Написано в декабре 2008 года
Сначала он ощутил легкое, прохладное движение воздуха, донесшее на своих волнах слабый миндальный аромат. И только после этого вернулась память.
Воспоминания ожили сразу, хлынули тяжелым неуемным потоком, и явь перемешалась с недавними грезами, стало трудно решить, что относится к реальности, а что — просто плод воображения.
Он вздохнул и открыл глаза, скользнул взглядом по густо-фиолетовому небу, подернутому вечерним тающим пурпуром…
-С возвращением, — прошелестел тихий, очень знакомый голос, по которому он, сам того не зная, успел стосковаться. — Приветствую, Атой!
Атой рывком сел, и белое шелковое покрывало соскользнуло с ложа на мраморный пол. Рядом, прямо на холодных плитах, сидела точеная белокожая брюнетка с немного раскосыми, похожими на горящие уголья, глазами. Своей аристократической бледностью и хрупкостью девушка напоминала искусно выполненную фарфоровую статуэтку. Кутаясь в черную атласную сутану, она печально смотрела на него. И Атой смутно припомнил, что этот взгляд всегда остается грустным.
Ах, Изабелла!.. Утонченная волоокая женщина-загадка с шелком черных волос, источающих аромат миндаля...
—Как путешествие? — мягко спросила она тем же шелестящим, с приглушенными интонациями, голосом.
Атой потянулся всем своим ладным, сильным телом, возвращая утраченную со сна гибкость, и окинул ленивым взглядом окрестности. С ответом не спешил.
Они находились на террасе, овеянной призрачным розовато-золотистым светом, который проникал между витых колонн, заросших диким плющом и виноградом. Вид отсюда открывался изумительный: особняк был расположен на скале, и город представал, как на ладони. А в такие предзакатные часы казался и вовсе игрушечным, даже сказочным…
-Ты спрашиваешь, как путешествие, Изабелла? — расслабленно улыбнулся Атой, снова взглянув на девушку. — Пока не знаю. Все неопределенно… Я не могу припомнить детали… О боги!
Его тон и выражение лица изменились так внезапно, что Изабелла испуганно отшатнулась, невольно схватившись за сердце. Опомнившись, положила ладонь ему на колено, всмотрелась в исказившиеся черты.
-Что с тобой, родной? Плохо?
-Нет-нет, но Эльдар… — мужчина закусил губу и снова обернулся к подернутому дымкой пейзажу. — Ах, как же это могло произойти?!! Я не мог его убить!
ХХХ
-Бежать, быстрее бежать! — шептал себе под нос Корр, стремительно лавируя в потоке людей.
Торговые ряды, базарный день — удобное место и время для такого вот беглеца.
Как, как это могло произойти?! Как он мог настолько потерять контроль над собою?!
-О, Тереза… — простонал он, и какая-то полная молодая женщина, закутанная в толстый платок, с испугом и удивлением воззрилась на него, едва не выронив свой глиняный кувшин.
Неужели ее тоже зовут Терезой?.. Находясь на грани истерики, Корр едва удержался от безумного хохота. О, эту грузную особу нельзя и сравнить с миловидной смуглянкой Терезой, его любимой, его единственной… все увлечения прошлых лет — пустое. Только она, она одна имеет для него значение, всегда имела — даже до момента знакомства. И Альберт должен был понять это! Он сам во всем виноват! Он должен был уступить свои права на прекраснейшую из женщин! Хотя какие права?! Все права принадлежат ему, Корру! А тот ничтожный факт, что Тереза считалась чужой невестой… Что ж, ее вынудили обстоятельства дать обещание другому. Она ведь не знала, что встретит свою Судьбу.
И все-таки, какое чудовищное завершение столь чистых отношений! Любовь, страсть и нежность сменились ненавистью, смертью и кровью…
Корр мчался, почти не разбирая дороги, а в памяти, помимо воли, всплывали одна за другой картины недавнего прошлого.
