бодрое утро нового дня

Казалось бы, все как обычно: привычный белый потолок, штукатуренный кое-как, по его трещинкам он даже мог определить, в какой квартире он находится и у кого, благо выбор-то был невелик и вариантов было очень мало. Немного твердая подушка под светловолосой взлохмаченной головой. Окно слева, как обычно, дает приглушенный и немного матовый свет— хозяйка квартиры любит затягивать окна калькой.

Красивой формы, темно-зеленые, почти болотного цвета, в минуты хорошего освещения принимающие как должное яркий изумрудный цвет, глаза Янсена смотрели в потолок.

Со стороны можно было решить, что он еще не проснулся. Или решил немного понежиться в кровати. Но на самом деле мозг ассистента в маленькой лаборатории тихого НИИ работал на привычных для него скоростях, обрабатывая полученные крохи информации, сверяя и анализируя.

Мало кто знал, но у лентяя, бездельника и редчайшего оболдуя по имени Янсен, была фотографическая память и отличная логика.

Возможно, ему просто не хватало встряски.

Ровно через две минуты и двадцать восемь секунд Янсен резко сел. Одеяло, до этого мирно покоившееся на его плечах, упало на колени и подняло знатнейшее облако пыли, подтвердив все подозрения Янсена.

Оправдывались его самые худшие ожидания: и отсутствие трех трещинок на потолке, и кусок обвалившейся штукатурки чуть левее примечательного и такого знакомого темного пятна, отмечающего развилку трещин-дорог, и другая, более жесткая текстура подушки, и даже окно, оказавшееся не ровно слева, у края стены, а чуть дальше, прямо почти посередине— все это указывало на ужасающие и фатальные изменения в привычной ему реальности.

Пыль, поднявшаяся при падении одеяла, медленно оседала и кружилась, а Янсен сидел, и светлые пряди его прямых волос, выбившиеся из вчерашнего растрепанного хвостика, свисали на лицо, правильное, даже, пожалуй, немного смазливое, и тень от них, чуть заметная при едва пробивающемся через слой пыли свете, была похожа на паутинку.

Голова не болела, что, учитывая принятое накануне, было странным.

Янсен поморщился, тень-паутинка на его лице поморщилась вместе с ним, подчеркнув его истинный возраст, выдавая его маленькую тайну.

Темно-зеленые глаза, сузившись, осматривали комнату, пока Янсен пытался задушить свой внутренний голос, противно пищащий: "че за херня?!"

В тот день Янсен открыл глаза. В тот день, Янсен проснулся на тридцать девятом этаже заброшенного и много лет пустующего небоскреба, одного из тысяч и тысяч пустующих небоскребов в Городе.

В тот день в светловолосой голове двадцатипятилетнего оболтуса, ранее обремененного женой, сыном, любовницей и стабильной, но надоевшей работой, впервые в жизни мелькнуло сожаление. Нет, не о любовнице и вышеперечисленных благах прежней жизни, это сожаление мелькнуло потом. А первое сожаление, заглянувшее к Янсену на огонек, мило улыбалось и всем своим видом как бы говорило:

-Что, дружок, не обратил должного внимания на сбой во вчерашнем эксперименте?

И внутренний голос вторил ему, как визгливое и припадочное эхо:

-А я говорил, говорил!

Янсен даже не сразу сообразил, что этот писк имел прямое отношение не к его внутреннему голосу, а к происходящему этажом ниже, буквально через комнату, наискосок от той, где он находился, немного на северо-запад от выходящего на южную сторону окна.