В Невский — Трубка мира

Он прошелся по палатам, совершая вечерний обход. Шел широкими шагами, и полы белоснежного халата трепыхались за его спиной. Он шутил, подбадривал больных, улыбался. В коридоре столкнулся нос к носу с Ингой, медсестрой. Маленькая, хрупкая, с копной шикарных черных волос. Сейчас лишь один локон соблазнительно выбивался из-под белого чепчика. Ярослав знал, что Инга уже давно тайно влюблена в него. Иногда любовь ее откровенно читалась в больших карих глазах. Вся больница была в курсе ее чувств, но только Ярослав никак не реагировал, проявляя полное равнодушие. Поговорить открыто с Ингой, убедить, уговорить позабыть его, у Щеглова не хватало смелости и решительности. Он просто старательно избегал с ней встреч. Но сегодня им предстояло совместное дежурство.

— Здравствуйте, — Инга стушевалась, потупив глазки.

— Привет, красавица! — Широко улыбаясь, радостно воскликнул Ярослав.

Яркий румянец залил ее милое личико. Она боялась посмотреть на него, и тогда он осторожным движением приподнял за подбородок ее лицо, и заглянул в самую глубину глаз, лишний раз поражаясь их красоте.

— Как дела?

— Обычно, — прямо на его глазах у девушки пересыхали губки.

— Ты свободна?

Она вопросительно посмотрела на него, и Ярослав пояснил:

— У тебя есть парень?

Она захлопала ресницами, и растерянно ответила:

— Нет.

— Тогда я приглашаю тебя на свидание..

— Когда? — Она не могла поверить.

— Сегодня.

— Сегодня?

— Ну, — Ярослав сделал вид, что призадумался, хотя в душе все было уже решено. — В комнате отдыха. В полночь. На стыке двух дней, двух месяцев и двух времен года. Ну?

— Я согласна.

— Хорошо. — Он чмокнул ее в кончик аккуратненького носика, и продолжил путь по коридорам отделения.

«Пришла пора менять жизнь, — шептал он сам себе. — Иначе тебе грозит одиночество. Что есть не хорошо». Он спустился на первый этаж, где едва успел к закрытию буфета. Приобрел ликер и коробку конфет.

К одиннадцати часам он освободился от текущих дел, и направился в комнату отдыха. Где его ожидал сюрприз. В лице мужчины пятидесяти лет. В выходном костюме и галстуке. Он сидел на диване, мял в руках шляпу, что выдавало его душевное волнение. На тумбочке стояла бутылка шампанского и плитка шоколада, банальный набор для свидания.

— Интересно, — произнес Ярослав, усаживаясь напротив, на жесткую кушетку, внимательно разглядывая мужчину. Это был его больной, которого сегодня днем уже выписали. А он почему-то не отправился домой, а спрятался тут, в больнице. И теперь сидит в комнате отдыха, предназначенного только для медицинского персонала. Петрович, так все называли его, растерялся, как юнец, и даже покраснел, как девица.

— Ярослав Сергеевич, — наконец-то он вышел из оцепенения, попытался оправдаться.

— У вас тут назначено свидание? — Догадался Ярослав.

— Мне сказали, что этой комнатой очень редко пользуются, — он еще сильнее затеребил тулью шляпы. — Я у медсестры разрешение спросил.

— Инги? — Перебил его Ярослав.

— Нет, у старшей. Понимаете, меня сегодня выписали, а она…

— Можете не продолжать, все ясно.

В комнате провисла продолжительная пауза. Первым нарушил ее Петрович, вставая с дивана:

— Я, пожалуй, пойду, Ярослав Сергеевич. Извините, пожалуйста.

— Сидите, — в приказном порядке сказал Ярослав.

Мысли в голове кружились снежинками на ветру. «Кому из нас нужнее свидание? Мне? Это молодому-то? У которого большая жизнь еще впереди. Или ему? Судя по его поведению — это не просто любовная интрижка на одну ночь. Серьезно и надолго. Если, конечно, срастется. Может, последний шанс. Лебединая песня. Как мне помнится, он — вдовец. Без детей. Никто и не навещал его. Да, ситуация!»

Он заметил на тумбочке курительную трубку.

— Вы курите трубку?

— Да. — Петрович был ошеломлен резкой смене темы разговора.

— Может, покурим? Одну на двоих.

— Трубку мира? — Легкая, не смелая улыбка коснулась его бледных губ.

— Почему бы и нет. — Широко улыбаясь, подтвердил Ярослав.

Напряжение, доселе висевшее в воздухе, резко спало. Петрович легкими движениями набил трубку ароматным табаком, и стал хлопать по карманам в поисках спичек. Ярослав полез во внутренний карман за зажигалкой, и от неловкого движения выронил портмоне. Он плюхнулся на пол, раскрылся, выставляя на белый свет фотографию, которая оказалась у самых ног бывшего больного. Петрович услужливо поднял снимок. С фото на него смотрела изумительной красоты молоденькая девчонка. Такие правильные черты лица, такая гармония, пропорциональность и симметрия наблюдается только на картинах великих художников. На нее хотелось просто смотреть часами, не отрывая глаз, и ни о чем не думая, исключая лишь мысли о прекрасном. Он заметил, как дрогнула рука молодого хирурга, когда он взял протянутое фото.

— Кто это? — Невольно сорвался вопрос.

— Ей было 17, когда она погибла. — Хрипло ответил Ярослав. — Под ножом пьяного хирурга.

«Вот оно что! — Подумал Петрович. — Его первая любовь. А если фото все эти годы с ним всегда — значит, не забыл до сих пор. Значит, не прошла любовь. И потому, он до сих пор холостой. А сегодня? Сегодня решился на свидание с Ингой, раз он сам называл ее. А тут, здрасти, я нарисовался. Со своими старческими чувствами. Вон, с какой невыносимой болью он смотрит на фото»

Ярослав убрал фото, и глянул на него:

— Что же вы не прикуриваете?

— Настроения нет.

Они поняли друг друга без объяснительных слов.

— Решим так, — предложил Ярослав. — Кто из наших женщин первой придет, тот и победитель.

— Я, пожалуй, пойду.

— Нет, сидите. Сейчас перед вами не врач, а просто мужик, и права у нас одинаковые. — Говорил он твердым голосом, который не допускал никаких возражений.

Ждали они в полном молчании, но совсем не долго. Вскоре раздался требовательный стук в дверь. Потенциальные романтики этого вечера посмотрели друг на друга, словно пытаясь угадать, чье счастье стучится в двери.

— Войдите, — сказал Ярослав.

В комнату вошел практикант:

— Ярослав Сергеевич, больной поступил. Ножевое ранение в область печени.

— Иду. Готовьте операционную. — И обернувшись к Петровичу, сказал без всяких эмоций в голосе. — Вам повезло.

Не прощаясь, он вышел в коридор.

Петрович остался один, и долго смотрел на набитую табаком так и не прикуренную трубку. «Нет, — тряхнул он головой. — Нет. Если нет счастья для тебя, сынок, то и мне не к чему».

Он решительно встал, и покинул комнату.