…Вначале он познакомился с Альбертом, они даже почти подружились. Хотя к чему эти словесные выкрутасы?! Вовсе не «почти», а очень подружились! Казалось бы, в неполные тридцать лет нового друга найти непросто, а ему удалось. Вернее, такое впечатление сложилось поначалу…
Они впервые встретились в Отряде Смертников — таким интригующим названием именовали особую группу мужчин, личную охрану Хозяина Города. Обратиться в бессловесную тень великого человека — работа, с одной стороны, опасная, с другой же — привилегированная и с высокой оплатой. Да и постоянный привкус смерти — особое наслаждение для людей, не мыслящих пресного существования и жаждущих добавить в каждодневную рутину остроты и перчинки. Именно таким человеком был Корр.
-У Хозяина Города, нашего славного правителя, много врагов, — вкрадчивым тоном вещал Сандро, первый человек в Отряде Смертников. Его обманчиво-мягкий голос и спокойные манеры могли ввести в заблуждение менее искушенных особ, однако Корр с первого взгляда понял — получить подобного врага весьма неразумно. Среднего роста, крепко сбитый, со спутанной гривой черных с проседью волос, некрасивым выразительным лицом и крупным орлиным носом, Сандро напоминал изготовившегося к прыжку хищника.
Отряд Смертников состоял всего из десятерых молодых мужчин, каждый из которых являл собою образец силы и выносливости. Корр всегда гордился своими физическими данными — и заслуженно: высокий, статный, с литыми мышцами и пепельными кудрями, он с отрочества пользовался женской благосклонностью. Теперь же его окружали подобные ему эффектные парни, и внимание юных прелестниц поневоле рассеивалось. В первое время Корр относился к данному обстоятельству несколько ревностно, но вскоре смирился и даже подружился с одним из Смертников. А именно — с Альбертом.
Альберт был высок и ладно скроен, а волосы его отливали золотистой рыжиной. Нрав у Смертника оказался веселым, неуемным: он громче всех смеялся (или, правильнее выразиться, хохотал), обожал шутить, рассказывать скабрезные истории, и почти все время сиял белозубой улыбкой.
Корр и Альберт быстро приспособились проводить редкие свободные вечера в дешевых тавернах, убивая время за разговорами и вкусным сытным ужином. И хотя много спиртного Смертники позволить себе не могли (избыток хмельных напитков сказывался на качестве работы), парни порою баловались кружечкой-другой недорогого пива.
В один из таких вечеров Корр и услышал о Терезе.
-Знаешь, у меня есть невеста… — признался Альберт за второй кружкой пива, и обычно насмешливое выражение его лица немного смягчилось. — Удивительная девушка.
Корр взглянул на приятеля с невольным интересом. Он никогда прежде не замечал за ним подобных сентиментальных высказываний. Удивительная девушка? Кто бы мог подумать! Однако ничего, кроме иронии и любопытства, мужчина в тот момент не испытал, никакое предчувствие не кольнуло сердце.
-А почему ты время со мной, а не с ней проводишь? — ехидно поинтересовался он.
Альберт вздохнул и, поморщившись, залпом допил оставшееся пиво.
-Семья у нее возражала против наших отношений, — с явной неохотой пояснил он. — Я слишком беден… Вот и решил податься в Смертники. Она обещала ждать меня…
Лицо у Альберта сделалось столь мечтательным, что Корр презрительно фыркнул. До встречи с Терезой все женщины для него делились на две категории: доступные, яркие, свободные, чем-то напоминающие быстрокрылых мотыльков, и скучные серые мыши. Первые страдать из-за себя не давали повода, с ними отношения складывались легко, длились недолго и оставляли приятные воспоминания. Вторые же Корру представлялись скорее бесполыми созданиями, чем настоящими представительницами прекрасной половины человечества. Из-за чего мучиться, когда можно просто получать удовольствие и от жизни, и от женского общества?
Он понял Альберта после первой же встречи с Терезой.
Тем вечером друзья сидели в своей любимой таверне, обменивались ленивыми фразами и ловко управлялись с хорошо прожаренной курицей и тушеными овощами. В воздухе повисли густые винные пары, раздавались захмелевшие голоса и пьяный хохот.… Заведение было из низкопробных, из женщин тут появлялись только совсем падшие, и потому запыхавшаяся девушка, остановившаяся рядом с их столом, показалась ангелом, какими-то неведомыми путями попавшим в ад.
