Halgen — Три столпа

Николай обернулся в сторону комнаты. Жена, ребятишки… Им надо внушать спокойствие, веру в завтрашний день… А как можно вкладывать в людей то, чего уже нет у тебя?! Потому лучше отвернуться обратно.

По оконцу текли слезливые потоки воды. В их струях расплывались серые людские фигурки. «Это люди моего народа. Разве что, кроме того, их начальничка. Но ведь и тем я позволял жить на наших землях, и даже дал им такие права, о которых прежде они не мечтали! И теперь они не выпустят меня отсюда живым… Ведь кто из поверженных царей оставался живым?! Хорошо пришлось лишь Константину Одиннадцатому, последнему императору Византии. Он смог принять смерть с оружием в руках на улице Константинополя. Мне такого счастья не дадут… Но что они сделают с семьей, с детьми?! Может, вера в Христа все же тлеет где-то в закоулках их сердец?! Может и так, и это могло бы помочь, если бы… Не их кучерявый начальник…»

Так раздумывал свергнутый царь Николай Второй у окошка Ипатьевского дома. В последний день своей жизни. Чем наполнить этот день? Лишь смертельной скукой, ибо любое действие лишалось смысла. Жена старалась занять себя игрой на фортепиано. Жаль, что нельзя раствориться в музыке без остатка, потерять в ней свою плоть вместе с ее мыслями, и кровь — тоже. Потому мысли о былом все так же водят хоровод в голове, некогда увенчанной короной.

Умереть от пуль бывших подданных — больно для души. Но не для тела. Ведь для него принятие пули — лишь мгновение. И Николай Александрович вспоминал смерть дальнего предка, который мучался не только одной душой, но и телом.

Адский пламень пылает внизу живота, у срамных мест. Даже смертельная болезнь, и та бывает разной, и на самого страшного из русских самодержцев она напала в самой гадкой, самой унизительной своей разновидности. Уже три дня он не мог справить малую нужду, и мучительно умирал, отравляясь собственной мочой и гноем. Доктора оказались бессильны, и разводили руками.

У ложа толпились люди. Перед смертью все как будто равны… Но какой-нибудь кучер Иван имеет право отдать Богу душу в тишине, с молитвой, а вот царь лишен этого права! Лишь за то, что он — царь… Вернее — был царем, ведь какой царь из умирающего?!

Перед глазами проплывали картинки прожитой жизни. Теперь — навсегда уходящей. Среди них мелькали места, в которых он никогда не бывал, и люди, которых его глаза не видели. В тех краях и с теми людьми бывала его воля, которая теперь умирает вместе с ним. То была невидимая, но — единственная сила, породившая былые события.

Пушки палят в сторону белых монастырских стен. Как по вражьей крепости. Но старый камень — прочен, увесистые ядра выбивают и него лишь щербинки. И то верно, ведь не против русских ядер складывали добрые мастера стены, но — против супостата!

Осада затянулась. Зимовать на острове среди Белого Моря — негде, повсюду лишь обдуваемые ветром серые камни и ничего больше. Оставшийся зимовать отряд, обречен на верную гибель. А если и выживет, то что ему потом делать? Ведь не останется ни пороху, ни ядер! И уйти нельзя — приказ Государя, а значит — та же смерть, только позорная, на плахе…

Ворота со скрипом раскрываются. Подкупленный золотом монах-чернец сделал свое дело! Поток солдат хлынул в нутро обители, и белые ее стены сделались черными, но не от копоти, а от тел повешенных монахов. Получивший золото висел среди них. Иуды царю не нужны, как основатель их племени не был нужен фарисеям…

Мысль переносится в Москву. Последний Земский Собор. Люди от крестьян, в длинных белых рубахах, подпоясанных кушаками. Люди от бояр — в собольих душегрейках, в высоченных шапках. Люди от дворян — многие одеты, чтоб угодить царю, по европейской моде. Ботфорты, камзолы, конечно — бритые лица. Священники в расшитых рясах, со спокойными, задумчивыми лицами. Все они собрались, чтоб решать вопросы России. За него, за Государя?!

А Государь ведь стоит между Вечностью и днем текущим, значит все видит и там, и там! Потому в его воле ведать всеми вопросами, и вечными, и сегодняшними! Потому он может упразднить и Патриархат, и земства вместе с Земским Собором. И править лично, своим именем!

