Отворив дверь, Трэш оказался в узком длинном коридоре, который освещало пляшущее пламя редких факелов. Осторожно двигаясь вперед, готовый в любой момент отразить следующую атаку, он преодолевал шаг за шагом, пока не оказался возле винтовой лестницы. Железные ступени уходили вниз витиеватой спиралью, словно змея. Тьма, поднимающаяся снизу, несла в себе некий мрачный сгусток безысходности. Трэш стал осторожно спускаться вниз, медленно, словно ступал по хрустальным ступеням. Каждый шаг был сделан с такой осторожностью, дабы не издать случайного шума.
Спуск занял у него больше времени, нежели предыдущее сражение в зале. Однако Трэш мог с уверенностью сказать, что теперь его появление будет внезапным, во всяком случае, первые две секунды. Спустившись на небольшую площадку, он оказался в маленькой комнате с открытой каменной дверью. За дверью был небольшой коридор, ведущий в мрачный зал. Неслышно пробравшись в зал, Трэш спрятался за полуразрушенной колонной и осторожно осмотрелся.
На полу, по всему периметру зала, были начертаны магические символы, кровавыми потеками перенося слова призыва демонов из старинных фолиантов в эту реальность. В самом углу зала, возле черного алтаря, стояло шесть фигур в балахонах, мирно кивавших и монотонно поющих на неведомом языке. На алтаре Трэш заметил то, что привело его в бешенство, глаза налились кровью, а рука с такой силой сжала эфес меча, что костяшки пальцев под перчаткой побелели. На алтаре лежал маленький ребенок, с перерезанным горлом, его непорочная кровь багровыми потеками стекала с черного алтаря ужасными струями, словно черные пальцы демона, обвивая камень. Остекленевшие глаза осмысленным укором смотрели вверх, словно осуждая извергов за содеянное ими.
Напротив алтаря находилась дверь. Пока Трэш осматривал зал, она отворилась и к алтарю прошествовал человек в черном. Рост его был почти два метра, худощавый и сутулый, он сильно выделялся среди своих помощников-иезуитов. Подойдя к алтарю, он воздел руки над мертвым телом младенца и громко произнес несколько слов. Кровь, стекавшая по алтарю, стала вдруг собираться в лужицы, после чего поднялась в воздух и сотворила точную копию начерченных на полу символов. Теперь символы были, словно близнецы, одни на полу, другие над ними же, но вися в воздухе.
Ярость, заполнившая глаза Трэшу, не дала ему рассмотреть все более детально, так как он, выйдя из своего укрытия, поднял меч над головой:
— Эй ты, тварь пугливая! У тебя хватит мужества сразиться с врагом, равным тебе по возрасту, или ты только младенцев можешь ритуальным ножиком тыкать?!
Фигура резко развернулась, из-под капюшона на Трэша уставилось два горящий огнем глаза. Выдохнув, чернокнижник тихо прошипел, однако воин услышал каждое его слово, словно оно раскаленными иглами впивалось в мозг.
— Ты даже не представляешь, насколько ты млад по сравнению со мною, червь!
— Да? Тогда сдохни уже, ибо я со стариками не дерусь! — язвительно выплюнул Трэш.
— Да как ты смеешь?! — возмутился чернокнижник, потом он крикнул на поющих прислужников — Чего стоите, олухи?! Убейте этого жалкого смрада! — после этих слов он вернулся к прерванному так некстати ритуалу.
Пение разом прекратилось и шестеро иезуитов молниеносно бросились к Трэшу. Двигались они проворнее и профессиональнее предыдущих монахов, что усложнило ситуацию. Трэш отбил атаки двоих, однако третий с силой ударил его в левое плечо. Почувствовав жгучую боль, Трэш мельком увидел торчащий из плеча тонкий жертвенный клинок. Сцепив зубы, он зарычал от ярости и резко совершил круговое движение мечом. Двое нападавших замешкались, что послужило их преждевременной кончине — у одного была перерублена грудная клетка, у второго голова. Кровь фонтаном ударила из обрубка шеи и тела, дергаясь, рухнули на каменный пол. Остальные четверо отошли от Трэша и стали медленно приближаться, стараясь рассеять его внимание и уничтожить замешкающегося противника. Трэш внимательно следил за всеми врагами, пульсирующая боль только придавала ему силы. Не зря он в свое время посещая все уроки берсеркера ЭрТога, ох как не зря! Пока монахи вытанцовывали вокруг него в выжидании, Трэш сделал быстрое движение и бросил в ближайшего противника клинок. Из-за поврежденного плеча бросок получился смазанным и лезвие лишь чиркнуло по лицу иезуиту. Заорав от боли, тот отшатнулся, что позволило воину сделать шаг и снизу рубануть мечом. Удар был такой силы, что разрубил противника между ног вплоть до грудины. Две бесполезные половинки тела тут же рухнули на пол. Оставшиеся монахи издали шипение и совершили три быстрые атаки.
От одной Трэш отбился, обезглавив противника, заодно искупавшись в струях его крови, а вот вторые две оставили глубокие раны на левом предплечье. Сжав зубы до боли, он, выписывая мечом мощные восьмерочные пируэты, двинулся на оставшихся. Отпрыгивая, противники предприняли попытку дальней атаки, бросив в воина клинки, однако он умудрился отбить их мечом, после чего размахнулся и зашвырнул меч в монаха. Вращаясь, двуручное оружие соприкоснулось с телом иезуита, отрубив последнему ноги выше колен. Вопль, напополам с шипением, вырвался из горла поверженного и он покатился по полу в агонии. На мгновение показавшиеся белые обрубки костей обагрились кровью, собирая на полу кровавую лужу.
Собрав в себе все силы, Трэш прыгнул на оставшегося противника и вцепившись в горло рукой, резко дернул. Раздался треск рвущейся кожи и в руках воина остался кадык противника. Захрипев, прислужник повалился наземь, кровь размеренными толчками стала выплескиваться из образовавшегося в шее отверстия. Удостоверившись, что все нападавшие мертвы, Трэш только теперь резким движением вытащил жертвенный клинок из плеча и отшвырнул его в сторону.