Альберт побледнел и вскочил на ноги, опрокинув стул, а Корр с недоумением разглядывал незнакомку. Ее нельзя было назвать классически красивой, но она обладала чем-то более важным: плещущей через край энергией жизни, обаянием, броской прелестью. Невысокая и фигуристая, с буйной копной тугих кудрей цвета воронова крыла, смуглой кожей и миндалевидными черными глазами, девушка влекла своей безыскусностью. Миловидная особа куталась в вишневую накидку и тяжело дышала.
-Тереза, ты?! — хрипло выкрикнул Альберт, явно ошеломленный встречей. На них поглядывали с ехидным интересом, хорошенькая молодая женщина без яркого грима на лице и одетая скромно, не по здешней моде, не могла не вызвать насмешливого любопытства.
Альберт, из бледного став пунцовым, проворно усадил девушку рядом с собой, а Корр принялся рассматривать ее с еще более жадным вниманием.
Вот, значит, какая она, эта Тереза! Забавно, а он воображал ее совсем иной: юной, тоненькой белокурой барышней с сахарно-белой кожей, сквозь которую просвечивают голубоватые нити вен, и испуганным взглядом синих глаз. Он полагал, что она пуглива и робка, любит поэзию и обожает надуманные романтические идеалы… Конечно, быть может, эта Тереза действительно любит поэзию, но к пугливым и робким ее отнести никак нельзя! Кажется, она горячая и пылкая, обладает незаурядным темпераментом и жаждет познать жизнь во всем ее многогранном обличье.
Корр восхищенно покачал головой, впервые позавидовав другу. Да, за такой невестой можно и побегать…
Альберт сжал тонкое девичье запястье и требовательно, с тревогой спросил:
-Ты что тут делаешь?
Тереза слабо улыбнулась и отвела со лба кучерявую прядь.
-Я видела, как ты вошел сюда! — пояснила она торжествующим тоном, голос у нее оказался глубоким и, пожалуй, слишком низким, однако это лишь придавало смуглянке притягательность.
-Но женщинам сюда не стоит ходить! — с досадой воскликнул Альберт, воровато оглянувшись по сторонам.
Корр с ухмылкой наблюдал за его нервными, дергаными движениями, потом перевел взгляд на Терезу. Удивительно, но она как будто ничуть не смутилась и только возразила:
-Тут много женщин.
-Да посмотри на них, — наклонившись к грязной столешнице, недовольно прошипел Альберт. — Это ведь дамы особого сорта!
Что ж, тут он был прав. «Дамы» действительно относились к особому сорту и, невзирая на разницу в комплекции и возрасте, обладали некоторыми схожими чертами. Во-первых, наряд каждой отличался рискованным декольте, прозрачностью и сумасшедшими вырезами на юбках, позволяющими обозревать разноцветные сетчатые чулки. Во-вторых, губы присутствующих женщин впечатляли сочным неестественно-алым окрасом, лица были чересчур напудрены, буквально выбелены, а веки сверкали неоном, лазурью и перламутром. Волосы тоже привлекали внимание — никаких строгих укладок, только буйство искусственных кудрей, шиньонов, крашенных в блонд либо «огненный рыжий» локонов… Ну, и наконец, манеры, вернее — полное отсутствие таковых. Визгливый смех, грубые словечки, дешевое жеманство… Корр к подобным «леди» относился с некоторой долей брезгливости, предпочитая пускай продажных, но все-таки менее вульгарных «ночных бабочек».
Однако на Терезу «бабочки» произвели другое впечатление. С любопытством и безо всякой робости осмотревшись, девушка доверительно шепнула:
-Они такие яркие! Такие свободные…
-Ты что! — поперхнулся пивом Альберт, приступивший к третьей (и явно лишней) кружке хмельного напитка. — Они же дешевки!
Корр с жалостью и насмешливым презрением смотрел на него. Как же он нервничает, бедняга! И не понимает, какое сокровище его невеста. Она так разительно отличается и от пошловатых кокоток, и от лицемерных благочестивых святош… Она живая, настоящая! А он смущенно ерзает на стуле и беспокойно поглядывает по сторонам…
-Принеси мне попить, — попросила Тереза, сверкнув озорной белозубой улыбкой.
-Чего попить?! — окончательно разозлился Альберт. — Тут подают пиво, вино, ром! Ты что, будешь ром?!