Все это Петр Первый и совершил своими указами. А после с удивлением обнаружил, что даже великий Государь не в силах объять необъятное. Даже он не может сразу мыслить о смысле Бытия своего народа, вести несколько войн, и еще налаживать жизнь в многочисленных уголках своего Царства.

Потому понадобились чиновники. Длинные царские руки, принявшие человеческий облик, но в отличие от остальных людей — лишенные своей воли. Их воля — это воля Государя. Но что, если своя воля в них все-таки жива? На то найдутся фискалы, которые приглядят и донесут. Но ведь фискалов тоже можно то запугать, то — подкупить, особенно в тех краях, где «до царя — далеко, а до Бога — высоко»! Значит, на них самих надо заводить других фискалов. И Тайную Канцелярию. И Преображенский Приказ.

Этими вопросами Петр Первый заботился всю свою жизнь. И строил, строил, строил. В конце концов — построил. Как ему казалось. Все построенное могло стоять лишь тогда, когда жив источник великой воли, то есть — сам Петр Первый. И он не верил в свою смерть. Что в том удивительного?! Даже какой-нибудь Яшка-дурень, и тот в нее, пока жив, особенно не верит. А она все равно — берет и приходит, что к дурачку, что — к Царю.

Петр Первый оглядывал столпившихся людишек. Птенцы его гнезда. Послушные чиновники. Но что будет теперь, когда слушать им станет — некого?! Как зашевелятся теперь их руки, в какие стороны они потащат все, что собрано?! И кто сумеет их остановить? О Боге никто им не напомнит — нет больше Патриарха. Народ тоже слова не скажет — земств и Земского Собора больше нет, слушать людей от сохи да от молота более негде. Ну а царя себе нового выберут, такого, чтоб не очень мешал…

С тем Петр Первый и умер.

Симфония властей распалась. Две из трех опор, на которых стоял русский народ — Патриаршество и Земский Собор, оказались выбиты. Осталась одна опора — царская власть, а стоять на одной ноге и неудобно, и раскачивает из стороны в сторону, и далеко на ней не убежать. Так и простояла русская стана на ней до сильного удара, которым оказался 20 век. Тут уж не удержаться…

Николай Второй пожинал плоды былого. Он все понял. Он попытался вернуться к тому, что было прежде. Восстановил земства с возможным восстановлением в будущем и Земского Собора. Стал готовиться к возрождению Патриаршества…

Но шел 20 век. Было поздно. Недовольство людей чиновниками и беззаботными, всевластными на своей земле помещиками, сжалось в тугую пружину. Расправить ее медленно, через Земский Собор и при помощи Патриарха было уже невозможно. Удара, то есть — страшного бунта, было уже не избежать.

Авторитет же церкви за долгие годы ее подчинения чиновникам упал настолько, что его восстановление требовало долгого времени и больших усилий. Прежде всего — от самого Патриарха. Еще Церкви требовалось осознать новую жизнь, свое место в ней и понять, как теперь жить православным людям.

Восстановление столпов народа — долгая, хлопотная работа. Необходимо, чтоб хоть одна опора еще оставалась прочной. А ее вовсю раскачивало. И… Все рухнуло…

В следующую ночь люди с хмурыми лицами повели царскую семью в подвал для «фотографирования». Ведь их начальник был по прежней профессии — фотограф. А Николай Александрович когда-то был большим фотолюбителем, и достиг в этом искусстве успехов на уровне профессионала. Потому все было ясно без лишних слов…

Шли годы. Утвердилась новая власть.

