажал себе рот рукой.
-И?— повторил Вепрь.
-Это был король белых воронов. Некто Эахил.
Психопат недолго смотрел на их серьезные лица. Если честно, он не выдержал и двух минут. Ему просто стало невыносимо смешно. И никто из них не обратил никакого внимания на громкий хлопок, звук радостной встречи руки блондина с его лбом. Никого из Тварей не насторожила степень эмоциональности восприятия блондином произносимых ими слов. Только бармен понимающе похлопал его по плечу, всем своим видом говоря: "дети же, откуда им знать о конспирации?"
-Не понял. — покосился на Психопата Вепрь. — Что в этом смешного?
Психопат ответил. Когда успокоился.
-Ну, понимаешь, я рос в таких местах... — начал он издалека.
-А это тут при чем? — спросил рассеянно Расс.
-В этих местах по Эахилу очень скучают. — как ни в чем ни бывало, закончил Психопат.
-В смысле? — уставились на него две пары глаз.
-В прямом. Он появился на свет после трех дневного сидения его матери рядом с телом мертвого короля белых воронов.
-Прежде чем оно рассыпалось в стаю птиц? — недоверчиво приподнял брови Вепрь.
-Он же был королем белых воронов! Почему я должен это тебе объяснять? Белые вороны распадаются в птиц, только попав домой. А так как Эахил первым увидел труп папочки, то...
-Он же должен быть психом! Ему самое место в Эдеме! — завопил Расс и вдруг осекся. Напротив сидел Психопат. Сама невинность.
-А дальше? — спросил Вепрь, не дав Расу возможности извиниться.
-Дальше. Айях — его двоюродный брат.
-Это мы и так предполагали. Особенно после того, что ты нам сказал.
-Мать Айяха была последней Верховной Жрицей Солнечной Луны и сестрой матери Эахила. –продолжил Психопат. Довольство плескалось в его серебристых глазах.
-Мда. — мрачно проговорил Вепрь. — Говоришь, Айяху она мать?
Психопат снисходительно на него посмотрел.
-Отречение от нее стоило ей и культу — падения, Айяху — безопасности черных воронов, а Эахилу это послужило поводом для вражды с Айяхом.
-Я слышал, что у них вражда была исконной. — мрачный Вепрь крутил в руках кружку и не отрывал от Психопата своих темных глаз.
-Ты прав. — важно кивнул Психопат. — Первое, что они сделали, когда встретились — это подрались. Говорят, их с трудом растащили.
Руки Раса ползали по столу в поисках «звонаря».
-А еще он сбежал из варх’гоновского плена.
-Ну и что? — фыркнул Вепрь.
-А то. Он спер у них меч Похоть и секиру Смрад.
-И что?
-А то.— фыркнул Психопат. — ты из какого леса вылез? Не знаешь, как устроено варх'гоновское оружие? к тому же, еще и экспериментального образца? Вепрь, тебе вообще не стыдно?
Вепрь нахмурился и отвернулся.
-Но больше всего меня смущает то, что этот полоумный забыл со своим оружием в самом к'Хатуме.— задумчиво протянул Психопат, подперев рукой свой острый подбородок.
Кому, кроме как Психопату, было знать о новейших на тот момент разработках варх'гоновского оружия. В конце концов, он же был из Эдема. Какого только оружия у них не было! А все благодаря варх’гонам. Те, как известно, были знатные извращенцы. Каждое оружие было извращенней другого. Хлысты и Похоть — это фигня по сравнению с тем, что было в Эдеме. Ну, или со Смрадом.
Смрад в действии
Попав в руки неудовлетворенного жизнью короля белых воронов, у которого была масса разнообразных проблем и острая нужда в психоаналитике, эта «дикая секира» — к которой боялся подходить Яр Хагель — наделала в свое время много бед. Мало кто знает технологии и принципы действия подобного оружия варх’гонов, но их было два — Похоть и Смрад. Остальные просто извращенной формы и по этой причине не рассматриваются. Этот большой топор с кучей всяких приспособлений просто создан для изничтожения ближнего своего! Действие напоминает мясорубку. Топор подчиняется идущим из ваших нервов импульсам разрушения (присущим всякому живому организму) и перестает быть орудием концентрированной злости только тогда, когда на ваших руках есть перчатки. А так все как надо — пластины №1 переламывают кости (например, вашей жене сплетнице), острие вспарывает животы и отрубает руки-ноги (а иногда и головы особо обнаглевшим), а особые пластины оставляют ваши руки на месте. Копье на конце древка лишит вас чести замахиваться на какого-нибудь местного джей’офа. В одного, в приступе неожиданной мизантропии, можно положить порядка ста воинов — если они будут намерены вас убить, конечно. Лезвие впитывает кровь— исключительно благодаря нанотехнологиям и генетическим кодам, радостно вплетенным в сталь варх'гоновскими умельцами. Высокотехнологичные варх'гоны, в принципе, по желанию, и не такое могли соорудить. А в виду врожденной телепатии, нет ничего удивительного, что оружие у них действовало исключительно подчиняясь подсознательным желаниям владельца.
Особенно эффективным оно было именно в руках уважаемого Эахила, немного клюкнутого на голову короля белых воронов, живущего по жизни с девизом: "как же вы меня все достали, кто бы знал!".
Сломать сие варх'гоновское изобретение невозможно — Эахил в приступе неожиданного для себя хиппизма пытался. Не получилось.