Тереза невозмутимо пожала плечами:
-Может быть, и буду. Я никогда не пила ром. Вдруг мне понравится?
Корр, не выдержав, засмеялся, и Тереза впервые посмотрела на него по-настоящему, а не мельком. В ее выразительных черных глазах вспыхнул лукавый интерес. Альберт же, не заметив этого молчаливого обмена взглядами, продолжал бушевать:
-Ты сошла с ума! Какой ром?! Тебя развезет от первого глотка!
-Какой ты скучный! — капризно процедила Тереза, тряхнув головой, и ее буйные кудряшки разметались по плечам. — Если меня развезет — отведешь домой, подумаешь, проблема!
-Как это, подумаешь! — возмутился Альберт. — А что твои родители скажут? Они и так против меня настроены.
Во взгляде Терезы появилось странное чувство сродни разочарованию. Вздохнув, девушка удрученно промолвила:
-Я начинаю думать, что они правы…
Альберт изменился в лице, и Корр решил, что пора вмешаться.
-Слушай, принеси ей мятного чаю и горячих булок с повидлом, — посоветовал он, не дав другу заговорить. И, обращаясь к его насупленной невесте, с улыбкой пояснил: — Булки не бог весть какие, но сладкие и сытные.
Когда Альберт удалился выполнять заказ, Тереза несколько секунд молчала, потом подняла на Корра дерзкий взгляд и весело осведомилась:
-И вы считаете, что я сумасшедшая и легкомысленная?
-Возможно. Но это достоинство. Ты такая яркая и живая! — с удовольствием отозвался Корр.
Девушка горделиво улыбнулась и, украдкой оглянувшись, быстро коснулась его ладони. Парень от неожиданности вздрогнул.
-Жаль, что вы друг Альберта, — тихо сказала необыкновенная брюнетка. — Вы нравитесь мне больше, чем он.
-Ну, и что, что я его друг? — немедленно возразил Корр. — Да и не друг вовсе, а так, знакомый…
-Правда? — задумчиво протянула Тереза, оценивающе глядя на него. — Что ж… что ж…
Именно с этого все и началось…
…Их свидания были редки и скрытны, что придавало коротким встречам особую остроту, разжигая страсть. Корр думал о Терезе слишком часто, милое смуглое личико невесты Альберта постоянно стояло перед его глазами.
-Я не могу бросить его ради тебя! — пылко твердила Тереза, перемежая слова горячими поцелуями.
-Но почему?! — яростно восклицал Корр. — Чем я хуже?!
-Мои родители не поймут! Они не в силах принять мой взгляд на мир! Моя внутренняя свобода покажется им распущенностью! Ты не представляешь, что ждет меня, откройся я им!
И в голосе ее было столько отчаянной мольбы, а во взгляде — боли и страдания, что Корр отступал. Пройдет время — и он придумает, как поступить. Обязательно придумает…
Отношения продлились недолго, завершившись скандалом.
Однажды Альберт застал друга и невесту целующимися за складскими сараями. Яростный окрик, напоминающий звериный рык, огласил округу, и на плечо Корра легла тяжелая ладонь.
-Ты мертвец! — прохрипел Альберт, выхватывая кинжал.
Корр последовал примеру соперника, но из-за неожиданности произошедшего и невольного смятения двигался чересчур медленно, и острие пронзило ему плечо, скользнуло по сгибу локтя… Раздался отчаянный визг Терезы, но времени взглянуть на нее не было. Весь мир сосредоточился сейчас на освирепевшем противнике.
Альберт словно обезумел: скулы покрылись багровыми пятнами, по виску стекала струйка пота, огненная копна растрепалась, а лицо искривилось в болезненно-злобной гримасе.
«Это смерть!» — шепнул внутренний голос, и Корр, подначиваемый страхом и азартом, принялся яростно отбивать атаки, а вскоре и сам перешел в наступление.
Корр не понял, как это произошло. Просто Альберт вдруг замер и покачнулся, на лице отразились недоумение и боль. Губы еще шептали проклятия, а жизнь в некогда столь ярких синих глазах уже меркла… И вот былой соперник лежит бездыханно у его ног… Что делать?!