И вот в одной из комнат двухэтажного домика в подмосковном Кунцево лежал на полу грозный Вождь. Тело его одеревенело и стало бесчувственным. Оно уже умерло. Но разум еще жил, и душа еще не ушла. Вождь знал, что смерть уже явилась за ним, она виднелась в углу комнаты сгустком чего-то белесого, и прогнать ее он, конечно, не мог. Застывший рот не мог издать и звука. Он оставался один. А дверь комнаты иногда чуть поскрипывала, приоткрывалась, кто-то в нее заглядывал. Наверняка — люди, умирающие имеют острое чутье на живых! Но докторов так и не появилось. Конечно, Вождь понимал, что соберись здесь хоть все врачи всего мира, перед уже явившейся и обнявшей его тело смертью они все равно останутся бессильны. Также, как и он сам сейчас. Но, тем не менее, отсутствие докторов, да, вдобавок, эти странные заглядывания кого-то, желающего остаться неизвестным, откровенно говорят о том, что кто-то с нетерпением ждет его смерти. Разумеется, это не народ, большая часть которого с радостью согласилась бы умереть вместо него, если бы такое было возможно. Нет, его смерть необходима тем, кого он чувствовал прежде своими руками, принявшими облик живых людей. Правда, лишенных своей воли и наполненных волей Вождя. Такими проводами из плоти и крови, по которым идет не электричество, но — сила Правителя…

Эти проводники его воли именовались громким словом Партия. А власть тем временем именовалась Советской, под таким именем ее и запомнили. Времена крутых изломов, войн, охватывающих все пространство страны строек, требуют сосредоточения власти в одних руках. На время. Чтоб после снова вернуться к тому, как было. И люди не возражают, им все ясно, образ Вождя для них — символ доверия.

Только одни руки всю власть не удержат, им необходимы руки-помощники. Руки Партии. Только части этого многорукого существа могут время от времени забывать волю Хозяина, шевелиться по-своему. Потому эти части необходимо вовремя отрубать, на что у Партии имеется особая рука — НКВД-МГБ. Правда, и она временами начинает орудовать по-своему, и ее тоже необходимо рубить…

Но теперь жизнь Вождя исчезает. А вместе с ней — и его воля. Руки, лишившись ее окончательно, несомненно, примутся орудовать по-своему. Вернее, они уже орудуют, причем — даже в прямом смысле, ведь кто-то время от времени приоткрывает дверь его последней комнаты! Вот-вот они потащат в разные стороны все, что было сделано за его жизнь, и вступиться будет некому. Ни сверху, ни снизу. Народ воспротивиться не сумеет, Советы давно зажаты во властных руках так, что, считай, они уже и задохнулись.

А что до Идеи… Единственный ее Носитель сейчас умирает. А те, кто будто бы отвечает за Идеологию, то есть Комитет по Идеологии той самой Партии… В нем собрались, пожалуй, самые худшие из тех, кто прежде нес волю Вождя. Желающие вовсе ничего не делать, но при этом иметь высокое положение в обществе с положенным набором почестей…

Правда, еще есть восстановленный вождем Патриархат. На авторитет Церкви в те времена был силен лишь для немногих людей. Потому задавить ее для почуявших свободу бывших исполнителей Воли Хозяина оказалось лишь делом времени. По своей последовательности атеизм 60-х превзошел даже атеизм 20-х.

Так все и закончилось. Лишенные своего Хозяина «руки» скоро возьмут перья и напишут о нем много-много гадостей. Люди в них поверят и проклянут Вождя. А после — опомнятся, и вновь его возлюбят…

Но разве нужны людям прошлого наши симпатии и антипатии?! Уж ясно, что их судья — Бог. А мы должны понять причины их трагедии, когда естественный уход в мир иной одного человека обращается катастрофой для НАРОДА.

Отсюда можно увидеть, что собирание всей власти в одних руках — это БЕДА. И для того, в чьих руках она собрана, и для всего НАРОДА. Ибо велика она, грозит каждый миг рассыпаться по рукам тех, кто проводит ее в разные закоулки страны. Как не старайся, не объять человеку, пусть и гению, всего времени, от мгновения — до вечности, как бы он ни силился!

Потому ВЛАСТЬ в соответствии с ТРАДИЦИЕЙ должна быть сразу разделена на три ветви — власть ДУХОВНУЮ, власть ВОИНСКУЮ, и власть ЗЕМСКУЮ, ОБЩИННУЮ. Каждая из этих властей решает свои вопросы в своем времени и пространстве, и потому не мешает другим, но дополняет их и поддерживает. Если же на крутом историческом повороте одна из ветвей окажется сломанной, то две другие смогут восстановить ее. Тому есть пример — во время Смутного Времени духовная и земская власти восстановили русскую монархию. Но в 1917 году сделать этого оказалось уже некому…

Как представляется нам власть в настоящее время?

ДУХОВНАЯ ВЛАСТЬ, учитывая реалии нашего времени — большое значение науки, многоконфессиональность России, должна быть представлена соборным органом, который я предложил назвать Совет Традиции. В него будет входить православное, исламское, буддийское духовенство, а также ученые в области фундаментальных наук.

ВОИНСКАЯ ВЛАСТЬ должна создаваться путем многоуровневого ОТБОРА, когда шаг за шагом отбираются люди, наиболее способные к управлению, и при этом готовые положить жизнь за свой народ. Во главе должен стоять человек, наиболее ответственный за жизнь народа и страны и наиболее способный управлять ими. В принципе, мы не исключаем и установления монархии, ведь монарх отвечает за свою страну и свой народ своей жизнью и жизнью своих потомков. А его подготовка к управлению страной начинается с самых ранних лет.

ЗЕМСКАЯ (ОБЩИННАЯ) ВЛАСТЬ, возглавляется Земским Собором. Создаваться она должна через многоуровневые выборы, начиная с того уровня, где люди знают друг друга лично, и могут отвечать за свой выбор. То есть — с уровня общины. Выбор идет снизу — вверх. На Земском Соборе представлены все слои народа соответственно их численности.

Что же мы имеем к сегодняшнему дню?

1993 год. Бои в центре Москвы с применением тяжелой боевой техники. Здание Верховного Совета, объятое пламенем. Захлебывающееся в крови сопротивление добровольцев, из которых живым не ушел почти никто…

Чем-то это напоминало штурм Соловецкого Монастыря. Те же белые стены, покрытые черным. Только на сей раз черным была — просто копоть…

Но любые сравнения будут лишь внешними. Даже Петр 1 — и тот желал русской земле блага. В своем понимании, конечно. Не веря в свою смерть и видя в своем будущем наследнике — собственную копию. Навсегда.

В 1993 орудовал уже не могучий Правитель, но одуревшие от безнаказанности чиновничьи «руки». Ничего похожего на «благие намерения» они иметь не могли — разве у рук могут быть намерения, у них же одни инстинкты! Так неприглядно, просто отвратительно мы вошли в эпоху постмодерна. А главный атрибут постмодерна — кривлянье и дурачество. Его результатом и сделались нынешние «три ветви» власти. Кто скажет, что они — не пародия?!

«Исполнительная власть» — те самые алчные пальцы, желающие владеть всем. Над ними — ни Вождя, ни Царя.

«Законодательная власть» — набор никого не представляющих денежных сгустков, ибо уже никто не сомневается, что выборы — лишь «машина для превращения финансового капитала в политический» (выражение Антона Понеделко). А если все деньги сосредоточены у почуявших свободу «рук власти», то, не трудно представить, что эта «вторая власть» — лишь придаток первой.

«Судебная власть»… В ее самостоятельность не верят сами ее представители. Из-за чего можно лишь предположить, что существует она исключительно лишь для полноты пародирования традиционного триединства власти.

В итоге РЕЖИМ не имеет уже НИ ОДНОГО столпа опоры. А вместе с ним, увы, не имеет их и НАРОД. Что оставляет всего-навсего два варианта будущего — НАЦИОНАЛЬНУЮ РЕВОЛЮЦИЮ или СМЕРТЬ.

Конечно, я надеюсь на первый вариант развития событий. И можно себе представить, что в таком случае победившая сила наверняка займет место, которое прежде занимала именно «Исполнительная власть». Просто потому, что ее свергнет, ведь больше свергать — нечего, бороться с фикциями — бесполезно.

И после этого национальные революционеры могут впасть в старое искушение сосредоточить власть в одной точке и не делить ее. Может, «временно», но нет ничего более постоянного, чем — «временное». В итоге прежняя дилемма «РЕВОЛЮЦИЯ ИЛИ СМЕРТЬ», скорее всего, повторится уже в следующем поколении. В лучшем случае — через поколение… Слишком уж быстры ныне волны времени, раскачают они единственный столп, за который ухватится новая власть. И народ — вместе с ней.

Потому у победителей должно хватить мудрости разделить ВЛАСТЬ в соответствии с ТРАДИЦИЕЙ. НАВСЕГДА. Чтоб удержать ее и дать возможность удержаться НАРОДУ.

Андрей Емельянов-Хальген

2013 год