Корр, охваченный отчаянием и растерянностью, вскинул голову и посмотрел на виновницу кровавой драки. Тереза стояла, прислонившись спиной к дощатой стене склада, и прижимала к щекам ладони. В глазах плескался ужас.
-Беги! — выдохнула девушка, поймав взгляд любимого. — Беги немедленно!
Он не двинулся с места, тяжело и прерывисто дыша.
-Но… я не хотел! Я защищался!
-Все равно… — покачала она головой. — Ты убил его… тебя арестуют и повесят…
Повесят! Опомнившись, Корр рванулся с места, ловко ввинтившись в людской поток, сердце отбивало оглушительную дробь, а в мыслях звучал сиплый от волнения голос Терезы: повесят… тебя арестуют и повесят…
-Бежать, быстрее бежать! — шептал себе под нос Корр, стремительно лавируя в потоке людей.
Торговые ряды, базарный день — удобное место и время для такого вот беглеца.
Как, как это могло произойти?! Как он мог настолько потерять контроль над собою?!
-О, Тереза… — простонал он, и какая-то полная молодая женщина, закутанная в толстый платок, с испугом и удивлением воззрилась на него, едва не выронив свой глиняный кувшин.
Неужели ее тоже зовут Терезой?.. Находясь на грани истерики, Корр едва удержался от безумного хохота. О, эту грузную особу нельзя и сравнить с миловидной смуглянкой Терезой, его любимой, его единственной… все увлечения прошлых лет — пустое. Только она, она одна имеет для него значение, всегда имела — даже до момента знакомства. И Альберт должен был понять это! Он сам во всем виноват! Он должен был уступить свои права на прекраснейшую из женщин! Хотя какие права?! Все права принадлежат ему, Корру! А тот ничтожный факт, что Тереза считалась чужой невестой… Что ж, ее вынудили обстоятельства дать обещание другому. Она ведь не знала, что встретит свою Судьбу.
И все-таки, какое чудовищное завершение столь чистых отношений! Любовь, страсть и нежность сменились ненавистью, смертью и кровью…
Где-то сзади раздавались крики, кажется, кто-то окликал его по имени, но Корр и не думал останавливаться, зная одно — он не позволит себя поймать, пускай даже ценою собственной жизни.
-Последнее предупреждение! — донеслось до него.
-Плевать я хотел! — процедил сквозь зубы Корр и вдруг ощутил острую боль в левой стороне груди.
«Я не могу бежать…» — недоуменно подумал он, мягко оседая на землю. Тело перестало слушаться, а мысли путались и обгоняли друг друга, смешиваясь с цветными образами прошлого. В последний миг Корру внезапно почудилось, будто он вспоминает что-то, выходящее за пределы жизни, и даже почувствовал слабый запах миндаля…
-Его убили при попытке к бегству, — довольно сказал отец за ужином и ласково потрепал дочь по нежной ладони. — Твой жених отомщен.
Тереза вздрогнула и устремила мертвый взгляд на отца.
-Что с тобой? — удивился тот. — Альберта жаль, но неужели ты его так сильно любила?
-Да! — выдохнула она, не став объяснять, что в этот миг ее мучит известие о смерти не убитого, а убийцы. Сжав кулачки, девушка попыталась выровнять дыхание и спросила, как могла небрежно: — А этот Корр… он точно мертв?…
-О, пускай это тебя не волнует! — усмехнулся отец, жадно отламывая ломоть от буханки хлеба.
Тереза что-то беззвучно пробормотала и вдруг, вскочив на ноги, опрометью кинулась из комнаты. Отец проводил ее недоуменным взглядом и растерянно спросил:
-Что это на нее нашло?
-Иногда ты бываешь поразительно слеп, — печально молвила мать.
ХХХ
Что он мог сказать? Только «прости»…
-За что прости? — саркастически осведомился Эльдар, повернувшись к нему. — Это только сон, разве нет?
Атой удрученно молчал, и сам не зная ответа на этот вопрос. Да, да, конечно, но в то же время… Да и Эльдар вряд ли верил в истинность своего утверждения — шоколадно-карие глаза друга (бывшего друга?) пылали если не ненавистью, то неприязнью — точно.
-Что молчишь? — повысил голос Эльдар, поднимаясь с мраморной скамьи и пинком ноги отбрасывая в сторону расшитую бисером барханную подушечку. — Отвечай!
-А что я могу ответить? — уныло возразил Атой. — Я не знаю.
Он окинул печальным взглядом балкон. Несколько узких мраморных скамеек, в углах — кадки с диковинными лиственными растениями, на полу — крохотный искусно вышитый коврик. Сердце сжалось при мысли, что и этот ковер, и подушечки вышиты рукою Терезы… Вернее — Аманды. Здесь она — Аманда. Или уже нет? Быть может, Тереза умерла в той неведомой реальности, которая отделяет мир грез от настоящего мира? Но как решить, какой из миров настоящий?
Сомнения отразились на лице Атоя, и Эльдар, крепкий шатен среднего роста с бородкой клинышком, сурово сдвинул густые кустистые брови, по-своему истолковав гримасу друга.
-Убирайся! — коротко велел он хриплым от злости голосом. — Немедленно!
Атой, пожав плечами, повиновался. Да и что он мог сказать?
ХХХ
Они неторопливо шли вдоль берега. Этот уголок казался воистину райским, далеким от привычных людских страстей: безграничный простор океана, мягкая полоса темно-золотого песка, простирающиеся до горизонта луга…
В час заката это место представлялось еще более волшебным: небо, играя красками, сливалось с водами, травы, напевая своим шелестом собственную мелодию под шепот ветра, меняли оттенок от насыщенного изумрудного до бледного малахита, а воздух полнился солоноватым запахом… Свобода…
Атой вскинул голову и вдохнул полной грудью, стараясь забыться, отрешиться от неприятностей минувшего дня.
-Это нельзя назвать настоящей проблемой, — продолжил он вслух беседу, немного волнуясь и смущаясь. — Так, ерунда…
-Ничто нельзя назвать настоящей проблемой, — возразил ему тихий голос Наставника.
Атой невольно поморщился. Он уважал своего Учителя и искренне почитал, но некоторые его туманные сентенции и неприменимые к серым будням афоризмы будили порою глухое раздражение.
-Не согласен, — угрюмо бросил ученик. — Бывают настоящее проблемы. Смерть, голод, война…
-Во-первых, война — не проблема, а, скорее, трагедия, — тонко усмехнулся собеседник. — А во-вторых, с точки зрения Вселенной, это тоже ерунда. Сравни космические просторы с бедой отдельной планетки и поймешь масштаб «неприятности».
-С точки зрения Вселенной, может, и так! — окончательно вышел из себя Атой. — Но я-то не Вселенная! Я — человек!
-Ты мог бы ощутить себя целой Вселенной, — мягко возразил Наставник. — Просто тебе дороже иллюзия индивидуальности.
-Конечно, дороже! — запальчиво согласился тот. — Зачем мне быть какой-то вселенной?
-Не знаю, не знаю... может, тебе лично и не к чему... — задумчиво протянул его спутник и вдруг, оживившись, весело добавил: — Но ты пришел поговорить не об индивидуальности и не о Вселенной! Правда?
-Правда, — с облегчением кивнул Атой и искоса взглянул на Учителя.
С виду — обыкновенный человек. Лет сорока, довольно стройный, одет в простой балахон бродячего монаха… аккуратная борода, лицо невыразительное, за исключением глаз — они горят жизнью и какой-то неистовостью… Но к числу обыкновенных этого мужчину отнести никак нельзя!
-Говори, — велел монах. — Я слушаю.
Атой собрался с мыслями и начал:
-Наш народ давно научился использовать сны в качестве способа саморазвития.
-Способ рискованный, но действенный, — заметил Наставник.
-Теперь я понимаю, чем он рискованный… — пробормотал Атой. — А раньше не понимал.
-Мы проживаем жизнь, ее не осознавая, умираем и опять рождаемся, и это чередование жизни и смерти почти бессмысленно, — со вздохом сказал странствующий монах. — Во всяком случае, для многих. Одна жизнь полностью копирует другую, человек ничему не учится, и, в конце концов, растворяется в Разуме Вселенной. Вот это — действительно потеря индивидуальности в любом смысле.
-Да, да — выпалил Атой. — Я слышал это сотню раз и согласен! Но мы нашли способ ускорить собственное развитие! Осознанное сновидение — путь к свободе!
-Не совсем осознанное сновидение, — качнул головой Наставник. — Обыкновенное осознанное сновидение — это просто сон, который ты осознал в его процессе. То есть, еще не проснувшись, понял, что спишь. Только и всего. Здесь же все иначе. Ты засыпаешь в определенное время по определенной методике под строгим контролем специалиста. И проживаешь во сне, который в нашем мире занимает максимум десять часов, целую жизнь. И память об этой жизни сохраняется. И все чувства, страхи, эмоции, которые ты там ощутил, ты переносишь сюда, в привычную реальность. Ты можешь их обдумать, обсудить со своим Учителем, проанализировать… А когда будешь готов — пройти испытание снова. Это дает мощный толчок развитию.
-Все так, — обреченно прошептал Атой. — Но в этих грезах мы встречаемся не только с иллюзорными людьми, созданными нашим воображением. Мы можем встретить души других испытуемых, если можно так выразиться.
-И ты кого-то встретил? — деловито уточнил Наставник, немного помолчав. Атой опустил взгляд и закусил губу.
-Да, — конец выдавил из себя он. — Своего друга Эльдара и его невесту Аманду. В том мире они тоже были невестой и женихом.
-Что ж… такое случается. Но почему ты встревожен?
Как же трудно рассказывать об этом! Атой едва удержал стон.
-Можно ли считать эти сны именно снами? — с болью выговорил ученик. — Можно отнестись к ним с пренебрежением?
-Ты волен распоряжаться своими чувствами, как пожелаешь, — пожал плечами монах. — И относиться, как хочешь, к чему бы то ни было.
О, как он невыносим в своей торжественной снисходительности! Почему бы просто не ответить?!
-А ты просто спроси, — вдруг с улыбкой подсказал Наставник. — Ты задаешь туманные вопросы и получаешь туманные ответы. Спроси прямо и получишь прямой ответ.
-Хорошо, — решительно произнес Атой. — В этом сновидении я вначале влюбился в Аманду, закрутил с нею роман за спиной друга, а потом этого друга, то есть Эльдара (там его звали Альбертом, а меня — Корром) убил. Имею ли я теперь моральное право жить, как раньше? Спокойно смотреть в глаза своей собственной невесте, Изабелле? Изменил ли я ей? Предал ли друга?
-На самом деле ты мог бы отречься от всех этих чувств, которые считаешь любовью, но которые таковою не являются, — очень тихо проговорил Учитель. — Загляни в себя, но не в душу, а гораздо глубже. Там — тишина и безмятежность. Но ты не сумеешь. Ты живешь поверхностными эмоциями, как и большинство людей. А раз так… Это, конечно, было только сном, но если в подобном сне ты чувствовал что-то, значит, и в реальной жизни такое чувство имело место. Просто ты не осознавал его. А сон помог эмоции выбраться наружу. А как с этой эмоцией поступать — решать тебе.
Атоя охватило волнение, он даже остановился, и вынудил тем самым остановиться и Наставника.
-Но ведь выходит, что и Тереза… я хотел сказать, Аманда, чувствует ко мне симпатию? Просто боялась признаться самой себе?
Монах печально смотрел на него.
-Да, так выходит.
-О боже! — радостно выдохнул Атой и, простившись, торопливо ушел.
ХХХ
…Они молча смотрели друг на друга.
Здесь они выглядели иначе.
Она была не смуглой брюнеткой, а статной рыжеволосой девушкой с веселыми зелеными глазами, а он — не пепельным блондином двухметрового роста, а тоже высоким (но не настолько) изящным мужчиной с непослушной каштановой гривой.
Но разве внешность имеет значение?
Имеет, конечно. Но лишь поначалу. Да и сон вовсе не пробудил их чувства, а только выпустил наружу.
-Корр… — шепнула Аманда и ринулась к нему.
-Тереза! — простонал он и заключил ее в объятия.
ХХХ
Наставник с грустью прошептал, глядя вслед своему ученику:
-Ты ничего не понял. Да и не хочешь понять… Ты взял из этого сна лишь то, что было выгодно тебе. Так какой от них прок?
Но он не собирался высказывать свое мнение Атою, чьи мысли в данный миг занимала одна Аманда.
Быть может, позднее… быть может…